Клон-3, или В лабиринтах любви. Часть 34. Главы 20

От автора: Теперь я стану чаще выкладывать написанные главы. Пишу почему-то медленнее, поэтому не буду теперь ждать, когда наберется 300 страниц написанного  текста, это слишком долгое ожидание. А когда 34 часть будет дописана полностью, тогда я солью все главы в одну часть.

Фанфик «Клон»-3, или В лабиринтах любви. Часть 34. Главы 20-27.


20. Часть 34. Глава 20. Тревожная новость. Доктор Альбьери и Эдна.

 

Поговорив с Самирой, Амин  был сильно расстроен новостью о беременности сестры. Не только расстроен, но и растерян. Как так? Она тоже ждет ребенка? Или даже двух? О чем Самира думает? Зачем рожать от бразильца, разве их брак не простая формальность? А сестра, оказывается, и в постель к себе впустила Лео Ферраса!
Каждое ее слово из их короткого разговора врезалось ему в память.  Что она ответила? Истерично потребовала оставить ее в покое, потому что она тоже ждет ребенка! Как и его жены – как Эмми и Халиса! И что она не намерена разводиться с мужем. И пусть все оставят ее в покое и дадут спокойно доносить беременность. Аллах! Халиса много работает по дому, но она опасается выходить без него из дома, а Самира в таком деликатном состоянии отправилась путешествовать!
Глупая. Или сестра узнала о беременности уже там, в бразильской пустыне? Тогда понятно, но почему не вернуться домой? К матери? К тете Жади? В дом свекра или к матери этого Лео, наконец? И почему она скрывает ото всех, что беременна? Если бы не его звонок, сколько ещё недель Самира молчала бы о том, что скоро станет матерью?
Амин стоял у окна их с Халисой комнаты, куда ушел после разговора с ней на кухне, чтобы без помех и свидетелей поговорить с сестрой. Не хотелось бы, чтобы во время звонка Самире в кухню вошла Эмми и вмешалась, ВЛЕЗЛА  в телефонную беседу. Вторая жена не отличалась деликатностью и вела себя капризно, считая, что она фаворитка и потому Амин отнесется к ней снисходительно. Так случалось постоянно. А парень каждый раз всего лишь решал не связываться с Эмми, чтобы не переживать очередную бурную ссору с упреками и ее слезами, если сделать Эмми замечание. Но он уже давно не считал Эмми фавориткой. 
Теперь молодой мужчина ровно относился к обеим женам, всё больше  уважая Халису и более объективно относясь к Эмми. Теперь, когда любимая принадлежала ему, стала его женой, у Амина спала с глаз пелена влюбленного, он смог увидеть и недостатки, которых у Эмми оказалось немало. И было, с кем сравнивать – имелся пример Халисы, которую Амин теперь находил к тому же похорошевшей. «А она красавица!» - с удивлением думал он, время от времени наблюдая за первой женой.
Но, посоветовавшись с Халисой, разговаривать с сестрой о важном для семьи деле он не захотел звонить и вести беседу при ней или при Эмми. Почему? Он опасался, что Самира встретит его слова по-хамски. Это разве не унизит его в глазах Халисы, если она поймет, КАК с ним смеет разговаривать сестра? Поэтому он оставил Халису у плиты заниматься и дальше приготовлением таджина и того, что она ещё намеревалась приготовить, а сам ушел звонить в ее комнату. И вот  результат, который его ошарашил. Сестра тоже станет матерью. И Амин не ошибся в том, каким тоном она с ним разговаривала!
Но как рассказать об этом отцу? Амин бросил взгляд на улицу – отец как раз вышел из магазина, чтобы постоять на крыльце. Он явно нервничал в ожидании ответа непокорной дочери. Амин с досадой покачал головой: отца так обнадежило неожиданное предложение из Сан-Паулу, но он будет очень разочарован! Но делать нечего – пусть узнает, что надежды напрасны, что не стоит строить планы относительно Самиры.
Сжимая сотовый, удрученный Амин  вышел из комнаты, заторопился вниз, к выходу, скорее – на улицу, в «Волшебную лампу»!  А отец уже заметил его, смотрел внимательно, стараясь по лицу сына угадать, что сейчас услышит.
- Пойдем внутрь, отец. Я всё расскажу. Но без лишних ушей.
- Достаточно говорить на арабском, чтобы нас не поняли, - с волнением предложил Мухамед, но сын мотнул головой, не соглашаясь. Да, можно поговорить и на родном языке, но опять же – не здесь, на улице, где столько посторонних глаз, наблюдающих за ними со всех сторон, изо всех углов! Ещё неизвестно, как отец воспримет отказ Самиры и горькую правду, о которой Амин ему сообщит. Потом весь Сан-Криштован будет судачить о выражениях их лиц.
Они прошли в конец торгового помещения, где у Мухамеда был отгорожен закуток, превращенный в небольшую комнату, его рабочий кабинет. Там Амин и рассказал отцу о короткой телефонной беседе с сестрой.
- Что она ответила, Амин?
- Отец, только не расстраивайся сильно, ведь мы итак знали, что Самира упрямая и не станет подчиняться твоей воле, став женой Лео Ферраса.
- Так она отказалась? – догадался отец.
- Да, но причина отказа – ее беременность. Самира станет матерью, она ждет ребенка от мужа.
- Ккк..как? – заикаясь, только и смог спросить Мухамед. – Какого ещё ребенка?! От какого мужа?! Одалиска! Что она себе позволяет! Она опозорила меня! Аллах!
- Но она замужем, поэтому неудивительно, что в браке Самира забеременела, - Амин постарался смягчить удар для отца.
- Сынок, это конец! Аллах! Внук от Леонидаса Ферраса, отца врага нашей семьи! Моя дочь родит ребенка от брата Лукаса! Что скажет Саид? А дядя Абдул? Пусть Аллах даст ей такого же ребенка, как она сама!
Амин увидел, как посерело лицо отца и он начал медленно оседать, прислонившись к стене.
- Отец! Отец! – закричал парень, не зная, чем помочь, что делать.
На его крики прибежали дона Ноэмия и Мустафа. Ноэмия была первой, кстати.
- Что случилось? Воды принести? Мустафа, где вода? – засуетилась женщина.
- Вот же бутылка минералки! – ткнул пальцем ее муж, показывая на столик, за которым владелец «Волшебной лампы» вел бухгалтерию.
Дона Ноэмия схватила бутылку и принялась брызгать на бесчувственное тело соседа, удивляясь и гадая, что могло стать причиной такого его состояния.
- Надо позвать лару Муну! – под руку гундосил Мустафа.
- Надо врача вызвать! – посоветовала Ноэмия. – Амин, не стой, вызывай доктора! Вдруг у твоего отца скакнуло давление? Наверно, объелся за обедом. Я видела, как он поглаживал живот, когда выходил из дома. Я как раз сидела в баре у доны Журы.
Но Амин не торопился звонить, зная, что отцу это не понравится. А вот Муну позвать следовало. Поэтому он сбегал за мачехой, которой пришлось бросить соус, который варился на плите, его необходимо было постоянно помешивать.
Муна прибежала с каким-то стеклянным пузырьком в руках, дала мужу понюхать ватку, которую смочила в его содержимом.  Отец тут же пришел в себя, открыл глаза, скорчив при этом такое выражение лица, что Амину стало интересно, что такое Муна дала понюхать его отцу?
- Самира беременна! – произнес Мухамед, ещё не окончательно придя в себя. Иначе он поостерегся бы говорить об этой новости вслух при ларе Ноэмии. А женщина услышала новость, и ей тут же всё стало ясно. Так вот почему синьору Мухамеду стало дурно!
- Твоя дочь ждет ребенка? – радостно воскликнула наивная Муна.- Так тебя можно поздравить – ты станешь дедушкой ещё раз!
- Аллах! – жалобно и с досадой протянул несчастный Мухамед, закрывая глаза, все ещё лёжа на полу магазина в своем «кабинете». Вокруг стояли родственники, которые сочувствовали его состоянию, но не все понимали, что означает на самом деле такая новость для Мухамеда.
– Уходите, мне уже лучше, уже лучше! – забормотал он, взмахнув рукой.
Дона Ноэмия не стала ждать, когда ее начнут упрашивать – сама собралась уходить. Забежала она к мужу в магазин на минутку – принесла судочки с обеденной едой. А теперь ей не терпелось заглянуть в бар по соседству, чтобы  сообщить подруге свежую новость. Ведь только-только вспоминали Самиру, гадали, как она там с Лео путешествует. И вот такое известие! Вот только непонятно, рад Мухамед или как? Отчего он упал в обморок? Ноэмия не видела на его лице радости. Растерянность скорее. Показалось, что синьор Мухамед расстроен, а вовсе не рад.
Ноэмии хотелось поскорее обсудить это с доной Журой. Мустафа даже не заметил, когда она исчезла из магазина.  Возле мужа осталась хлопотать Муна, Мустафа вернулся в зал к покупателям, а Амин топтался на месте, не зная, что ему теперь делать.
- Сынок, ты иди, - догадался Мухамед. – Иди, мы потом с тобой обсудим наши дела.
Голос отца был слаб, но Амин доверял ларе Муне, знал, что она сможет позаботиться о его отце. И чем Амин может помочь? Только поднять отца с пола, помочь встать на ноги. Он знал, что потом, вечером отец подробно расспросит его о каждом сказанном Самирой слове. Амину придется много раз повторить ответ непочтительной сестры, а отец каждый раз будет всё примерять и взвешивать, требуя описать интонацию, с которой сестра сказала то или это слово.
- Аллах! Разве мог я предположить в детстве, что наша семья так разрушится? Самира, мать, тетя Жади, тетя Назира..., - бормоча, шагал Амин в свой магазин, не заметив, как с балкона за ним наблюдала лара Назира, хмурясь, стараясь понять, что случилось в «Волшебной лампе». Видела, как брат с племянником вошли внутрь, как потом Муна выбежала из дома, когда за ней пришел Амин. Что-то явно произошло! Неужели кто-то из жен Амина рожает? Но тогда Муна спешила бы к дому Амина, а не к мужу в магазин. Ох, не зря невестка недавно попросила у нее номер телефона Самиры! Неужели Мухамед в таком плохом состоянии?!
Назира заметила, что дона Ноэмия, которая перед этим вышла из магазина Мухамеда, поспешила в бар. Значит, там сейчас начнут обсуждать новость. Жена Мустафы точно знает о происшествии! Она находилась все это время внутри «Волшебной лампы». Назире вдруг «захотелось» пирожков доны Журы. Страшно захотелось! Почему бы и нет? Пойдет сейчас же и купит! И Миро их очень любит!
Женщина подхватила на руки Ферюзу, чмокнула дочь в пухлую щечку, взяла кошелек из ящика комода и поспешила на улицу, в бар...
А там лара Ноэмия как раз успела устроиться на высоком стульчике у барной стойки. Жура была занята, выговаривала Базилио за плохо промытые тряпки, которыми безалаберный официант протирал столики, поэтому только кивнула подруге, вернувшейся в ее заведение второй раз за этот день. Значит, есть важные новости, если Ноэмия появилась у нее, а не отправилась в собственное кафе.
И пока хозяйка бара давала наставление нерадивому работнику, дона Ноэмия, получив у Аниньи стакан сока, тянула ярко-желтую жидкость через толстую трубочку, рассматривая через распахнутую дверь бара зеленые стрелки стрелиции королевской, которая бурно зацвела и в этом году. Вот ведь у Журиньи легкая рука – что ни посадит возле бара на крохотном клочке земли, даже не на клумбе, - всё принимается, всё растет и цветет! Вот и теперь ярко-оранжевые бутоны, похожие на головы райских птиц с кокетливыми хохолками, покачивались под напором поднявшегося вдруг ветра.
Анинья молча поставила перед ней чашечку кофе.
- Не к скорому дождю ли ветер? – думала Ноэмия, делая маленький глоточек горячего кофезиньо, наблюдая, как развеваются на двери «Волшебной лампы» разноцветные шелковые, так и прозрачные  платки, которые туристы покупали вовсе не для ношения на голове, а в качестве парео для пляжа.
- Ну, что расскажешь, подруга? – усмехаясь, спросила, подходя к ней, Жура.
- Мухамед потерял сознание, когда я разговаривала с Мустафой, принеся ему поесть. И знаешь, почему? Амин звонил Самире, она сообщила ему, что ждет ребенка!
- Как? Уже? Впрочем, у некоторых дети с одного раза получаются, – деловито рассудила дона Жура. - И что синьор Мухамед? Рад? Или как? И с какой стати Амину звонить сестре?
- Хм, вот кажется мне, что не рад он вовсе! И чему ему радоваться? Знаешь, Жура, мне Мустафа рассказал, что Мухамеду утром звонили из Сан-Паулу и предложили...
Дона Ноэмия так понизила голос, что дона Жура была вынуждена придвинуться к ней и приблизить ухо, чтобы расслышать. И правильно – незачем посетителям, среди которых имеется не один сплетник, знать тайны соседа.
Но от их предосторожности  страдал Базилио. Он-то сразу понял, что в магазине синьора Мухамеда что-то происходит! Как только увидел, как Амин выскочил из «Волшебной лампы» и понесся к двери отцовского дома, а оттуда вышел уже не один, а доной Муной... Не вышел, а выбежал!
И оба торопливо вошли в магазин, а изнывающий от любопытства Базилио, как ни желал оказаться там же, не мог покинуть бар, потому что дона Жура не сводила с него строгих глаз из-под хмурых бровей. Базилио побаивался хозяйку. Но успокаивал себя тем, что дона Ноэмия незадолго до происшествия вошла к мужу, значит, она точно знает, что там происходит! Она и расскажет обо всем доне Журе, а значит – и он узнает. Подслушает.
Так и получилось – дона Жура и дона Ноэмия обсуждали радостное событие. А Самира-то беременна! И синьору Мухамеду стало дурно от такой вести! Но и это ещё не всё! Утром кто-то зачем-то звонил синьору Мухамеду, поэтому и Амин связался с Самирой по телефону, вот она ему и рассказала, что скоро родит ребеночка... Но о чем шепчутся подруги? Как расслышать? Базилио даже тряпку выронил, стараясь как можно ближе подобраться к хозяйке, секретничавшей с приятельницей за стойкой бара. Но тщетно! И Базилио понял, что не сможет уснуть, не разгадав тайну утреннего звонка соседу.
И тут возле бара остановилась жена Миро, дона Назира. Она принесла дочку и теперь, осторожно придерживая ее, пыталась хлопать в ладоши, чтобы таким способом вызвать из бара кого-то из работников. Без мужа дона Назира все ещё не осмеливалась войти в заведение, где продавали спиртное.
Базилио решил, что сестра синьора Мухамеда может что-то знать, проговориться, если он начнет задавать ей вопросы. Парень с услужливым видом выскочил из бара и подбежал к клиентке.
-  Дона Назира, чего желаете? Вас Миро прислал?
- Да, что-то хочется пирожков с треской. И с сыром! У вас что есть сегодня?
- Есть те и другие, - радостно сообщил официант. – Я мигом принесу. Вам сколько?
Услышав пожелание клиентки, Базилио тут же собрал заказ в пакет и вынес на улицу, но когда рассчитывались, спросил:
- Дона Назира, а Самире когда рожать? Сколько у нее недель? Или месяцев? Но она же совсем недавно вышла замуж за Лео! Недель, конечно! Откуда там месяцы!
- Что? – ошеломленно переспросила Назира. – Аллах! Ты о чем, парень?
- Самира ждет ребенка! Вы не знали? – растянул в улыбке рот сплетник. – Амин звонил сестре, и она ему рассказала.  А что, не знали? Ещё не слышали? А синьор Мухамед даже в обморок упал от счастья! Спросите у доны Муны! Она прибежала в «Волшебную лампу», когда Амин позвал ее на помощь.
 У Назиры округлились глаза. Вот так новость! А почему ей никто не рассказал? Она почувствовала обиду. И Жади, и Латифа, и Карима – все промолчали! А Эмми, эта болтушка? А Хадижа?! Обиженно вздернув подбородок, дона Назира вернулась домой, прижимая к груди одной рукой пакет с ещё теплыми ароматными пирожками, а другой держа Ферюзу. 
Дома, съев несколько знаменитых крохотных пирожков доны Журы, она позвонила Эмми, чтобы узнать новость из первых уст. Но девушка была искренно удивлена. Нет, ей ничего неизвестно. Амин звонил Самире? Нет, не слышала о таком. Да, он приходил обедать, но Эмми в это время отдыхала у себя в комнате – точнее, смотрела турецкий сериал, тот самый – «Раннюю пташку», а когда она увлечена просмотром, то вообще ничего вокруг себя не замечает!
Поняв, что от Эмми ничего не добьешься, Назира решила узнать новость у самой Самиры. Когда та возвращается в Рио? Назира собралась начать разговор с этого вопроса, а не спрашивать прямо о беременности. Но девушка не отвечала, а точнее – ее телефон был вне зоны действия сети. И пока Назира отвлеклась на то, чтобы накормить Ферюзу, затем укладывала ее спать, потом готовила ужин Миро, стирала, вывешивала вещи на балкон, прошло несколько часов, после чего на нее обрушились звонки!
- Аллах, они все хотят узнать у меня, что здесь случилось! А мне откуда знать? Меня не было в магазине, когда Мухамед, как оказалось, упал в обморок! Амин звонил Самире, и она ответила, что ждет ребенка! Почему он ей позвонил? Никто ничего не рассказывает покинутой всеми Назире! Но все хотят узнать у меня, что происходит у соседей в Сан-Криштоване!
Назира подошла к окну, потом и вовсе вышла на балкон. Оперлась руками о перила, перед этим поправив тюрбан, скрученный из платков двух цветов. Задумалась. Кто может рассказать ей, что происходит в доме брата? Амин с ней не общается, его жена Эмми сама ничего не знает. Халиса сторонится ее. Муна? Но как с ней пересечься? Дона Ноэмия! Она же сама видела,  что дона Ноэмия вышла из магазина, значит, она была там, когда Мухамеду стало плохо от услышанной новости. Вот кому следует позвонить и обо всем расспросить! В бар она войти не решилась, а потом услышала новость от Базилио. Но теперь поговорит с женой Мустафы.
И лара Назира взяла сотовый и принялась искать нужный контакт.
Пока женщины сплетничали, обсуждая каждую мелочь, Базилио тоже пытался провести расследование, но безуспешно. Официант явился в магазин, якобы по заданию доны Журы, чтобы присмотреть скатерть, которую его хозяйка намерена передать в церковь новому падре, и Мустафа отвел парня к стенду, на котором красовались скатерти с вышивкой, сделанной руками мастериц из Феса.
- Аллах, взгляни, Базилио, как красивы эти скатерти!  Дона Жура будет довольна! И вовсе не дорого! – начал заманивать он покупателя Базилио.
Парень принялся придирчиво и деловито осматривать предложенное, а сам стал задавать вопросы. Поняв, для чего на самом деле появился здесь главный сплетник района, Мустафа тут же выставил его из магазина.
И всё равно сплетня разлетелась молниеносно. Кто кому звонил, о чем спрашивали друг у друга родственницы Самиры? Но только вечером Саид уже знал новость и сам связался с братом. Несчастный Мухамед едва не лил слезы, рассказывая ему, как Самира уничтожила последний свой шанс вернуться в лоно семьи.
Новостью с Саидом поделилась его жена Зулейка, ей рассказала Хадижа, и не только ей, но и матери, и тете Латифе! И пошла гулять радостная весть сначала по сотовой сети в Бразилии, потом перекинулась через океан и достигла ушей Каримы и лары Зорайдэ, которая поделилась известием с сидом Али. А уж потом от Каримы узнала лара Дуния, и тогда сид Абдул позвонил в дом приятеля и излил на него всё своё возмущение случившимся.
Одни желали Самире легкой беременности и легких родов, здорового малыша. Кто-то завидовал, как лара Назира.
- Самира тоже ждет ребенка! Вокруг меня одни беременные! Жены Амина, Самира, Латифа тоже ждет ребенка! А я? Когда мы  с Жади поедем к доктору Альбьери?
- Но, дорогая, вы же там были, доктор все тебе назначил, следует только выполнить все назначения. Ты же рассказывала мне, что сначала придется подготовиться, - напомнил ей муж.
- Да, Миро, да! Я знаю, - заламывала руки лара Назира. – Но я так мечтаю родить ещё одного малыша. Ферюза – подарок Аллаха, но я хочу родить тебе сына. Сына! Сама! Твоего сына!
- И родишь, - уверенно и спокойно произнес Миро, успокаивающе погладив жену по плечу.  – А теперь давай ужинать. Я что-то очень проголодался...
 Но и Жади с Лукасом в этот час сидели за столом у себя в особняке и обсуждали новость.
- Лео станет отцом, - почему-то удивлялся Лукас, при этом даже покачав головой. – У меня появится родной племянник. Наконец, доктор Альбьери перестанет называть моего брата клоном. Разве у клона могут быть дети? Мне кажется – нет.
Жади была в замешательстве. Не ожидала, что Самира так быстро забеременеет. И почему не звонит Латифа? Они вместе сегодня были в Торговом центре, бродили по этажам от одного отдела с вещами к другому, и вдруг новость обрушилась на них звонком Хадижи! Как они не пытались связаться с  дочерью Латифы, не удалось. Но, возможно, позже Латифа смогла дозвониться или сама Самира ей позвонила?
Ведь всё началось с того, что девушке позвонил Амин. Кстати, Латифа связалась с сыном, он рассказал ей какую-то невразумительную историю о том, что кто-то из Сан-Паулу предложил отцу выдать Самиру замуж за разведенного доктора. Отец надеется на согласие Самиры вернуться к своим корням, отказавшись от бразильца.  Жади с сестрой ничего не поняли. Разве что именно поэтому Амин и позвонил сестре, а она ответила, что ждет ребенка.
- Будете рожать почти одновременно, - сказала тогда Жади, видя, как изменилась в лице Латифа.  – Родишь Кериму сына, а твоя дочь подарит тебе внука. И ты тоже станешь бабушкой, как и я. Впрочем, Эмми и Халиса подарят тебе внуков ещё раньше.
Но Латифе было не до шуток. И ее очень испугало, что Мухамед все ещё не оставил мечту выдать Самиру замуж по своему усмотрению. Но и Жади это не понравилось!
- Это даже к лучшему, что Самира так скоро станет матерью. Думаю, это не входило в ее планы. Но теперь ее должны оставить в покое!
- Жади! – смогла только простонать сестра, держась ладонями за лицо.
- Успокойся! Давай позвоним Самире и сами обо всем у нее расспросим!
Но телефон девушки не отвечал, а потом Латифа спешно вернулась домой,  Жади тоже поехала к себе. И вот теперь они с Лукасом обсуждали новость.
- Жади, а ты звонила Иветти? Возможно, она что-то знает, ведь она подруга матери Лео, но и с Самирой у нее доверительные отношения.
- Полагаю, Лукас, что Самира хранила в секрете, что она ждет ребенка. Представь, что началось бы, если бы она рассказала матери, тогда Латифа начала бы уговаривать ее вернуться в Рио. Но девчонка превыше всего ставит свою работу, они с Лео отправились вовсе не отдыхать. Самира, конечно, считает, что беременность – не болезнь.  И если бы не звонок Амина, который вывел ее из себя, то мы не скоро узнали бы от нее, что твой отец снова скоро станет дедом в который раз.
- Но Лео... Лео станет отцом! Это как если бы мой покойный брат Диого женился, и его жена ждала бы ребенка!
Жади пару дней не звонила Иветти, но теперь сделала это. Оказалось, что все семейство Феррасов тоже ужинало. Поэтому вопрос Жади о том, что Иветти известно о беременности Самиры и когда же парочка планирует вернуться в Рио, не изменились ли их планы из-за внезапной беременности, эти вопросы повергли в шок всё семейство. Ведь дона Иветти и не думала скрывать от мужа и остальных домочадцев содержание их беседы. Ну, а новость о том, что Самира беременна, а это значит, что Лео, Лео станет отцом! – никого не оставила равнодушным.
Но Иветти ничего не знала к разочарованию Жади. Лукас же предположил, какой переполох теперь царит в доме отца после ее звонка.
- Какая мать из Самиры? Она не готова к материнству, – задавала себе вопрос Жади. – Впрочем, и о Хадиже я думала так же. Но Хадижа любит своих мальчишек. И в дочери Латифы тоже проснется материнский инстинкт!
В доме Леонидаса Ферраса, и правда, воцарился хаос. Иветти радовалась, что в семье прибавится ещё один малыш. Сын Лео, внук Леонидаса!
Она восторгалась:
- Львеночек, теперь ты можешь быть спокоен: твои дети подарили тебе внуков. Но у тебя есть и правнуки – те, кого родила Мэл. Шандиньо, две его младшие сестры... Потом подрастут и мои близнецы, и тоже сделают тебя дедом. Ах, я тоже вдруг захотела ещё малышей...
Но Леонидас ее не услышал, он, как и Лукас, думал, что ребенок Лео – все равно, что малыш, который мог бы родиться у Диого. Лео – клон он или нет, но просто копия Диого! И вот скоро он станет отцом...
О том, что Далва полнилась радостью, и говорить было нечего! Она сложила вместе ладони и прижала  себе.
- Лео, мой мальчик! Ты вырос и сам уже станешь родителем! А знает ли новость дона Деуза? – задумалась Далва. Впрочем, ей хотелось обсудить с кем-то ещё эту потрясающую весть! И разве это стало известно не сегодня? Дона Иветти что-то сказала о том, что Самиру никак не оставят в покое родственники со стороны отца, которые снова решили найти ей мужа в Сан-Паулу, разведя с Лео. А она предъявила веский аргумент, чтобы они оставили ее в покое – рассказала, что ждет ребенка.
Дона Деуза тоже ничего не знала. Ей ещё никто не звонил. Поблагодарив Далву, она крепко обиделась на всех. Почему даже родной сын не счел нужным рассказать о тайне, которая скоро итак стала бы всем известна? Дуясь, Деуза перебирала платья в шкафу, листая вешалки, перед тем как пойти с Эдвалду на танцы в новый танцпол, недавно открывшийся  в их районе. На глазах уязвленной женщины закипали слезы, готовые вот-вот излиться. И вдруг зазвонил сотовый.
- Иветти?... Ах, об этом... Знаю, Далва позвонила... Нет, ОНИ ничего мне не говорили, Лео вообще мне не звонит! Если бы ни Далва и ты, я до родов ни о чем не узнала бы!.. Хорошо, созвонимся. Пойду маме расскажу и тете Лоле!
Деуза, вытерев слезы, но скривив некрасиво рот, вышла из своей спальни и поднялась по лестнице в мансарду, где находилась комната Лео,  сегодня дона  Мосинья и тетя Лола делали там уборку.
Когда она появилась перед ними, мать и ее сестра увидели перекосившийся рот Деузы, после чего та распахнула руки, кинулась к матери, обняла ее и разрыдалась, женщины перепугались.
- Что случилось, Деуза? Что-то с Эдвалду? Говорила ему – нельзя в его возрасте так прыгать  на танцах! – сетовала тетя Лола.
- Дочка, говори же! – торопила с объяснением дона Мосинья, не пытаясь высвободиться из горестных объятий Деузы и поглаживая ее по спине.
Наконец, Деуза разомкнула руки и принялась размазывать слезы по лицу, рассказывая:
- Мама! Тетя Лола! Эдвалду ни при чем. Самира беременна! Мне позвонила дона Далва и сообщила об этом! Не Лео, не Самира, а дона Далва, а потом и Иветти! Они сами сегодня об этом узнали. Почему мой сын не считается со мной? Я узнаю важную новость от других людей!
Сестры Мосинья и Лола потрясенно молчали, лишь переглядываясь друг с другом.
- А знает ли об этом доктор Альбьери? – задумчиво спросила тетя Лола, отмерев после такой неожиданности.

