========== Глава 32. Вжик-вжик ==========
Подняв факел, он шагнул в глубину камеры.
«Как все».
Амад всё время помнил об этом. «Как все», — сказал тогда Сарисс и посмеялся: «Нет, я не бессмертен».
И всё же…
Все эти дни Амаду передавалась боль и муки Сарисса. Он вскакивал по ночам, днём его била муторная тяжкая дрожь, одолевала тоска, непонимание происходящего. Вместе с Сариссом в заключение попала часть его души. Но в последние сутки происходило что-то другое. Ощущения стали глуше. Словно в попытках уйти от боли Сарисс зашёл слишком далеко и теперь соскальзывал в смерть, как в покой. Амад чувствовал это и мысленно кричал ему: «Держись, я иду!» Но Сарисс слишком устал.
И всё же…
Три дня. Он должен быть ещё жив.
***
Он был распят на стене.
Куда девалась белая щегольская галлабия, куда делся золотой волшебный пояс?
Прикованы руки и ноги.
Тощее измученное тело в чёрных потёках и пятнах, нагое и беззащитное. Свежие белёсые шрамы — он ещё пытался восстанавливаться. Рядом, поверх — свежие открытые раны и язвы от ожогов, копоть, запёкшаяся кровь и сукровица — у него уже не хватало сил заживить их.
Амад сделал шаг ближе.
Он запретил себе чувствовать.
Он только проверит. Сейчас протянет руку… Вот так.
Приложить ладонь к запавшей груди. Не смотреть на страшный шрам! Не смотреть на корку ожога! Просто положить ладонь и…
…не услышать ничего.
Тишина.
Ни удара. Ни вздоха.
Не поверить. Этому нельзя верить.
Надо подуть на распухшие, бывшие раньше прекрасными губы и позвать:
— Сарисс… Я здесь. Я пришёл. Вернись.
Снова припасть к груди — ухом. Ждать.
Ждать долго.
И наконец услышать — удар.
Как медленно бьётся сердце Сарисса!
Едва заметно дрогнул живот: вдох.
— Сарисс! Я тут, рядом. Возвращайся!
***
Амад поднял бурдючок с водой (пронёс, конечно, одной любви мало, нужна вода, еда, чтобы восстановить силы, он помнил слова любимого: «Как все»), полил на лицо, на губы Сарисса. Тот уже очевидно шевельнулся, приоткрыл глаз — второй затёк лиловым и чёрным так, что открыть невозможно.
— Пей, воды много, пей. Я ещё еды принёс.
Сарисс прохрипел что-то — непонятно. Амад продолжил успокаивающе ворковать о простом, обыденном:
— Сейчас, сейчас. Всё сделаем. Вот. Попил? Кушать будешь? Почему нет? Финичек вот. Один. Один скушаешь? Попробуй.
Он осторожно обтёр губы, порванные в уголках.
Сарисс смотрел на него даже не с удивлением, а так, как недавно смотрел сам Амад на Казима: это я с ума сошёл или что? Или что?!
— Это я. Амад. Я. Кушай. Ты же умеешь силы восстанавливать, да? Ты же волшебник?
Сарисс покосился на тяжеленные оковы, которые удержали бы и великана.
— Ты думаешь, Амад глупый, да? Кушай финик. Один. Ещё воды?
Он кормит прикованного Сарисса, тот машинально жуёт, морщится, глотает. Следит за действиями Амада. На лице что-то вроде недовольства. Ещё хрипло, осекающимся голосом он спрашивает:
— Ты чего?
— Я? Как «чего»? Вот, пришёл. К тебе.
Сарисс хмурится:
— Зачем?
— А ты хочешь тут помереть? В этом своём городе мечты? Имей в виду, казнить они тебя собираются через огонь. Так что ты уж захоти жить, пожалуйста. Нам выбираться надо. — Амад хорохорится, он совсем не уверен в возможности выбраться наружу, но уж как-нибудь вдвоём-то… Сарисс подсобит. Приманит там, или что… Раз жив — значит, всё сможет. Вера в Сарисса нерушима.
Сарисс шевелит пальцами:
— Не чувствую. Холод.
— А, это… — это мы сейчас… Что ж я зря…
Что ж я зря продавал попону Белой Горы? Кожаную шапку, которую, оказывается, носят капитаны, нож с костяной рукоятью от лучшего резчика пустыни? Что ж я, совсем дурак? Нет. Не дурак.
Вчера, под вечер, Казим отвёл его за город, к знакомому кузнецу. Выход из города и впрямь стоил денег, а вот вход — на; тебе, пожалуйста — бесплатный! У кузнеца Амад купил кое-что необходимое и получил подробные инструкции, как использовать купленное.
В городе колдовать ни-ни, а мастерство иногда сродни колдовству. Вот и эти четыре тоненькие пилочки — если и не вполне волшебные, то уж заговорённые — точно.
— Намного их не хватит. Ежели человеку, к примеру, надобно распилить кандалы — то одной пилки на два распила хватит. То есть, коли кандалы ручные, двойные, то бери две штуки — не ошибёшься. По одной на каждую железяку.
— Чего сразу «кандалы»?
— Да я к примеру говорю. Бывают и клёпаные оковы. И колодки. А вдругорядь запоры, засовы да скобы, дуги от замков, решетва всякая… К примеру. Мало ли что распилить нужно.
— Ладно, давай две. Нет, четыре, на всякий случай.
Случай оказался.
Сарисса приковали с полным уважением, звездой — за руки и за ноги распяли на стене. За руки и за ноги — да не шкуркой! Жив дружок! Вон и глаз заплывший уже раскрыл — любопытно ему: чего делать будут?
Правильно не пожалел Амад четыре золотых. Конечно, Сарисс что-нибудь волшебное придумал бы. Со временем. Но именно времени у них было мало.
Поэтому достал Амад первую пилочку, провёл по железу — вот тебе и царапинка, да не царапинка — канавка.
«Как зубья уйдут в распил, так доставать уже не моги, пили до конца. Попользуешь — выкидывай. Править их никак невозможно. В море выкидывай. Приметные они».
Вошло тоненькое гибкое полотно звёздным лучиком в крепкое железо, и порадовался Амад, что Саулло, отнявший у него последний золотой, отошёл подальше — прятать — и не слышит тихого «вжик- вжик».
< предыдущая < часть > следующая >
http://www.proza.ru/2019/12/31/587 http://www.proza.ru/2019/12/31/604
оглавление
http://proza.ru/2020/07/13/495