Приветствую, читатель. Для начала, наверно, нужно представиться – меня зовут Иван, я проживаю в городе Краснодар. Но это неправда, потому что здесь и далее все имена, названия и наименования изменены по причинам конфиденциальности. Я никогда не писал длинных текстов, поэтому сразу прошу извинить меня за возможные ляпы в плане построения и художественного стиля, так как я не писатель.
Теперь, пожалуй, нужно немного рассказать о себе. На момент написания этих строк мне 39 лет, я холост, по образованию я психолог. Практиковал частное психологическое консультирование, достаточно успешно. Сейчас работаю в крупном образовательном учреждении города. Ну и главное. Этот текст – реальный случай из моей практики, отсюда и конфиденциальность. Пишу я его по просьбе клиента. Давайте я расскажу немного о нём.
Андрей пришел ко мне не сам, а по направлению от врача-психотерапевта, к которому, в свою очередь, его отправил терапевт. На момент нашей первой встречи ему был 31 год, он не был женат и не имел детей. Среднего телосложения, внешне спокойный, флегматичный. Таким было моё самое первое впечатление о нём, при самом первом взгляде, так что пусть оно будет таковым и у вас.
Далее я буду описывать каждую из наших пяти встреч. Буду пытаться вспоминать каждую деталь, хоть это и нелегко. Но Андрей просто требовал, что бы я однажды, в подходящий момент, рассказал обществу его историю. И я расскажу.
Пять встреч. Я хорошо их запомнил. Ведь пятая встреча с Андреем стала для меня как консультанта последней как – после неё частной практикой я больше не занимался.
***
Часть первая.
”Я лёжа смотрю на небо и слышу их…»
Обстановка в моём кабинете всегда была выполнена в западном стиле – такой классический кабинет психолога из любого американского фильма. Светлые стены, шкаф с книгами, развешенные повсюду сертификаты и грамоты, а посередине – два кресла с белой обивкой, стоящие под прямым уголком к маленькому журнальному столику (никогда не любил классическую позицию «клиент напротив психолога»). В ожидании первой встречи с Андреем я стоял у окна и пил кофе, полностью вытеснив какие-либо мысли из головы. Это помогает взглянуть на клиента максимально трезво.
Ожидал ли я чего-то? Нет. За почти двадцать лет практики я давно уже перестал удивляться чему-либо в работе. К тому времени мой процесс консультирования уже часто скатывался в поиск архетипа клиента с последующим прояснением деталей. Я осознаю это только сейчас. Вероятно, это и стало моей формой эмоционального выгорания.
В дверь постучали, когда я уже сел в кресло. Приглашая нового клиента присесть, я мельком взглянул на настенные часы – человек пришел ровно за пять минут до установленного времени. Пунктуален.
- Здравствуйте. Меня зову Иван, я психолог. Расскажите, пожалуйста, немного о себе, чтобы мы могли начать работу.
Андрей кивнул, взял паузу в несколько секунд, а затем начал говорить:
- Меня зовут Андрей.
Моё первое впечатление об Андрее – зажатый, интровертированный мужчина интеллигентного вида. Он был в черных джинсах и белой деловой рубашке, начищенные до блеска черные ботинки отражали солнечные лучи, пробивающиеся через окно. Аккуратно зачесанные русые волосы средней длины, немного внешне поза с собранными в замок руками и идеальной осанкой. Голос у него был достаточно низким, ровным.
- Доктор направил меня к Вам. Сказал, что, возможно, Вы поможете с моей проблемой.
- Так, я слушаю.
- Дело в том, что я плохо сплю. Если точнее, то с вечера я быстро засыпаю, но практически каждой ночью просыпаюсь.
Он на пару секунд замолчал, а потом продолжил:
- Просыпаюсь от сна, который мне снится. И потом до утра не могу заснуть. Мне снятся деревья. Деревья, которые стонут.
***
После его слов я заметил, что под глазами Андрея залегли едва заметные тени – верный признак человека, имеющего трудности с процессом сна. В моей практике встречались случаи бессонницы и до этого. Как правило, они были связаны с навязчивыми мыслями и чувствами, не дающими клиенту спокойно заснуть. Здесь случай изначально был несколько иным, что сразу меня заинтересовало:
- Хорошо, я Вас понял. Расскажите подробнее об этом сне, пожалуйста.