...Альбьери уже знал. Дона Далва сообразила, что такой новостью нельзя с ним не поделиться! И позвонила. И рассказала обо всем, что узнала. И теперь Альбьери яростно грыз ноготь большого пальца правой руки, а в голове крутились мысли.
У клона будет ребенок! Самира родит ребенка от Лео! Ах, как жаль, что девчонка такая самостоятельная, к ней не подступишься. Ее не обманешь необходимостью проведения анализов и обследований ребенка. Но как, как оказаться поближе к малышу? Если Самира и Лео продолжат путешествия, не оставляя ребенка с нянями в доме Леонидаса, где Альбьери могла бы помочь Далва, то для него сын клона будет недосягаем. Сын, а кто же ещё? Он был уверен, что у Лео может родиться только мальчик! Это не было научной гипотезой, но всего лишь предчувствием, интуицией. Впрочем, он мог и ошибаться.
Альбьери был так взволнован долгожданной новостью, что решил поделиться ею с Эдной. Это же ещё шаг к новому научному прорыву в генетике! О, как он мечтал вести наблюдения за ребенком клона! В свое время с Лео после определенного возраста ему это проделать не удалось, когда что-то почувствовавшая Деуза увезла его крестника в провинцию и спрятала от него мальчика на долгие годы. Научный эксперимент был прерван. Но теперь наблюдения ещё более важны для науки! Лео - клон, а станет отцом. Нет, Альбьери не может упустить такой шанс. Шанс на миллион! Почему Лео выбрал в жены такую особу? Это будет очень трудная задача – подобраться к их ребенку. 
Но Альбьери решил всё тщательно обдумать. И он понимал, что ему нужен помощник, союзник. Он учел ошибку из своего прошлого. Расскажи он много лет назад влюбленной в него Эдне о том, что после смерти Диого сделал в лаборатории клона из клетки Лукаса, она не выдала бы его, помогала бы во всем. И Алисинья не появилась бы если бы не в их жизни, то хотя бы в их доме! Не закончилась бы эта история его разоблачением и массой неприятностей.
Научное сообщество так и не поверило в то, что Альбьери способен на научное открытие и смелые эксперименты. Но позже и Леонидас запретил говорить, что Лео – клон. Всё было тогда против него!
Но теперь... Он поделится своими мыслями с Эдной. Попросит помочь ему...
Дона Эдна давно наблюдала за мужем, стоявшим у окна и грызущим ноготь, что было явным признаком того, что голова Альбьери занята важными мыслями, у него родилась идея.
Она молча сидела на диване здесь же, в гостиной, листая красочный альбом по истории европейской живописи, но все чаще поднимала голову от страниц, чтобы взглянуть на мужа. Что его тревожит? После звонка Далвы он сам не свой. О чем сообщила ему эта женщина? Собственно, догадаться несложно: новость явно касалась Лео или Леонидаса Ферраса. Скорее – речь шла о Лео. Конечно, о нем!
- Альбьери, послушай..., - начала она.
Но муж перебил ее решительным жестом, выставив вперед руку.
- Нет, Эдна, это я кое-что хочу рассказать тебе. Довериться, чего не сделал много лет назад, когда был зачат мой крестник Лео. Ты готова меня выслушать? Это очень важно для меня!
- Конечно, Альбьери! Я выслушаю тебя! Говори, присаживайся рядом и рассказывай, что тебя беспокоит. Я же вижу, что ты о чем-то размышляешь уже несколько часов после звонка Далвы.
- Эдна... Я узнал, что Самира и Лео скоро станут родителями. Сегодня эта новость ошеломила Феррасов. Не знаю, почему Лео не поделился со мной такой радостью, но это неважно. Ты можешь догадаться, о чем я думаю!
- Альбьери! – предостерегающие нотки послышались в голосе женщины. Дона Эдна прекрасно знала и понимала мужа. Она моментально сообразила, о чем он думает, чего желает. Клон станет отцом, а Альбьери как ученый заинтересован в исследовании ребенка клона, его потомства.
- Альбьери, это невозможно устроить. Никто не позволит тебе изучать внука Леонидаса Ферраса. Чтобы вести дневник, какой ты вел, когда Лео был малышом и почти каждый день находился у нас в доме, такого уже не будет. Самира не подпустит тебя к ребенку.
- Это наверняка будет мальчик! Эдна, я умру от нереализованного желания, если не смогу наблюдать за ребенком! Что делать? Эдна, но ты мне поможешь? – как-то по-детски  спросил он у жены, умоляюще глядя ей в глаза.
- Альбьери, ничего не выйдет, только не в этот раз! И Деуза сразу же настроит против тебя Самиру, как только ты начнешь крутиться вокруг ее внука. Она не забыла историю с маленьким Лео.
- Ты думаешь? Они все захотят мне помешать! Но где же выход? Что делать? – снова палец доктора оказался у него во рту.
Женщина с подозрением всмотрелась в лицо мужа.
- Альбьери, я знаю, когда ты бываешь таким. Ты что-то задумал! О чем ты думаешь? Скажи, чтобы и я знала.
- Да, Эдна. Теперь я не стану ничего от тебя скрывать! Скажу, что я очень хочу продолжить исследования.
- Но, дорогой! Ты только поссоришься с Леонидасом Феррасом! Он итак едва смог простить тебя, узнав, что ты столько лет скрывал от него существование его сына, которого ты клонировал. И если ты снова попытаешься за его спиной вести свои исследования... Он не поймет, но вы поссоритесь, теперь он станет твоим врагом.
- Эдна, я не понимаю: как Леонидас, который сам всегда был яростным сторонником прогресса, новых методов в науке, человек, который стал спонсором, профинансировал клонирование телят на его ферме, как он может ожесточенно стараться скрыть, что я клонировал его сына! Ведь это открытие мирового масштаба. Конечно, сейчас другие ученые уже обошли меня. Наверняка, по миру ходит не один десяток клонов. Но я-то был первым! Лео – первый клон, клон человека, появившийся после овечки Долли. И вдруг Леонидас запрещает мне рассказывать, что его сын Лео – клон.
- Альбьери, ты сам сказал, что Лео – его сын. Как я поняла, это было требованием Лео: чтобы его не называли клоном. Леонидас принял его условие, выполнил требование. Только поэтому. Если бы ты создал клона другого человека, да своего собственного клона! –  Леонидас повел бы себя иначе. Но дело касается Лео...
- Эдна, ты права. Ребенок Лео недосягаем для меня, но...
- Что «но»? – насторожилась жена. Она знала, что не в правилах Альбьери так легко отступать, значит, у него уже есть варианты.- Что ты задумал? Альбьери, поделись со мной! Ты же знаешь, я всегда буду на твоей стороне.
- Эдна, родиться может ещё один ребенок Лео. Но его выносит суррогатная мать. У меня есть клетки Самиры, которые она сдавала для доны Назиры, есть биоматериал Лео... Осталось только найти суррогатную мать. Она родит для меня ребенка, я его усыновлю, МЫ УСЫНОВИМ, и я смогу сколько угодно вести наблюдения.
Эдна в ошеломлении молчала, не находя слов из-за неожиданного замысла доктора Альбьери. А он продолжал:
- Это нужно сделать немедленно! Я хотел бы, чтобы разрыв во времени между ребенком Лео от Самиры и его ребенком от суррогатной матери был минимальным. В любом случае мы время от времени будем видеть малыша, внука Леонидаса Ферраса, когда Лео и Самира будут приходить на семейные праздники. И тогда я смогу за ним наблюдать и сравнивать с материалами от нашего подопечного.
- Альбьери! – женщина была в ужасе от его идеи. Но как его отговорить? Пусть выскажется, она должна узнать все детали, все задумки. А потом она подумает, как помешать такому безумству.
- Ты со мной, Эдна? – уже нахмурившись, поинтересовался доктор.
- Конечно, Альбьери. Я с тобой! – уверенно согласилась женщина.
- Тогда завтра же займемся в клинике поисками подходящей женщины.
- А дона Назира? Не подойдет?
- Нет, конечно! Я не могу рисковать, она же в возрасте! Но она так хочет забеременеть, что я рискну сделать ей ЭКО. Однако мне не верится, что она сможет удержать плод и выносить ребенка. Но попытку мы сделаем. А вот семя Лео надо использовать экономно, как и клетки Самиры.
- Но их придется потратить для ЭКО доны Назиры.  Самира жертвовала свои клетки для нее. Мы не можем поступить иначе, это преступление. Я не могу согласиться...
- Эдна! Там с десяток клеток! Хватит и доне Назире, она все равно не сможет выносить, только зря потратим на нее биоматериал. Но ещё останется для малыша, которого я сделаю для себя, для моих исследований.
- Альбьери, будь осторожен. Это опасное и подсудное дело. На старости лет не хотелось бы иметь дело с законом. Как ты мог додуматься до того, чтобы за спиной крестника сделать его ребенка, которого выносит суррогатная мать? И от Леонидаса ты снова скроешь, что у него родится ещё один внук?
- Не будем думать о ТОМ ребенке как о внуке Леонидаса, как о сыне Лео! Это материал для моих научных исследований, Эдна. Это будет человек, родившийся от клона. Сын клона.
- Но он будет живым человеком. Он станет личностью, захочет узнать, кто его родители. Ребенок поймет однажды, что не мы его родители, и попытается узнать правду.
- Эдна, не забивай себе голову! Это случится нескоро, но тогда мы и подумаем, как ему всё объяснить. Возможно, я даже раскрою ему имена его биологических родителей. И тогда мальчик захочет познакомиться с ними и с другим сыном Лео. И тогда я смогу сравнить...
- Альбьери, приди  в себя! Если правда вновь выявится, то ни Лео, ни Самира, ни Леонидас не подпустят нас к своему дому, к сыну Лео! Но и твоего питомца заберут через суд. А мы окажемся в тюрьме.
- Да? И так может быть. Но посмотрим, ведь это дело далекого будущего, - упрямо гнул своё Альбьери.
Эдна же задумалась, что ей следует предпринять, чтобы не случилось это отдаленное будущее. Пусть все клетки Самиры будут использованы для ее тети. А клетки Лео она найдет и уничтожит. Пусть Альбьери ищет сколько угодно, но вряд ли Лео вновь окажется у него в клинике. Или ей даже придется предупредить парня, чтобы не соглашался вновь сдавать анализы по просьбе Альбьери.
Эдна испытывала противоречивые чувства: ей не хотелось идти против мужа, но, в отличии от него, она понимала, чем может закончиться задуманная им авантюра. И она приняла решение спасти мужа, спасти и себя вместе с ним от неприятностей. А достижениями науки пусть занимаются другие – молодые ученые.
Старик же продолжал восторженно бормотать, не подозревая о мыслях жены:
- Эдна! Два ребенка от одних родителей, от отца-клона! Это даже интереснее, чем один наблюдаемый!
Эдна же молилась про себя, чтобы всё само собой сорвалось.
- ...Но если даже я не смогу найти суррогатную мать, на всякий случай я оплодотворю одну клетку для Назиры не материалом ее мужа, а займу клетку у Лео. Пусть она участвует в ЭКО – было бы здорово, если бы женщина выносила разных детей – клетки Самиры, но сперма Миро и Лео. Одна мать и разные отцы. Чудесный вариант для исследований. Если бы родились оба ребенка, то можно было бы наблюдать за обоими. Назира, мне кажется, женщина управляемая. Ей можно внушить что угодно. Без особых уговоров сама будет приносить детей ко мне в клинику для обследований и наблюдений. Скажу: она уже в возрасте и потому за детьми необходимо наблюдение. Я смогу ее убедить.
- Альбьери! Хватит! Не надо ничего делать с доной Назирой! Она не просто клиентка нашей клиники, она ещё и родственница жены Лукаса, сына Леонидаса. Ты опять ищешь неприятности?
- Да, ты права. Но тогда... Я знаю, что мы сделаем. Назира будет рожать в нашей клинике. Она родит, а я заберу ее ребенка и скажу, что он не выжил. Конечно, если она сохранит ребенка от Лео. Это легко можно будет определить после его рождения. Я заберу малыша, и мы, Эдна, исчезнем с тобой навсегда из этого города, улетим далеко, спрячемся так, что никто не сможет нас найти!
Глаза Альбьери горели, он казался Эдне безумцем. Но она решила пока не спорить с мужем. Сейчас он одержим, с ним бесполезно говорить или переубеждать. Она потом сделает так, чтобы замысел Альбьери не осуществился. Или судьба сама распорядится таким образом, что все сложится не так, как нужно Альбьери.
А повеселевший доктор предложил отправить Лео и Самире смс с поздравлением, ведь дозвониться парню у него не получалось. В том районе, где сейчас путешествуют ребята, плохая связь.
- Эдна, помнишь, мы тоже с тобой там путешествовали? Счастливые были годы, если не вспоминать об Алисиньи. Мы гуляли по пескам Мараньяна. У одного из соленых озер в окружении белоснежных песчаных дюн я увидел впервые за долгие годы Лео, а ты мне тогда не поверила... Решила, что я обознался.
Эдна всё прекрасно помнила, но не стала поддерживать этот разговор. Была очень обеспокоена, как она сможет найти биоматериал Лео, в клинике изменились правила, допуск к биоматериалу был не у всех. У нее его не было.
А доктор Альбьери в это время бормотал себе под нос, что много лет назад упустил ещё один шанс: сделать из любой женщины, пациентки клиники, суррогатную мать, которая могла бы выносить ЕГО, Альбьери, клона. Как тогда упростилась бы задача! И почему Эдне в те годы не пришла в голову идея? А ему?
Пришлось бы походить по судам, доказывая, что ребенок – от него. Отсудил бы, и они с Эдной воспитывали бы ребенка-клона, и Альбьери спокойно проводил бы наблюдения. Эх! Но и женщину можно было бы не искать: Эдна, не подозревая, могла бы стать матерью клона – его или своего. Альбьери так легко мог бы ее обмануть. Эдна всегда верила ему безоглядно. Но время упущено. Увы, увы!



21. Часть 34. Глава 21. Тревоги Самиры и Лео.



Днем на ребят обрушился шквал поздравлений с будущим прибавлением в семействе. Кто только им не звонил! На некоторые звонки Самира не отвечала, но маме, а потом и тете Жади отказать в объяснениях не смогла. С тетей Назирой говорить не решилась, опасаясь, что тетя поделится новостью с соседями – прежде всего с Эмми, конечно. Но пусть лучше Эмми думает, что ребенок у Самиры будет. Тогда и брат, и отец не узнают правду.
Девушка рассказала матери, почему ей пришлось солгать, но попросила молчать, ведь от этого зависела их с Лео безопасность. Латифа обещала, а потом она даже Жади позвонила не сразу, как и Самира – после долгих сомнений – не зная, довериться или нет. Ведь Жади могла по секрету рассказать Хадиже, что не будет никакого ребенка. А от Хадижи могут узнать так же по секрету и другие. И правда откроется ее отцу.
Лео тоже поговорил с матерью и бабушкой, которые много раз ему звонили, но отделался отговорками и плохим качеством связи, пообещав рассказать всё-всё после возвращения в Рио.
И вот наступил вечер, уставшие после прогулки путешественники-молодожены, поев в ресторане,  вернулись в отель, в свой уютный номер. Самира включила планшет, зашла в интернет и открыла очередную серию любимого турецкого сериала... Лео, задремав, сквозь сон вновь услышал ненавистную веселую мелодию заставки... Попрепиравшись с подругой, так остро нуждавшейся – по ее словам - в «сериалотерапии», Лео почти уснул, когда неожиданно и жутко  вскрикнула Самира.
- Что?! Что случилось? – подскочил Лео, в первые мгновения подумав, что люди синьора Мухамеда все-таки отыскали их с Самирой в Мараньяне. Он тут же дикими глазами быстро осмотрел окна номера, но никто не ломился через приоткрытые рамы, как никто не выбивал и дверь.
Тогда Лео внимательно взглянул на Самиру, сунув руки в карманы спортивных штанов, стоя босыми ногами на полу, т.к. не смог сразу найти обувь.
Побледневшая Самира, схватившись рукой за горло, замерев, с ужасом уставилась... на экран планшета.
- Самира, в чем дело? – уже более спокойно спросил Лео.
Но девушка молчала. Лео присмотрелся к тому, что показывали на экране. А там герои сериала, кажется,  попали в аварию. Красивая турчанка с безумными глазами, наполненными болью, влезла в салон искореженной машины и  пыталась выяснить, жив ли ее попутчик. На ее лице был написан ужас, так как девушка понимала, что, скорее всего, ее друг погиб. Она осторожно прикасалась к его волосам, отодвигая их с помертвевшего лица, на котором, казалось, не было  признаков жизни. Ошеломленная героиня молча, но с превеликим  упреком подняла голову к небу, как бы вопрошая Высшие силы: почему так? за что?!
В пострадавшем Лео узнал Джана Дивита. Вероятно, от внезапно пережитого стресса парень вспомнил полное имя ненавистного героя сериала. Конечно, это был он – ведь жена смотрела сериал «Ранняя пташка»! Когда он закончится? Сколько ещё серий осталось досмотреть Самире? Тогда прекратятся и мучения Лео! Успокоившись, сильно задетый реакцией Самиры, брат Лукаса подошел к ней и потряс за плечи, чтобы привести в чувства.
Но Самира, широко распахнув глаза, отодвинула его в сторону, вытягивая шею, чтобы увидеть, что происходит на экране планшета. Там уже шли титры.
- Нет, нет! Такого не может быть! – отмерла, наконец, девушка, и у нее  началась истерика. - Этот сериал – не драма, это же легкая романтическая комедия! Герои не могут вот так погибнуть! Тем более – главный герой, любимейший у большинства зрителей! Джан не может умереть! Только не он! Нет, Джан выживет, но эти сценаристы!...
Самира жутко выругалась, поразив Лео, не подозревавшего, что девушка вообще может знать подобные выражения.
- Гады! – выдохнула она. – Как я смогу теперь уснуть? Или уже сегодня начать смотреть следующую серию? Но планшет разрядился, и деньги на интернете у меня закончились. И когда я теперь смогу положить на счет деньги, чтобы пользоваться интернетом?! Джан! Что с Джаном?! Но если Джан умер... Если ОНИ, эти суки-сценаристы, его убили, чтобы закончить сериал – не знаю, что со мной будет! Как мне дожить до следующей серии?!
И Самира, закрыв глаза, закинув голову, залилась слезами. 
Наблюдавший это безумие Лео сначала ревновал, потом недоумевал, слушая речи Самиры, а потом разозлился.
- Самира, приди в себя! Это же киногерои, их не существует в реальной жизни! К чему такая реакция?
Но девушка рыдала, и так, что у нее дрожали пальцы, когда она пыталась стереть с лица слезы. Лео впервые видел такую истерику у Самиры. Ещё немного – и она начнет рвать на голове волосы! Даже в истории с Имадом он не наблюдал подобного. А ведь тогда неприятности были совсем не выдуманные!
А Самира бормотала:
- Это Санем виновата... Её родители виноваты, потому что не давали взрослой дочери жить по-человечески, контролировали каждый ее шаг, взъелись на Джана! Если бы Санем и Джан не поехали на район к ее родителям, не случилось бы этой ужасной аварии!
Самира не слышала, что внушал ей Лео, она говорила с собой.
Парень испугался за нее, поэтому открыл на своем смартфоне сайт, где смог прочитать краткое содержание будущих серий, которые Самира ещё не видела. Быстро пробежал глазами тексты и отзывы зрителей. Потом присел рядом с Самирой.
- Успокойся! Я всё узнал. Не люблю спойлеры, думаю, ты – тоже. Но если тебе так плохо и страшно за твоего Джана, то вот... Он останется жив, но месяц пролежит в коме, а когда очнется, то потеряет память. Он не сможет вспомнить Санем. Забудет и ее, и ее семейство, родителей, ее родной район, забудет их отношения, их большую любовь, какого-то Йигита, ссору с Санем, как и год, который прошел после ссоры... Он ничего не сможет вспомнить, как бы Санем ни старалась сделать всё для возращения его памяти. Надо же, она ещё и книгу написала об их любви, пока он где-то плавал после их ссоры! Так здесь написано!
- Да?! – перестала рыдать Самира. – Хорошо, что ты мне рассказал, иначе я сошла бы с ума! И это романтическая комедия? Нет, турецким ромкомам нельзя доверять. Превратили летнюю комедию в драму, где зрители, начиная с 39 серии, обливаются слезами!
- Всего 51 серия. Но история любви заканчивается свадьбой главных героев. Правда, тут в отзывах зрители страшно возмущаются, что от возмездия ушел отрицательный герой, злодей – какой-то Йигит. Ты знаешь, кто это?
- Конечно! Вот мерзавец! Негодяй, целый год притворялся хромым, чтобы вызвать у Санем жалость к себе и удерживать ее рядом. Давил на то, что Джан сделал его инвалидом на всю жизнь. Но как же я буду теперь смотреть сериал? Лео, зачем ты рассказал мне о будущих событиях?! Как можно так спойлерить?
Парень рассмеялся. Ну, где у этой девушки логика? Сначала перепугала его до смерти - так закричала при виде сериальной аварии, что у него самого едва не остановилось сердце, а теперь он виноват в том, что попытался успокоить ее, уж как смог.
- Давай ложиться спать. Уже поздно! Завтра мы хотели полетать на вертолете над «простынями Мараньяна». Можем проспать.

...На следующее утро они получили острые ощущения от вертолетной прогулки. Всё было ожидаемо – для Самиры. Она не в первый раз совершала вертолетные экскурсии. А вот для Лео полет оказался полон неожиданностей. Он испытал какое-то странное чувство, о котором говорят: «как будто кто-то прошел по твоей могиле».  Во время полета Лео не раз ловил себя на том, что в голове то и дело возникали картины падения вертолета и пожара уже на земле после аварии. Лео решил, что это результат пережитого накануне стресса из-за случая с Самирой – ее реакции на трагедию с любимым киногероем.
Сегодня девушка уже не вспоминала вчерашнее. Только попросила Лео не напоминать ей, так как теперь ей было стыдно за свое поведение. И всё. Ни слова о Джане. Лео с облегчением выдохнул. Значит, она пришла в себя. Это же ненормально: так реагировать на события в сериале! Даже если бы Джан погиб, и что? Но вчера Лео злился, понервничал, и это не прошло для него так просто: сегодня он испытывал страх в кабине вертолета, ловя себя на том, что его руки едва не тянутся к пульту управления из-за спины летчика.
Лео помнил, конечно, что он, если верить Альбьери,  клон Лукаса, а вовсе не любимого племянника доктора Диого. Это же Диого погиб в авиакатастрофе. Это он летел в Ангру к Маизе на день рождения, но погиб, не справившись с управлением, допустив какую-то ошибку, когда вертолет попал в грозовое облако. Синьор Леонидас и дона Иветти не раз рассказывали ему об этом, как и Далва. Значит, в Лео не может говорить «память предка». Но пишут, что близнецы едва ли не телепатически чувствуют друг друга.
 - Это же ощущения Лукаса, который удаленно «видел» гибель брата! – догадался Лео. – Я клон, все-таки клон!
Но вслух он этого не произнес.
После окончания экскурсии довольная Самира и притихший Лео поели в местном ресторанчике, а затем, оказавшись на улице, принялись спорить, как провести остаток дня, куда пойти. Девушка сказала, что намерена переодеться, потому что ее любимые шорты должны к этому времени уже высохнуть на балконе их номера. Значит, следует зайти в отель.
И в это время позвонила Карима. Самира довольно хмыкнула.
- Цепочка замкнулась. Сплетня совершила кругооборот. Алло! Карима?!
Любительница посплетничать из дома сида Али не стала, к удивлению девушки, задавать сразу вопрос о беременности. Наверно, оставила на «сладкое», - так решила Самира. Но Карима тут же вывалила все новости медины Феса. Самира до этого не знала подробностей, как Лейла оказалась в караване. Карима с удовольствием, но кратко пересказала приключения девчонки в доме дяди Абдула.
Самира удивилась, что Лейла, эта непутевая, скандальная, глупая Лейла осмелилась дать отпор дяде Абдулу! Отказалась от  свадьбы с Имадом! И все потому, что твердо шла к цели: так ей хотелось стать женой Фарида, иметь молодого и красивого мужа после несуразного брака с ее отцом. И вот теперь «одалиска»  наказана: уже некоторое время находится в караване. Но и оттуда до Феса долетают слухи: с Лейлой не всё в порядке. Кажется, несчастная сошла с ума. Кому нужна такая жена? А дядя Абдул так надеялся устроить ее брак с бедуином... Был на примете один туарег...
И про золото, и про браслет Самире было рассказано. Карима, когда было нужно, умела быть краткой и за недолгое время сообщить очень много информации. Но Самиру поразила другая новость – дядя Абдул не успокоился в связи с потерей очередной невесты для Имада. Теперь старик решил сосватать невезучему жениху Хадижу.
- Как? Что?! – воскликнула Самира, услышав такую весть. – Хадижу выдать замуж за Имада?
- Да, Самира. Представляешь? Аллах! Пусть не сбудется, иншалла! – горестно подхватила Карима. И вот тогда она и подловила Самиру вопросом: - А у тебя сколько недель беременность? Все спрашивают, правда ли, что ты ждешь ребенка? Всё хорошо у тебя?
Но и Самиру было так легко не провести.
- Ох, Карима, здесь ужасная связь! Плохо слышно...
Самира едва не отключила сотовый, но Карима успела сказать:
- Доктор Альбьери, друг сида Али из Рио, позвонил ему и спросил, что дяде Али известно о твоем состоянии. Карима знает, Карима с ним говорила! Карима оказалась первой у телефона! Это случилось уже после того, как Зорайдэ  рассказала сиду Али о звонке Жади. Синьор из Бразилии хотел уточнить, какой  у тебя срок, сколько недель.
- Что?! Доктор Альбьери?  – удивилась девушка. – А зачем ему знать об этом?
Но Карима не смогла ответить на вопрос, а связь прервалась – наверно, у болтливой Каримы на телефоне закончились деньги.
- Наверно, тоже хотел поздравить нас с тобой, да, Лео? – повернулась она к мужу.
Но Лео не понравилось известие, что Альбьери интересуется беременностью Самиры.
- Не думаю, что он хотел нас поздравить. То есть не только поздравить. Самира, ты же не знаешь, но в моем детстве доктор Альбьери вел дневник наблюдений за мной. Да, он считает меня клоном. Наверно, это правда:  я клон. Альбьери был сражен трагической гибелью брата-близнеца Лукаса, решился на эксперимент. Захотел воспроизвести Диого в своей лаборатории, чтобы парень родился снова. Но потом в Альбьери заговорил доктор, ученый, исследователь. И он всё делал для того, чтобы вести за мной наблюдения.
- Да... Дона Деуза что-то такое рассказывала... Доктор хотел забрать тебя у нее, завлекал к себе домой дорогими игрушками, оборудовал детскую в своем доме... Дона Эдна начала нервничать и ревновать доктора к твоей матери, а я предполагаю, что жена доктора переживала также из-за того, что доктор Альбьери  не хотел иметь детей, поэтому она не смогла стать матерью. Это уже я знаю из разговоров доны Иветти и тети Жади.
- Все меня обсуждают, да, Самира? – невесело усмехнулся парень. А она смутилась.
- Нет, никто ТЕБЯ не обсуждает! Говорили о докторе Альбьери в связи с желанием тети Назиры сделать ЭКО в клинике друга семьи Феррасов. Я сдавала яйцеклетки для тети Назиры. Я говорила тебе об этом?
- Ты стала донором... Самира, а меня Альбьери заставил сдать сперму на анализ. И я теперь опасаюсь, что...
Они шли по улочке заполненного туристами небольшого городка, обдуваемые горячим ветром под ярким бразильским солнцем. Остановились под цветущим деревом, и под порывами ветерка им на головы с веток посыпались яркие цветы. Лео то и дело снимал их с волос Самиры, так как ей было не до этого. Отмахиваясь, она спросила:
- Ты думаешь, Альбьери осмелится провести эксперимент с нашими клетками? Не может быть! Какой ещё эксперимент он способен задумать? В клинике теперь очень строго, я слышала от тети Жади и Лукаса.
- Нет, строго, конечно, но Альбьери вернулся к исследованиям. И иногда он делает операции ЭКО бесплодным женщинам. Он сам мне рассказывал.  Знаешь, что я думаю? Твоя выдуманная беременность может натолкнуть Альбьери на мысль сделать ребенка от клона.  Он же понимает, что мы будем против того, чтобы наш ребенок был его подопытным.
- Ещё бы! Я ни за что не согласилась на подобное! – горячо поддержала Лео Самира.
- ...Но у него есть наши клетки, клетки клона - это мои, но и твои яйцеклетки, а суррогатную мать для вынашивания оплодотворенной яйцеклетки он отыщет. Подберет женщину из небогатой семьи, сделает бесплатно ЭКО на условии полного наблюдения и бесплатных обследований во время беременности, а потом всеми правдами-неправдами приблизится к ней и ее ребенку, чтобы вести такой же дневник, как вел, наблюдая за мной... Может и попытаться отсудить малыша... Я уже ничему не удивлюсь. Но ребенок, которого выносит суррогатная мать, будет НАШИМ. Не выдуманный ребенок, самый настоящий наш малыш!
- Лео! – девушка прикрыла рот ладонью, когда до нее дошло кое-что другое. – А если доктор Альбьери подсадит тете Назире зародыша из пробирки, то есть оплодотворенную клетку с нашим ещё не родившимся ребенком?! Она будет уверена, что все подсаженные зародыши - дети ее и ее мужа Миро. Она ничего не знает о том, что это я пожертвовала яйцеклетки. Уверена, что Назира вообще не задумывается о том, кто даст ей яйцеклетки, откуда они возьмутся. Просто найдутся в клинике. Главное – что ОНА выносит детей и родит их. Как думаешь, Альбьери может так с ней поступить?
- Может, - усмехнулся Лео. - Скорее всего, он так и сделает, чтобы подстраховаться. Возьмет твои клетки, мои и клетки Миро, а потом сделает это во время операции ЭКО. Он побоится, что не сможет провернуть такое с другой женщиной.
- Но разве он проводит такую ответственную операцию один?
- Этого не знаю. Но я намерен, вернувшись в Рио, побывать в клинике Альбьери и потребовать уничтожить мой биоматериал. Имею право. Но боюсь, что синьор не регистрировал его, сохранил безымянным в капсуле в только ему известном месте.
- А я даже не знаю, что делать. Стоит ли предупреждать тетю Назиру?! Зачем ее пугать и волновать? Она так мечтает о детях! Но без твоих клеток для доктора Альбьери разве будут важны мои?
- Для Альбьери главное уже - не медицинская этика, а результаты исследований. Ведь моя сперма поможет родиться ребенку клона. Неужели анализ был им придуман как раз с такой целью? Значит, Альбьери уже давно что-то задумал, - переживал Лео, всё сильнее хмурясь.
- Не переживай, мы не позволим ему испортить ожидания тети Назиры. Ты запретишь использовать свой биоматериал, это самое важное. Сделай обязательно. Я не беременна. А ребенок из пробирки... Наш ребенок не должен расти без нас в семье незнакомой женщины. Он не может появиться на свет без нашего ведома.
- Согласен. Малыш не может быть объектом исследований ни для кого, даже для Альбьери. Моя мать ничего не знала о настоящих намерениях доктора, но что-то почувствовала и увезла меня в глухую провинцию к бабушке, прятала адрес Альбьери, не отдавала мне письма, которые он писал и передавал через дону Иветти. И теперь я понимаю мать. Я исчез из поля зрения Альбьери на многие годы.
- Лео, но я тоже не захочу, чтобы мой ребенок был под научным наблюдением как подопытная крыса. Ни за что не позволила бы этого! Если когда-нибудь у нас будет ребенок, то...
Лео улыбнулся. Значит, Самира допускает, что их брак из фиктивного однажды превратится в нормальный?
 Она же продолжала возмущаться попранием доктором медицинской и человеческой этики. И вскоре ребята подошли к отелю, решив, что после переодевания Самиры отправятся потанцевать на местной дискотеке.
Пребывание в танцзале немного улучшило их испорченное настроение, но все-таки, вернувшись обратно в отель, они продолжили обсуждать появившуюся проблему.
- Лео, мне кажется, будет правильным вернуться в ближайшее время в Рио. Чтобы убедить отца в моей беременности, я готова даже носить накладной живот. Мы поселимся в доме моей матери, т.е. в Сан-Криштоване. Мама теперь живет у сида Керима, а дом предоставила мне. Синьор Олаву, как мне стало известно, уехал на родину, пока мы с тобой путешествовали. Дона Жура звонила и сообщила, что присматривает за домом и бывшей мастерской, потому что художник не успел вывезти все свои вещи и полотна. Дона Жура сказала, что синьор Олаву оставил для меня подарок – картину, мой портрет.
- Ты говорила, я помню, что художник писал твой портрет.  Хотелось бы взглянуть, что получилось.
- Ты его увидишь. Мы будем жить у меня. На втором этаже вполне прилично. Мы вместе будем выходить на балкон и стоять там каждый вечер. Знаю, как бесит это Амина,  отца тоже. Если не перестанут вмешиваться в мою жизнь и искать мне женихов, я тоже буду всё делать им назло. Ты не видел, как тетя Назира стоит на балконе – она наслаждается свободой! Она стоит, подставляя солнцу лицо, а внизу на пороге магазина в полном бессилии топчется мой отец, потому что не может добраться до родной сестры. Ведь у нее теперь есть муж, который позволяет тете Назире стоять на балконе, «демонстрируя всем свои прелести».
- Самира, ты злая. А ведь брат доны Назиры – твой отец. Как ты можешь желать его злить? Будь мудрее и снисходительнее в родителям. Как бы ни было, они желают тебе добра.
- Только мама! - отчасти согласилась девушка. – У отца иные мотивы. Ему нужно соблюсти обычаи. Ему не важно моё счастье. Так я думаю.
- Но он видит твоё счастье по-своему... Иначе, чем ты.
- Лео, только благодаря тебе я сейчас здесь, а не взаперти в доме Имада в Фесе. А мой отец был бы счастлив, если бы так и случилось, не окажись тебя в той поездке в Марокко. Да, я зла, очень зла! Что ещё я должна сделать, чтобы мои отец и брат оставили меня в покое и дали мне возможность жить своей жизнью?
- Нельзя ли просто игнорировать их выпады?
- Нет, Лео, не получится. Как не вовремя уехал художник! Я попросила бы написать мой портрет в полный рост с огромным животом – как будущую мать на сносях! И выставила бы эту картину в витрине первого этажа!
- Хватит, дорогая, - Лео облокотился о перила балкона и осмотрел улицу в обе стороны.
-  Смотри, какие красивые цветы несет мужчина. Наверно, идет на свидание, - кивнул Лео на мачо с букетом, который проходил как раз внизу под их балконом, где они теперь стояли.
- Угу, или в его семье какой-то праздник. Что будем делать, Лео? Когда собираем вещи и отправляемся в аэропорт?
Решили, что завтра.
А ещё Самиру волновало, что над Хадижей нависла опасность замужества с Имадом. Они обсудили и это.
- Дядя Абдул так решил! Как будто у Хадижи нет своих пожеланий. Она уже побывала замужем, знает, каково это – жить в семье с мужем-тираном, который относится к тебе, как к вещи. Но Фарида она хотя бы полюбила. А разве можно влюбиться в Имада?!  Даже у Лейлы нашлась смелость отказаться от такого жениха!
- Разве ты не говорила, что брат твоего отца сам будет решать судьбу Хадижи?
- Да, дядя Саид уверял так мою кузину, мне Эмми рассказывала. Но и он может ошибиться, выбирая Хадиже мужа. Они не оставят ее в покое. У женщины должен быть муж, если следовать обычаям.
- Самира, не переживай раньше времени. Думай о своих проблемах. Но ещё лучше – просто отдохнем, забудем обо всем до возвращения в Рио.
- А давай посмотрим все фотографии, которые мы сделали в Мараньяне? – вдруг предложила девушка,  Лео тут же согласился.  И как же хорошо, что Самире не удалось оплатить интернет на планшете! Значит, сегодня он уснет не под музыку дурацкого сериала! А совместное рассматривание снимков, сделанных вместе, это перебирание совместных воспоминаний о каждом прожитом ими здесь дне.
...Быстро собравшись утром, позавтракав в ресторане отеля, они потом долго и не без препятствий добирались в другой город до аэропорта. Не так просто - улететь из этих полудиких мест в Рио-де-Жанейро.
Наконец, для них нашлось два билета на ближайший рейс, и вот они уже сидят в салоне самолета. Всего четыре часа – и они окажутся дома! Поэтому ребята принялись строить планы на ближайшее время. Тихо беседовали, сидя в  соседних креслах. Место Самиры оказалось у иллюминатора. Лео и не претендовал на виды внизу -  на земле.
- Неужели боится летать? – думала Самира. – Не замечала раньше такого. Несколько раз вместе летали на разные расстояния. Но как будто что-то произошло с парнем после вертолетной прогулки.
Вскоре девушка забыла о подмеченном, так как Лео предложил подумать, как они станут объяснять доне Деузе и семье Феррасов, что никакой беременности нет.
- Скажем правду. Расскажем, что меня готовы достать и в Бразилии дядя Абдул с женихами. Мы просто не захотели повторения неприятных событий. Это опасно, наконец! Знаешь, Лео, когда упоминаешь об опасности, родители тут же начинают тебя понимать и соглашаться с твоим мнением. И моя мама, и дона Деуза поймут нас, когда узнают, что мы можем оказаться в опасности, если мой отец и тот жених из Сан-Паулу решат, что меня можно заставить выйти замуж, устранив тебя любым способом. Поэтому нужна ложь о ребенке.
- Согласен. Дона Деуза сойдет с ума от страха, если будет думать, что мне грозит опасность. И дона Латифа не сможет иначе отнестись.
- Мама ждет ребенка. Я не хочу ее пугать. Поэтому ей я уже рассказала правду, как ты знаешь. Но как быть с доной Иветти? А Далва?
- Она обязательно  расскажет доктору Альбьери, что не будет никакого ребенка, - кивнул Лео. – И это подстегнет его предпринять что-то для создания другого ребенка. М-да...
- Но доктор Альбьери может позвонить в Марокко дяде Али, а потом новость, как ее ни скрывай, доберется до дяди Абдула, а от него до моего отца. И что тогда?
- Самира, я думаю, что нам надо решить вопрос с новым путешествием. Вот только мы не должны никому рассказывать, куда мы отправимся. Пусть даже узнают, что нет никакого ребенка. Но у твоего отца и жениха не будет возможности до нас добраться.
- А ещё, Лео, мы могли бы пожениться по-настоящему. Устроить свадьбу, о которой напишут в журналах. Там появятся наши фотографии, и тогда тот жених, любитель моих снимков, увидит  их и успокоится. Но не станем развенчивать сплетню о беременности. Не станет же «жених» планировать твое устранение, в самом деле?!
- Да, это хорошая мысль, - согласился Лео. – В каком стиле свадьбу ты хотела бы? Когда-то ты мечтала об индийской свадебной церемонии?
- О, да! Жених на слоне, гости-мужчины в огромных чалмах и женщины в сари? А вместо обручального кольца – мангалсутра с именем мужа? И пробор в моих волосах, окрашенный красной краской.
- И нарисованная точка на лбу между бровями, - весело подхватил Лео. – Красочные гирлянды на шее у молодоженов.
- Кстати, ты знаешь, что платье у индийских невест и фата, которой покрывают им головы, - красного цвета? Свадебный наряд невесты – алый.
- И кольцо с ожерельем, вдетое в ноздрю. Самира, больно, наверно, прокалывать ноздрю.
- Это как уши проколоть. Я даже не помню, было ли это больно. Мне вдели серьги, когда я была совсем маленькой.  Кстати, мы так и не купили серьги, которые я присмотрела в том магазинчике по дороге в кафе, где мы каждый вечер ели мои любимые пирожные! Досадно как.
Лео хитро взглянул на нее, и девушка поняла, что желанное украшение лежит в его вещах.
- Лео, какой ты милый! – прижалась она к его плечу. – Ну, а я не забыла купить подарок для доны Журы. Помнится, она как-то выражала пожелание иметь сувенир в виде сложенного из пальцев кукиша. Это у арабов и других народов кукиш – оскорбление, но в Бразилии, как ты знаешь, это знак пожелания удачи. Дона Жура наверняка поставит руку с фигой на полку у себя за спиной, чтобы все, кто будет подходить к барной стойке, видели кукиш как посыл с пожеланием благополучия и удачи.
- Да, я тоже привез бы такой сувенир Эдвалду, но не было маленьких фигурок, а кукиш величиной с реальную руку занимает в вещах много место. И тяжелый.
- А Базилио попросил меня привезти бутылёк с песком Мараньяна. Вот зачем ему?
Так они болтали все время перелета. А перед тем, как самолет пошел на посадку, договорились, что, устроившись в доме Самиры, они в ближайшее время соберут гостей, пригласив на свой семейный праздник не только своих матерей и их мужей, но и семейство Феррасов, и Жади с Лукасом.
- Пусть в Сан-Криштоване увидят, что мы с тобой – семья, что мы и часть семьи Феррасов, и часть семей моих родственников, т.е. тети Жади, маминой семьи, тети Назиры, - повествовала Самира. - И тогда же можно объявить о том, что мы собрались устроить свадьбу с непременной красочной фотосессией. И тогда же так, между прочим, ненавязчиво и не особо пугая, расскажем, почему солгали про беременность, скажем, что не будет пока никакого ребенка. Но чтобы мы могли дальше спокойно жить, не опасаясь, что меня украдут в жены неадекватного жениха, нам нужна огласка на всю Бразилию о состоявшейся свадьбе и якобы имеющейся беременности.
- Да, дорогая. Так и поступим, - согласился Лео, нежно коснувшись ее руки.
Рио встретил их влажным воздухом после недавно прошедшего ливня. Такси, в которое они сели, помчалось в Сан-Криштован по мокрым проспектам мимо рядов пальм, на листьях которых на солнце блестели капли ещё не высохшей дождевой воды. Люди шли, не спрятав зонтов, неся их в руках, как будто не веря, что непогода закончилась. Из-под колес веером вырывалась вода, собравшаяся в лужи.
Самира приникла к стеклу в двери автомобиля, смотрела на город, нашла глазами гору Корковадо со статуей Христа на самом верху, как будто не веря, что она уже в Рио-де-Жанейро. Символ города оказался на месте, значит, они с Лео точно вернулись домой!


22. Часть 34. Глава 22. Лейла в караване.



В лучах закатного солнца по песчаным дюнам скользили причудливые длинные тени людей и верблюдов. Лейла видела, как на горизонте мелькнули и пропали силуэты встречного каравана.
- Караван наверняка направляется в Марракеш! – с тоской подумала девушка. А те кочевники, среди которых уже месяц или даже больше она находилась, двигались к очередной стоянке.  Когда же и они повернут к Марракешу? О, Лейла за это время проделала многие вещи, чтобы добиться возвращения к отцу! Судьба ее была предрешена, что Лейлу радовало очень, ее возвращение было лишь делом времени. Но никто не спешил ради нее менять планы. Она знала, как к ней относятся. Люди сначала презирали ее, потом сочли сумасшедшей, но не изгнали, позволили находиться в их караване, не торопясь сбыть с рук или передать людям в другой караван, с которым она могла бы добраться в Марракеш.
Знакомый отца, сид Салем, которому было поручено опекать девушку, вынужден был присматривать за ней, так как чувствовал ответственность. Иначе он давно отказался бы от нее. Нет, в песках пустыни он не бросил бы ее, наверно. Но Лейла надеялась, что этот человек захочет как можно скорее от нее избавиться! А время шло...
Этим вечером они должны были добраться до очередного места, где жили родственники  Салема. Им он должен был доставить кое-что из давно заказанных покупок, вещи с рынков Марракеша. Лейла, даже не проявляя особого  любопытства, узнала, что это пара блестящих чайников, в которых на кострах туареги готовят свой мятный чай. А ещё – сам чай, зеленый, китайский, а также кофе – правда, его кочевники не пьют, а лечатся им от кашля. Что ещё лежало в сумках Салема, Лейле узнать не удалось, но и к чему? Ее больше волновало то, куда караван отправится дальше.
Ее зад был совершенно отбит. Она устала от постоянного движения по бескрайним просторам пустыни. На недолгих привалах и пребываниях в гостях на разных стоянках Лейла не успевала отдохнуть, хотя бы выспаться, как  снова – лишь покачивающиеся спины верблюдов, шелест песка и редкие гортанные команды погонщика.
Лейла все ещё не могла решить, что лучше – ехать верхом или плестись, с трудом передвигая ноги, рядом с верблюдом. За несколько недель она перепробовала все способы. И зад сильно болел, так что теперь Лейла с трудом сидела. Но и ноги уставали наступать то на разных размеров камни, когда караван двигался по каменистой хамаде, черной пустыне, то вязли в горячем песке, где и вовсе приходилось передвигаться с трудом. Не привыкнуть ей к жизни в караване! 
Ей не нравилось всё: отсутствие горячей воды (и холодной тоже!) и душа, не говоря уже о возможности принять ванну, не было нормального туалета, да его вообще не было! Лейла не могла принять ни обычаи и образ жизни людей, в общество которых попала, ни их самих, ни их еду, ни ту работу, которой ей приходилось заниматься.
Сотовой связи не было во многих местах, где они проходили, но и телефона у Лейлы не было (отобрали ещё в доме дяди Абдула), и кому ей звонить? Хотя  мобильники и смартфоны имелись у многих мужчин в караване  – она видела это собственными глазами. Не было у туарегов и телевизоров, конечно. Как жили их предки тысячу лет, так живут они и сегодня. Вот только рядом с верблюжьими караванами в пустыне появились джипы и грузовики, которые лишили кочевников их традиционных доходов от перевозки товаров, что привело к резкому обнищанию людей пустыни, на это сетовал ее отцу сид Салем, а она услышала.
Лейле многое пришлось пережить за время, что она пребывала в караване туарегов. Да, это были кочевники, но вовсе не бедуины. Туареги и бедуины – люди разных культур. Бедуины – последователи ислама, придерживающиеся соответствующих религиозных догм. А туареги, хотя и считались мусульманами, но чтили свои древние традиции, которые порой вызывали у девушки удивление.
Лейла вспомнила, как в далеком детстве женщины ее семьи часто обсуждали жителей пустыни, их нравы. А теперь многому ее научила и во многом просветила женщина, которую Салем приставил к ней в качестве наставницы.  Звали ее Танамар.
Только ей смогла довериться Лейла в первые дни нахождения в караване. Добрая Нурия дала ей маленький флакончик с мазью. Ведь спина после порки в доме дяди Абдула нещадно чесалась. Раны не кровоточили, но красные полосы на спине ужасно зудели, а облегчение приносила только мазь Нурии. Лейла догадалась, что не стоит стыдиться, если лара Танамар увидит ее спину. Пусть увидит, возможно, она расскажет в караване всем, что из Лейлы незавидная невеста.
Вот только и места, чтобы уединиться, сразу не нашлось, но и в женской части одной из воздвигнутых  на ближайшей стоянке палаток при этом оказались и другие женщины. Они всё увидели, приняли участие в ее лечении. Лейла не знала их языка, объяснялась жестами, но ее поняли. А Лейле пришло в голову, что в дальнейшем она могла бы изображать немую. Сумасшедшую немую. Но пока она только осматривалась.
Лейла с первого дня закрывала лицо. Как ее отправили из Феса сид Абдул и его жены – нарядив в черную джеллабу, покрыв до узкой полоски для глаз черным палантином голову, так она и не пыталась долгое время изменить что-то в своем облике. Ни волосами, ни золотом хвастать не хотелось, было страшно, понимала, к чему это может привести.
Но Лейла, изображая из себя немую, из страха и чувства самосохранения внимательно наблюдала за всем, что происходило вокруг нее. Так, например, она подметила, как в караване принято одеваться мужчинам и женщинам.
Туареги предпочитали синий цвет одежды, который они получают из краски индиго. Лейла собственными глазами видела, как вбивали краску в ткань. Но это старинный метод получения желаемого цвета материи. А уже в наше время некоторые носили одежду из покупной ткани. Лейла не пыталась вникнуть, кто шил мужскую и женскую одежду, ей это было безразлично. Но она опасалась, что и ее вынудят одеваться так же, как другие женщины в караване.
Мужчины-туареги носили широкие штаны, завязываемые на лодыжках, подпоясываясь кожаным, обшитым белым холстом поясом, и туники темно-синего цвета, которые назывались доккали. Для прохладной погоды имелись шерстяные накидки. Кстати, при носке краска с «окрашенной» таким необычным способом ткани осыпалась, попадая на тело и окрашивая его, за что туарегов и прозвали «синими людьми». Наставница уверяла Лейлу, что краска на  теле задерживает влагу, что позволяет меньше пить.
Лейлу удивило то, что у туарегов лица закрывают не женщины, а мужчины. Когда мальчик вырастает и превращается в мужчину, он обязан закрывать лицо. Едва ему исполняется 18 лет, он больше не имеет права показывать свое лицо – увидеть может только избранный круг людей – старейшины, подруги, жены, дети. Только во время еды позволяется слегка отодвинуть нижний край повязки.
А вот женщины в племени туарегов лиц не закрывают. Лейла обнаружила, что некоторые кочевницы прикрываются только легкой вуалью в присутствии незнакомцев. В отличие от арабских женщин они не носят шаровар, а наматывают вокруг бедер кусок белого полотна в виде юбки. Сверху носят рубаху из белой ткани, а богатые женщины надевают на нее вторую рубаху цвета индиго. Но это в соответствии с традициями, а в жизни Лейла увидела совсем другое. Носят и обычное женское белье. Правда, девушка особо не присматривалась, так как предпочитала заботиться прежде о себе, не тратя времени на других. Но по вечерам, когда становилось ощутимо холодно, у многих на плечи были наброшены покрывала цвета индиго из полотна или тонкой шерсти.
Лейлу занимал вопрос, как женщины украшают себя, какой косметикой пользуются. Оказалось – подкрашиваются хной и, да, широко используют природную косметику: накладывают на лицо охру для защиты от солнца и для красоты, красят губы красой цвета индиго. Так и ходят потом с синими губами! На щеки и лоб наносят слой темной охры, глаза же подводят углем. Некоторые на лбу рисуют специальные знаки.
Лейла же, не имея с собой очков, защищающих глаза от солнца, тоже подводила глаза тушью, но потом она потеряла тюбик (или его кто-то позаимствовал?) и вынуждена была подводить сурьмой, одолженной у наставницы, а то и простым углем из костра. И вовсе не ради кокетства.
Но однажды женщины заставили ее снять с лица покрывало. С закрытым лицом Лейла чувствовала себя как в защитном коконе, понимая, что вызывает любопытство у кочевников. Но в караване после некоторых ее поступков начали подозревать, что с ней может быть что-то не в порядке. Это случилось ещё до того, как она смогла убедить людей в караване, что она – сумасшедшая.
В тот день наставница предупредила ее, что Лейле лучше самой так накинуть на голову палантин, чтобы все смогли увидеть ее лицо и убедиться, что она не больна.
- Одна из женщин опасается, что ты могла попасть к нам в караван больной и даже заразной. Есть такие болезни, которые уродуют черты лица, кожу на лице. Лейла, ты поняла?
А девушку это застало врасплох: ведь у нее в ушах болтались золотые серьги с висюльками, а на шее надето недешевое ожерелье, пусть и худшее из ее золота, которое она заранее выбрала, ещё до того, как отец велел ей собираться для отправки в караван.
Видя, что она медлит, женщина сама стянула с ее головы ткань, и тогда Лейла перехватила черный палантин и быстро-быстро укутала им голову и шею, оставив открытым лицо. Ее, конечно, рассматривали, но любопытство быстро иссякло.
Так как в караване ещё никто не слышал ее голоса, Лейла и дальше старалась молчать, изображая немую. Поэтому она знаками показала женщинам, что  не больна, кожа чистая, она не заразная! Но она закрывается, потому что это харам – показывать свою красоту.
Поняли ли ее? Лейла этого не знала, но очень боялась теперь, не заметил ли кто блеснувшего на ярком солнце золота?
Она потом долго не могла успокоиться, с подозрением посматривая на кочевниц. О, как она порадовалась, что смогла передать Кариме шкатулку с золотом!
Но вдруг ей пришла в голову мысль, что Карима может однажды заглянуть в шкатулку – ведь она так любопытна! Разве Лейла не сделала бы так же? И как Карима поступит, когда, порывшись в украшениях, обнаружит браслет дяди Абдула?! У нее сердце замерло, когда представила, как Карима перебирает ее кольца-браслеты-ожерелья, и вдруг в ее руках оказывается знаменитый браслет!
 Что сделает Карима? Расскажет дяде Али или сразу же побежит к ларе Дунии или дяде Абдулу? Или, о, ужас, заберет браслет себе? Ведь Лейла, когда вернется, не сможет даже обвинить Кариму в воровстве, потому что браслет был уже украден ранее самой Лейлой! Карима обещала не открывать шкатулку, а сразу же поставить ее в надежное место и сохранить неприкосновенной до возвращения Лейлы из пустыни.  Но теперь Лейла усомнилась, что Карима сдержит слово: наивно так думать, ведь сама Лейла не удержалась бы – обязательно заглянула бы и перебрала все золотые вещицы, окажись у нее чужая шкатулка!
Лейла вспоминала, как осмелилась, умирая от страха, отправиться в комнату сида Абдула, открыть все ящики и найти тот, в котором старик хранил украшение, о котором мечтали многие женщины – и лара Дуния, и она, Лейла, и, наверняка,  другие! А разве Карима откажется от чудесного браслета?
От таких мыслей Лейла в тот день страшно расстроилась, поэтому сразу не обратила внимания на то, что у нее разболелась нога. Ее уже второй день мучила какая-то болячка на ступне. Лейла была уверена, что просто поранила где-то ногу,  ждала, когда заживет. Но боль становилась всё сильнее, Лейла принялась громко стонать, чтобы привлечь внимание. Ведь говорить она не могла – иначе ей больше не поверят, что она немая. Поэтому девчонка ещё и разрыдалась, а когда к ней, наконец, подъехала на верблюде одна из женщин, тогда Лейла показала руками на ногу, на ступню, и кочевница остановилась, чтобы посмотреть, что там не так с ее ногой.
 Снимая сандалию, они обе заметили, что из подошвы торчит вверх огромная колючка, которая и впивается в ногу, причиняя боль. Покачав головой, кочевница посоветовала проверять обувь. Но вытаскивать колючку Лейла была вынуждена сама, как и лечить ногу – той мазью, что дала ей лара Нурия. Но также поняла, что в караване ее уже считают немой, ведь никто не слышал ее речи. Лейла надеялась, что такая жена никому здесь не нужна.
 И о своей красоте, которой мог бы соблазниться возможный жених, она больше не думала. Как в таких условиях можно оставаться красивой? Лейла чувствовала, какие у нее грязные волосы, как пахнет потом ее чудесное и самое любимое платье. Тело чесалось от грязи и песка. Девушка всегда была неряхой, но стараниями Арибы привыкла к свежей постиранной одежде и чистому телу. А здесь она уже несколько недель не могла помыться! И постирать! И смогла бы она сделать это сама? А помощи ждать было неоткуда.
Но, кажется, ее золото никого не заинтересовало, хотя она уже понимала к тому времени, что туареги очень любят украшения, но только не из золота. Из серебра были все их украшения и амулеты.  Но Лейле не понравилось ничего из увиденного, а украшения показались грубыми поделками.
Когда-то она слышала – уже не помня, от кого, что девушки из кочевниц украшают себя системой подвесок, подсказывающих окружающим их статус. Если надеты две цепи, значит, женщина замужем. Если цепь свешивается слева, эта женщина – вдова. Если справа – то девственница. Но как здесь? Это обычай бедуинов или туарегов? Но спрашивать об этом наставницу Лейла опасалась.  Да и как она могла бы это сделать? Разве лара Танамар сможет понять ее знаки? А подавать голос Лейла не собиралась.
А вот наставница говорила с ней часто, рассказывая о разных мелочах – и важных, и не нужных Лейле, как той казалось.
Так Лейле стало известно о том, какие прически приняты в караване: прическам придавалось большое значение. И хотя сама Лейла не видела мужчин без непокрытой головы, но узнала, что молодые люди бреют голову, оставляя лишь продольную полоску волос или только на макушке, а взрослые мужчины носят длинные волосы, заплетенные в косички, и выбривают спереди часть головы. Когда волосы начинают седеть, мужчины бреются наголо. Туареги носят бороду, но коротко стригут усы, чтобы те не мешали им под покрывалом.
 Лейле неинтересно было слушать об этом, пока не сообразила, что по волосам, выбивающимся или нет из-под накидки, можно догадаться о возрасте возможного жениха. Хотя и это ей зачем? Разве она собирается искать здесь мужа? Нет!
 Она из любопытства в первые дни в караване рассматривала мужчин, когда ещё ее не заставили открыть лицо. Ни один ей не понравился! И это при том, что лицо каждого было прикрыто тагельмутом. Но ведь она могла увидеть их глаза и часть носа. Только у одного молодого, судя по всему, мужчины были красивые и озорные глаза, но наставница Лейлы как будто заметила что-то и   сказала, что парень женат. Лейле разными жестами удалось показать, что он ее не интересует!
А вот женщины заплетали волосы в косички. Причем у женщин было принято причесывать друг друга. Эта работа требовала времени и терпения, поэтому и выполнялась один-два раза в месяц. Лейла ухаживала за своими волосами сама, но делать это с каждым разом приходилось всё сложнее. Густые волосы девушки спутались, стали сальными, и, к ужасу Лейлы, у нее завелись вши.
В первое время она с пренебрежением смотрела, как кочевницы сначала расчесывают волосы гребнем, посыпают песком или золой для удаления жира, а затем уничтожают вшей, после чего отделяют от волос пряди и, смачивая их водой и маслом, заплетают в три-четыре косы, спадающие по обе стороны лица, или во множество тоненьких косичек. Затем волосы смазывают маслом, чтобы предохранить их от сухого, горячего воздуха, делающего их ломкими.
Но когда у Лейлы начались проблемы, ей пришлось знаками попросить Танамар помочь. Две женщины согласились о ней позаботиться, и вот тогда на голове Лейлы появилось несколько косичек, обильно смазанных маслом.
Лейла ждала, когда же и как заставят ее выбирать мужа. Но до некоторого времени к ней присматривались, и зловредная девчонка, догадавшись, пожалела, что не начала разыгрывать спектакль с первых мгновений, как оказалась в караване. Тогда, возможно, ее выгнали бы раньше.
Наконец, наставница рассказала ей, как женщины их племени выходят замуж. Лейла съежилась от ужаса под черной джеллабой, понимая, что вот и наступил тот самый страшный момент! - но старалась слушать внимательно, тем более что Танамар говорила не слишком хорошо на языке, который понимала Лейла. Напрасно она засмотрелась на того молодого туарега – вот и расплата! 
Как выяснилось, все в караване знали, что Лейле нужно найти в пустыне мужа. Для этого ее и отправили в караван. Именно к ним, потому что друг ее отца пообещал, что устроит ее судьбу. А жених имелся, но не в караване – наставница рассказала, что на стоянке, где живет ее возможный жених, куда они однажды доберутся, будет разбит лагерь. Мужчине не так давно исполнилось 18 лет, и он закрыл лицо. Значит, уже может жениться. В его хозяйстве нужны женские руки.
- Салем так и сказал твоему отцу, что знает хорошего человека, который ищет жену. Он молод и тебе непременно понравится. Салем с нашим караваном отправился навестить своего сына, живущего на дальнем стойбище, потому что  по счастью путь каравана пролегает рядом с теми местами. Салем сказал, что ты красива, он видел тебя без платка, когда твой отец доставил тебя к нему в Марракеш. Салем уверен, что и ты понравишься парню. Мехмет станет твоим мужем. Он красив и молод. Ты выберешь его, мы все в этом уверены. Ведь в нашем караване не осталось неженатых мужчин. Туарег женится один раз и на всю жизнь. Хотя...
И лара Танамар рассказала удивительные для Лейлы вещи. А что она вообще знала об окружающем ее мире? Но, как оказалось, женщины туарегов обладают свободой и не теряют ее, выходя замуж. В племени туарегов не женщина входит в семью мужчины, а как раз наоборот. Именно женщины владеют скотом и палатками, землями.
Они имеют право выбирать себе мужа, но также имеют право потребовать развод! И, кстати, они и решают, что из имущества оставить бывшему мужу! Но жизненно важное значение в Сахаре имеют верблюды, поэтому верблюд становится часто единственным имуществом, которое остается с мужчиной, когда он разводится. К женщинам отходит палатка, дети и все имущество, в том числе и домашние животные, кроме тех, которые нужны мужчине для выживания.
Слушая, Лейла принималась мечтать, представляя, как, разводясь с Мухамедом, оставляет его без дома и магазина, отправляя в пустыню, где он, старый и толстый, вытирая пот со лба, с жалобным, несчастным видом плетется на облезлом больном дромадере через пески пустыни...
Если бы Лейла могла, то сказала бы собеседнице, что ей очень нравятся их обычаи, когда женщина решает, что оставить мужу при разводе.
- Животные - всё для туарегов. Мы пьем молоко, мы едим их мясо, мы используем кожу для палаток, торгуем ими. Когда умирают животные, туареги умирают, - повествовала тем временем наставница.
Но потом разговор вернулся к теме будущего мужа.
- Ты красивая, ты обязательно найдешь мужа.
И она рассказала о ещё одном поразительном для Лейлы обычае туарегов: прежде чем выйти замуж, девушка имеет право иметь столько любовников, сколько пожелает. Так она выбирает подходящего мужа. Но при этом необходимо соблюдать этикет: мужчина должен прийти в палатку женщины только после наступления темноты и оставить ее до восхода солнца. Кстати, мужчина и лицо свое может показать возлюбленной.
- Лейла, когда мы прибудем на стоянку, ты сможешь воспользоваться нашим обычаем. К тебе придет твой жених. Ему уже рассказали, что с караваном приедет его невеста. Тебя ему обещали. Салем нашел способ созвониться с ним, на некоторых стоянках есть сотовая связь, поэтому Мехмет говорил и с твоим отцом. Твой отец знает о нем и одобрил. Теперь дело за тобой, и если ты согласишься...
«Отец сошел с ума! –  дрожа от страха и негодования, подумала Лейла, забыв следить за выражением своего лица, хотя знала, что Танамар наблюдает за ней. – То всё считалось харамом, а теперь меня отправили в караван, где женщины могут вести себя как одалиски, и это не считается грехом. Значит, он отказался от меня! И как я вернусь в Фес, если там узнают, что ко мне в палатку мог приходить мужчина?! Фарид узнает, дядя Абдул... Это конец, конец мне, несчастной!»
Она замотала головой, замычала, замахала руками и выкатывая глаза, всеми возможными способами давая понять, что не хочет этого! Но наставница смотрела на нее с удивлением, ничего не понимая.
- К тебе в первую же ночь на той стоянке в  караван придет твой жених, войдет в твою палатку, и ты сможешь увидеть его лицо. Тебе понравится твой жених. Он же станет твоим мужем, чего ты так испугалась?
Но Лейла прекрасно знала, чего ей стоит бояться: не хватало ещё забеременеть от кочевника! Она сделает всё, чтобы вернуться в Фес, пусть и служанкой в риад дяди Абдула, но потом она может стать женой Фарида. А если туарег в палатке заронит в нее свое семя,  нужна она будет Фариду с чужим ребенком?!
- Твой отец знает, Салем рассказал ему о туареге, который станет твоим мужем, - повторяла в который раз наставница. - Ты сможешь основать новую палатку. Твой отец сказал Салему, что у тебя есть золото, много золота. Вы продадите его и сможете купить много скота, дорогую палатку... Парня из-за некоторых наших обычаев никто не хочет принимать в свои семьи. Он не из нашего племени, пришлый, как и ты...  Он не может жениться на девушке из нашего племени.  Но ты тоже не из туарегов. Тебе можно стать его женой...
Когда девчонка услышала про свое золото, которым счел возможным распоряжаться за ее спиной отец, то вздрогнула всем телом, нет, она даже дернулась, едва не свалившись с верблюда! Ох, хорошо, что ее шкатулка у Каримы!
После этого Лейла тихо плакала, слезы струились по щекам, оставляя черные дорожки, смывая краску с подведенных черным глаз. Наставница казалась растерянной. Почему плачет эта девушка? От счастья или наоборот? Ей сказали, что Лейла была замужем, но получила развод,  муж вернул ее отцу, а теперь отец ищет для нее другого мужа. Наверно, у родственников девчонки есть веские причины для того, чтобы искать мужа не в родном городе...
Кочевница Танамар пыталась понять, что же происходит с пришлой девушкой, которой предстояло вскоре остаться с обретенным мужем в пустыне.
Или Лейла понимает, как непросто ей будет прижиться среди кочевников, стать своей среди чужих людей, для которых она всегда будет оставаться чужой? Женщина не спускала с нее глаз во время кочевки, видела, что Лейле их быт в тягость, она никак не может приспособиться. Но женщина и представить не могла, какие мысли бродили в голове ее подопечной.
А Лейла с тех пор каждый день принялась противостоять каравану. Ей ничего не оставалось, как делать всё, чтобы вызвать раздражение и злость у кочевников, но так, чтобы не быть наказанной. Она тоже должна была участвовать в делах каравана наравне с другими, работать на стоянках и быть полезной. Но у нее с самого начала ничего не получалось, а когда она принялась умышленно всё портить, ломать, разбивать, а потом принималась рыдать или ныть, то  не сразу, но все-таки члены племени начали принимать ее за помешанную.
Салем, глядя на ее выходки, сначала удивлялся, но потом решил, что понял, почему отец девушки привел ее в караван. Так вот почему бывший муж Лейлы дал ей развод! Она же ненормальная. И такую невесту Салему предложили пристроить к кому-то из его соплеменников?! Нет, он отвезет ее на ту стоянку и покажет обещанному жениху, но расскажет ему правду,  чтобы потом никто не посмел обвинить его, что их человеку из пустыни подсунули сумасшедшую жену.
Он отвезет ее обратно в Марракеш! Пусть его знакомый делает со своей дочерью что угодно. Но прижиться в караване или стать женой одинокого кочевника – такому не бывать! Но разве Лейла не казалась сначала совершенно нормальной? А потом как будто злые духи пустыни вселились в нее, украли ее разум!
Салем неустанно наблюдал за девчонкой. А она с каждым днем становилась неадекватнее. Вот и теперь, охватив взглядом верблюдов, нагруженных бурдюками с молоком и многочисленными вещами, мужчина заметил порченую гостью верхом на одном из верблюдов в самом конце каравана.  Девчонка ехала, подставляя лицо предвечернему солнцу, уже не такому палящему, как днем. При этом Лейла мотала головой, высунув язык из широко раскрытого рта.
Нет, не получится из нее жены кочевника. Тот парень, Мехмет, пусть он не был туарегом, но жил на стоянке, кочуя с места на место с небольшим количеством животных. Ему нужна трудолюбивая, молодая и здоровая, сильная и разумная жена. Но с Лейлы не будет толка. Мехмет вернет ему девчонку, а про Салема пойдут плохие разговоры. Зачем ему это?
А это что такое? Лейла вдруг принялась в который раз корчить рожи всем, кто проходил мимо, потом стала ожесточенно дергать ухо, склонив на бок голову, а после - тонко подвывать под только ей слышимую в ее голове мелодию. Салему делалось нехорошо, когда он бросал на девчонку взгляд и потом не мог отвести глаза, как зачарованный, раскаиваясь, что взвалил на себя такую ответственность.
А Лейла-то, кажется, сама не замечала, как время от времени прикасается то к прикрытым черной тканью ушам, то к низу шеи, тоже надежно закутанной концами палантина. Но Салем знал причину этого: девчонка трогала свое золото, как будто проверяла, на месте ли оно.
Салем видел ее в Марракеше без платка, с непокрытой головой, когда отец выволок девчонку из такси, упирающуюся, что-то орущую, сопротивляющуюся. Отец вынужден был схватить ее за густые темные волосы и силой волочь к джипу, в котором их поджидал Салем. Тогда-то он и приметил блестевшие на солнце серьги и ожерелье, обвившее шею Лейлы.
Он запоздало вспомнил, что Лейла все-таки могла говорить, когда отец при нем жестко обращался с девчонкой. Она молила его о чем-то, но тот в ответ обрушил на нее удары кулаками.  Потом втолкнул девушку в джип, следом бросил в машину и ее чемодан, а после этого ни Салем, никто другой не слышал от нее связных слов. Она лишь рыдала или мычала. Значит, вот как проявляется ее сумасшествие? Но в таком случае красота Лейлы не имеет никакой ценности в глазах мужчины, живущего в пустыне. Девушку следует вернуть ее родным! Салем принял такое решение ещё до того, как довез «невесту» до стоянки.
Если бы только Лейла знала об этом! Знала бы или поняла, что ее вернут в Фес! Но она даже не догадывалась! Поэтому была вынуждена притворяться ненормальной. Когда караван прибыл на место, где следовало поставить палатки и заняться приготовлением молочных продуктов, Лейла, едва сойдя с верблюда, принялась бродить по лагерю, дергая себя за ухо, кося и сводя глаза к переносице,  стоило ей встретиться с кем-то взглядом или просто столкнуться на пути. Золотую серьгу она перед этим, конечно, вынула из мочки и спрятала, а ухо оголила.
Она бездельничала, изображая полоумную, пока другие устанавливали палатки. Близился вечер, ночевать племя предпочитало не на песке, а в палатках. Работали быстро, выполняя привычную работу.  В ход шли бычья кожа и шкуры муфлонов. Кожа была пропитана маслом, чтобы стала непромокаемой, обработана красной охрой, защищающей ее от солнечных лучей и дождя. Об этом Лейле ещё раньше поведала наставница.
 Внутри палатки разделены на мужскую и женскую половины. Мужчины спят с сыновьями на своей половине, девочки с матерями – на женской. Спят обычно на бараньих шкурах, на коврах, даже на насыпанном в палатке тонком песке. Но летом в такой палате делается невыносимо жарко, поэтому, как ей рассказали, летом туареги иногда строят хижины из соломы.
 В тот день караван добрался, наконец, до стоянки, где, по словам Танамар, обретался выбранный для Лейлы «жених».  Стоянка, как и положено, располагалась в месте, где пастбище богато кормом для скота и близко есть водоем. Сколько продержится в данном месте стоянка, зависит от обилия корма на пастбище.  Это может длиться и десять дней, и месяц, редко – дольше. Потом стоянку переносят – недалеко, на несколько километров, в более благоприятное место, где есть другое пастбище с пригодным кормом. Так говорила ей наставница, подготавливая Лейлу к будущим реалиям жизни.
Лейла, понимая, где оказалась, с отвращением осматривалась, припоминая слова лары Танамар о том, что на ЕЕ ЗОЛОТО новоиспеченный муж Лейлы сможет купить скот и новую палатку. Как же! Так она и согласится отдать свое золото! И не нужен ей никакой муж-кочевник. Ещё чего! Вот потому она решила превзойти саму себя, пугая каждого, кто проходил мимо, сведенными к переносице глазами с внезапными взвизгиваниями и глупой улыбкой, растянутой на губах. 
Она также достала краску, которой женщины наносили себе на лицо специальные знаки, говорящие о принадлежности к данному племени, и пальцами попыталась нарисовать у себя на лбу нечто странное. Сидела при этом на своем чемодане, который уже сняли с верблюда, на котором она сюда добиралась.
Потом и этого ей показалось мало: она подошла к уже установленной палатке и нарисовала знак, похожий на увиденный амулет, на одной из шкур у входа. За это ее немедленно побили женщины. И только тогда Лейла решила остановиться.
До этого наказывали ее уже не раз, поняв, что пусть с головой у нее не в порядке, но девчонка явно умышленно портит вещи или еду. 
Например, однажды она пролила молоко – ценнейший продукт в караване, которое неразбавленным дают пить только беременным и кормящим матерям.  А ещё был случай, когда бурдюк, из которого Лейле велели слить прокисшее за день молоко для дальнейшего использования, был ею каким-то образом испорчен, потому что потом молоко в нем не кисло, как и полагалось, а протухало, становилось горьким и не съедобным. Бурдюк пришлось выбросить. Наконец, Лейлу стали прогонять отовсюду, где бы она ни появлялась, поняв, что от этой пришлой девчонки только вред.
На таких стоянках Лейла обычно спала в палатке, где ночевала наставница. Но этим вечером Лейла опасалась, что Танамар устроит так, что к Лейле придет «знакомиться» не ею выбранный «жених».
- Что же делать? – заметалась она, не желая входить в палатку. Потом нашла выход: вытащила подстилку и одеяло на песок рядом с палаткой, знаками пояснив, что хочет смотреть в одиночестве на звезды.
Женщина, кажется, всё поняла, нахмурилась, сердито блестя глазами.
- Ну и пусть, - упрямо думала Лейла, которой уже довелось увидеть мужчину, которого прочили ей в мужья. – Пусть что угодно обо мне думают!