Андрей снова замолчал на несколько секунд. Было заметно, как он погрузился в воспоминания на эти мгновения. Затем он продолжил:
- Ну…это короткий сон. Мне снится, что я лежу на спине в лесу. Это всегда ночь. Я смотрю на небо через кроны деревьев. И слышу их стоны.
- Стоны деревьев?
- Да. Они тихие и будто бы приглушенные. Но их много, они повсюду. Я лёжа смотрю на небо и слышу их стоны.
Продолжение первой консультации я помню смутно, да и едва ли оно будет вам интересно во всех подробностях. Андрей рассказал о том, как он пытался справиться с этими снами до этого. Рассказал о препаратах, которые он принимал по назначению врача психотерапевта – результат от их применения был незначительный. И в довершении мы прояснили запрос и решили, что наша работа будет прежде всего направлена на избавление от болезненного симптома в виде повторяющегося сновидения. Разумеется, путём выуживания из бессознательного корней, вызывающих такой образ.
Если бы я знал тогда, чем это закончится…
***
Часть вторая.
”Я так и не понял, почему мы уехали, но мне казалось, что маме было очень страшно…»
- Расскажите о Вашем детстве. Какие у Вас воспоминания о нём?
Это была вторая консультация, спустя неделю после первой. Андрей снова сидел в кресле напротив, только теперь в синей рубашке и чёрных джинсах.
Снова несколько секунд паузы перед тем, как он начал говорить:
- Воспоминания скорее хорошие, нежели плохие. Отца я не знал, он ушел из семьи, когда мне было три. Долгое время мы с мамой жили в Сыктывкаре, но когда я был в восьмом классе, мама решила, что нам нужно переехать сюда.
Андрей нахмурился, усиленно вспоминая что-то.
- Не помню, из-за чего он так решила. Я так и не понял, почему мы уехали, но мне казалось, что маме было очень страшно оставаться там. Возможно, у неё были какие-то личные проблемы.
- Хорошо. А школа? Как Вы учились, как общались со сверстниками?
Андрей слегка напряженно улыбнулся.
- Я был одиночкой. Не изгоем, а именно одиночкой. Меня не унижали, ничего такого. Но мне было трудно общаться с одноклассниками, порой практически невозможно. Помню, что в детстве к нам домой приходил доктор. Он общался со мной, давал разные задания. Позже я услышал их разговор с мамой, где велась речь про аутизм.
- Полагаете, у Вас в детстве были аутистические черты личности?
- Да, наверно. Но мне точно было трудно в обществе, я не всегда понимал какие-то обычные для людей вещи. Но учился я хорошо, проблем не создавал, поэтому никто особо не переживал по этому поводу.
При дальнейшем разговоре выяснилось, что мама Андрея умерла от сердечного приступа четыре года назад, в связи с чем у него был болезненный и тяжелый период переживания горя в течении полугода. Тогда-то он впервые и пришел к психотерапевту. Сон про деревья обострился примерно в тот же период, однако Андрей уточнил, что этот образ периодически возникал у него и раньше, только гораздо реже.
- Мне бы хотелось, чтобы Вы больше рассказали про свои отношения с мамой. Но если Вам тяжело говорить об этом, то…
- Нет, всё в порядке. Я готов поговорить об этом.
Андрей немного расслабился в тот момент – это было видно по тому, как он чуть свободнее откинулся на спинку кресла.
- Мама заботилась обо мне. Возможно, даже чересчур сильно. Постоянно оберегала от опасностей, реальных и мнимых. Вроде как это называется гиперопекой, верно?
Я улыбнулся и кивнул.
- Ну вот. Она постоянно звонила учителям, узнавала, как у меня дела. Но не с целью уличить меня в чем-то, а с целью узнать, справляюсь ли я с программой, не обижают ли меня одноклассники.
- Вам это не нравилось?
- Не знаю. Как я уже сказал, в детстве у меня было странное восприятие реальности. Наверно, такое поведение мамы казалось для меня нормой.
Мы еще немного поговорили про детство Андрея. Как выяснилось, у него действительно было что-то вроде аутистических черт, которые в сочетании с гиперопекой возымели эффект социальной беспомощности – Андрей часто терялся в ситуациях взаимодействия, ощущал себя неуютно и дискомфортно.