Мехмет чуть раньше появился на их стоянке, она видела, как Салем разговаривал с каким-то незнакомцем. Кто ещё это мог быть? За прошедшие недели Лейла успела запомнить всех туарегов из каравана. Этот мужчина был чужаком.
 Салем говорил с ним, отведя в сторону. Да, это мог быть только «жених». Да, он был молод. Наверно, моложе Амина или Фарида. Она видела его глаза, с какой заинтересованностью он рассматривал ее! Красив ли он?  А зачем ей это знать? Она все равно не станет его женой! А если красив, вдруг Лейла соблазнится? Она опасалась доверять самой себе. Но глаза... Глаза парня ей не понравились.
Но это всё очень серьезно: если она согласится стать его женой, то навсегда останется в пустыне на этой самой стоянке. Потом отец передаст с тем же Салемом ее шкатулку с золотом,  которое она и вовсе больше не увидит, потому что Мехмет, а того мужчину точно так и звали, ей золото не отдаст. Продаст украшения, купит на вырученные деньги скот, палатку, а, возможно, даже и джип, верблюдов, может, даже возьмет и ещё трех жен... О, Аллах, что за жизнь тогда ее ждет? Пусть наставница и говорила, что у туарегов только одна жена, но ведь Мехмет не туарег, и он мусульманин, которому позволено иметь четырех жен...   Лейла почувствовала себя в ловушке...
Тогда она повалилась на одеяло, брошенное поверх подстилки, и горько разрыдалась, не обращая внимания на тут же собравшихся вокруг нее женщин. Мужчины-туареги наблюдали за очередной выходкой сумасшедшей со стороны. А неподалеку стояли Салем и Мехмет, тоже взирая на рыдающую Лейлу, но с разочарованием, досадой и отвращением.
Лейла не видела, как невезучий жених взобрался на верблюда и покинул стоянку туарегов, решив вернуться на свою собственную, куда надеялся уже сегодня привезти молодую жену. Увы, не повезло. От невесты он был вынужден отказаться. Как случилось, что невеста сошла с ума во время путешествия? Салем сказал, что в Марракеше девушка чувствовала себя прекрасно, но злые духи пустыни тоже знают свое дело...
...Лейла же, нарыдавшись и с трудом успокоившись, оставшись одна, обнаружила, что все разошлись и уже спят, расположившись в палатках, и уставилась в усыпанное звездами небо. Но красота ночного небосвода не трогала ее душу, Лейла была одолеваема мыслями о своей несчастной судьбе. Кроме презрения, она не чувствовала ничего, находясь в караване или на стоянке среди кочевников.
Эти ужасные вонючие  верблюды! Эти надоевшие до омерзения пески пустыни! Эти темные каменистые земли хамады, которые встречались куда чаще песков с бесконечными дюнами! Она чувствовала себя пленницей пустыни. Как далеко теперь она от Феса! Уже подкрадывались к ней мысли о том, что даже Имад не так уж плох. Лучше, чем жизнь в караване, где нет никаких достояний цивилизации. Если бы у нее был сотовый, а в пустыне она нашла бы вдруг место, где ловилась связь, она позвонила бы дяде Абдулу и согласилась на всё, всё, что только он ей предложит, только бы вернуться из пустыни в город!
Потом она вспомнила Мехмета. Какие у него нехорошие глаза! Злые, разочарованные и все-таки некрасивые. Наверно, и лицо такое же страшное.  Но ей никогда не увидеть мужчину, если только он не придет в ее палатку. А этого не случится.
Лейла тут же вспомнила скандал, в котором она случайно оказалась замешанной. Среди туарегов, оказывается, есть традиция: очень стыдным считается для человека кушать перед женщиной, которая не может иметь с ним сексуальные отношения.
Как же испугалась Лейла, когда случайно наткнулась на одного пожилого туарега, принимавшего пищу в укромном месте возле своей палатки. Что понесло туда Лейлу? Она и сама не могла бы ответить. Просто бродила везде, назло всем мешая. Только первая ее мысль была о том, не заставят ли ее стать его женой? А наставница, рассказавшая ей о таком странном обычае, добавила, как помнилось Лейле, что мужчине-туарегу запрещено показывать на людях свое лицо, и в былые времена туарег должен был убить того, кто увидит его лицо, или покончить с собой.
Но потом Лейла сообразила, что это может стать способом опозорить Мехмета, если она прилюдно днем стянет с его головы тагельмут. Но все-таки крохотный здравый смысл имелся и у нее: она поняла, что добром для нее такая выходка не закончится. Да ее тут же закопают в песок по горло и бросят, оставив  умирать!
Той ночью ни Мехмет, ни какой-нибудь другой мужчина не подошел к ней. Не появился так называемый жених и в последующие дни, пока караван отдыхал на стоянке.
- Неужели Мехмет отказался от меня? – ликовала Лейла.
А через несколько дней караван снова тронулся в путь,  чтобы, пройдя мимо оазиса, добраться до места, где жил сын Салема. Караван же должен был доставить в те места груз из Марракеша и повернуть обратно.
Об этом Лейла услышала от Танамар. Теперь, когда девушка не была больше невестой Мехмета, а стала бесполезным бременем для каравана, женщина была уже не так добра к Лейле.
- Ну и пусть! Главное – я не стала женой кочевника! – мысленно радовалась Лейла. - И если верить этой ларе, меня отвезут обратно в Марракеш. Она же сказала, что даже если караван повернет в сторону, решив не сразу возвращаться в город-ворота Сахары, меня передадут в другой караван.
О! Возможно, ей удастся вернуться намного скорее, если Салем сможет  пристроить ее кому-либо попутчицей в джип. Правда, Салем сомневался, не соблазнится ли владелец джипа ее красотой и не придет ли ему корыстная идея продать красивую, пусть и сумасшедшую немую девчонку в жены какому-нибудь жителю пустыни или даже в рабство. Об этом говорили между собой Салем и Танамар.
Услышав такие ужасы, Лейла испугалась не на шутку и, упав на песок рядом с верблюдом, принялась кататься под ногами у наставницы, едва не оказываясь под копытами дромадеров. Она выла и кусала себя руки, дергала заплетенные в косички волосы, закатывала глаза и выгибала спину, пока женщина, поняв, чем вызвано такое поведение, не сказала, что Салем знает, что он в ответе за нее перед ее отцом, поэтому идею с джипом придется забыть. Лейлу доставят в Марракеш в караване... С этим или с другим...
И вот уже Лейла снова сидит на верблюде, ее зад снова болит, отбитый во время очередного перехода по пустыне, но теперь она считает дни до возвращения в город, откуда можно добраться до Феса и риада дяди Абдула. Лейла забыла и про украденный браслет, и про золото, которое отдала Кариме, даже о Фариде она перестала страстно мечтать, только бы покинуть караван!
Когда же караван повернет в обратный путь?! Она стала настолько одержима желанием скорее вернуться в город, что увидела мираж – крепостную стену, за которой высились минареты мечетей, выглядывали крыши домов и верхушки пальм, которые трепал горячий ветер Сахары... Вот только никто, кроме нее,  ничего не видел, иначе об этом заговорили бы все. А она ничего не могла сказать, потому что вынуждена была оставаться «немой». Только махала обеими руками, показывая пальцем куда-то вперед. Но никто не обращал на нее внимания.
- Это же Марракеш! Какой ещё может быть город? – радовалась Лейла. – И это не мираж! Он не удаляется, пальмы приближаются!
Но она ошибалась. То, что  девчонка приняла за ожидаемый ею город, оказалось оазисом с заброшенной старинной касьбой.  Это был тот самый оазис, о котором говорила наставница. Только не было там ни мечетей, ни домов, крыши которых привиделись девушке. Слишком сильно было ее ожидание! И только присмотревшись, стараясь разглядеть всем известную в Марракеше башню Кутубию, которая видна с любой точки города, она поняла, что обманулась. Впереди ее ждал оазис, о котором незадолго до этого рассказывала Танамар.
- Ты увидишь Священный оазис. Есть старинная легенда... В источнике, вокруг которого некогда возникло поселение, проживал дух, покровительствовавший путешественникам. Рядом с оазисом растет несколько тамарисков, ты сама их увидишь. Эти деревья долгое время считались священными на всей территории Северной Африки и в Египте. Тамариски – единственные деревья в пустыне. Только под их кронами можно найти спасительную тень.
Подъехали ближе. Теперь Лейла видела долину, вдоль которой тянулись огромные рощи финиковых пальм. По словам наставницы, их здесь несколько миллионов. А ещё где-то рядом растет та самая лавсония, из высушенных листьев которой изготавливают хну... Арибе, наверно, было бы интересно посмотреть на растение, но Лейлу такое не интересовало. Ведь хну она может купить на медине, и неважно, из чего она сделана, где и как растет!
И вот на окраине оазиса караван решил устроить очередную стоянку. Лейлу это страшно разозлило, потому что означало задержку в возвращении «домой». Только одно было хорошо: она сможет нормально поесть! Во время движения каравана туареги едят между стоянками мало, чаще всего – один раз в день, вечером, когда подоят скот. Едят перед тем, как соберутся ночевать.  Но и продукты в кочевом хозяйстве ограничены: только финики и крупы. Иногда овощи и фрукты из оазисов. А молоко – верблюжье, козье или овечье - пьют разбавленным водой или кислым.
Лейла невольно изучила быт кочевников-туарегов. Из козьего и овечьего молока они получают масло и сыр. Молоко же добавляют в каши, подливы, смешивают с толчеными финиками. Маслом мажут лепешки, но никогда не жарят на нем. А сыр у туарегов – это сухой творог, его измельчают и добавляют в похлебки и каши.
Но Лейле не нравились их каши, даже сдобренные верблюжьим молоком, маслом или сыром. Она так часто вспоминала еду Арибы, что бразильский таджин с кухни Мухамеда ей не раз снился ночами...
А какие здесь безвкусные похлебки! Во время переходов между стоянками туареги часто готовили суп из сорго, в который для вкуса добавляли палочки корицы и порезанные консервированные оливки. Но и это делали только тогда, когда в караване оказывался какой-то важный гость. Для такого особого случая мог быть приготовлен и кускус.
Но как поняла Лейла, самый важный продукт у туарегов – финики. Сушеные, они хранятся достаточно долго. Поэтому туареги всегда вдоволь запасаются финиками при любой возможности. Их употребляют толчеными, заливая водой или молоком. Лейле не раз довелось есть в караване этакую финиковую кашу.
При любой возможности туареги покупали овощи, из которых готовили  соусы и сдабривали ими каши и супы. А вот мясо... Мясо при Лейле не ели.
Как объяснила наставница, скот разводят для того, чтобы получить молоко: и коз, и овец, и верблюдов. А верблюды  и вовсе используются в качестве основного средства передвижения и перевозки грузов. Раньше верблюдов не ели вообще, но под влиянием арабов с какого-то периода начали есть, но только молодую верблюжатину.
И тогда Лейла вспомнила, что в свой первый день пребывания  в караване она видела все-таки, как разделывали тушу: лучшие ее части отдали женщинам -  вырезку со спины и голову, а худшие – помощникам и икланам, это люди - типа слуг в караване, им достались ноги, шея, хвост. В тот день и Лейле дали кусок мяса, ведь она ещё была гостьей.
И тогда же она видела, как внутренности верблюжонка запихнули в желудок, перекладывая раскаленными камнями, и, завязав желудок с обоих концов, положили в горячую золу.
А вот кузнечиков туареги любят! Она слышала, что их отлавливают в определенный сезон в не засушливых участках каменистой Сахары, где те кормятся сочной растительностью. Кузнечиков поджаривают на углях, растирают в порошок и добавляют в кашу, сушат впрок, чтобы потом в походе размочить в молоке или сыворотке. И Лейле невольно довелось попробовать такое блюдо! Но лучше бы женщины не рассказывали об этом, Потому что  девушку тошнило несколько дней от одного воспоминания. После она с подозрением относилась ко всему, что ей давали поесть.
Но чему-то научилась и она! Ей удавалось печь хлеб. Даже потом, когда девушка решила вредить во всем, она больше не портила еду, которой могли ее в наказание лишить.
Хлеб здесь пекли, запекая в песке. А муку расходовали, храня как зеницу ока. Пока Лейла не начала придуриваться,  она тоже замешивала муку с водой, ничего больше не добавляя, ни соли, ни дрожжей, как это делала Ариба. Тесто приходилось хорошо вымешивать под взглядами строгой наставницы. Потом формировали из теста плоскую круглую и довольно толстую лепешку. Рядом на песке уже был разожжен и прогорал к тому времени почти до углей костер, который сдвигали в сторону, аккуратно разгребая песок. Туда укладывали лепешку и обратно засыпали  горячим песком. После этого угли возвращали на то же место.  И хлеб выпекался прямо в песке, под углями костра!
Но и это было не всё. Через некоторое время костер снова сдвигали в сторону, хлеб переворачивали, а ещё через какое-то время готовый хлеб доставали. Корка у такого хлеба была очень твердой, но зато с нее довольно легко было соскабливать ножом песок.
Туареги ели такой хлеб не в чистом виде, а разламывая на небольшие ломти, заливая его соусом или добавляя в суп.
 Лейле не нравился их хлеб. Она не могла его есть даже в свежем виде, но, засохнув, он и вовсе превращался в камень. А так как песок было невозможно полностью соскоблить, он то и дело скрипел у нее на зубах.
А чай? Мятный зеленый чай готовили с большим количеством сахара, иногда добавляя жареный арахис и миндальные орехи. Чай получался очень крепким на вкус. Но Лейла никогда не отказывалась от чая.
Она в последние часы только и думала о еде – ей страшно хотелось есть. Да она каждый день чувствовала голод, не имея привычки принимать пищу только раз в день! И такой судьбы захотел для нее родной отец?!
Порой, когда караван двигался по бескрайней пустыне, Лейлу спасали только разговоры наставницы, ее рассказы отвлекали. Лейла слушала ее неторопливую напевную речь и забывала о голоде. Танамар рассказывала сказки, которыми девушка заслушивалась. Они были похожи на те истории, которые она слышала в детстве о Ходже Насреддине, о таком же, но берберском плуте.
Многое узнала Лейла от умной и опытной лары. Самой любимой у наставницы была легенда о прародительнице туарегов, легендарной королеве Тин Морфинан, которая, как верят туареги, в четвертом веке отправилась на юг из земель, находящихся теперь на территории современного Марокко, чтобы стать королевой Алжира. Она стала первой королевой из туарегов. Ее имя переводится как «одна из палаток». От нее ведет родословную каждая благородная семья туарегов. С королевой путешествовала ее служанка Такамет, она считается родоначальницей крестьянского сословия...
А ещё наставница научила Лейлу отличать кобру и ядовитых змей от неядовитых. 
- У ядовитых змей голова сверху имеет копьевидную форму, так как челюсти ее намного шире шеи. А у неядовитых змей тело незаметно переходит в постепенно сужающуюся голову.
Лейле становилось страшно от ее рассказов. Пусть она ехала верхом на верблюде, но начинала всматриваться  в песок, ей казалось, что в любой момент из-под верблюжьего копыта вылезет змея, встанет на хвост и сделает прыжок, чтобы смертельно ужалить, укусить Лейлу!
- От укуса кобры человек умирает через несколько часов, если не принять срочных мер. Надо отсосать кровь из укушенного места. Это может делать тот человек, у которого нет трещин на запекшихся от солнца губах. А отсосанный яд необходимо тщательно сплевывать. Кобра никогда сама не нападет на человека, ее укусы ещё более редки, чем встреча с ней в пустыне. Поэтому не переживай так, Лейла, - старалась успокоить Танамар, видя испуг на лице девушки.
А она и не переживала,  хотя страшно было слушать подобные вещи. Ещё чего! Если змея ее укусит, уметь оказывать ей помощь должен кто-то другой. А сама она не станет рисковать собой, отсасывая из ЧУЖОЙ раны ЯД!
Но однажды ей пришлось испытать ужасные мгновения, когда в ее обувь забрался скорпион, а она поленилась проверить и вытряхнуть утром сабо, которые уже тогда сменили изношенные сандалии. Она сунула ногу в сабо и была укушена скорпионом, прижатым ее пальцами. Боль была жгучая и резкая. Ох, как же Лейла испугалась! И понимала, что никакая змея не сможет уместиться в небольшой обуви, но она вопила так, как будто ее укусила кобра!
Однако когда женщины растерли ее палец крупной морской солью, то через какое-то время боль прошла: укус оказался не сильнее укуса осы.
А позже Лейла смогла наблюдать, как кочевники ловили скорпионов на продажу, переворачивая камни, под которыми живут скорпионы, устраивая накануне самодельные ловушки. Не прошло и часа, как в банке оказалось несколько десятков желтых,  больших и маленьких скорпионов, причем один из них был почти коричневого цвета.
Но Лейла узнала, что в пустыне есть опасность пострашнее скорпионов. Не раз по вечерам на полотнищах палаток находили фаланг. Эти необычные пауки лишены собственного яда, но на их челюстях иногда бывает трупный яд, делающий укус фаланги крайне опасным, так как он может привести к заражению крови.
Лейла так боялась за себя, что слушала наставницу внимательно, чтобы знать, откуда может исходить для нее опасность. Ей хватило случая с укусом скорпиона. При виде фаланги Лейла поднимала визг, который прекращала, только когда кто-то прогонял  опасное насекомое, которое невозможно уничтожить, его не раздавишь, зато бегает оно с огромной скоростью.
...Шли дни. Лейла устала ждать, когда же караван сменит курс на Марракеш. Она чувствовала себя опустошенной, почти уничтоженной.  Как будто солнце пустыни выжгло ее изнутри, ветер высушил и выпотрошил ее душу, лишил всех желаний, кроме одного  - вернуться в Фес. Нет, конечно, сначала в Марракеш, откуда уже реально добраться и до Феса. Она ждала, когда же караван повернет обратно из пустыни к далекому городу.
Та оглушительная тишина, которая окружала караван в пустыне, нарушалась лишь мягким шелестом песка под ногами верблюдов, спасала Лейлу, усыпляя ее и не давая бродить в голове беспокойным мыслям.
...В тот день они снова покинули бескрайнюю каменистую хамаду, и теперь вокруг простиралось песчаное море. Это и не песок был вовсе, а похожая на мельчайшую рыжеватую муку пыль, в которую Сахара перемолола песчинки за миллионы лет во время песчаных бурь, поднимаемых знойными ветрами. Лейле ещё не довелось пережить ни самум, ни сирокко.
Впрочем, как-то в один из дней путешествия с караваном Лейла очень испугалась. Вроде бы воздух был чист и прозрачен, но через несколько мгновений поднялась пыльная буря. Уже близка была стоянка, как вдруг из ниоткуда поднялся ветер, горячий, как из пекла, который становился всё сильнее. Через несколько мгновений вокруг все исчезло, абсолютно ничего не стало видно на расстоянии вытянутой руки, и Лейла запаниковала. Всё, всё вокруг погрузилось в песчаную пыль!
В этом песчаном мраке караван продолжал куда-то двигаться! Лейла замерла от ужаса, забыв даже закричать. Потом закутала полностью лицо, чтобы песок не забился в нос, уши, в рот, крепко закрыла глаза.
Наконец, все же остановились. Оказалось – приехали, добрались до стоянки. Лейла чувствовала, что в волосы, даже прикрытые палантином,  набилось столько песка, сколько на ее голове ещё не было никогда. Она открыла глаза, ей помогли сойти с верблюда, а вокруг уже не осталось и следа от пыльной  бури. Солнце клонилось к закату, а буря – была и прошла.
Это была та самая стоянка, где обитал сын Салема. Лейла осмотрелась: вот какой-то загон, где на песке «валялись» верблюды. В центре стоянки – кострище, а по кругу стояли палатки, в которых можно спать... Но караван собирался устанавливать свои, ведь предстояло провести здесь несколько дней. А если налетит настоящая песчаная буря? Не такая, какую им пришлось пережить только что. А если случится буря с ливневым дождем? Нужно укрытие.
К радости Лейлы в лагере был и настоящий биотуалет.  Туристы оставили, подарили.
Салем был рад встрече с сыном. Юдад горячо обнимал отца, громко и радостно восклицая на своем наречии. Тем временем двое туарегов Арудж и Билял занялись разгрузкой багажа, а женщины - приготовлением чая и ужина, после того, когда часть своих палаток кочевники успели установить. Лейле было велено погулять, не мешаясь под ногами.
- Мы позовем тебя к ужину, - уверила лара Танамар. – Ты только далеко не уходи, а то вдруг в темноте уйдешь далеко, ходи потом и ищи тебя в песках!
И Лейла отправилась гулять на ближайшую дюну, чтобы увидеть закат. Это был повод уйти из лагеря. Как же Лейла устала от кривляний и притворства! Здесь же никто ее не видел. Поэтому девушка уселась на вершине бархана, куда успела подняться, и, озираясь, с тоской осматривала бескрайние просторы пустыни. Песок снизу отдавал ей свое тепло. Вокруг – полнейшая тишина, ни сверчка, ни цикад, ни жужжания мошкары, ничего. Это так необычно после шума голосов на стоянке! 
Наконец, Лейла уставилась на падающее за горизонт солнце. Оно было совсем не большое, как иногда видится на закате, но пронизывающе яркое, теплом проникающее внутрь девушки.  Даже закрыв глаза, Лейла видела этот сильный свет из пустыни.
И тут же к ней пришли мысли о Фариде и дяде Абдуле. Лейла так радовалась, что ее план сработал – ее принимают за сумасшедшую, намерены отправить обратно к отцу. Но... Только теперь, когда страх перед навязываемым замужеством остался позади, Лейла начала опасаться, что слухи о ее сумасшествии долетят до Мекнеса и Феса. И что тогда? Фарид, даже не увидев ее, сразу же откажется от такой невесты.
 Лейла поняла из разговоров Амина с женами, подслушанных бесед Мухамеда с братом и сыном, когда они говорили о Хадиже и ее несчастьях, что Фарид – парень весьма придирчивый. Ему нравятся красивые и уверенные в себе девушки, умеющие постоять за себя. Лейла  слышала много нехорошего о некоей Зухре, сопернице Хадижи, которая с ней враждовала, став второй, а затем и первой женой Фарида. Но она украла сына Фарида и Хадижи и получила за это развод! Значит, к счастью, эта опасная женщина не окажется на пути Лейлы.
Но что, если за время ее нахождения в караване Фарид сосватал себе жен? У него после развода с Хадижей и Зухрой не осталось ни одной жены. Но он мог успеть выбрать себе невесту! И не одну! А дядя Абдул с радостью в этом поучаствовал! О, Аллах, пусть останется хотя бы одно место для нее! Хотя бы одно место! Лейла готова была стать даже четвертой его женой, а там – посмотрит, что сделать, чтобы очистить вокруг себя пространство от соперниц.
Но  Лейлу обнадеживали воспоминания о словах Каримы, сказанных ей по секрету. Болтливая Карима не смогла сдержаться и проговорилась:  оказалось, что она случайно услышала, как сид Абдул сетовал в разговоре с дядей Али, что Имад может отказаться и от Лейлы. Мужчина стал более осторожным после скандальной истории с Самирой, а его родители вообще кажутся непримиримыми, когда слышат о семье сида Абдула. А ведь Лейла была женой его племянника Мухамеда! И если от нее отказался сам племянник сида Абдула, то родители Имада начнут искать причину этого. Захотят – и всё узнают. Или сами додумают и чего только не напридумают! И тогда не быть Лейле невестой их сына, о, Аллах-Аллах!
Думая об этом, Лейла радовалась, но когда она вспоминала, какими глазами смотрел на нее Имад там, в аэропорту, о, Аллах, выражение его глаз и лица ее очень беспокоили. Как он ее цепко рассматривал! С каким бесстыдством!
И Лейла решила: если ей суждено пройти через сватовство Имада, она повторит опыт притворства, обретенный в караване. А что? Будет сначала сидеть, медленно склонив  голову на бок, потом высунет язык, начнет скулить, указывая пальцем на тарелку с выпечкой. Ведь ее приведут к жениху и ее родителям на смотрины под предлогом принести поднос с печеньем и чаем для гостей.
Пусть решат, что такой она стала после пустыни, что это вот так на нее подействовало проживание в караване. И вообще – после возвращения к отцу первое время она должна оставаться «сумасшедшей».  А потом постепенно «придет в себя».
- Аллах, только бы отец не отправил меня в приют для умалишенных! – со страхом подумала она, обнаружив ужасную уязвимость в обдумываемом плане.
Лейла неподвижно и безмолвно просидела до темноты, пока не услышала где-то внизу дюны, как туарег по имени Наджим кричит во все стороны, что всем пора собраться у костра. И только тогда девушка вскочила – значит, ужин готов! Она почти кубарем слетела вниз, набрав во все складки одежды песка.
- О, Аллах, как вкусно пахнет! Это же куриный таджин! – радовалась она, вдыхая аромат, долетавший от костра. Размоченные финики и пресные каши ей ужасно надоели!
Она тихо подошла и села у костра за спиной Танамар, ища ее покровительства.  Когда кочевница по имени Фатумата подняла крышку таджина,  Лейла едва не захлебнулась слюной. Так вкусно готовили только Ариба и лара Нурия, а ещё эта противная жена Амина Халиса. Лейла и ее еду ела, когда Амин и Мухамед заперли ее на первом этаже дома Амина.   
Туареги и Лейле тоже дали поесть, таджин показался ей самым вкусным, какой она только ела в своей жизни. Он был богат специями, но ничего острого – как она и любит. Потом пили чай, ели печенье, которое в качестве угощения Салем захватил из Марракеша для сына и его семьи и для гостей, которые будут праздновать их встречу.
Потом у костра начался своеобразный концерт народных песен. Полилась непонятная берберская песня в исполнении Биляля. Он пел всегда, на каждой стоянке у каждого костра. А когда к нему присоединялся Альгабасс, тогда и Лейла принималась подвывать под мелодию песни. Люди в караване уже привыкли к такой странности сошедшей с ума Лейлы, но родственники Салема смотрели на девчонку с удивлением и даже переглядывались.
 Но туареги продолжали петь под звуки однострунного смычкового музыкального инструмента. О, да, Лейла заметила, что для кочевника достаточно одной струны и вдохновения, чтобы всю ночь петь песни.
Когда местные женщины тоже начали играть на своих музыкальных инструментах и петь грустные песни, тогда и Лейла с воодушевлением принялась громко мычать, размахивая руками. И как бы ей уже ни было противно так притворяться, но она не могла позволить кому-то усомниться, что она безумна, что ее следует отправить в Марракеш!
Кочевники прихлопывали, притопывали, песни их увлекли. А Лейле, уставшей и, наконец, замолчавшей, послышалось вдруг, что откуда-то из пустыни еле долетел звук буксующего джипа. Неужели до их стоянки добираются ещё гости? Но нет... Новые люди так и не появились.
Несколько дней спустя караван покидал гостеприимный лагерь, стоянку, где проживал сын Салема.
Зная, что они, наконец, уезжают, Лейла проснулась рано, когда пустыня была ещё окутана предрассветными сумерками. Но жизнь на стоянке уже кипела – собирались палатки, верблюды принимали на свои спины груз, туареги занимались привычными делами перед отправлением в путь.
И вот Лейла вновь в седле. Верблюд резко вскочил, приподняв ее над землей на добрую пару метров, и, ведомый каким-то кочевником, мерно покачиваясь, зашагал куда-то вглубь песков. Из полумрака на сонную Лейлу глядели огромные песчаные горы...
Душа Лейлы пела – она понимала, что теперь уж караван точно возвращается в Марракеш! Не в сам город, конечно. Но когда они остановятся на расстоянии нескольких часов езды на джипе до Марракеша, тогда за Салемом отправят машину, и приятель отца посадит ее, Лейлу, в эту машину, чтобы отвезти в Марракеш. Наверно, он позвонит ее отцу, чтобы старик встретил потерявшую разум дочку. И отец заберет ее, а она, притворяясь полоумной, кривляясь и безобразничая, будет повторять только одно имя: дядя Абдул, сид Абдул! Если у отца и будут иные планы, но тут он вспомнит данное сиду Абдулу слово – если Лейла не найдет себе мужа в караване, то он отдаст ее сиду Абдулу на вечное услужение.
- Пусть у меня всё получится, иншалла! – мысленно  взмолилась Лейла, теребя одной рукой воняющую маслом косичку, выбившуюся из-под платка, а другой крепко держась за поручень сиденья.
 Две недели тянулись ужасно долго, но когда из мрака песков неожиданно вышло два каравана  - какие-то туристы возвращались из пустыни в Загору, Лейла от радости едва не потеряла сознание. Значит, Марракеш уже совсем скоро!
Это было очередное утро, ещё до восхода солнца. И вдруг оно появилось из-за горизонта. Караваны на миг остановились, после чего двинулись дальше. 
Теперь Лейла почему-то боялась, что с ней может что-нибудь случиться, что заставит ее остаться в караване, не позволит добраться в долгожданный Марракеш.  Она могла отстать на верблюде от каравана, могла упасть с животного и сломать себе что-нибудь, заболеть, да мало ли!
Но страшнее всего было отстать, заблудиться в песках. Лейла вдруг вспомнила рассказ Танамар про слепых проводников, которые, пересекая крупнейшую пустыню Сахару, использовали обостренное чувство обоняния и вкуса, чтобы выбрать безопасный маршрут через постоянно зыбучие пески. Путешествие в те времена длилось не менее года, караваны были очень большими – иногда количество верблюдов в них достигало нескольких тысяч. Ведь путешествия в те далекие времена  были небезопасными. А перед выходом в путь верблюды в течение нескольких месяцев откармливались.
Слушая рассказы Танамар, Лейла про себя думала, что в те годы ей уж точно нашли бы мужа в огромном караване. Или бросили бы в пути, обнаружив, что Лейла «сошла с ума»?  Закопали бы в песок по горло и уехали без нее...
С восходом солнца в жаркой пустыне просыпаются мухи и мошки. Как же Лейла устала от насекомых! Ей и притворяться не приходилось, когда она рьяно отмахивалась от них, старавшихся забраться под ткань на голове, забиться  в глаза... Кусали ноги.
А солнце поднималось всё выше, и Лейла чувствовала, что начинает припекать. Скоро Марракеш.  Но почему молчит Салем? Разве он не должен хоть что-то сказать ей о возвращении к отцу?! Кстати, Лейла очень надеялась, что сам туарег признается ее отцу, что его дочь в караване сошла с ума. Или он молчит, потому что думает – сумасшедшая всё равно ничего не поймет! О, Аллах, а если у Салема появилось что-то другое на уме? Вдруг он сам продаст ее в рабство или отдаст замуж за неизвестно кого, а отцу расскажет, что нашел Лейле хорошего мужа, пусть и не в караване?
Лейла так накрутила себя, что с тревогой то и дело искала глазами Салема,  вертясь в разные стороны в седле, рискуя свалиться с верблюда, когда ей казалось, что она не видит знакомой фигуры туарега. Но, убедившись, что кочевник на месте, и успокоившись, она устремляла взгляд вперед, вглядываясь в далекие дюны. Она надеялась, что  уже вот-вот могут появиться и городская крепостная стена,  и купола мечетей со стрелами минаретов, и зелень пальм, растущих в самом городе, и конечно, распластавшаяся под солнцем медина, сам город с его домами и узкими улочками... Когда же она увидит Марракеш?! Ну, когда уже?!



23. Часть 34. Глава 23. Роды у Халисы и Эмми.



 Эмми и сегодня ловко уклонилась от домашних дел. Девчонка так и не притронулась к забытым на столике кружкам и стаканчикам. Хм, убрать их следовало сразу после того, как утром они втроем пили чай.
 А пыль, уже несколько дней не протираемая на полках? Чудесная ваза, подаренная ларой Латифой, покрыта пылью. Из другой вазы торчит засохший цветок. Почему Эмми не раздражают такие мелочи?! Наверно, Халисе самой стоило мимоходом забрать мумифицировавшуюся розу и выбросить, не оставляя это для Эмми. Не стоит даже на нее надеяться. 
И где эта легкомысленная бездельница сейчас? Упорхнула легкой птичкой к соседке? Халису бесило от мысли, что Эмми обсуждает их семейные дела с ларой Назирой, пусть даже та родная тетя Амина. Она кожей чувствовала, как две женщины сплетничают о ней, первой жене.
Такими мыслями была полна голова Халисы, суетившейся в «кондитерском цехе» на первом этаже. Халиса досадовала, что при удачном развитии ее бизнеса, оказавшегося столь прибыльным, страдают домашние дела. Если бы Эмми выполняла часть своей работы по дому, тогда не было бы проблем! Но девушка не особо заморачивалась уборкой и стиркой, считая, что если что-то не сделано сегодня, то всегда можно доделать завтра, что такого?
Но Халиса не привыкла так вести дом. А Эмми не желала понимать и принимать ее правила. И теперь Халиса, которой до родов оставалось несколько дней, взвалила на себя и все домашние дела. Но и старалась испечь как можно больше восточной выпечки, которая в Рио казалась экзотикой и шла нарасхват.
Доставая очередной противень с «рожками газели» из горячей духовки, молодая женщина вдруг охнула от резкой боли, неожиданно пронзившей низ живота.
- Роды начинаются, кажется, - прошептала Халиса, корчась от боли, а из ослабевших рук выронила противень с готовым печеньем, и он с громким звоном ударился о плитки пола, печенье разлетелось во все стороны – под стол, под огромные духовки и шкафчики с посудой...
Боль оказалась настолько сильной, что разум Халисы помутился. Она, интуитивно действуя, придерживая живот, направилась к двери, понимая, что следует подняться на второй этаж, лечь в постель и позвонить Амину или кому-то ещё, чтобы позвать на помощь.
Молодая женщина, держась за стену, цепляясь за перила, кое-как поднялась по лестнице, показавшейся ей бесконечной... Боль была невыносимой. Но когда Халиса добралась до своей комнаты, боль вдруг отпустила.
- Схватка закончилась. И пока не накатила новая волна боли, я должна сообщить Амину, что роды начались! Где же Эмми?!
Халиса взяла сотовый, дрожащими руками достав его из глубокого кармана домашнего платья, в котором стояла у плиты. Вдруг занесенные над телефоном пальцы застыли, она воскликнула:
- О, Аллах! Я же забыла выключить духовки! И выпечка сгорит, и в любом случае духовки сами не отключатся. Неужели мне придется снова туда спускаться?!
Она понадеялась, что дозвонится Эмми, та придет и всё выключит. Но никто не отвечал на ее звонки. Где же все? Амин, лара Муна, сид Мухамед, Эмми? Где вы? Халиса сначала села, потом легла на кровать, откидываясь на подушечки, решив немного полежать, а после этого спуститься вниз, чтобы отключить оборудование. Печенье и бисквиты могут ещё минут десять постоять на выпечке и тогда как раз будут готовы.
 Но тут накатила новая волна боли. Халиса закрыла глаза, превозмогая желание закричать. Ведь это только начало! Где же ходит Эмми?! Она должна помочь: достать из комода заранее приготовленные простыни и полотенца. Поставить греть воду... Надо позвать женщин – лару Муну, лару Ноэмию, позвонить ларе Латифе. Где же Эмми?! А вдруг Халисе придется рожать самой, если роды окажутся скоротечными – ведь и такое случается? Но как она справится?
Халиса запаниковала, приготовившись после окончания очередной схватки отправиться вниз к духовкам и на улицу за помощью.
Но как раз в это время вернулась Эмми. 
- Где бродишь? У меня воды отошли и схватки начались. Эмми, спустись вниз, в «кондитерской» я не успела выключить две духовки. Сходи и выключи – это срочно! Иначе печенье сгорит – ох, наверно, уже сгорело! Иди же! А когда всё выключишь и достанешь противни с выпечкой, то подбери  с пола упавшее печенье. Не хочу, чтобы Амин это увидел... А потом обязательно вернись ко мне, начнешь обзванивать женщин. Или тебе придется пойти к ларе Муне, чтобы позвать ее к нам. И дону Ноээээмииииййуууу..... Аааааа, как больно! – завопила Халиса, ее лицо побелело от боли.
И все равно через пелену боли в глазах у Халисы хватило сил требовательно посмотреть на вторую жену и кивнуть головой на дверь, приказывая: иди!
Эмми была в шоке. Она много слышала рассказов, как рожают женщины в Марокко – сами, без врачей, только с помощью женщин-родственниц. Но лично видеть такое зрелище ей не доводилось. А чтобы ещё это случилось с девушкой, которую Эмми хорошо знает?!
Она поняла, что Халисе необходима помощь. Да-да! Надо срочно позвать лару Муну и сообщить Амину. А они уже догадаются, как помочь Халисе. Бедняжка, лежит, а сама губы кусает от боли...
Эмми молча, но быстро-быстро начала кивать и выскользнула из комнаты и из дома, спеша к сиду Мухамеду в «Волшебную лампу», на ходу набирая номер Амина на сотовом... О том, что сначала ей нужно было заглянуть в «цех» с выпечкой и выключить духовки, она совершенно забыла. От страха у нее самой  начало «тянуть» внизу живота, а потом и вовсе появилась боль, сначала не сильная, хотя и резкая, но потом переросла в настоящую схватку, уже когда Эмми вошла в дом сида Мухамеда, заметив, что в окно смотрит на нее Муна. Она решила, что женщина поймет всё лучше. А то как же Эмми сможет объяснить отцу Амина, что происходит с Халисой? У нее язык не повернется сказать, что Халиса рожает! Стыдно же!
Но и Муна не сразу поняла, с кем и что происходит. Эмми выглядела настолько плохо, побледневшая, испуганная, что жена Мухамеда решила – что-то не так со второй женой Амина, ей же явно нехорошо. Поэтому лара Муна принялась расспрашивать невестку о самочувствии, догадываясь, что у нее могут начаться преждевременные роды. Но Эмми то и дело бормотала что-то про Халису. Только тогда лара Муна догадалась, что девушка пришла сообщить не о себе, а о первой жене сына Мухамеда.
- Халиса рожает! Это ей плохо... Но и мне тоже... Ой, как больно! Халиса – лежит на кровати и терпит, я же видела, что ей очень больно!... Пойдемте со мной, лара Муна! Но и я, наверно, начинаю рожать...
- А ты Амину звонила?
- Да, но он не отвечает!
- Мухамед говорил, что сегодня должны прийти товары из Марокко, наверно, разбирают привезенное, вот им и не до звонков, - нашла объяснение женщина, хватая платок со спинки дивана и подхватывая с ковра игравшего с мячиком Абдульчика.
- Идем, хабиби, идем! Оставлю тебя ларе Ноэмии, пусть присмотрит за тобой.
- Но как же она присмотрит, - заволновалась Эмми. – А кто будет помогать роды принимать? Я не умею, даже не знаю, как это делается!
- Разберемся, - успокоила ее жена сида Мухамеда. – Ты звони, звони Амину, пусть тоже идет домой, не один, с отцом!
И вот, проходя мимо «Волшебной лампы», лара Муна успела заглянуть в магазин, где нашла и дону Ноэмию, которая как раз принесла что-то поесть Мустафе. Оставив малыша с мужчиной в магазине, обе женщины поспешили в дом Амина, поддерживая Эмми.
- Кажется, рожать будут обе, - нахмурилась Ноэмия, увидев, что Эмми держится за живот и стонет, с ужасом озираясь по сторонам. – Эмми, заходи в дом скорее!
- Неужели я тоже рожаю?! Но как это? Разве не рано? Только семь месяцев! А вдруг ребенок не выживет? А если я тоже умру? – запаниковала девчонка.
- С чего ты это взяла? – подняла брови дона Ноэмия, которая не совсем понимала, для чего ее сюда привели. Неужели думают, что она сможет принимать роды?! Для этого существуют больницы, где врачи-акушеры знают свое дело! Пожалуй, следует вызвать скорую помощь для обеих девчонок. Или попросить об этом дону Журу? Иначе Мустафа и Мухамед ее съедят, а вот ее подругу они ругать не посмеют  - с доной Журой шутки плохи.
А пока Ноэмия огляделась в доме. Халиса лежала на кровати у себя в комнате. Эмми осторожно присела тут же на небольшой диванчик, держась за живот. Муна, оценив ситуацию, отправила лару Ноэмию на кухню греть воду. Халиса глазами показала на верхний ящик комода, где свекровь обнаружила вещи, подготовленные к родам.
Похвалив роженицу, лара Муна поинтересовалась у Эмми, где найти ЕЕ вещи. Но та только плечами пожала.
- Впереди было два месяца до рождения ребенка, я надеялась, что успею собрать.  Может быть, сегодня ничего ещё не будет? – наивно предположила она. – Я переволновалась из-за Халисы, поэтому у меня заболел живот. Это от страха, сейчас всё пройдет.
Они не обратили внимания на то, что Халиса пыталась что-то сказать или спросить, но когда у нее началась новая схватка, она забыла обо всем.
Дона Ноэмия, выполнив порученное, все же позвонила в бар и поговорила с доной Журой.
- Что мне делать, подруга? Как в наше время можно рожать в домашних условиях? Да ещё при том, что рядом нет опытных акушерок, даже медсестру не позвать. Дона Эвлалия, наша врач, сегодня на смене, дочь Рамиреса, медсестра,  вышла замуж и уехала, - вспоминала Ноэмия соседок, имеющих отношение к медицине. – Надо вызвать врача из клиники!
Дона Жура была согласна – конечно, следует вызвать доктора! Какие могут быть сомнения?! Мало ли, что синьор Мухамед будет возражать! Не он же рожает!
- Я сама позвоню и вызову «Скорую», ты мне, Ноэмия, только подай сигнал в окно или позвони. Когда закончатся схватки, тут же пусть едут врачи и везут девчонок в больницу!  А то схватки и несколько часов могут длиться.
Тем временем в Сан-Криштоване началась суета. Мустафа в отсутствии покупателей вышел с Абдульчиком на руках из магазина и застыл на пороге. Вскоре прибежали Мухамед с сыном. Кивнув Мустафе, ринулись в дом Амина, где кипела работа. И никто не догадался заглянуть в помещение, где недавно занималась выпечкой Халиса. 
Но и в доме мужчины пробыли совсем не долго: вернулись в «Волшебную лампу», чтобы не смущать женщин. Дом Амина невелик. Это ведь не риады дяди Али или дяди Абдула в Марокко, где женщины рожают на «женской» половине дома, а мужчины ждут результата внизу, на первом этаже, сидя на диване или мечась по огромному залу. А в Бразилии на втором этаже сидеть в гостиной, видя через распахнутую дверь, как бегают Муна и дона Ноэмия, слышать, как стонут Халиса и Эмми... Нет, Амина это так напугало, что Мухамед предложил на время пойти к нему  в магазин и там подождать, когда всё закончится.
- Мы вернемся, когда твои дети уже родятся, - похлопал отец впечатлительного парня по плечу.
- Аллах, не со мной происходит, но мне не по себе, - признался изменившийся в лице Амин.
- Ты станешь отцом, Амин, ты тоже станешь отцом! – с умилением сказал Мухамед. – Только бы Базилио не сунул нос в наши дела!
Мустафе было велено не впускать парня в магазин. Мухамед забрал у него Абдульчика, унес в подсобку, где посадил брата Амина на стопу ковров, подстелив под мальчика какую-то тряпку на случай, если памперс протечет.
- Я против памперсов! Говорят, они вредны для мальчиков, - ворчал он, - но что делать? Муне приходится одной справляться со всеми делами. А служанку нанимать не хочется.
- Не знаю, и мне как быть, - тоже посетовал Амин. – Отец, а если нанять одну женщину на два дома?  Пусть работает и у тебя, и у нас. Не представляю, хватит ли у Халисы сил, времени и желания ухаживать и за ребенком, и за домом, и готовить...
Они услышали, как Мустафа с кем-то спорит, кажется, даже говорит на повышенных тонах.
- Что там такое ещё? Аллах! Это голос Базилио. Не слишком ли обнаглел этот парень? Услышал, что кто-то из твоих жен рожает и посмел прийти, чтобы узнать подробности? Это неслыханно, Амин! Сейчас я задам трепку этому парню. И с доной Журой поговорю: что это такое? – возмущался Мухамед, с трудом поднимая тушу с низкого пуфика. Амин протянул руку отцу, но это мало помогло делу.
Оба вышли в зал магазина, захватив с собой Абдульчика. На пороге, загораживая собой вход, стоял Мустафа перед прорывавшимся внутрь Базилио.
- Что такое? Парень, в чем дело? – нехорошим голосом поинтересовался  владелец «Волшебной лампы».
- Синьор Мухамед, пожар! Я говорю синьору Мустафе, что горит что-то в доме Амина, а он не верит! Но дым валит из окна на первом этаже! Дона Жура заметила дым и отправила меня посмотреть, не показалось ли ей. Точно – дым из окна на первом этаже! Точно у вас там что-то горит: валит черный дым.
- Базилио, ты за кого нас принимаешь? Что у нас может гореть? – злым и нетерпимым голосом спросил синьор Мухамед, упирая руки в обширные бока. Светлый полосатый арабский халат  не сходился у него на животе, поэтому под ним можно было рассмотреть темно-синюю рубашку и джинсы на ремне. Обувь соседа Базилио уже рассматривать не стал: синьор Мухамед как раз двинулся в его сторону, а Мустафа сердито вытолкнул парня с порога магазина на улицу.
Тогда Базилио повернулся к дому, от которого уже клубами, черными клубами валил дым!
Тогда и из магазина выскочили все – и Амин, и его отец, и Мустафа, которому Мухамед сунул в руки младшего сына.
- Аллах, что случилось?! Откуда пожар взялся? – недоумевал Мухамед, вытаращив глаза.
Но Амин уже всё понял: Халиса не успела или забыла выключить свои духовки, наверно, это внутри них всё сгорело.
Он вбежал в дом, распахнул дверь в «кондитерский цех», закрывая лицо снятой с себя футболкой, быстро раскрыл настежь все окна. Сам тут же выскочил на улицу, чтобы отдышаться. Когда дым рассеялся, и стало возможно рассмотреть внутри, где что стоит, Амин вошел и быстро выключил обе духовки, не зная, вытащить ли на улицу их обуглившееся содержимое или оставить всё так.
- Аллах! Твоя жена едва не лишила тебя дома! – посетовал Мухамед, поняв, что виновата в пожаре старшая невестка.
- Нет, отец, Халиса не могла бы забыть о таком важном деле. Даже если ей стало плохо, и она не смогла выключить духовки, Халиса попросила бы об этом Эмми.
- Тогда всё ясно. У твоей Эмми голова дырявая. Побежала за Муной и забыла выключить, - сердито кивнул Мухамед.
Базилио, который вертелся тут же, заговорил:
- Дона Жура испугалась, что из-за вас снова в Сан-Криштоване случится пожар. Так возмущалась! Говорит: «Нам только ещё одного пожара не хватает!» И отправила меня в магазин, мы же видели, как вы все там собрались.
- Жены Амина рожают, да? – расплылся в ухмылке официант, хотя мужчины не отводили глаз от все ещё витавшего в воздухе дыма.
- Базилио, не стой, иди, где тебе положено быть – на рабочее место, - еле сдерживаясь, посоветовал синьор Мухамед.
- Спасибо, Базилио, - поблагодарил сплетника Амин. Все-таки парень пришел им на помощь. А если бы не сказал? Что было бы? Огонь перекинулся бы на весь дом! А там жены Амина рожают!
И тут же в подтверждение этому раздался оглушительный, душераздирающий женский крик.
- Ого, как дона Халиса может кричать! – удивился Базилио, который вообще-то никуда не торопился уйти.
- Парень, мне не нравится, что ты здесь крутишься! Ты меня понял? – поднял к его лицу растопыренную пятерню уважаемый синьор, владелец соседнего магазина. – Уходи, не зли меня, парень. Или я... к доне Журе пойду поговорить о тебе!
Но и сама хозяйка бара уже обеспокоилась, почему так долго отсутствует ее работничек. Разве он не должен был всего лишь предупредить соседей о пожаре? А прохвост уже под окнами стоит, откуда все ещё валит дым. Ну, конечно, это же зрелище, о котором можно будет потом посплетничать!
- Базилио! – послышался ее грозный окрик. – Быстро иди в бар, бездельник!
Парень тут же развернулся и метнулся мимо пальмы к заведению. Получив плюху по шее от строгой хозяйки, Базилио покорно схватил тряпку и метлу, одной рукой протирая столики на улице, а другой тут же пытаясь подметать под стульями. Только бы дона Жура не заставила его заниматься столиками внутри! На улице столько интересного происходит! А что можно рассмотреть через окна?
А тем временем отец с сыном решили подняться наверх. Каковы успехи у будущих матерей? Но всё было по-прежнему. Так сказала лара Муна. Ноэмия выглядела уставшей и потрясенной.
- Синьор Мухамед, не лучше ли отвезти девочек в клинику? А если что-то пойдет не так и понадобится срочная помощь? – начала дона Ноэмия, но Мухамед тут же замахал на нее руками как на назойливую муху.
- Наши женщины всегда так рожали – из века в век, что может пойти не так? Не вмешивайтесь, дона Ноэмия. Всё благополучно разрешится. Я помню, как родились мои дети, и сейчас всё идет тем же путем.
- Но женщины разные! А у Эмми роды начались раньше времени! И с Халисой что-то не так – она или переходила, или ребенка раскормила, или ребенок внутри нее не так лежит. Ей смогут помочь только в больнице, но никак не дома.
- Не лезьте не в свои дела, лара Ноэмия. Вы не врач! А жены Амина молодые и сильные, легко справятся и сами родят.
- Да Вы жмот, синьор Мухамед! Из-за вашей жадности могут погибнуть и молодые женщины, и их дети! И Вы верно заметили: я не врач, поэтому не умею принимать роды! Хотя бы дону Назиру позвали, она, говорят, много родов принимала в своей жизни!
Мухамед тоже думал об этом, мелькала у него такая мысль – позвать сестру, но как – она же теперь отвергнута семьей и дядей Абдулом!
- Не вмешивайтесь, не можете помочь – уйдите! – уперся Мухамед.
А вскоре в доме стало многолюдно: приехали в гости к ларе Назире Жади,  Латифа и Хадижа. Латифа и Хадижа тут же пришли на помощь.
- Вот видите, лара Ноэмия, сколько помощниц. Какие врачи? Какая клиника? Амин, сынок, пойдем отсюда, вернемся  в «Волшебную лампу», -  обрадовался Мухамед и в спину подтолкнул к выходу задумавшегося о чем-то сына.
- Но, отец, а если дона Ноэмия права? Эмми рано рожать. А если она умрет? И Халиса так кричит, что мне это кажется ненормальным.
- Амин, так положено. Все женщины вот ТАК рожают. И кричат, все так вот кричат! Подожди, они ещё не начали кричать, как следует. Всё ещё впереди! Но нам лучше не слышать этого. И не видеть!
Он увел сомневающегося Амина, а дона Ноэмия принялась жаловаться Латифе, что так не делается! Они же не в пустыне, не в труднодоступных горах, не в джунглях! Позвонить и вызвать машину, которая отвезет рожениц в клинику!
- Аллах! Дона Ноэмия, но мы все так рожали! И я, и Жади, и Рания. Таков обычай, - Латифа прежде всего пыталась оправдать сына.
- Посмотрим, что вы будете делать, когда Халиса не сможет разродиться или ребенку Эмми понадобится помощь, - убедительно проговорила и покачала головой дона Ноэмия.
Латифа же, кажется, не вняла ее опасениям, только с сожалением подумала, что здесь не хватает лары Назиры, ее умений, опыта и уверенности.
А в комнате едва сдерживалась, чтобы не кричать, Халиса. Кусала губы и терпела.
- Не терпи, Халиса. Хочешь – кричи, - советовала ей Латифа, протирая взмокший лоб платочком.
В этой же комнате на диване уже не сидела, а лежала Эмми, у которой начались полноценные роды.
- Почему так пахнет гарью? – удивлялась Хадижа, присев на край дивана возле страдающей от боли подруги.
- Что? Гарью? – с ужасом что-то поняла Эмми. – А... что там случилось – внизу? Амин приходил?
- Кажется, что-то загорелось на первом этаже, но Амин погасил пожар и отключил электроприборы, из-за которых началось задымление, - ответила за Хадижу дона Ноэмия, услышав их разговор.
- Амин... Он уже был здесь? – переспросила Эмми и взглянула в сторону Халисы, распластавшейся на кровати. И тут же встретилась с ней глазами, в которых полыхал гнев. Ну, виновата, да, хотелось признаться Эмми. Да, забыла она сказать Амину, что нужно выключить духовки, но и сама не сделала. Так ведь и у нее роды начались! Но знает ли Амин о ее промашке? Но и Халису жалко, если Амин решит, что это она виновата, что едва дом не загорелся из-за ее «бизнеса». А если признаться – решат, что она, Эмми, такая же, как и Лейла, из-за которой тоже случился пожар в доме сида Мухамеда. Но, может быть, всё забудется? Обе они рожают, а потом дети родятся, тогда никто не вспомнит о пожаре.
Да, не вспомнят, но только не Халиса! Наверно, между схватками боли только и думает, что своего бизнеса лишилась, как родит – сразу побежит смотреть, что сгорело, а что – осталось! Эмми стало так стыдно и совестно, что она отвернулась в другую сторону, чтобы не видеть укоряющих глаз Халисы.
Хадижа пыталась рассказывать о чем-то смешном, чтобы отвлечь подругу, не подозревая, что лежавшая рядом Халиса мечтает о тишине, ее раздражает голос Хадижи, но как бы она посмела сказать об этом?
...В соседнем доме за рожавших жен Амина горячо переживали Назира и Жади, сожалея, что Мухамед с сыном не осмеливаются пойти против воли дяди Абдула и позвать хотя бы опытную Назиру помогать принимать роды.
- Нет, Жади, я никак этого не пойму! Аллах! Дядя Абдул так далеко и не узнал бы ни о чем, если сам Мухамед ему не доложит. Но нет же – не позовет! И если бы не Базилио, который рассказал моему Миро, что Эмми и Халиса рожают, так я не узнала бы, что происходит за соседними стенами! – возмущалась Назира, сердито стуча ножом по разделочной доске:  резала зелень и овощи, так как предстояло приготовить на ужин таджин. Пусть они с Миро теперь жили в Бразилии, но таджин с курицей оставался одним из их любимых блюд.
Жади стояла рядом, качая Ферюзу. Хадижа не стала брать с собой близнецов, узнав, что мать и тетя Латифа спешат не просто в гости к тете Назире, а потому, что жены Амина рожают. Обе, одновременно! Вот потому Жади могла заняться дочерью лары Назиры.
Как быстро они собрались поехать в Сан-Криштован!
- Почему Эмми мне не позвонила? – ещё в такси обиженно сказала Хадижа матери, но Жади предположила, что Эмми сейчас просто не до этого.
- Вспомни свои рода, Хадижа.
- О, нет! – простонала молодая мать, вспоминая, как рожала в риаде лары Назиры после нескольких часов  езды в такси, где у нее и начались жуткие схватки.
Захватив по пути Латифу, Жади с дочкой и сестрой прибыли в Сан-Криштован. И вовремя: дона Ноэмия уже выбилась из сил, Муна пребывала в растерянности, только приблизительно представляя, что ей предстоит делать. Опыта у нее не было. Значит, одна Латифа могла помочь – она же когда-то принимала роды у Рании.
Но и Латифа не была уверена в себе: она позвонила Зорайдэ, и та, из Феса, из другой страны, с другого берега Атлантического побережья, сидя в гостиной риада сида Али, теперь давала ей советы, как принимать роды.
- Аллах! Как я справлюсь сразу с двумя? – переживала Латифа. – Как хотите, но придется позвать лару Назиру!
Латифа и сама была беременна, она старалась не переживать, но понимала, что для нее эта ситуация опасна. И что же делать?! Надо позвать лару Назиру – ситуация ведь непростая.
Но Муна не была с ней согласна: разве ее Мухамед такое одобрит? Ее муж в ссоре с сестрой. Ему не понравится, что лара Назира переступит порог этого дома. И хотя она, Муна, сама была бы рада подружиться с ларой Назирой, но не станет брать на себя такую ответственность... Она не посмеет пойти против мужа! Сами справятся как-нибудь.
 Дона Ноэмия же принялась настаивать, что лучше всего – вызвать врача, пусть везут девушек в клинику.
Латифа, немного подумав, внимательно посмотрев на изможденные лица Халисы и Эмми, уже кричавшей во время схваток изо всех сил, приняла какое-то решение и молча достала телефон из кармана юбки.
Она вышла из комнаты и прошла в пустую гостиную. Там набрала номер Жади и предложила каверзный план: пусть Жади, взяв с собой Ферюзу,  отправится в «Волшебную лампу», чтобы небольшим скандалом отвлечь внимание Мухамеда и Амина, а тем временем лара Назира пусть поднимется к ним, осмотрит Халису и Эмми и посоветует, что делать.
Латифа была согласна с доной Ноэмией в том, что что-то пошло не так. Интуитивно Латифа чувствовала, что обеим девушкам нужна серьезная медицинская помощь, и даже ларе Назире не справиться с ситуацией. Как бы, и правда, не пришлось везти их в клинику.
Вскоре из дома Миро и Назиры вышла Жади, держа Ферюзу на руках. Она сразу же направилась в «Волшебную лампу», а не в бар, как ожидала дона Жура, наблюдавшая из-за стойки вместе с любопытным Базилио за развитием событий на улице.
- Что за чудеса? – сердито и удивленно проговорила хозяйка бара, после женитьбы Шанди на Мэл ставшая родственницей жены Лукаса. – Что там происходит?
Она знала, как плохо относится синьор Мухамед к сестре Латифы, слышала не раз, что сосед называет Жади одалиской, впрочем, как и собственную дочь. Но и Жади тоже его не жаловала. И вдруг жена Лукаса сама вот так просто входит в «Волшебную лампу»? Нет, что-то случилось. Явно случилось. Базилио тоже так считал и рвался на улицу.
- Ну, сходи уж, узнай, в чем дело! – разрешила ему дона Жура.
Парень сорвался, как будто только и ждал сигнала. Помчался к входу в магазин, потом метнулся к дому Амина, вернулся к «Волшебной лампе»... Это вызвало невольную усмешку у доны Журы. И она решила позвонить доне Ноэмии. А то подруга совсем забыла о ней...
Назира же, увидев, что Жади беспрепятственно скрылась внутри магазина, тут же заспешила к двери дома, где ее так ждали. Базилио подбежал уже тогда, когда женщина захлопнула за собой дверь.
Она поднялась на второй этаж, отодвинула в сторону Муну, молча стоявшую в дверях комнаты, куда показала Назире идти Ноэмия, и вошла... Латифа облегченно выдохнула.
- Лара Назира, Вы пришли! Аллах! Все-таки осмелились! Я рада! Давайте вместе осмотрим, не понимаю, что не так...
И пока страшно кричала Эмми, закрыв глаза, сжимая одной рукой шелковое покрывало, которым ее укрыли, а другой рукой впиваясь ногтями в ладонь, подставленную Хадижей, Назира, с видом опытной акушерки, подошла к  Халисе. Первая жена Амина явно теряла силы после каждой страшной схватки. Возможно, Халисе не очень понравилось появление в ее доме лары Назиры, вход которой сюда был запрещен, но ей было ТАК плохо!
Назира трогала живот, осматривая его с разных сторон, а потом выпрямилась и сказала:
- Эта... сама не родит. Ребенок лежит поперек, его уже не повернуть. Нужна помощь медиков. Иначе и сама умрет, и ребенок... Латифа, нужно вызвать скорую. Поздно, если бы меня позвали раньше, чтобы я успела развернуть ребенка, но теперь – поздно! Она сама не родит. Делают кесарево в клинике, есть такая операция.
- Понимаю, - ответила Латифа. А лара Муна наблюдала за ними полными ужаса глазами. Неужели старшей невесте суждено умереть? Вот так просто – у нее на глазах? Что делать? Звать Мухамеда или нет? Обычно решительная и умная, здесь она перестала соображать.
Латифа угадала ее мысли.
- Лара Муна, не звоните Мухамеду. Он не даст увезти Халису в больницу. Но ей нужна теперь уже медицинская помощь, а не домашняя повитуха.
- А что с Эмми? – глухо спросила женщина, приложив ладони к горящим щекам. Конечно, она не желала смерти Халисе, пусть Латифа и сестра Мухамеда делают, что  положено делать в таких ситуациях в Бразилии, даже если муж осудит ее за то, что не противостояла этим женщинам.
Назира тем временем осматривала вторую роженицу.
- Аллах! У нее начинается кровотечение! Что это такое? Сколько родов при мне случалось, но никогда такого не было! Латифа, нет, мне нечем помочь, надо  везти в клинику. Роды не простые, как те, так и другие.
К ним подошла дона Ноэмия и заявила:
- Я попросила дону Журу, чтобы она вызвала «Скорую». Она сказала, что машина уже выехала.
Латифа и Назира переглянулись.
- Да, это правильно, но мне пора уходить. Не хочу, чтобы Мухамед начал скандалить со мной на глазах у всего района, - сказала лара Назира.
- Я провожу, - согласилась Латифа.
Уходя, Назира не могла сдержать любопытства, чтобы не осмотреться в доме, куда вряд ли ей удастся ещё когда-нибудь попасть. Да, чувствуется рука марокканской женщины: пуфики, кое-где стоят и сундуки, привезенные с исторической родины. Халиса, наверно, постаралась. И ковры, и вазы из Феса, даже скатерти – ну, это явно из магазинов Мухамеда и Амина. И коврики для молитвы приметила. И в кухню, проходя мимо, успела взгляд бросить – чисто, посуда расставлена на полках и полочках, таджины тоже порадовали. И баночки со специями бросились в глаза...
Спускаясь по ступенькам лестницы, Назира попросила Латифу сообщать ей новости о девушках.
- Позвони мне, расскажи, чем закончится. Ты ведь с сыном поедешь в больницу? И Жади с вами?
- Хорошо, лара Назира, - пообещала бывшая жена Мухамеда и вдруг опомнилась:  Жади! Что она устроила, где она, что они с ней сделали, если до сих пор Мухамеда и Амина нет в доме?!
Они вышли на улицу, Назира неспешно отошла к своему дому и там осталась ждать развития событий. Латифа заметалась, не зная, как быть: зайти в «Волшебную лампу»? Встать у порога, но так, чтобы Жади и Амин увидели ее в окно магазина? Решила позвонить сестре – узнать, неужели она все ещё внутри или давно уже ушла и, возможно, сидит в баре доны Журы?
Как только она набрала номер на своем сотовом, у нее за спиной зазвонил телефон – по знакомой мелодии Латифа узнала телефон Жади.
- Аллах! – резко повернулась Латифа в сторону входа в магазин, откуда сейчас вышла Жади, держа на руках Ферюзу. – Жади, что ты там делала так долго?
Латифа ждала, что следом за сестрой на улицу вывалится разъяренный Мухамед, выбежит, причитая, Мустафа... С виноватым видом покажется ее сын... Но нет, никого! Что Жади с ними сотворила?!
- А вот и мы, - весело ответила Жади и кокетливо добавила:  – Мы выбирали защитный амулет для красавицы Ферюзы, никак не могли выбрать. Но все же нашлась «рука Фатимы» - серебряный кулончик на серебряной цепочке. Но мне кажется, что такой малышке пока ещё опасно носить на шее цепочку.
- Жади, иди скорее к ларе Назире. Потом расскажешь, как тебе удалось вырваться из рук Мухамеда! А мы ждем машину с врачом. Повезем Эмми и Халису в больницу. Иначе они сами не родят.
Жади видела, каким серьезным и обеспокоенным стало лицо Латифы.
- Конечно, сейчас отдам Назире дочку и заберу из ее комнаты сумку. Еду с вами!
Жади быстро направилась к стоявшей у своего дома ларе Назире, которая с нетерпением ее поджидала. А из магазина вышел Амин.
- Мама, что там?
- Плохо, сынок. Сейчас приедет машина из клиники, повезем твоих жен туда. Иначе... неизвестно, чем закончатся их роды. Очень опасная ситуация. Мы не ожидали.
- Как?.. – испуганно спросил Амин, оглядываясь на дверь «Волшебной лампы».
- Всё, надо ехать, - кивнула Латифа на подъехавший автомобиль с медицинским крестом.