А еще, на тот момент мне показалось странным, что человек, который был столь сильно связан с матерью, не смог вспомнить причину такого значительного для ребёнка события, как переезд в другой город. Возможно, если бы я копнул эту тему глубже, всё сложилось бы иначе…
***
Часть третья.
”Я поднимаю руку на уровень глаз, и вижу, что я держу …»
При третьей встрече я заметил определенные изменения в Андрее, в его поведении и речи. Он стал разговаривать чуть более нервно, общее внешнее спокойствие стало не столь постоянным, в интонациях стали проскакивать эмоциональные нотки с повышением голоса. Тогда я списал это на естественный терапевтический процесс и не придал этому особого значения.
- Итак, Андрей. Вы сказали, что в Вашем сне что-то изменилось за последнюю неделю. Расскажите мне об этом.
Андрей секунду поморщился – еще одна деталь, которой раньше не было. А потом начал говорить:
- Сначала всё было как обычно – я лежал на земле, смотря на кроны деревьев. Стоны также были. А потом я понял, что в одной руке я что-то ощущаю, держу что-то. Я поднимаю руку на уровень глаз, и вижу, что я держу гриб.
- Гриб?
- Да, гриб.
Возникла секундная пауза. Почему-то тогда для меня это показалось неожиданным.
- Вы знаете, что это за гриб? Вам приходилось держать его в реальной жизни?
Андрей наклонился вперёд в кресле и спрятал лицо в ладони, отчего его голос зазвучал ниже обычного.
- Я не знаю.. Я что-то помню. Со школы. Какой-то урок, наверно, биология. Учительница рассказывала нам о грибах, в том числе и об этом. Вроде как она говорила, что он какой-то опасный…ядовитый.
От мучительных попыток вспомнить детали воспоминания Андрей слегка застонал.
- Я не помню, доводилось ли мне держать его в руках. Но учительница говорила, что в этих грибах есть какое-то вещество, которое, если его употребить в пищу, вызывает временный паралич тела. Вроде бы.
- Хорошо. Вы помните, как отреагировали в детстве на эту информацию? Может, Вас это шокировало, и поэтому сейчас оно всплывает из бессознательного…
Андрей покачал головой, убрав руки от лица.
- Нет, не думаю. Я мало на что реагировал в детстве. Но это воспоминание, оно такое, очень…затуманенное. И я не понимаю, почему.
Остальная часть консультации малоинтересна в рамках этой истории. Андрей поговорил об актуальных событиях в жизни, о работе, об ощущении одиночества в социуме. Хоть его аутистические черты с возрастом и сгладились, позволив Андрею достаточно успешно социализироваться, некоторая внешняя и внутренняя отрешенность от людей в нём оставалась. Разумеется, это отталкивало большинство социальных контактов от него.
И снова я виню себя в том, что не воспринял рассказ про грибы серьёзнее. Да, я не мог знать. И всё же.
***
Часть четвертая.
”Я понял, чей это голос…»
Когда Андрей пришел на четвертую консультацию, я его не узнал.
От былого спокойствия не осталось и следа. Сильный тремор рук, бегающий тревожный взгляд. Черная рубашка не заправлена в брюки, волосы не расчёсаны. Голос прыгает с низов до верхов и обратно, громкость и интонации неровные. Передо мной был совсем другой человек. Не переборовший черты аутизма интроверт-флегматик, а невротик в острейшем обострении.
Разумеется, я испугался. Разумеется, я начал искать корни.
- Андрей, дышите ровнее, спокойнее. Ничего страшного сейчас не происходит. Расскажите, что Вас так тревожит?
Он сидел, склонившись в кресле, и смотрел в пол. Где-то с минуту после моего вопроса он глубоко, но прерывисто дышал. Потом еще минуту просто молчал. Затем начала говорить. Чуть спокойнее, но всё еще из совсем другой личности, нежели на предыдущих встречах.
- Сон стал страшнее. Сильно страшнее.
- Расскажите. Вы знаете, что Вам станет легче.
Андрей сделал еще пару глубоких вдохов, после чего продолжил:
- По сути, изменилось немногое… Я всё также лежу и смотрю на небо. Всё те же стоны, только громче… Сильно громче. Но теперь еще есть голос, который всё перекрывает…
В тот момент у меня ёкнуло сердце. Думаю, не нужно быть психологом, чтобы понять, что слышание голосов, которые еще и так сильно кидают человека в невроз, не есть хорошо. Возможно, если бы в тот момент я остановился и переправил бы Андрея к другому специалисту, всё бы сложилось иначе. Но я продолжил.