24. Часть 34. Глава 24. Амин становится отцом. В клинике у Эмми и Халисы.



...- Всё, надо ехать, - кивнула Латифа на подъехавший автомобиль с медицинским крестом.
И тут на улицу вывалился, да-да, не вышел, а неловко выплыл из магазина сам Мухамед, но так тяжело, что, скорее, подошло бы именно это слово – вывалился. Он старался не смотреть на Латифу. Она тоже вздернула подбородок, нахмурилась и отвернулась. Потом бросила сыну:
- Пора ехать! – и поспешила к машине «Скорой помощи».
Только тогда Мухамед заговорил:
- Амин, что происходит? Почему из твоего дома выводят Халису и Эмми? Почему они в таком виде? Зачем там вообще стоит эта машина из какой-то клиники?!
Теперь уже они оба быстро шли к дому.
- В клинику, срочно! – скомандовала женщина-врач, следом за Эмми и Халисой появившаяся у дверцы машины. Села в нее, и машина сорвалась с места.
Тут же к дому лары Назиры подкатило такси, куда забрались Жади, Хадижа и Латифа. Амин подбежал и наклонился к матери, которая все ещё не закрыла дверцу автомобиля.
- Сынок, вот адрес клиники, мы едем туда. Думаю, тебе тоже следует подъехать. Мне очень не нравится, в каком состоянии девочки. Хоть бы с ними ничего не случилось!
Тут уж такси медленно покатило в сторону выезда на трассу, и Латифа вынуждена была захлопнуть дверцу.
- Отец, я еду в больницу! – сказал Амин. Мухамед, кивнул сыну, который уже пытался вызвать такси. А сам пошел к Муне, которая только что вышла вместе с доной Ноэмией из дома, где их помощь оказалась больше не нужна.
- Кто вызвал врачей? Кто? Зачем? Что вы ещё выдумали? – сердито вопрошал он. Муна опустила глаза и пожала плечами – она тут ни при чем.
- Синьор Мухамед, если для Халисы или Эмми роды закончатся трагически, в этом вините себя! Из-за того, что вы запугали Муну, мы не стали сразу вызывать врача. А теперь может быть поздно! Одна из них может умереть – вероятность велика. Так врач сказала. Не говоря уже о детях. Умрет мать – и ребенок может не выжить. А могут и обеих потерять!
- Кто? Кто может умереть? – широко распахнув глаза, диким  от отчаяния голосом спросил Амин.
- А кто из них тебе дороже? – сузила глаза дона Ноэмия. - Разве тебе не будет жалко женщину, которая может умереть, рожая ТВОЕГО ребенка, и неважно, кто это – Эмми или Халиса!
Амин вдруг рванул к дому -  наверно, за документами, подумалось Мухамеду. Потом выскочил обратно и побежал к трассе ловить свободное такси, не дожидаясь машину, которая должна приехать по вызову. Или не смог дозвониться и сделать заказ?  Мухамед остался один посреди улицы, стоял, озираясь, ища виноватого. Дона Ноэмия уже отошла к бару, села за столик недалеко от входа.
А к синьору Мухамеду уже торопился Базилио.
- Синьор Мухамед, а правда, что дона Жура правильно сделала, что вызвала врача? А иначе обе ваши невестки могли умереть. Это врач доне Ноэмии сказала! – насплетничал парень.
- Ах, так это дона Жура позвонила и вызвала? Так дона Ноэмия обо всем докладывает твоей хозяйке? – почему-то рассвирепел отец Амина.
- А что? Она всё правильно сделала! И люди так говорят: не дело это, когда в наше время женщина рожает дома, да ещё и орет на всю улицу! Смотрите, сколько народа собралось послушать крики! Это они ещё разошлись, а то вообще было столько людей пришло  – стояли на площади, места свободного не было! – приврал официант.
- Дона Жура, почему Вы вмешиваетесь не в свои дела? – громко сказал Мухамед, сжимая кулаки. Муна, не понимая, почему злится муж, стояла за его спиной, стараясь успокоить, притронувшись к его плечу. Невесткам на самом деле грозила опасность, поэтому их отправили в клинику!
Хозяйка бара приняла вызов – тоже вышла из заведения, несколько шагов сделав в сторону противника. Встала перед ним с грозным видом, демонстративно сложив руки на груди. Даже белые кружева на платье в мелкий цветочек на темном фоне топорщились с боевым видом. Женщина нахмурилась, спросила:
- В чем дело, синьор Мухамед? Чем Вы недовольны? Не понравилось, что не удалось уморить двух невесток во время родов?
- Что?! Аллах, что несет эта женщина? Я переживаю за жен своего сына! Но то, что вы позволяете себе делать – это самоуправство!
- Что-что? Вот как? Самоуправство? А то, что ваши невестки рожают дома – это дикость, это Средневековье! Но я найду на Вас управу, синьор Мухамед, даже не сомневайтесь!
- Женщины нашего рода ВСЕГДА рожали дома! – упрямо повторил мужчина.
- Эмми и Халиса могут умереть даже теперь, когда за них отвечают врачи! Но чем бы закончились домашние роды? Завтра вы обеих отвезли бы на кладбище! Потому что они не смогли бы разродиться! И младенцев тоже погубили бы. Вы ужасный тиран, синьор Мухамед! Мне очень жаль Вашу жену! Несчастные женщины, которым досталась судьба стать вашей женой. Латифа избежала горькой участи, так вторую привез! А Лейлу спасла ее глупость и вредный характер, иначе и ее погубил бы!
У Мухамеда не находилось слов, чтобы достойно ответить вредной соседке. А ещё он понял, заметив краем глаза, что на своем балконе стоит Назира. Когда он повернулся, чтобы, взглянув на нее, облить презрением, то увидел, как сестра осуждающе качает головой, глядя на него.
- Аллах! Что происходит! – зло сказал он, схватил Муну за руку и потащил с силой домой. Но Мустафа вынес Абдульчика, мальчик громко заплакал, потому что никто не догадался вместе с ним передать в магазин для ребенка еду. Голодный рев сына остановил мужчину, а Муна тут же выдрала у него руку и поспешила к ребенку. Забрала Абдульчика, прижала к груди, принялась утешать, что-то ласково шепча. Дона Жура с интересом наблюдала за этой сценой, а о Базилио и говорить нечего!
Потом семейство Рашидов скрылось внутри дома за плотно закрытой дверью. Дона Жура наградила Базилио очередным подзатыльником и потребовала работать, а не глазеть по сторонам. Назира тоже отправилась на кухню готовить забытый из-за таких событий ужин, но положила на стол рядом с разделочной доской телефон из опасения пропустить звонок.
...И пока расстроенная Муна описывала события, произошедшие в доме Амина, когда начались роды у его жен, признавая, что Халиса сама не смогла бы родить, а у Эмми началось угрожающее жизни кровотечение, тогда и Мухамед признал, что роды в клинике – вынужденный выход. Амин в это время сидел в коридоре перед дверью родильного отделения рядом с матерью.
Жади с Хадижей принесли им поесть, перекусив в больничном кафе. Несколько раз звонила лара Назира, интересуясь, что происходит. Но ее долго не могли порадовать новостями. Амину звонил отец, удивляясь, что и в клинике приходится ждать, когда родят.
Наконец, вышел врач, сообщил, что Эмми Рашид родила мальчика. С кровотечением врачи справились, молодая мать и ребенок вне опасности. Чуть позже на мальчика можно будет посмотреть через окно в отделении для новорожденных.
- Но моя невестка родила преждевременно, - напомнила доктору Латифа и с сомнением уточнила:  – С мальчиком всё в порядке?
- Ребенок некоторое время будет оставаться под присмотром врачей и находиться в специальном аппарате. Но женщину мы выпишем через несколько дней. Вы сможете увидеть вашу родственницу, когда ее отвезут в палату.
- Аллах! Неужели с Эмми всё обошлось? – держась за сердце, с чувством проговорила Латифа. Амин же спросил у матери:
- А как я через стекло смогу прочесть ребенку молитву для новорожденных? Разве она будет считаться принятой?
Но совет брату дала Хадижа:
- Амин, так позвони дяде Али или дяде Абдулу и узнай у них, как тебе следует поступить. А пока прочти одну молитву через стекло, а потом сделай так, как скажет дядя Али.
- И когда же я смогу увидеть ребенка? – посерьезнел сын Мухамеда. – Хадижа, пойдешь со мной?
Девушка кивнула, но сказала, что сначала хотела бы увидеть подругу.
Но они тут же ушли вдвоем искать комнату для новорожденных, Амин там задержался, а Хадижа сразу вернулась.
Немного подождав, Жади, Хадижа и Латифа прошли в палату, где разместилась Эмми. Жади оплатила для нее все удобства.
- Эмми, поздравляю! – обняла подругу Хадижа.
- Неужели это правда? Я родила Амину сына? Мальчик! Как я и хотела! А Халиса кого родила?
- Она ещё не родила, - сказала Латифа, бросив на Хадижу и Жади  выразительный взгляд. Зачем сообщать только что родившей родственнице дурные новости? Пусть не знает, что Халиса в тяжелом состоянии и врачи не дают гарантии, что молодая женщина вообще выживет. И с ребенком не все понятно. Так им сказала врач, курировавшая Халису.
- А где Амин? Он что – не приехал? Или пошел  Халисе? А почему ко мне не заглянул? Я же первая родила, а она – ещё нет! Даже не поздравил! – принялась причитать Эмми.
- Дорогая, твой муж отправился к вашему сыну – взглянуть на него, прочитать положенную молитву и дать мальчику имя, - с укором ответила ей мать Амина. Латифе стало обидно за сына. Какая же капризная эта Эмми!
Но появился и Амин. Молча, но с чувством бросился к ее кровати, присел возле на корточки, обнял, зарывшись лицом куда-то ей под руку.
Оттуда и прозвучало: «Поздравляю! Спасибо за сына, Эмми!»
- Как?... Как ты назвал сына? – чуть ли не подскочила с постели недавно родившая Эмми.
Амин сначала поднял голову, взглянул на нее и затем поднялся, встал во весь рост. Ответил:
- Я дал ему имя Мухамед. Как ты и хотела.
- Аллах! Спасибо, Амин! Именно так я и желала назвать нашего сына! А Халиса? Если и у нее родится мальчик, как ты назовешь ЕЕ сына? – принялась допытываться девчонка.
- Но она ещё никого не родила!
- Но почему так? Странно! У нее схватки начались раньше, чем у меня.
- У женщин роды протекают по-разному, - заметила Жади.
- Думай о себе, дорогая подруга, а когда будут новости о Халисе, мы тебе сообщим, - примиряюще сказала Хадижа, поправляя светлые локоны Эмми.
- Но я тоже хочу посмотреть на сына! – закапризничала Эмми. – Амин его уже видел, а я ещё нет!
- Как это – нет? Тебе первой должны были его показать! – возразила Жади, которая рожала сына Лукаса не дома, а в клинике. – А вставать и ходить тебе ещё не разрешили.
- Ну, что я там могла рассмотреть? Я была в таком стрессе! Услышала только, что мальчик, и всё...
Потом медсестра попросила их всех уйти, чтобы дать Эмми возможность отдохнуть.
Дело шло к вечеру. За Латифой приехал Керим. Саид тоже прислал водителя, чтобы привезти домой к детям свою дочь. Жади уже давно должна была вернуться к Пьетро и Лукасу. Но как оставить Халису одну в клинике? Даже к Эмми собирались в ближайшее время приехать ее отец и мачеха, навестить захотели тетки и двоюродные сестры.  А у Халисы в Рио-де-Жанейро родни, кроме семьи мужа, не было.
И Амин решил остаться ради Халисы. Ему не сразу, но рассказали, насколько серьезное положение у его жены. Никаких подробностей, конечно, не стали рассказывать, но... Сможет ли сама родить? Когда? И чем закончатся тяжелые роды? Парень вдруг понял, что кроется за намеками и недосказанностью.
Амин позвонил отцу, предупредил, что останется в клинике ждать окончания родов у Халисы.
- Но почему? Амин, да что там с Халисой не так? Что не так с ее ребенком? – недоумевал отец.
- Крупный плод, неправильно лежит, не может выйти и всё такое..., - мямлил смущенный парень. – Но ей очень плохо. Врач не говорит, но как-то стало само собой понятно, что... Халиса может умереть...
Голос Амина дрогнул, даже Мухамед в своем сотовом услышал слезы в его словах.
- Сынок, мы приедем! Мы с Муной сейчас же приедем! Поесть тебе привезем!
Про Эмми уже не спрашивали: она родила, все в порядке, об этом Амин сообщил ещё раньше.
Амин отключил сотовый, сел в кресло в зале ожидания, где нашел место. Ему было не по себе. Да, хорошо, что с Эмми все обошлось... Но Халиса! Нет, он не готов ее потерять! Когда эта ужасная мысль дошла до его сознания, и он представил свою жизнь без Халисы, ему стало страшно... Как это – ее не будет рядом? Он только теперь понял, насколько привязался к этой милой женщине, как привык, он принял ее всем сердцем!
 Да что там, о, Аллах! Он же полюбил Халису! Пусть не так, как недавно любил Эмми, когда она была для него недосягаемой, поэтому прекрасной, безукоризненной, желанной... А Халиса оказалась мудрой, сдержанной, сильной духом, умелой во всем... Она ни разу его не разочаровала.
Но он рассмотрел в ней и внешнюю красоту. Полнота, которая отталкивала его в начале брака, теперь им не замечалась, но и Халиса сильно похудела, пусть и не стала худышкой. Но верни она прежний вес, Амину было бы теперь  безразлично, потому что он научился ценить жену не за красоту. В браке намного важнее совсем иные качества. Но Халиса была и красавицей, Амин признал это. Нет, о, Аллах, пусть Халиса выживет! Аллах, не забирай у меня мою жену!
Амин молча, но горячо молился за спасение жизни Халисы, не сразу вспомнив, что есть теперь ещё и ребенок. То есть пока ещё он не родился, но ведь из клиники Амин должен увезти не только Халису, но и того младенца, которому она даст жизнь. Парень так переживал из-за первой жены, что забылась радость от рождения сына. У Эмми родился мальчик! Сколько теперь будет у нее гонора перед Халисой, если у той родится дочка!
Но разве об этом он должен сейчас думать? Аллах, пусть в судьбе Халисы будет написано о долгих годах жизни! Даже если ей суждено потерять ребенка, даже если бы она могла родить ему сейчас сына, ещё одного сына! Слёзы катились из глаз Амина, когда его отыскали запыхавшийся Мухамед и озабоченная Муна с сумками в руках. 
Муна по-матерински обхватила его голову и прижала  своему животу, принялась утешать.
- Как я буду жить без нее?! – бормотал Амин, плача под ее руками.
- О, Аллах! Зачем ты хоронишь жену раньше времени? Халиса жива, родит и вернется домой, иншалла. Нечего напрашивать! – упрекнул Мухамед и отправился искать врача или того, кто смог бы дать полезную информацию о состоянии роженицы.
- А где твоя мать? – осмотревшись, Муна не увидела Латифы.
- За мамой приехал ее муж, она же ждет его ребенка, сид Керим переживает. Мама тоже уговаривала меня, что надо надеяться на лучшее, - вдруг впервые смог откровенно заговорить с Муной Амин.
Муна тут же простила Латифе то, что она не осталась поддержать сына. Латифа беременна! Вот как! Однако ведь не отказалась приехать, чтобы принять роды у невесток!
А у Амина к ночи глаза опухли от слез. Мухамед и Муна, накормив его, вернулись домой, попросив звонить, когда будут новости. Парень остался ждать своей участи. К Эмми его не пустили, а от Халисы новостей не было. Он даже молиться больше не мог, долго сидел, уставившись куда-то в пустоту, пока невольно не уснул...


...Халиса ничего не знала, что происходило за стенами родильной палаты. Сначала она запаниковала, что умрет. Так ей показалось. Теряя сознание, услышала, как две медсестра перебросились фразами – что у Эмми, ее родственницы, родился мальчик, с ней всё в порядке. А вот чем закончатся ЭТИ роды? Плоха женщина, мало шансов и для ребенка...
«Как? Эмми родила сына? А у меня кто? Зачем я так много ела, что плод стал крупным? – каждый раз, приходя в сознание, Халиса думала об одном и том же. – Неужели я умираю? И ребенка не спасут, как я слышала... Но почему? Почему так?»
Она вновь проваливалась в бессознательное состояние, а потом ею занялись врачи, Халисе решено было сделать операцию.
- Девочка! У Вас родилась дочь! – услышала Халиса сквозь мутное сознание, но чувствуя, что ей очень-очень плохо. Она начала отходить от наркоза.
- Умираю, - сделала вывод она, но радуясь, что хотя бы ее ребенок жив. Вот только кто станет для ее дочери матерью и какой? Сможет ли Эмми позаботиться и о Сурии, как о родной? Халиса заранее согласилась с Амином, что дочь будет названа в честь их тети, воспитавшей его отца. Халисе страшно хотелось открыть глаза и рассмотреть ребенка. Но у нее не было сил даже для того, чтобы разлепить веки, а позвать медсестру и попросить принести девочку – тем более. Она испытывала страшное сожаление, что умрет, даже не увидев личика новорожденной дочери и Амина  – хотя бы в последние мгновения жизни!
Врач велела медсестре поставить ей капельницу, и Халиса чувствовала, как острая игла впилась в вену... Потом она впала в забытье, не слыша и не видя, как врачи с озабоченным видом смотрели на какой-то аппарат рядом с ее кроватью и спорили о чем-то. В палату заглянул утром и Амин, о чем она тоже не знала.
А его впустили после учиненного им скандала, когда он случайно услышал, что Халиса вот-вот умрет, она очень плоха... И если ей не поможет какой-то препарат, если его решатся все-таки ввести пациентке, то до полудня она не протянет...
Потом Амина вывели, практически вытолкав из палаты, а Халисе дали кислород и поставили новую капельницу с лекарством, которое стало для нее последним шансом выжить...
Несколько часов спустя Халиса очнулась. Она сразу же поняла, что всё плохое осталось позади. Ей лучше! Но где врач? Где медсестра? Она хочет увидеть своего ребенка! А где Амин? О, Эмми же родила сына, вот все теперь и сидят у нее в палате, поздравляют. Где же ещё быть Амину?
Разочарование наполнило ее душу. Неужели Амин так и не заглянет к ней? А прочел ли он дочери молитву, дал ли ей имя?
Халиса зашевелилась на больничной койке, сообразила содрать с лица маску, капельницу от нее уже убрали, и молодая мать решила встать и выйти в коридор, чтобы расспросить, где она может увидеть ребенка.
Вероятно, где-то на посту медсестры сработал сигнал, что пациентка пришла в себя, так как тут же распахнулась дверь и вошли и врачи, и медсестра. Начался осмотр, все были приятно удивлены, что Халиса так хорошо перенесла новый препарат, а лекарство помогло.
Халиса послушно позволяла себя осматривать и обследовать, но сама прислушивалась к голосам в коридоре, ждала, что в палату войдет Амин или лара Муна, или лара Латифа, голоса которых ей чудились за дверью.
...А в это время в коридоре больницы встретились родственники Эмми, которые все утро по очереди ее навещали, с приехавшими к двум невесткам  сидом Мухамедом и Муной. Ещё раньше прибыли и лара Латифа с Хадижей и Жади, и даже лара Назира с доной Ноэмией.
Назира едва не наступила на ногу брату, когда оба заворачивали за угол с разных сторон: Назира уже покидала клинику, а Мухамед только приехал. После нескольких минут оцепенения от неожиданной встречи оба разошлись без слов, хотя брату и сестре многое хотелось высказать друг другу.
Дона Ноэмия увезла дону Назиру из клиники чуть раньше, чем стало известно, что Халиса пришла в себя. Назиру ждала маленькая Ферюза, а доне Ноэмии был поручен Абдульчик. Но чтобы навестить рожениц в больнице, ларе Назире и доне Ноэмии пришлось оставить детей в «Волшебной лампе», где за ними приглядывал Мустафа, а Миро потом принес приготовленную доной Журой еду для малышей и Мустафы. Только так удалось женщинам съездить навестить Эмми и узнать о состоянии Халисы. Конечно, Мухамед ничего об этом не знал, оправляясь в больницу к невесткам. Они с Муной выехали рано, чтобы заехать в ТЦ за всем необходимым. Амин позвонил и продиктовал целый список необходимого.
В Сан-Криштоване люди переживали за Халису, ведь многие знали ее как девушку с тяжелой судьбой, будучи уверенными, что  Амин с ней разошелся, когда привез другую, но оказалось, что обе беременны, вот и вынуждены теперь жить втроем под одной крышей. Халисе теперь некуда пойти – таковы их марокканские обычаи! И Амин относится к обеим женщинам как к двум женам.
Так думали люди благодаря распускаемым Базилио сплетням.  То, что у Амина имеются по законам Марокко две законные жены, никому  в голову не приходило, так как в Бразилии же это не принято! Как такое может быть? Сразу две жены! Так не бывает.
И вот ещё с вечера в баре доны Журы самым задаваемым был вопрос о Халисе. Кого родила и как себя чувствует? Про Эмми посетители узнали быстро и успокоились. Но что с Халисой? Базилио ещё накручивал всех разговорами о подслушанных новостях: Амин остался в больнице у постели умирающей жены.
Вот потому в эти дни столики в баре были заняты как внутри, так и на улице, а зал тревожно гудел, и все ждали новостей.
И когда дона Ноэмия и дона Назира, оставив детей в магазине соседа, унеслись куда-то на такси, Жура уже устала отбиваться от надоевших клиентов: что с бывшей женой Амина? Родила? Жива или...?
И вот Миро вышел из «Волшебной лампы» с сияющей улыбкой.
- Дона Халиса пришла в себя! Она родила дочку. Амин назвал ее Сурией в честь тети синьора Мухамеда, а самой доне Халисе уже лучше, теперь точно  выздоровеет! – искренно радуясь, сообщил Миро, войдя в бар. – Мне моя Назиринья позвонила, а ей – дона Латифа, когда они с доной Ноэмией ехали уже из клиники домой. Сейчас вернутся и всё сами расскажут!
- Ну, слава Богу! – выдохнула дона Жура. – Это вам не шутки! А то, и правда, испереживались за девчонку. Вроде бы не родня, но жалко, если бы не смогла разродиться! Жива - и слава Богу! И ребенок жив.
- Но ведь девочка родилась, дона Жура. А Халиса хотела мальчика, - тут же влез со сплетней Базилио.
- И что? Чем это дочери хуже сыновей? Базилио, вот сам станешь отцом...
- Нет, дона Жура! Когда это ещё будет! Зачем мне такие проблемы?! Я себя не могу содержать, а тут ещё какие-то дети, - заворчал парень и поспешил за чистой влажной тряпкой под грозным взглядом хозяйки, которая уже и руки на груди переплела.
 

...В клинике же Амину, наконец, позволили войти к жене, но предупредив, что ничем расстраивать ее нельзя. Поэтому парень не собирался рассказывать, что Эмми родила сына. Наоборот, Амин решил расхвалить увиденную им дочку, которой успел прочесть молитву и дать имя.
Он вошел в палату, не сумев сдержать слез в покрасневших и опухших глазах.
- Халиса! – с непередаваемым чувством облегчения и счастья хрипло произнес Амин. Больше ничего не смог сказать – сел на край койки и схватил пухлые длинные пальчики Халисы, наклонился, поднес и прижал их к лицу.
Халиса испугалась. Почему Амин так себя ведет? Что-то с ее дочкой?!
- Амин, ты видел Сурию? С ней всё в порядке? Она... жива?!
- Да, да! И ты тоже, слава Аллаху! Я так молил, чтобы Он не забирал тебя у меня, не лишал нас с дочкой! Халиса, только когда я едва не потерял тебя, понял, как сильно я тебя люблю, как не хочу тебя терять, не могу тебя потерять!
- Но девочка... Я родила девочку, какое разочарование для тебя! А Эмми подарила тебе сына...
- Кто тебе сказал? – возмущенно спросил он.
- Я услышала, как об этом говорили врачи. Ты видел малышей? Кто на кого похож?
- Мальчик – на Эмми, такой же белокурый. Сурия на меня, так мама уверяет, и Хадижа заметила, что у Сурии мои черты.
- Хм, если она с таким трудом родилась, значит, такая же толстушка, как и я?
- Она прекрасна! Наша дочь – красавица! Все так сказали – и Муна, и отец, и мама с тетей Жади, и Хадижа... Все, кто приходил и видел детей. Тетя Назира тоже видела и похвалила, и дона Ноэмия...
- А мне так и не показали мою дочку, - грустно проговорила Халиса. – Амин, когда мне принесут моего ребенка? Тебе не сказали? Узнай, а то я спрашивала у врачей, но они как будто не слышали вопрос, думают только о каком-то лекарстве, которое мне помогло, все время меня обследуют, берут какие-то анализы.
- Врачи тебя спасли, Халиса. Но теперь всё с тобой будет хорошо!
- Почему ты ничего не рассказываешь об Эмми? Ты же ещё вчера побывал у нее? Она же родила раньше времени.
- А что рассказывать? – нехотя проговорил парень. – Эмми выпишут уже завтра, а малыш ещё некоторое время останется под специальным колпаком, так как он недоношенный.
- А нас с Сурией когда отпустят домой?
- Вас... Я заберу вас, когда врачи будут уверены, что с тобой всё в полном порядке.
- Но я чувствую, что со мной всё хорошо. И знаешь, теперь я ни за что на свете не променяю свою дочь на сына. Я даже не видела ребенка, но уже знаю, что я люблю Сурию всей душой!
- Я тоже рад, что у нас с тобой есть дочь. А сына ты родишь в другой раз. И вообще – какая разница, мальчик, девочка, я буду любить всех детей! И тебя, Халиса, тоже буду любить. Знаешь, если бы мне пришлось вернуться в прошлое и я смог бы выбирать между тобой и Эмми, я все равно выбрал бы тебя, теперь я ни за что не отказался бы от тебя. Не знаю, была бы в моей жизни Эмми, выпади мне шанс начать всё сначала, но я знаю твердо: ты стала настоящей женой, которую я смог полюбить!
И Амин неожиданно приблизил лицо к Халисе и поцеловал в щеку. Наверно, хотел - в губы, но девушка отвернула голову, понимая, что от ее рта может плохо пахнуть после суток без чистки зубов. Потом Амин нежно погладил Халису по волосам, провел ладонью по плечу...
- Амин, я тоже люблю тебя – всей душой! – призналась и Халиса, понимая,  что эти мгновения с признаниями могут больше не повториться. В обычной жизни как-то никому в голову не приходило вслух обмениваться чувствами, так непринято.
- И знай, что если у нас родятся только одни дочери, я все равно буду этому рад, а тебя я ценю потому, что ты хорошая жена, любимая женщина! – сказал Амин и тут же сам застыдился того, как высокопарно у него получилось высказаться. – Буду уважать и любить тебя всегда!
Он снова взял жену за пальцы, удивляясь про себя, какие у нее длинные, пусть и довольно пухлые пальцы. Увидев кольцо на одном из них, вспомнил, что ему предстоит купить два подарка родившим женам. Но решил обдумать проблему позже, посоветовавшись с отцом.
В палату медсестра вкатила специальную тележку с орущим младенцем.  Амин и Халиса сразу же поняли, что это их новая маленькая родственница – Сурия.
Полюбоваться, как следует, на дочь так близко Амину не удалось, так как медсестра попросила его покинуть палату. И он, выйдя, подумал, что совсем не солгал Халисе: он ее любит и, выбирай он второй раз жен, выбрал бы ее. Вот только он и от Эмми не отказался бы, пусть подруга детства и показала себя не идеальной женой. Безответственная болтушка, легкомысленная, ничего не умеющая лентяйка. Но всё равно он любит и Эмми тоже. Нет, пусть у него будут обе жены – и Халиса, и Эмми. Но каждая пусть думает, что именно она – самая любимая. Так лучше, так спокойнее.
И тогда он пошел навестить Эмми, рассказав перед этим ожидавшим в коридоре отцу и ларе Муне о том, что он увидел в палате Халисы, о ней, как она себя чувствует, что говорила. Латифа и Жади  сидели тут же, они тоже слышали его рассказ. Латифа порадовалась, что невестка, наконец, смогла увидеть ребенка.
А в палате Эмми Амин застал Хадижу. Подруги весело смеялись. Эмми уже знала, что Халиса очнулась, ей лучше, опасности больше нет, а родилась девочка. А на маленького Мухамеда они вдвоем уже ходили смотреть, видели и Сурию.
- Хадижа, выйди, пожалуйста, мне нужно кое-что сказать Эмми, - попросил он. Сестра послушалась.
И сразу Амин попросил Эмми не подкалывать Халису тем, что она не смогла родить сына.
- Это не твоя заслуга, что родился мальчик, и не вина Халисы, что у нее девочка. Так захотелось Аллаху, а Аллах знает лучше, что делает!
- Хорошо, Амин, мне в голову не пришло бы попрекать Халису! – легко согласилась вторая жена. Но все-таки на ее лице было написано удовлетворение: статус ее поднялся. Она принесла в семью сына, пусть и останется только второй женой!
- Эмми, я люблю вас обеих, буду любить и детей. А вы с Халисой относИтесь друг к другу, как сестры. Вам же всю оставшуюся жизнь быть вместе, жить под одной крышей и растить ваших детей, моих детей!
- Амин, я всё понимаю, но скажи, кого ты теперь любишь больше? Меня или Халису? Почему-то я стала чувствовать себя как-то не очень уверенно! Почему у меня такие странные ощущения?
- Я люблю тебя, конечно, люблю, очень люблю!
- Больше, чем Халису? – настаивала Эмми.
- Возможно. Наверно. Люблю одну из вас больше, чем другую, немнооожечко больше. Угадай, кого? – смеясь, выкрутился Амин.
- Почему ты не скажешь прямо, что любишь меня сильнее?! – притворилась Эмми обиженной, хотя решила, что Амин именно ее любит больше, чем Халису. А как иначе?! И вовсе не немножко! Ведь Халиса такая скучная! Что в ней может любить красавец Амин? 
- К тебе приходила лара Назира? – переключил Амин разговор на другую тему.
- Да, принесла традиционные продукты, какие обычно едят родившие женщины в Марокко. Посмотри там, в пакете. Я уже съела всего понемногу.
- Ладно, зачем мне смотреть? Тебе же принесли, ты родила, не я.
- Амин, хочу сок, тот самый, который ты покупал мне в Торговом центре, когда мы ездили туда за одеждой для малыша. О! Аллах, а у меня ничего не готово! Разве я могла подумать, что ребенок родится раньше времени? А теперь в комоде пустые ящики! Что делать?  Позови Хадижу! И тетю Жади! И твою маму! Как же быть? Мой сын остался без одежды! Ты же не вынесешь его из больницы голеньким! Что-то надо купить! Но как? И что? Из ранее купленного ничего не подойдет на первое время...
Амина испугали ее причитания, он предпочел выйти и исполнить ее пожелание – пусть придут женщины и решат, что делать с отсутствием вещей для малыша. А он-то что может?