- Вы знаете, чей это голос? Что он говорит?
- Одна и та же фраза… «Не вспоминай». Громко, перекрывая стоны.
Андрей обхватил голову руками, будто бы стремясь слиться в одну точку. Но всё же продолжил говорить:
- Чей голос, я не знаю. Он какой-то…безликий, что ли. Обезличенный. Ни мужской, ни женский. Просто голос.
Я в тот момент не нашелся, что сказать на это. Но Андрей сам сменил вектор беседы:
- А еще, я кое-что вспомнил. Про школу. Не знаю, важно ли это… Но у меня есть странный провал в памяти. Я не вспоминал про него уже давно, но вот на это неделе вспомнил…
Хорошо помню, что в тот момент я окончательно понял, что потерял контроль. И твердо решил, что после этого разговора свяжусь со знакомым психиатром. Как минимум, для консультации.
Но нужно было продолжать разговор здесь и сейчас:
- Хорошо, Андрей. Расскажите мне об этом.
Андрей скрутился в кресле еще сильнее.
- Это был восьмой класс… Мы…мы должны были идти в поход. В лес. И я хорошо помню, как собирался туда… Мама мне помогала… Помню, как мы все пришли в лес, поставили палатки, развели костёр… А потом… Ужасный провал… Нереально вспомнить…
На Андрея в тот момент было страшно смотреть. Его фигура в кресле приобрела уже совсем неестественную позу.
- А после этого провала… Следующее, что помню… Мы с мамой собираем вещи, чтобы переезжать… Мне там очень плохо, я помню. Меня тошнило, рвало. А мама мне всё говорит…говорит и говорит эту фразу…
Внезапно он перестал вжиматься в самого себя, опустил ноги на пол и посмотрел на меня глазами, которые я никогда не забуду. Это были глаза человека, заглянувшего в собственную бездну.
- Я понял, чей это голос. Это голос мамы.
***
Часть пятая.
«В том лесу произошло нечто страшное…»
Я звонил знакомому психиатру в тот же день, после четвертой консультации. Звонил сразу после неё, звонил позже, звонил вечером. Он не брал трубку. Потом, несколько успокоившись и придя в себя, я решил, что до следующей недели я точно смогу дозвониться. И что в любом случае наше взаимодействие с Андреем закончено.
В моей голове не было сложенной мозаики о том, что же всё-таки произошло в детстве Андрея. Равно как и вы сейчас этого не понимаете. Но, поверьте – я предпочел бы не знать. Меня это знание изменило. Изменило в видении всего, что с нами происходит.
Но это был еще не конец.
На следующий день после той консультации я задержался в кабинете дольше обычного. За окном начиналась гроза, на часах было без десяти восемь вечера. Я занимался кое-какими документами, уже значительно вернув себе самообладание после вчерашнего. Я интерпретировал результаты какой-то методики, когда в мою дверь постучали.
Никого не ожидая, я всё же растерянно сказал «войдите». В дверь вошел Андрей.
Впрочем, «вошел» - не совсем верное слово. Его трясло так, что казалось, будто бы его ноги и руки существуют отдельно от тела. Взгляд был абсолютно потерянным, с оттенком животного ужаса. Дойдя таким образом до кресла, он не стал садиться, а просто положил трясущиеся руки на его спинку.
Нужно ли уточнять, что я потерял дал речи от такого внезапного визита?
Но гость начал говорить сам:
- Я всё вспомнил… Ну, почти всё. В том лесу произошло нечто страшное… Чудовищное… И я это сделал…
- Андрей, я…
- Не перебивайте… Я скажу и уйду…
Едва успев привстать, я снова сел обратно. Андрей продолжил:
- Когда мы были в лесу, ребята пошли собирать ягоды… Они хотели насобирать их с собой… Я не пошел с ними, остался в лагере…На костре готовилась похлебка, нужно было следить… И недалеко от своей палатки я увидел гриб…
Внезапно Андрея вырвало, прямо на кресло перед ним. Я даже не шелохнулся. На тот момент это казало единственным верным решением.
- Я подошел и сорвал его… У меня было ощущение, что я его где-то видел… Но я не помнил… Не помнил, что это за гриб… Теперь вспомнил…
В этот момент я начал возвращать ощущение самоконтроля. Аккуратно привстав, я решил попытаться повернуть этот монолог в диалог.