...Мухамед и Муна, навестив Халису, посмотрев на обоих малышей, теперь возвращались на такси домой.
- Как думаешь, дона Ноэмия уже вернулась? Абдульчик с ней? Она оставила его у Мустафы.
- Но мы так и договаривались.
- Да, только вот я надеялся, что лара Ноэмия если не останется в магазине с Мустафой, то поднимется к Назире. Или у нее оставит моего сына. Я готов был даже закрыть на это глаза – если моя сестра Назира присмотрит за племянником. Пусть мы никак не помиримся, но ребенок был бы в ее надежных руках. А что они обе сделали?
- Что, дорогой? – устало спросила Муна, которой почти не пришлось спать сегодня ночью. Столько треволнений, сколько домашних дел!
- Так они обе появились в клинике! Не ожидал! А с кем остались дети? С Мустафой и мужем Назиры! Но я не доверяю этому бразильцу. Он свою дочь носит в бар к доне Журе, где торгуют спиртным, так теперь он и нашего Абдульчика может туда же... отнести... Вот и доверяй этой доне Ноэмии! Но и Назире теперь доверять не стоит! Ох, дядя Абдул! Неужели он прав насчет Назиры? – разнервничался Мухамед, задергался, повернул голову к дверце машины и уставился в окно на пролетающие мимо пейзажи.
Муна предпочла промолчать. Она давно поняла, что муж, как бы ни делал вид, что навсегда отказался от сестры, потому что дядя Абдул отрекся от племянницы-одалиски, но желал примирения! И сама Муна мечтала подружиться с соседкой. И потому, что Назира – марокканка, а это общие ценности, обычаи и традиции, это общий язык, на котором можно поговорить не только с Мухамедом.
Но ей хотелось иметь подругу, а лара Назира казалась ей очень интересным человеком. Муна помнила эту женщину с юности, когда ещё жила в Фесе вместе с родителями. И она подозревала, что Мухамед станет смотреть сквозь пальцы на их дружбу, если бы такая началась. Сделает вид, что ничего не замечает!
И тут Мухамед озаботился новой проблемой:
- Муна, - простонал он, - как я скажу дяде Абдулу, что из-за того, что невестки рожали не дома, нужная молитва не была прочитана Амином, как положено – в ушко каждому ребенку сразу после рождения? Мой сын читал молитвы через стекло! А стекло – это же препятствие! А когда ребенка принесли Эмми, и тогда Амину не дали сына в руки, как он нам рассказал, ему пришлось наклониться, чтобы прочесть шепотом молитву! О, Аллах! А дочери Халисы он и вовсе не успел проговорить в ушко нужные слова. Дяде Абдулу плохо станет! И  как я смогу ему рассказать? Какой харам! – переживал оставшуюся часть пути Мухамед Рашид.
 Муну же больше беспокоило другое: Халисе сделали операцию. Как она после перенесенного «кесарева сечения» сможет ухаживать за ребенком, ей же нельзя ничего поднимать, иначе шов может разойтись! А как быть с домашними делами? Нет, надо обсудить это с Мухамедом. Чтобы помочь семье Амина,  нужно нанять или няню и даже двух, или служанку, а за детьми пусть ухаживают их матери!
 Вскоре такси свернуло на трассу, которая проходила мимо домов Сан-Криштована, а потом машина завернула за угол к дому Амина, но остановилась перед домом Мухамеда. Из «Волшебной лампы» тут же вышел Мустафа, ведя за ручку мальчонку, а из бара показались обе подружки – дона Жура и дона Ноэмия. Рассчитавшись с водителем, Муна и Мухамед выбрались из такси.
Машина уехала, а Муна, увидев пасынка, раскрыла руки навстречу побежавшему  к ней, спотыкающемуся о плитки мостовой Абдульчику. Мухамед вздохнул, отвернулся от бара, кивнул Мустафе и тяжело потопал к двери своего дома, махнув рукой жене, чтобы следовала с ребенком за ним.




25. Часть 34. Глава 25. Хадижа и Назира в доме у Жади. Проблемы Хадижи.



На следующий день в доме Жади собрались ее гости. Лукас утром предупредил, что вернется поздно, очень много дел на фирме, а обедать будет с отцом и деловыми партнерами в ресторане.
 Но Жади была даже рада его отсутствию. После встречи в клинике с Назирой и Латифой ей захотелось пообщаться с ними и у себя дома.
Вот потому она обзвонила родственниц и попросила приехать. Латифа и Хадижа и раньше были ее частыми гостьями, но лара Назира после возвращения из Марокко ещё не успела побывать у Жади. И вот Миро привез жену с маленькой Ферюзой на такси, отказавшись остаться хотя бы на чай, сославшись на то, что в спортклубе очень много проблем.
- Не забудь оставить воду в поилке для Эдвалду! – спохватилась Назира, бросаясь к ещё не закрытой дверце автомобиля и придерживая рукой длинную юбку, когда Миро вновь сел в такси, на котором они прибыли сюда. Муж кивнул, помахал рукой, и машина уехала.
- Эдвалду? Лара Назира, я не ослышалась? – удивленно спросила Жади, забыв, что в Марокко уже получала объяснения по этому случаю, когда они с рожающей Хадижей появились в риаде сестры Саида.
- Эдвалду – так зовут нашего белого верблюда, которого мы привезли из Марокко. Разве я не рассказывала? – пояснила Назира, следуя по пятам за Жади, которая с Ферюзой на руках направлялась в дом.
Назира двигалась, озираясь по сторонам, осматривая сад, кусты роз, мимо которых они шли по дорожке, сам дом – такой простой, не вычурный, не очень большой. Возле дома она заметила бассейн, рядом – детские качели. И многочисленные и самые разные деревья в саду.
В доме Назира отметила отсутствие восточной роскоши. Только в комнате Жади, где она занималась рукоделием, оформление было в восточном стиле. Изящный диванчик, многочисленные подушечки, в том числе и с вышитой «рукой Фатимы». На низеньком столике – серебряный поднос, на котором стояли серебряный же чайник с изогнутым носиком и несколько красивых стаканов с марокканским орнаментом. Но это был, скорее всего, просто антураж. Ни одного  печенья, ни ядрышка миндаля, ни других орехов не было на пустом блюде.
Жади показала ларе Назире весь дом. Потом она созвонилась с Латифой и Хадижей – дочь с детьми и сестра были уже в пути. И пока они ещё не подъехали, Жади  повела родственницу в оранжерею, чтобы продемонстрировать коллекцию орхидей. 
Лара Назира пребывала в восхищении. Не расставаясь с малышкой Ферюзой, она  обошла всё помещение, рассматривая стеллажи с многочисленными горшками.
- Жади, я даже представить не могла, что существует столько сортов орхидей! Теперь и мне захотелось развести цветы. Но на моем балконе не размахнешься. И все равно я там что-нибудь посажу! Может быть, розы?
- Назира, но у твоего мужа ведь такой большой участок! Я часто бывала в Сан-Криштоване, когда там жила Латифа. Мы с ней иногда гуляли тайком от Мухамеда. Помню то место, где стоял заброшенный ангар. Там отличная земля: вокруг здания клуба можно разбить потрясающий цветник.
- Точно! Жади, ты подсказала мне чудесную идею! Непременно обсужу это с Миро. Только вот наш Эдвалду... Обдерет все кусты и разорит клумбы. Аллах! Он такой любитель зелени!
Они спустились в гостиную, когда услышали, что к дому подъехали машины. Жади поспешила к воротам, чтобы впустить Хадижу с малышней, которых привез водитель Саида. А беременную Латифу доставил сид Керим на своем авто. И тоже не остался, у него, как и у Миро, оказались дела. Кафе требовало внимания.
После взаимных приветствий женщины сели пить чай. Латифа привезла огромный пакет с выпечкой, а Хадижа достала из сумки дорогие конфеты. Детей усадили тут же, в большом манеже, где малыши могли свободно ползать и бродить. Жади принесла мешок игрушек.
- А где твой сын? – удивилась Назира, нигде не обнаружив мальчика.
- Пьетро снова в доме дедушки. Просто уже не знаю, как быть: мой сын предпочитает дом синьора Леонидаса, где живут сыновья Иветти, его приятели. И там есть дона Далва, которая балует мальчишек, несмотря на запреты Иветти. Туда же привозит сына, а теперь ещё и дочерей-близняшек и Мэл, дочь Лукаса, как вы знаете. Им там весело, а здесь Пьетро приходится скучать. Здесь днем только я, он и наша собака. Лукаса мы видим поздно вечером.
- И где ваша собака, Жади? Она такая огромная, что я каждый раз боюсь, когда вижу вашего Гектора, - пожаловалась Латифа.
- Понимаю. Тебе же нельзя нервничать и пугаться. Но ничего не бойся: Гектор тоже в доме синьора Леонидаса. Там у него свободный вольер, есть и подружка такой же породы. Я дома одна. Совершенно одна.
- И тебе не скучно? – поинтересовалась лара Назира. – Вот чем отличается семья восточного мужчины от бразильской семьи. У Саида сейчас три жены, каждая нарожала ему детей, огромный дом, сад... Я столько раз бывала там и даже жила, как вы помните... Слуги, которые избавляют его жен от домашних дел...
- Тетя Назира, но Рания всегда жаловалась, когда была первой женой, что она устает, потому что все дела на ней. Зулейка тоже устает, хотя и не жалуется, - припомнила Хадижа.
- Хадижа, сколько у тебя братьев и сестер? Что-то не могу сообразить, сколько детей у Саида, - осторожно давая Ферюзе кусочек печенья, спросила лара Назира, усадив  дочку на колени. Ей так хотелось услышать хоть что-то о жизни старшего брата.
- О, у Рании двое детей, у Зулейки – трое, у Фатимы – дочь. Шестеро малышей и я. Вот так.
- Жади, тебе следовало раньше позаботиться, чтобы родить ещё нескольких детей, - упрекнула бывшую невестку Назира. – Тогда скучать тебе не пришлось бы, сидела бы сейчас, окруженная малышней.
- У меня есть и дочь, и сын. И поздно уже, - с улыбкой ответила Жади, не желая спорить с гостьей.
- Что значит поздно?! Аллах! Ты моложе меня! Жади, кстати, не пора ли нам побывать в клинике доктора Альбьери? Я даже сама позвонила туда, и секретарь доктора ответила, что всё готово – донорский материал в порядке, но мне нужно побывать у доктора, чтобы назначить день для ЭКО.
- Лара Назира, мы можем поехать в клинику хоть завтра!
Назира горела желанием родить собственного ребенка как можно скорее.
- Да, Жади, завтра же поедем! И пусть доктор назначит самый близкий день для операции! Кстати, - вспомнила Назира. – А что там с беременностью у Самиры? Так она ждет ребенка или нет? Я слышу разные вещи о ней.
- Назира, мы откроем тебе тайну, но никому нельзя об этом рассказывать.  Самира не беременна, она так сказала Амину, чтобы он рассказал новость отцу и Саиду, чтобы твои браться позвонили дяде Абдулу, и эта новость заставила бы старика прекратить поиски жениха для Самиры, - пояснила Жади.
- Моя дочь уже пережила ужасные дни, когда оказалась заложницей в доме сида Абдула, когда ее хотели выдать замуж за Имада, - посетовала Латифа.
- Имад, опять этот Имад! – покачала головой лара Назира, давая Ферюзе разжеванный финик. Оказалось, что восточные лакомства у Жади все-таки имелись. На стол были выложены финики, которые хозяйка принесла из кухни.
- Ох, я это имя слышать не могу! – пожаловалась Латифа, бледнея.
- Что?! Тебе нехорошо? Снова тошнит? – забеспокоилась Жади, заметив, что происходит с сестрой. – Ты и прошлые беременности тяжело переносила.
- Помню, Жади. Когда я ждала Самиру, мы тогда приехали в Фес, и Зорайдэ дала мне медный ключ, велела класть в рот, когда начинает тошнить.
- Ну вот, а вы говорите, что в нашем возрасте рожать поздно! Латифа, тебе же 46, как и Жади? И ты беременна. У меня тоже есть шанс родить ребенка, тем более, если поможет доктор Альбьери, - убежденно произнесла Назира.
Всем было известно горячее желание лары Назиры иметь много детей. Поэтому спорить с ней никто не стал, хотя ларе Назире было уже за пятьдесят... Но ведь и возможность сделать ЭКО тоже имеется. Пусть Аллах пошлет ей много детей! – так подумали и Жади с Латифой, и Хадижа. Все желали, чтобы ее желание стать матерью исполнилось.
- Латифа, как твой муж воспринял новость о том, что он станет отцом? – спросила Назира.
- О, Керим был счастлив! Он не сказал, но я итак знаю, что ему хотелось бы иметь сына. Ведь дочь от первого брака у него есть.
- Латифа, все малыши желанные, пусть будет девочка. Разве плохо?- сказала Жади.
- Да, я буду рада и дочери, и сыну. Но у меня так давно были малыши, что я уже забыла, как следует за ними ухаживать, - с трогательной  улыбкой развела руками Латифа. 
- Тебе поможет Хадижа! – смеясь, подсказала Жади.
- Конечно, помогу! – весело ответила ее дочь.
- Но и я приобрела опыт вместе с Ферюзой, - напомнила Назира. – Проблем не будет! Станем помогать друг другу!
- Лара Назира, у тебя все такие же красивые и оригинальные чалмы. Но как, как? – восхитилась Латифа, заметив, что тетя ее детей заправляет под затейливо скрученные платки их вывалившиеся кончики.
- Да, тетя Назира! – подхватила Хадижа. – Меня учила накручивать чалму Зорайдэ, но я так и не научилась. Даже у Рании тюрбаны получаются отменно. Но она ни за что не станет делиться секретом.
- Но это совсем не сложно! Я Самиру научила, даже Самиру! – похвастала женщина, поднимая вверх указательный палец. – Когда Самира жила у меня некоторое время и перекрасила волосы в синий цвет... Или в зеленый?..  Не помню уже... Она такую бурду навела в баночке и нанесла себе на голову,  я испугалась, что у нее волосы выпадут. Аллах! Я не могла видеть такой ужас, поэтому заставила Самиру носить чалму. И показала, как скручивать несколько платков, чтобы красиво смотрелось, но волосы были спрятаны.
- Самира, моя Самира! Где она, когда приедете в Рио? – начала переживать  Латифа.
- Тетя Латифа, я утром звонила сестре, - призналась Хадижа. – У нее все отлично. У них. Они с Лео возвращаются на некоторое время в Сан-Криштован, поживут в вашем доме, а потом уедут в очередное путешествие. Но Самира предупредила, чтобы мы не рассказывали, что она не беременна. Она боится, что иначе Лео убьют, а ее насильно выдадут замуж. Самира надеется, что даже липовая беременность станет ее спасением.
- О, Аллах! Неужели мой брат Мухамед способен на убийство? И разве Самира не замужем?
- Станет вдовой, а если нет детей, то..., - пожала плечом Хадижа. – Моя бывшая свекровь всегда так говорила – что если женщина вдова без детей, всегда есть шанс найти ей мужа.
- А у тебя как дела? – спросила Назира у племянницы. – Ты разведена, двое сыновей, но ты, как я поняла из бесед с Эмми, все равно переживаешь, что мужа тебе найдут.
Слова Назиры прозвучали несколько бестактно, однако всем было известно, что Хадижа не жаждет выходить замуж. Наоборот – опасается, что муж для нее все же найдется. Дядя Абдул не унимается, «беспокоится» за дочь родного племянника, но и отец Хадижи Саид Рашид тоже не прочь исправить ошибку старого дяди, устроив судьбу дочери более удачно.
- Ох, я места не нахожу после звонка Каримы, - призналась Жади.
- Она и тебе наговорила глупостей? – вздергивая бровь, отозвалась Назира. С Каримой она разговаривала редко, но благодаря ей всегда знала новости о том, что происходит в домах  у дяди Али и дяди Абдула. Но Карима вываливала и много ненужной информации – например, о жителях медины, соседях, происшествиях в городе. И не всей информации от Каримы стоило верить.
- Карима сказала, что теперь дядя Абдул сватает Имаду и Лейлу, и нашу Хадижу. Кого выберет жених, для той он и станет судьбой, - кивнула Латифа. 
- Имад, снова этот Имад! Почему ему никак не найдут простую девчонку из Феса, такую, какую он ищет? Что это такое? Он принципиально желает взять жену из нашей семьи? – нервничала Жади. – Он же зациклился на наших девушках! Сначала Сумайя, потом Самира, теперь Хадижа! Лейла – она тоже некоторое время имела отношение к нашей семье.
- Да он сумасшедший! – согласилась лара Назира. – Зачем выбирать жену из одной и той же семьи? Всех перебрал. Но ты, Хадижа, не соглашайся. Отвечай: нет и только нет! Как тебя могут заставить выйти за него замуж, если ты здесь, а он в Марокко?
- Я с ужасом думаю, что отец даст согласие на этот брак, когда дядя Абдул прилетит вместе с Имадом в Бразилию, а потом Имад насильно увезет меня в Фес. Отец поможет ему с перелётом, отправит частным самолетом, - переживала девушка.
- Хм, но если вспомнить, Хадижа, как твой отец готов был купить те 40 кг золота, запрошенного Самирой.... Да, я ничему не удивлюсь, - нервно кивнула Латифа.
Но Назира вдруг воинственно заявила:
- Ерунда! Борись, сопротивляйся! Спрячем тебя от дяди Абдула и твоего отца, если Саид согласится на такой брак. Мой Миро как-то вспомнил поговорку... Как там? Лучше быть одной, одному, чем быть, с кем попало, лучше быть голодным, чем есть, что попало. Кажется, как-то так. Если этот Имад такой неприятный, как вы все говорите, зачем Хадиже такой муж?
- Да, вот именно! Зачем? Даже Лейла посмела  отказаться от Имада! Даже она! Даже ей он оказался не нужен! – уже едва не плакала Хадижа. – Почему я должна стать его женой?
- Не плачь! Дочка, я не могу дозвониться Саиду. А к домашнему телефону он не подходит – его никогда не бывает дома. Но я все равно намерена поговорить с твоим отцом. Моя дочь не может быть несчастной и во втором браке. Если не смогу и дальше с ним связаться – отправлюсь в его офис! Устрою скандал, но он все равно выслушает меня!
- Мне звонила Самира, - припомнила Латифа. - Пригрозила, что напишет письмо в Фес родителям Имада, уличит их в корысти, напишет им всё, что думает об их сыне. Я велела ей забыть о глупостях. Хадижу так не спасешь. Только Саид может наотрез отказать и Имаду, но и дяде Абдулу запретить искать мужа дочери. 
- Ты права, Латифа. Это должен решать Саид, - согласилась Жади.
Назира с удовольствием наблюдала за бывшими невестками, бывшими женами своих братьев. В какой-то степени она сожалела, что они упустили Саида и Мухамеда. Или это ее братья лишились по глупости своих жен? В Назире вдруг заговорила кровь, вспомнилось время, когда Жади и Латифа боялись ее, Латифа вообще трепетала при виде сестры Мухамеда. А Жади всегда была нахальной и бесстрашной. Но это уже в прошлом.
Теперь Назира рада быть подругой и для Жади, и для Латифы. А с братьями она все ещё не помирилась из-за упрямства дяди Абдула, о чем сожалела. Но как же хорошо, что жизнь снова свела их всех! Они все равно одна семья.
Назира видела, как изменились обе женщины, и пусть им было уже хорошо за сорок, выглядели прекрасно. Отличная косметика, правильное питание, дорогие элегантные вещи. Но это у Жади. Латифа же все ещё одевается по-восточному – ходит в длинных платьях и кофтах с длинными рукавами, без открытой шеи, носит платок, хотя Керим на этом не настаивает. Жади же стала бразильянкой и одевается соответственно: брючные костюмы или самые разнообразные современные платья, волосы уложены в прическу или просто распущены по плечам.
Обе украшают себя драгоценностями. Но у Латифы это марокканские украшения, Назира многие из них хорошо помнила «из прошлой жизни», а у Жади, кроме привычных и любимых старых украшений, имелись бриллианты. Даже Хадижа представала перед ларой Назирой то одетой в духе Жади, то облаченной в марокканские одеяния.
Лара Назира призадумалась. Не пора ли и ей менять имидж? Новым золотом она похвастаться не могла. Впрочем, разве Миро не подарил ей в Фесе, незадолго до появления у них Ферюзы, чудесное ожерелье? Миро не разбирается в украшениях, но угадал и купил именно такое ожерелье, которое она и сама выбрала бы в ювелирной лавке. Но не укоротить ли волосы? Не сделать ли стрижку, но не слишком короткую, разумеется? Не купить ли современную удобную одежду, но не сильно открытую? Продаются же легкие платья с цветочным принтом, на которые Назира с завистью заглядывалась в городе на проходящих мимо женщинах.
А тем временем Хадижа живописала события в семье отца. Назира с удовольствием слушала, что происходит в особняке Саида.
- И что же Фатима? Как ей живется в доме твоего отца? – спросила она у племянницы, желая услышать все подробности.
- Тетя Назира, Рания не дает покоя несчастной Фатиме! Она не верит, что к Фатиме не вернулась память. Думает, что Фатима притворяется, требует, чтобы рассказала, куда та спрятала ее золото.
Назира никак не могла выяснить, что это за история – с пропавшим золотом. У Рании золото пропало? Такое невозможно!  Что это за история? Нет, до лары Назиры то там, то здесь доходили какие-то отрывки странной истории, однако  целая картина так и не складывалась. Но теперь женщины все вместе принялись рассказывать, как получилось, что Рания лишилась своего золота.
- Фатима забрала его из сейфа и куда-то спрятала. Часть своего золота она продала, чтобы иметь возможность уехать, когда сбежала от отца. 
Назира слушала семейную историю, случившуюся в ее отсутствие в доме Саида, как приключенческий роман. Но от удивления и возмущения сидела с широко распахнутыми глазами и открытым ртом.
- Аллах! Жена ограбила Саида, - качала она головой. – А дядя Абдул не прилетел тут же с плетью в руке? Или даже не с плетью, а с кривым ножом? Чтобы отсечь воровке руку?
- Зачем им было прилетать? Если одалиска сбежала? – с иронией сказала Жади. – Но даже когда Фатима нашлась, Саид не позволил ее даже выпороть. Как дядя Абдул ни порывался отхлестать ее плетью, Саид запретил трогать жену, потерявшую память. Мне Зорайдэ рассказывала, как бушевал сид Абдул, когда нашлась Фатима, но обнаружилось, что она потеряла память. Наказание оказалось бы бессмысленным.
- Не понимаю, чем объясняется, что Фатима потеряла память? Наверно, Фарид и Зухра над ней поиздевались или Зухра опоила ее какой-нибудь опасной смесью, - начала издалека Хадижа, чтобы подвести разговор к нужной для нее теме. Ей хотелось поговорить о Фариде. Да, девушка начала презирать и ненавидеть бывшего мужа, боялась его, но не могла не думать о нем, о Зухре, о том, что теперь происходит в Мекнесе в ТОМ доме.
- Дочка, лучше не вспоминать эту ужасную семью. Пусть всё плохое останется в прошлом! – заговорила Жади. – Забудь! Видишь, какой опасности ты подвергалась, живя с таким мужем?
- Хм, отец при мне рассказывал трем женам, как Фарид струсил и безоговорочно подписал отказ от меня и детей. Он пообещал не претендовать ни на меня, признавая развод окончательным, ни на наших сыновей. Конечно, я рада, что так легко решился вопрос. Но...
- Но...? Что ты хочешь сказать, дочка? – настороженно спросила Жади. – Этот мужчина никогда больше не появится в твоей жизни! Фарид точно остался в твоем незавидном прошлом! И я не верю этому человеку. Он струсил, когда Саид прижал его - угрозами или требованием вернуть долги – не знаю, но потом он подло извернется и может попытаться отомстить тебе. Хадижа, несколько лет ты не сможешь появляться в Марокко – ни одна, ни с детьми. Пусть Фарид возьмет четырех жен, как он грозил сделать, а потом уже ему дела до тебя не будет. Главное, он не сможет претендовать на тебя. Но вот дети, это же его сыновья... Он не успокоится и позже!
- Но, мама, я больше не думаю о Фариде, - была вынуждена солгать Хадижа и призналась: - Я боюсь нового будущего мужа.
- Хадижа, я тоже не верю этому парню, - нахмурилась и лара Назира, поднимая вверх указательный палец. – Мой жизненный опыт подсказывает, что Фарид – как шакал. Он не сдержит данного Саиду слова, а, улучив момент, навредит тебе и постарается забрать детей. Это ведь внук сида Рахима? О, Аллах, я столько историй помню, рассказанных в разное время дядей Абдулом. Они ведь всегда были близкими друзьями – дядя Абдул и сид Рахим. Ну, конечно! О ком ещё мог сид Рахим рассказывать, как не о собственном внуке Фариде? А наш дядя частенько пересказывал эти истории нам и постоянно возмущался, что сид Рахим и отец Фарида неправильно его воспитывают!
- А что он рассказывал? – Хадижа не могла совладать с любопытством, не смотря ни на что.
- О, например, что Фарид тяжело переживал отказ Самиры от их детской помолвки. Его гордость и самолюбие были задеты. Он готов был лететь в Бразилию, чтобы проучить девушку, грозясь избить ее или вовсе  - изуродовать, чтобы она вообще никому не досталась.
- О, Аллах! Лара Назира, я не знала! - воскликнула Латифа.
- Потом он связался с родственницей колдуньи с площади Джемаа-эль-Фна. Дядя Абдул так возмущался! Он подолгу обсуждал с сидом Рахимом, как   разлучить Фарида с девчонкой. Хадижа, мне и в голову прийти не могло в то время, что их разговоры касаются твоего будущего мужа! – покачала головой женщина.
- О, Аллах, я очень боюсь нового замужества. Кто знает, какой мне попадется муж? Вдруг окажется хуже Фарида? Или такой же, как Имад? Или даже сам Имад? – принялась стенать девушка. – И тогда невольно захочешь, чтобы Фарид забрал меня из-под носа Имада! Если выбирать между ними, Фарид все-таки лучше. Его я хотя бы знаю!
- О! – только и смогла произнести Жади, подозрительно вглядываясь в дочь.
- Хадииижа! – удивленно проговорила и Латифа.
Но лара Назира охладила мечты племянницы:
- Мне стало известно, что Лейла нацелилась на Фарида. Вы и сами слышали об этом. И, как мне рассказала Карима, дядя Абдул в сердцах бросил своей первой жене, что если Лейлу вернут из каравана, он не станет терпеть ее у себя в риаде, а сосватает Фариду. И не потому, что ОНА так хочет, а чтобы сбыть ее с рук. Кому она теперь такая нужна? – пожала плечами Назира. – Вот и дядя Абдул так рассуждает: у Фарида дела плохи, он и Лейле рад будет. Она красивая, а характер он ее сломает. Пусть вдвоем уживаются.
- Странно... А мне Карима... не говорила, что дядя Абдул... строит... такие планы..., - медленно произнесла Хадижа.
 Была ли она расстроена? Разочарована? Или это заговорило в ней любопытство? Но Жади и Латифа выразительно переглянулись и между собой, и с ларой Назирой.
Кажется, их взгляды заметила и Хадижа.
- Мне все равно, на ком теперь женится Фарид и сколько жен у него будет! – пренебрежительно процедила она. – Моим мужем его больше не назовут. Так какое мне дело?
- А что было дальше с пропавшим золотом Рании? – спохватилась Назира.  Кажется, скандальная семейная история и в этот раз готова была ускользнуть от нее. Но любопытство не даст ей спокойно спать – Назира точно знала.
- Ах, золото... Оно так и не нашлось. Нет, тетя Назира, Фатима не может вспомнить, куда его спрятала. Однажды ей показалось, что она сунула пакет с украшениями в вазу. Так потом Рания осмотрела все вазы в доме, заглянула в каждый горшок, в каждую вазу, обследовала все сосуды – даже банки с крупами на кухне. Над ней за ее спиной потешаются слуги, когда она ходит по дому, высматривая места, куда мог бы поместиться пакет с ее золотом. А недавно Мунир спустился в подвал, чтобы поискать золото матери и там, заблудился, его долго искали. Дома такой скандал был! – призналась Хадижа.
- Интересно, и правда, куда Фатима могла его спрятать? Если вспомнить, Латифа, как твоя дочь замаскировала ключ от банковского сейфа, который Самире доверила Фатима, то..., - заговорила Жади. Но Латифу вдруг осенила догадка:
- Аллах! А если моя дочь и подсказала Фатиме место, куда спрятать золото? Неужели Самира может знать, но молчит?
- Нет, тетя Латифа. Тогда Самира рассказала бы мне эту тайну, - убежденно заметила Хадижа. - Она же знает, что в нашем доме идут поиски золота Рании.
- Но она могла дать Фатиме слово, что будет молчать. Вот и выжидает, когда к ней вернется память, - упорствовала Латифа.  – Когда Самира окажется в Рио, я поговорю с ней.
- А что такое было с ключом? Мне ничего неизвестно, - заинтересовалась лара Назира. Сколько же всего интересного она пропустила, живя вдали от племянниц, их матерей и отцов, ее неблагодарных братьев!
Жади со смехом с готовностью поведала, что придумала Самира: приклеила ключ от банковской ячейки к картине-коллажу, которым украсила стену своей комнаты. Ключ находился у всех на виду, его даже искать не нужно было.  Но даже глядя в упор на ключик, никому в голову не приходило, что вот он – ключ. Протяни руку и возьми.
- Аллах! Никогда не догадалась бы искать на картине среди приклеенного мусора! – восхитилась Назира. - А как Саид додумался?
- О, Саид очень внимателен. Сразу не обратил внимания, но потом все равно вспомнил, что видел на стене картину из мусора в комнате Самиры. А среди всякой всячины на ней был и ключик из тех, что на улице валяться не может. Он вернулся и отобрал, содрал ключ с картины! – припомнила Латифа.
- Наверно, долго ему пришлось его отмывать от клея..., - усмехнувшись, предположила Жади.
- Нет, мама, отец не сам этим занимался, тот ключ отмывала Зулейка. Мне Рания рассказывала, -  уточнила  Хадижа.
Потом, наговорившись за столом, обсудив все свои проблемы, обе сестры, лара Назира и Хадижа, захватив малышей, долго гуляли в саду, сидели в шезлонгах у бассейна, продолжая болтать и сплетничать, пили соки, которые приготовила для всех женщина, которая занималась хозяйством в доме Жади и Лукаса. Домоправительница Клара делала прекрасные соки и смузи из свежих фруктов.
Наконец, за Латифой и Назирой приехали их мужья, а Хадижа вызвала водителя из дома отца.
- Как чудесно мы провели этот день! – восхищалась Назира, укачивая на руках сонную Ферюзу.
- Мы теперь часто можем встречаться, - предложила Жади.
- Согласна! – подхватила Латифа. - Нам есть, о чем поговорить!
- И я рада пообщаться с моими самыми близкими родственницами! Потому что жены моего отца все-таки мне не родня по крови, а вы – родные тети, - заявила и Хадижа.
Вскоре все разъехались, и Жади осталась в доме одна. Она побродила вокруг дома, у бассейна, по саду. Срезала розы для букета и поставила его на стол в гостиной. Проверила, как ее домоправительница приготовила ужин для них с Лукасом.
Лукас обещал вечером забрать из дома отца и привезти с собой Пьетро – если получится уговорить мальчишку вернуться домой. У Жади на глазах наворачивались слезы, когда  ей казалось, что сын, их маленький принц, ее не любит, если не желает жить дома. Почему его не вытащить из особняка синьора Леонидаса?! Поэтому и Жади приходилось там бывать чаще, чем ей хотелось бы.
Она только теперь вспомнила, что не пригласила лару Назиру поехать с ней и Латифой в Ангру. Латифа, скорее всего, откажется, опасаясь за свое состояние – она же беременна! Но лара Назира с Ферюзой и Хадижа с близнецами – о, они могли бы отправиться с ней и доной Иветти в Ангру! И с их мальчишками, конечно! А там – океан, чудесный пляж, нежный чистый песочек, можно посидеть в тени пальм, когда надоест жариться под лучами солнца.
 Жади улыбалась, представляя, как лара Назира станет вести себя в курортном месте, увидев, что они с Иветти в открытых купальниках зайдут в океан, чтобы немного поплавать. Купить ларе Назире закрытый купальник? Или она предпочтет какой-нибудь мусульманский вариант – буркини, например? Об этом Жади недавно спорила с Иветти. И вот надо же – за несколько часов общения она не вспомнила, забыла передать Назире приглашение доны Иветти!
- Потом позвоню! – решила Жади.
А когда вернулся домой Лукас, то Жади, обсудив с ним прошедший день и поделившись новостями, затронула и возможное замужество дочери.
После ужина они сидели у бассейна. Поздним вечером в саду было темно. Их сын Пьетро, которого вместе с собакой Гектором Лукасу удалось уговорить поехать домой, набегался у дома, наигрался с собакой возле качели, уснул, наконец, под сказку, рассказанную матерью. Гектор теперь бродил в одиночестве вокруг дома, сытый, помахивая хвостом.
А Жади и Лукас наслаждались теплым тихим вечером и обществом друг друга. Но Лукас почувствовал, что Жади чем-то обеспокоена.
- Какая проблема тебя тревожит? Расскажи, вдруг смогу помочь хотя бы советом?
Но Жади знала, что в таких ситуациях Лукас ей не помощник. Однако она все равно предпочитала  делиться с мужем проблемами, связанными с прошлой семьей, если это касалось Хадижи или могло быть связано с Саидом.
И она тут же призналась:
- Моя дочь разведена, как ты знаешь. Ее бывший муж подписал документ, где признает развод и отказывается от детей. Меня беспокоят два момента: Фарид может оказаться обманщиком и устроить ловушку Хадиже. Попытается ее вернуть. И...
- Что ещё? – заинтересованно спросил Лукас, ставя на столик пустой бокал после выпитого сока.
- Дядя Абдул... Ты его знаешь... Он занят поисками нового мужа для Хадижи. И если Саид согласится с выбранным женихом, то мою дочь вынудят снова выйти замуж. Но кто знает, не окажется ли этот муж хуже Фарида?
- Жади, за годы жизни с тобой я смог убедиться, что мои советы не подходят, когда это касается жизни в Марокко, обстоятельств судьбы твоей дочери и даже тебя. Я не могу понять восточный менталитет. И каждый раз вижу ситуацию, проблему и пути ее решение по-своему, иначе, чем потом предложит решить дядя Али.
- Да, Лукас, это так. Поэтому я должна признать, что разобраться с замужеством Хадижи может только Саид. Даже не дядя Али, потому что моя дочь не принадлежит его крови. В ней течет кровь по линии дяди Абдула. Власть над Хадижей в его руках. Он вправе искать ей мужа. Только Саид может ему в этом помешать.
- Жади, ты хочешь мне сказать, что тебе необходимо поговорить с Саидом? – поморщился Лукас.
- Да, - твердо ответила Жади. – Этого уже не избежать. Ты помнишь, как дядя Абдул попытался выдать Самиру замуж?
- За Имада? – Лукас смог вспомнить даже имя жениха – настолько удивительной была та история.
- Именно! Моя племянница едва спаслась благодаря Лео.  Но теперь Имад может стать мужем Хадижи. Таковы планы сида Абдула.
- Ничего себе! – удивился Лукас. – Но что за достоинства имеет этот Имад, что твой дядя так упорно пытается пристроить к нему  то твою племянницу, то теперь дочь?
- Нет там никаких достоинств! Это одно упрямство дяди Абдула, желание отстоять свой выбор, пойти на принцип и добиться своего, - с досадой сделала вывод Жади.
- Что же... Жади, поговори с бывшим мужем. Я не против, если это единственно возможный выход. Но, надеюсь, ты помнишь, как поступил с нами Саид в прошлый раз, когда ты попросила его о помощи?
Жади опустила глаза. И хотя она совсем не была виновата в случившемся, ей стало невыносимо стыдно. Она не забыла, как Саид попытался заронить сомнения у Лукаса в ее верности, отправив фотографии спящей в его постели Жади с валяющейся рядом смятой рубашкой и прочие двусмысленные снимки.
- Я буду осмотрительна. Больше не окажусь в его ловушке. Впрочем, Лукас, Саид попросил у меня прощения за ту выходку, я же говорила тебе. И к нему вернулась Фатима, он нашел ее. Говорят, она теперь его любимая жена. Зачем ему я? Нас связывают только Хадижа и наши внуки. А над Хадижей вновь сгустились тучи!
- И ты уверена, что Саид сможет быстро решить проблему?
- Конечно! Он запретит дяде Абдулу искать дочери мужа, велит забыть об Имаде. Пусть женит его на Лейле...
- Но почему бы тебе самой не найти Хадиже здесь, в Рио, подходящего жениха? Если твоя дочь выйдет здесь замуж, а она стала гражданкой Бразилии, никакой Фарид не будет ей страшен!
- Что?!
- Жади, я пытаюсь донести вот что: найди сама подходящего, на твой взгляд, мужчину, познакомь с ним Хадижу. Например, Латифа вышла замуж за брата Зейна. Неужели среди их родственников нет порядочных мужчин?
- Лукас, по нашим обычаям так не делается...
- Но сейчас 21 век, Жади! Должно же хоть что-то измениться со времен Средневековья?!
- Лукас, тебе не понять... Вы с Самирой – современные люди, она вот тоже   грозилась написать письмо в Марокко, чтобы пристыдить Имада и потребовать, чтобы он отстал от женщин нашей семьи... Но мы смогли отговорить ее. Иначе в Марокко разразился бы ужасный сандал, многие наши родственники могли пострадать.
- Тогда, Жади, я могу сказать только то, что не стану вмешиваться в ваши марокканские семейные дела. Предпочитаю уповать на мудрость дяди Али! Кстати, а что он думает об этом?
Жади тяжело вздохнула. Так всегда: на Лукаса в семейных делах нельзя положиться, когда это касается ее Хадижи. Впрочем, разве она сама не устраняется, когда Лукас разбирается с проблемами Мэл и Маизы? Жади любила Лукаса и очень боялась потерять его. Но и Лукас испытывал такие же чувства и предпочитал быть осторожным, чтобы не обидеть и не задеть чувства Жади. 
Решено было, что она добьется встречи с Саидом Рашидом, чтобы обсудить с ним, как с отцом Хадижи, вопрос ее замужества и дальнейшей судьбы.