- Это был тот гриб с урока биологии, верно?
- Да, он… И я… Я подумал, что будет здорово покрошить его в похлебку… Но я не знал…
Андрей начал плакать. Он плакал, отчего его тело еще сильнее тряслось. Я понимал, что нужно что-то делать.
- Андрей, но ведь Вы говорили, что тот гриб мог парализовать на время. Его действие не смертельно и…
В кабинете погас свет. Гроза усилилась, что повело за собой перебой электроэнергии. Помещение погрузилось в мрак, я с трудом различал тёмный силуэт Андрея рядом с клиентским креслом. Он продолжал плакать.
- Андрей, одну секунду, я зажгу свечку, чтобы хоть немного видеть друг друга. А Вы пока подумайте, с чем связано, что…
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Душераздирающий крик Андрея заставил меня резко отскочить в сторону и удариться в ближайшую стену.
- ТОЛЬКО НЕ ОГОНЬ!!! ОНИ СГОРЕЛИ!!! СГОРЕЛИ!!!! СГОРЕЛИ!!!
Андрей выбежал из кабинета, с грохотом распахнув дверь в коридор.
***
Часть шестая.
Деревья, которые стонут.
Нужно ли говорить, что я сразу же позвонил в скорую психиатрическую помощь?
Я знал адрес Андрея и направил их туда, сославшись на признаки острого психоза и опасности для себя и окружающих. Потом где-то в течении получаса я просто сидел в темноте своего кабинета, напряженно ожидая звонка от дежурного психиатра с новостями. Но где-то через сорок минут мне пришло оповещение о новом сообщении в социальной сети. Это был Андрей. Я успел только прочитать первую строчку – «не вините меня» - когда экран телефона обозначил долгожданный вызов от врача скорой. Тот сообщил мне, что по указанному адресу никого нет, квартира пуста. После окончания вызова я прочитал сообщение Андрея. В нём он очень сбивчиво, но всё же понятно рассказал всю историю целиком. И попросил поделиться ею со всеми.
Но перед тем, как я кратко перескажу, что же всё-таки случилось в том злополучном лесу, я хочу задать вам вопрос. Верите ли вы в случайности? Или вы думаете, что всё происходит не просто так? Может ли череда случайностей привести к ужасным последствиям? Подумайте об этом. И если вы все-таки хотите узнать всю правду, чтобы потом, как я, периодически просыпаться от жутких кошмаров, то читайте дальше. И спасибо за прочтение.
Андрей пошел в поход в лес со своим классом. Так как он был ребенком со специфичным складом личности аутистического спектра, его старались не включать в групповую деятельность. Потому, когда все пошли собирать ягоды, его оставили сторожить лагерь. Затем Андрей увидел неподалеку от палатки гриб. Он помнил, что про него что-то говорили, но не помнил, что именно. Потому решил отрезать от него немного и закинуть в похлебку, для вкуса. Когда все вернулись, он им об этом не сказал. Ужин из похлебки парализовал весь класс. Андрей вспомнил, что это за гриб. Он помнил, что этот паралич только на время. Он тоже ел похлебку, но отдельно от всех, потому что привык быть один. Его, как и всех, парализовало, но перед этим он взял остатки гриба в руку, чтобы, когда все придут в себя, честно сказать, что это он виноват.
Весь класс лежит парализованным недалеко от костра. Андрей лежит дальше. Через некоторое время огонь из костра начинает распространяться по поляне. Дети горят, но не могут шевелиться и кричать. Андрей лежит дальше, смотрит на небо и кроны деревьев. И слышит стоны.
Андрей приходит в себя. Огонь чудом не распространяется дальше, он остаётся жив. В ужасе бежит домой и рассказывает маме. Созависимая мама сходит с ума от горя и принимает решение уехать в другой конец страны. Психика Андрея даёт сбой, его рвёт, он в панике. Мама как мантру повторяет ему одну и ту же фразу – «не вспоминай, не вспоминай, не вспоминай…».
Через несколько лет сердце мамы не выдерживает, она умирает. Специфичная психика Андрея умудряется вытеснить весь этот ужас в бессознательное. Голос мамы как последний голос психологической защиты. Бессознательное даёт сбой только в виде бессонницы и сна про деревья, которые стонут.