26. Часть 34. Глава 26. Хадижа и странные звонки.



...Хадижа, вернувшись домой в тот вечер, сообщила отцу, что маме нужно с ним поговорить.
- Уверен, что я знаю, о чем пойдет речь. Нет, Хадижа, не хочу тратить нервы и время на подобные разговоры с Жади. Так и передай своей матери.
Девушка не стала спорить с отцом, решив, что потом попробует убедить его, попросит о встрече с мамой. А пока...
...У самой Хадижи появилась тайна, при том – неприятная и даже жутковатая. На ее сотовый начали приходить странные звонки с незнакомого номера. И хотя отец всегда требовал от членов семьи не только не отвечать на подобные звонки, но и сообщать о них ему или Зулейке, Хадижа это правило нарушила.
И если в первый раз она схватила телефон и, не глядя, включила, чтобы ответить, думая, что это  звонит Эмми, то потом уже делала это осознанно. Дело в том, что Хадижа начала подозревать, что за странными телефонными звонками скрываются попытки Фарида связаться с ней. И как бы ни была сильна ее обида, но это было выше нее – пожаловаться отцу. Хотелось самой разобраться, что происходит. Узнать, кто и зачем пытается так на нее давить. Чего хочет Фарид, если эти звонки идут от него?
- А если это Зухра так развлекается? – сначала испугалась девушка. Но потом опомнилась: и что, если звонит Зухра? Что она может ей сделать – по телефону?
Но потом Хадижа засомневалась: откуда у нищей Зухры телефон и деньги для международных звонков? Нет, это может проделывать только Фарид. И хотя он очень даже скуп, но злость вполне может пересилить даже его жадность.
А звонки продолжались: кто-то молчал, и только тяжелое дыхание чудилось  Хадиже. Девушка отчетливо слышала даже некоторые фоновые звуки: как будто звонивший находился то на многоголосой медине, то у стойла ослов, то в доме, где кто-то звенел посудой в кухне... Но кем мог быть звонивший? Не Имад же?! Но если и не Зухра... Тогда только Фарид! А если Зухра, то делает так по приказу Фарида!
Хадижа переживала из-за звонков, которые ее пугали. Но с кем она могла поговорить о проблеме, чтобы ее рассказ не вылился в скандал?  И чтобы никто не начал так же беспокоиться, как она? Значит, с мамой не поговоришь... Фатима страдает провалами памяти, но было бы жестоко обсуждать с ней возможные звонки Фарида к ним домой, это могло вызвать ухудшение состояния психики  Фатимы. А Хадиже не хотелось ей навредить.
- Самира! Вот кто может мне помочь! – наконец, догадалась она.
И дочь Жади созвонилась с двоюродной сестрой. Самира дала совет: наговорить молчавшему гадостей, тем самым спровоцировав его ответить. Если это Фарид, то он не сдержится. Тогда Хадижа уверила, что звонит точно Фарид: она однажды расслышала в гомоне толпы арабскую речь, а в другой раз – крики осла.
- Это наш мекнесский осел! – почти обрадовалась Хадижа. – Мне ли не узнать его голос! Я не раз ходила с ним за кормом в лавку через пол медины! Он по-особенному кричит «Иа, иа»! Я столько раз просыпалась по ночам от его голодных призывов, когда корм в кормушке заканчивался!
- Ох, Хадижа, сколько подробностей! И ты, кажется, даже рада такому «привету» из Марокко! Узнать осла по голосу – такое бывает? Ну, хорошо... Тогда вот что сделай, - сказала ей по телефону Самира, - выругайся, скажи гадость о человеке, который может звонить и глупо молчать! Потом позвони мне и расскажи, что получится. А ещё, Хадижа, сама позвони по этому номеру – внезапно! Тогда ты можешь поймать хозяина телефона, узнать его голос, если он от неожиданности тебе ответит, не думая, не ожидая, что ты позвонишь.
- Точно! Как я сама не догадалась?! – воскликнула девушка.
И тем же вечером проделала так, как подсказала Самира. Всё произошло, как они предположили: собрав известные ей ругательства, Хадижа произнесла их быстрой скороговоркой и замолчала.
- Что такое?! – раздался из сотового грозный возмущенный голос Фарида. – Как ты смеешь?! Ты с ума сошла? Так со мной разговаривать?!
Но Хадижа струсила, тут же отключив телефон, дрожа всем телом. Ее трясло! Поэтому девушка не заметила, что свидетельницей этой сцены стала Рания. Она слышала и то, какими словами ругалась Хадижа, и увидела, как дочь Саида, запаниковав, испуганно отключила мобильный, путая кнопки, нажимая все подряд дрожащими пальцами.
- Хадижа, кто тебе звонил? – сузив глаза, поинтересовалась третья жена отца.
Но девушка смерила ее презрительным взглядом и ушла. Рания   заинтересованно наблюдала за ее уходом, за тем, как Хадижа идет к двери, выходит из дома, спускается по нескольким ступеням, а потом нервно движется по садовой дорожке.
- Саид должен узнать об этом! – решила шпионка. А если Хадижа сама вдруг пожалуется отцу или Зулейке на звонок, испугавшись, что в этом ее опередит она, Рания? Поэтому днем женщина делала вид, что не придала значения событию, свидетельницей которого стала. Кажется, и Хадижа успокоилась. 
Но когда вечером  вернулся Саид, поужинал и пообщался с детьми и женами, Рания подала ему знак, чтобы он поговорил с ней.
Саид воспринял это с неудовольствием, предполагая, что у Рании снова появились какие-то претензии к другим женам, жалобы или просьбы. Но когда он узнал, что дело касается его дочери...
Когда Рания описала, что она услышала и увидела, предположила, что Хадиже кто-то звонит, а она боится в этом признаться, подсказала Саиду просмотреть историю звонков на телефоне дочери, тогда он все понял, догадался, кто может звонить, и разбушевался.
- Иди, Рания, позови Хадижу. Пусть придет ко мне в кабинет вместе с телефоном!
Рания, нервно поглаживая на животе ткань любимого синего платья, пустилась на поиски, но не Хадижи, нет, а главной служанки Мариам. Ей она и велела отправить Хадижу к сиду Саиду, передав его приказ захватить с собой телефон.
Хадижа испуганно поспешила к отцу. Она взяла с собой сотовый, не понимая, для чего он ему понадобился. Неужели она тратит на звонки слишком много денег, что расходы вызвали его недовольство? О том, что Рания могла что-то услышать и понять, Хадижа не задумалась. И вскоре поняла, что ошиблась!
Отец молча забрал у нее сотовый и начал просматривать что-то в настройках. Найдя звонки за день, он обнаружил незнакомый номер.
- Чей это номер? Кто тебе сегодня звонил?
- Не знаю, мне уже неделю и даже больше звонят и молчат в трубку. Но сегодня я решила спровоцировать шутника и наговорила разных ругательств!...
- И что? – нахмурился Саид, видя, что дочь запнулась, не смея рассказывать дальше.
- Мне ответил Фарид. Это был он. Он все это время звонил и молчал, - упавшим голосом призналась девушка.
- Фарид?! Да как он посмел? Он нарушил наш договор! Негодяй! Я разберусь с ним! А ты, Хадижа, почему не сообщила мне о звонках?!
- Но я же не знала, кто звонит! В трубке молчали...
- Надо было сказать! Разве я не говорил, что должен знать о таких вещах? Мало ли кто это может быть! Если бы не Рания...
- О, так это Рания донесла! – тихо пробурчала Хадижа.
- Да! Рания рассказала мне о том, о чем я должен был узнать от тебя, дочка!
Хадижа опустила голову  и теперь уже молчала, опасаясь разозлить отца ещё сильнее. Но она тут же вспомнила, как стояла у окна, забранного узорчатой решеткой, рассматривая огромный букет на столике, на который падали солнечные лучи, прошедшие сквозь окно. И тогда зазвонил ее телефон. А Рания как раз проходила мимо – шла, как показалось тогда Хадиже, в сторону кухни. Но вот не дошла.
 Почему Хадиже не пришло в голову, что эта змея затаится поблизости и станет подслушивать? Рания следит за всеми: за Зулейкой, ожидая, что где-то и в чем-то та допустит ошибку в домашних делах, за Фатимой – надеясь, что та приведет ее к спрятанному золоту, но, оказывается, и она, Хадижа, вызывает у нее интерес. Почему? Впрочем, это же очевидно: хочет выслужиться в глазах отца.
Девушка пообещала себе, что однажды отомстит Рании. А нечего следить и подслушивать! Кобра! Змея! Пусть на нее прольется море слез!
Отец отпустил Хадижу, приказав впредь рассказывать ему обо всем, что может исходить от Фарида и вообще из Мекнеса. Потом и вовсе отобрал у нее телефон.
- Отец! – посмела она возмутиться. - Но как же я буду звонить маме?! Тете Латифе? Эмми? Как мне обойтись без сотового?!
- Завтра утром мой водитель купит тебе новую симкарту, тогда тебе вернут телефон. И если Фарид снова позвонит тебе, значит, я пойму, что это ТЫ дала ему свой номер.
- Нет! – искренно возмутилась девушка. – Я не давала ему номер моего сотового! Но разве он не знал номер моего мобильника в Мекнесе?! Знал!
- Но я поменял номер, ты забыла?
- А дядя Абдул? Разве он не мог дать мой номер сиду Рахиму? Ларе Джабире?
- Это так! – согласился отец.
Саид отослал дочь из кабинета, а сам принялся сердито обдумывать план, что он может сделать относительно Фарида и что сказать дяде Абдулу – и о том, чтобы старик не искал Хадиже другого мужа, и о том, чтобы не делился номерами телефонов родственников с семьей приятеля из Мекнеса. Хадижа явно не была замешана в данной истории. Она не посмела бы сама созвониться с бывшим мужем, который так с ней поступил.
Но впредь Саид решил контролировать ее звонки в Марокко. Дочь услышала голос бывшего мужа. Кто знает этих девчонок – а если в ней заговорит глупая любовь к Фариду? К ненавистному Фариду! Хадижа – дочь Жади, не стоит забывать об этом. Пусть в ней пока ничто не проявлялось, что могло бы быть позаимствовано от матери, но однажды такое ведь может случиться. Если Хадижа решит вернуться  к мужу и попытается сбежать – он не будет удивлен. В дочери  так скажется наследие Жади.
Саид продолжал негодовать: как бывший зять посмел нарушить договоренность? Но даже не это главное. ЧТО НУЖНО Фариду от Хадижи? Дочь была допрошена, но смогла рассказать только о молчаливых звонках и единственной фразе, когда Фарид отреагировал на ее ругательства!
 - Если Фарид продолжит действовать за моей спиной, я сочту договор расторгнутым, - решил Саид Рашид. – Позвоню дяде Абдулу и объявлю ему об этом. Дядю Али тоже надо предупредить.
Саид постоял, приходя в себя, успокаиваясь. Потом достал сотовый и начал звонить.

...Тем временем заплаканная Хадижа стояла перед зеркалом в своей комнате. Она успела поговорить с Ранией, они поссорились, конечно. Как-то сразу же рядом с Ранией оказался Мунир. Появилась и Зулейка. Скандал бурно вспыхнул, но был быстро погашен. Зулейка велела третьей жене отправляться в комнаты детей, а Хадижу попросила удалиться к себе. Ведь ее близнецы уже спали, за ними ухаживала их личная няня, но Хадижа может отдыхать у себя в комнате.
Девушка не стала спорить. Она ушла к себе. Вот только телефона у нее больше не было, поэтому она не могла позвонить ни матери, ни тете Латифе, ни Самире, ни Эмми. Как подруга чувствует себя после родов? Как справляется с малышом? Хотела попросить сотовый у Фатимы, но потом подумала, что отцу может не понравиться, а Фатиме ещё и попадет из-за ее просьбы.
- Завтра всем позвоню. Даже Кариме и Зорайдэ. Пусть все узнают, что Фарид осмелился мне звонить. И Самире расскажу, что ловушка сработала. Фарид себя выдал!
Успокоившись, Хадижа решила отвлечь себя чем-то: например, перебрать обновки в шкафу. Мама с тетей Латифой купили ей много разной одежды. Забавно: от мамы она получила красивые пестрые платья с модным цветочным принтом, а от тети Латифы – одежду более спокойных тонов. Но все кофточки– с длинными рукавами,  как и длинные платья, которые  почти закрывают обувь.
Доставая из шкафа в гардеробной то одну вещь, то другую, прикладывая  каждую  к себе, Хадижа вдруг поняла: а ведь она очень изменилась! Где та робкая юная девчонка, которой она была ещё год назад? Сегодня она чувствует себя иначе... И выглядит – тоже.
Хадижа показалась себе повзрослевшей и похорошевшей.
- А ведь тетя Латифа не утешала меня, а говорила правду. Как и мама, - присматривалась к своему отражению Хадижа. И волосы у нее теперь немного другого цвета. Она больше не красит их хной. По совету Самиры Хадижа попробовала стать блондинкой. Ну, почти блондинкой, высветлив волосы. Вспомнила, какой скандал закатила ей Рания, впервые заметив, как изменился цвет ее волос.
- Тебе какое дело? – недоумевала тогда Хадижа. – В какой цвет хочу, в такой и крашу волосы!
В тот раз ее поддержала Фатима. Потом в гости приехали Эмми и Амин. Пробыли недолго – ведь это была прихоть беременной подруги – увидеться с Хадижей, и Амин уважил ее, несмотря на то, что в магазине было много дел. Но Эмми успела перессориться с Ранией, доведя ту до слез, но тоже встала на сторону Хадижи, убедив, что светлый цвет ей очень идет.
- Теперь мы точно как сестры – обе светловолосые! – удовлетворенно заключила она.
Потом Зулейка, видя, к чему приводят споры из-за подобных глупостей, потребовала, чтобы Рания оставила Хадижу в покое.
- Прекрати, Рания! Иначе я решу, что ты специально провоцируешь конфликты в нашей семье! Забудь о волосах Хадижи!
- Я пожалуюсь Саиду! Он не сторонник того, чтобы кто-то красил волосы в нашей семье! Только хна, только оттенки привычного цвета.
- И о чем будет твоя жалоба? Что тебе не нравится цвет волос его дочери? – усмехнулась Зулейка. – И почему бы тебе тоже не перекрасить волосы в любой цвет? Думаю, это ты от зависти злишься на девочку!
Рании пришлось замолчать и притихнуть.  Сначала она тоже хотела удивить всех причудливым цветом волос, но потом эта затея как-то забылась.
Хадижа изменила свой имидж. Да, дома она уважала требования отца к  внешнему виду женщин в его доме. Но когда она оказывалась в доме матери, всё менялось. В доме Лукаса или у синьора Леонидаса Хадижа носила европейскую одежду, одевалась, как все бразильянки, слушая комплименты от доны Иветти и от матери. Даже дона Далва ее хвалила. И такой стиль ей начал нравиться!
О, для них с матерью  однажды даже провели фотосессию для одного журнала. Потом Зулейка, разобрав полученную прессу,  принесла ей в комнату свежий номер, предупредив, что отцу лучше не видеть этот журнал. Поэтому Хадижа всё подробно рассмотрела и обсудила только вместе с Фатимой. Даже любопытная и подозрительная Рания не смогла узнать, что за журнал листает у себя в комнате Хадижа вместе с вернувшейся одалиской.
После возвращения из Марокко Хадижа стала привыкать к тому, что теперь она разведена. Но, смирившись с разводом, она начала с испугом задумываться о будущем муже. А то, что ей не избежать нового замужества – сомневаться не приходилось. Тем более что Карима держала ее в курсе производимых дядей Абдулом поисков и предпринимаемых им действий. Но и отец, когда сочтет, что пришло время, решит найти ей мужа, и такое ее ожидает.
- Аллах, как страшно жить! Какая судьба меня ждет? Что мне суждено? Какой мактуб?
 О Фариде она старалась не думать, не вспоминать, но все равно и думала, и вспоминала. Но до дня, когда впервые после расставания услышала его голос, она думала только плохо. Сегодня же... Глядя на себя в зеркало, Хадижа вдруг поймала себя на мысли, что теперь Зухра ей не соперница. Если  дело только в красоте, то Зухра ее лишилась, а Хадижа, наоборот, расцвела. Она сама себе стала нравиться! И в бразильской одежде, и в марокканских одеяниях выглядела она замечательно и была собой довольна, чувствовала себя уверенно. И косметика у нее теперь отличная, и пользоваться ею она научилась. А цвет волос ей очень даже идет, правы Фатима и Эмми.
Тогда Хадижа невольно задумалась:  путь к Фариду  свободен. Он один. Ещё не женился. Зухра стала служанкой. Он отказался от нее как от фаворитки, но и других жен не берет! Карима сразу рассказала бы Хадиже.
- Интересно, что сказал бы Фарид, если бы увидел меня в таком виде? – загляделась на себя Хадижа, не подозревая, что бывший муж уже обсуждал ее новую внешность с Зухрой, когда ему в руки попался тот самый журнал, присланный дяде Абдулу из Бразилии. Сид Рахим и привез журнал от приятеля из Феса, взбудораженного возмутительным видом дочери родного племянника.
- А если бы Фарид влюбился в меня, в такую, какой я стала сейчас, в красивую?  Могла бы я вернуться к нему, и не одна, а с нашими двумя сыновьями? Могла бы я стать с ним счастливой?.. Ох, неужели я все ещё его люблю?! – с ужасом подумала, в конце концов, дочка Жади.  И все же голос разума подсказывал, что Фариду верить не стоит.
Но крамольные мысли преследовали против ее воли:
- Как стал бы теперь ко мне относиться Фарид, если бы я вернулась к нему? Но я же чувствую, что изменилась, и не только внешне. Я стала другой, теперь я не ревела бы из-за любого сказанного Зухрой обидного слова! Постаралась бы найти, что и как ей ответить! Я защищала бы себя, словами давала бы сдачи Зухре! 
Но потом Хадижа вынуждена была признать: это бахвальство лишь до тех пор, пока реальная Зухра не предстанет перед ней. И тогда Хадижа точно струсит! Станет ли Фарид защищать от уродливой Зухры, если та посмеет снова ее обидеть?
Хадиже в глубине души хотелось увидеть, какой стала Зухра. Нет, она не собиралась торжествовать над несчастной, глумиться над ее горем! Но любопытство заставляло Хадижу фантазировать и представлять новый образ соперницы.
Но разве Зухра утратила вместе с красотой и ум? Нет, конечно. Зухра станет прятать себя от глаз Фарида за темными одеждами. Разве не про это рассказывала Карима, а ей – лара Дуния? А если так, то Фарид, видя перед собой Зухру в парандже, очень скоро сможет забыть о том, что с ней случилось. И тогда Зухра  станет для него прежней, если ему не захочется заглянуть под ее одежду. А ему не захочется, конечно.
И если Хадижа оказалась бы рядом, красивая, уверенная в себе, такая, какой она себе представляется, то Зухра может пойти на что угодно. Она может убить Хадижу! Может попытаться лишить ее красоты. И тогда случай в старинных султанских конюшнях, когда Зухра чуть не задушила ее, покажется ерундой.  Самира в этом права, и мама тоже предположила, на что теперь может оказаться способна Зухра.
Хадижа приуныла. Но потом опомнилась.
- О чем я думаю?! Никто, прежде всего, мой отец - не позволит мне вернуться к Фариду. Но разве я сама этого хочу? Я только помечтала, и всё.
Потом, возвращая вещи в шкафы, Хадижа со смехом вспомнила возмущенный голос Фарида, когда он услышал поток ругательств.
- Он никак не ожидал этого! – веселилась она. – Поблагодарю Самиру от всей души! Огромный шукран ей за подсказку!
Она заметалась по комнате в поисках телефона, чтобы немедленно позвонить сестре, не сразу вспомнив, что из-за Рании лишилась телефона.
У нее осталось время до сна, поэтому Хадижа решила посмотреть альбомы с фотографиями. Компьютера, как у Фатимы, у нее не было, хотя пользоваться им она, разумеется, умела. В школе научилась. Но после замужества ее компьютер был отдан Муниру, ведь он стал школьником. Теперь Хадижа задумалась, не стоит ли попросить отца или маму купить ей личный ноутбук или планшет. Все-таки экран на телефоне мал. Она решила поговорить об этом в другой раз. Все равно нет у нее сегодня связи.
Поэтому ей оставалось лишь перебирать старые фотографии. Попались и свадебные, где был и Фарид. И снова Хадижа подумала, что возвращаться к нему было бы глупо. Парень никогда не изменится. Он такой по натуре и по воспитанию. Как говорит Самира – у него такой менталитет.
А рассматривая свадебные снимки тети Латифы, отца с Фатимой, отца и Зулейки, даже Рании, когда та была невестой, попалась на одной фотографии, Хадижа переживала вновь и вновь, что ее судьба в руках дяди Абдула и отца.
Глядя на лицо Самиры на снимке, Хадижа завидовала ей, ее смелости, потому что сестра смогла не просто отказаться от брака с Имадом, а совершив ряд дерзких скандальных выходок. О, а вот и он! Имад... Это фото с какого-то праздника. Зорайдэ прислала. Фу, ну какой же он противный! Как можно вообразить себя рядом с ним в постели?! А ведь в браке этого не избежать!
Хадижа даже испугалась своих мыслей.
- Какой харам! Харам! – крепко закрыла она глаза, а фото Имада сунула в уже просмотренную кучу снимков. Однако, ей, как назло, попалась фотография Лейлы и дяди Мухамеда. И опять свадебная. На фото - бледное личико несчастной девочки.
- Она здесь как овечка, которую хотят принести в жертву! Не поверишь, что  на самом деле Лейла - как гиена. И кобра!
И все-таки снимок вызвал в Хадиже жалость к Лейле. Но и невольное восхищение: даже Лейла посмела воспротивиться дяде Абдулу и не захотела замуж за Имада! Но в итоге – он достанется ей, Хадиже! А Лейлу ещё и замуж за Фарида выдадут! Хадижа задумалась: что она почувствует, если Лейла станет женой Фарида?
Девушка  горько усмехнулась. А что она может почувствовать? Ей больше не быть женой Фарида. А Лейла... Вот и пусть борется с Зухрой и угождает Фариду! Хадиже хотелось посмотреть со стороны, что будет происходить в доме Фарида в Мекнесе, когда он возьмет Лейлу замуж? Превратиться в муху и летать по дому, наблюдая за его жильцами... Но разве такое возможно? Теперь тайн жизни семьи Фарида ей не узнать никогда...


27. Часть 34. Глава 27. Беременность лары Назиры.



Самира и Лео, как ни планировали скорое возвращение домой, но прибыли в Рио-де-Жанейро только через две недели, так как у Лео появились срочные дела в Сан-Паулу. Ребят такая задержка даже порадовала: возможно, необходимо дать время отцу Самиры, чтобы он успел сообщить незадачливому жениху о деликатном состоянии дочери, что означало бы невозможность для нее расторгнуть брак с бразильским мужем.
А о том, что они некоторое время проведут в соседнем мегаполисе, конечно, никому сообщать не стали. Об этом знал только сид Керим, который должен был успокоить мать Самиры.
- Лео, я удивлена, что у мамы в таком возрасте будет ещё один ребенок!-  не могла поверить девушка, узнав не вчера новость о беременности матери.
- Но ты же рада, что у тебя появится ещё одна сестра или брат?
- Не знаю. Но я рада, что моя мама счастлива. Керим ее любит, и она его – тоже.  Теперь я спокойна за маму и могу со спокойной душой заниматься собственной жизнью, карьерой. Теперь у мамы будет столько забот, что думать обо мне у нее не останется времени.
Лео улыбнулся и дернул себя за кончик уха, не замечая, что к нему вернулась привычка, от которой он сознательно старался избавиться, узнав, что именно так всегда делал Лукас...  Теперь, когда Лео знал, что он не только внешне копия юного Лукаса, но даже некоторые жесты у них совпадают, ему  не хотелось копировать брата и быть похожим в таких мелочах. Он быстро опомнился и отдернул руку, сказал:
- Нет,  ты не права: синьора Латифа все равно не перестанет беспокоиться о тебе. Все матери такие. И дона Деуза – не исключение. Уж я-то знаю! Я был подростком-бродягой, моя мать не переставала бояться за меня, ждать моего появления дома! Каким же я был тогда эгоистом! Как вспомню!...
- Да, все матери в этом похожи, - согласилась Самира, с трудом закрывая чемодан. Вещи были готовы. А Лео собрался раньше нее. Теперь оставалось вызвать такси и поспешить в аэропорт, чтобы лететь в Рио.
- Надеюсь, мы успеем поговорить с твоей тетей, - озабоченно произнес Лео. Ему не давала покоя мысль, что доктор Альбьери решится на возобновление эксперимента. Проблема клонирования – ведь в этом вся жизнь синьора Альбьери, с этим связаны его тайные мечты, о которых  пришлось забыть после скандала в клинике.
- Я звонила маме, и она сказала, что тетя Назира собиралась поехать с тетей Жади в клинику на собеседование с доктором перед ЭКО. Но ведь это не такая быстрая процедура. Нужно соблюсти разные условия. Мы не должны опоздать! Успеем поговорить с ларой Назирой и убедить ее сменить доктора. Хотя я сомневаюсь, что возможно это сделать: она так уверилась в его могущество,  считает, что только доктор Альбьери сможет ей помочь.
- Да, Самира, и сам Альбьери, когда ему что-то нужно, пойдет на всё, чтобы получить желаемое. Он подвинет всю очередь ЭКО, сделает досрочно твоей тете все нужные анализы и что там требуется для процедуры, но добьется своего! Вот увидишь: если он что-то задумал, значит, твоя тетя уже беременна!
- Мы узнаем об этом сразу, как только приедем в Рио.

...И вот теперь выяснилось, что они все-таки опоздали.
Едва прилетев в Рио, Самира и Лео сначала отправились в гости к Жади и Лукасу. Оказавшись в доме, где за столом собрались Лукас и Жади с доной Иветти, Латифа с мужем, во время вкусного обеда ребята, перебивая друг друга, долго и с юмором рассказывали о путешествии в Мараньяне. Но потом разговор свернул и на семейные новости.
И тогда Самира решила подобраться к интересующей их теме.
- Тётя Жади, а почему тетя Назира не приехала? Она же знает, что мы с Лео прилетели в Рио!
- Хм, Назира ждет вас к себе в гости, потому что уверена, что уже беременна!
- Что?!... Как?! – вместе воскликнули ребята, тут же испуганно переглянувшись.
- А что такое? Самира, почему ты так удивилась? – что-то заподозрила Жади. – Разве ты не знала, что сестра твоего отца собирается пройти процедуру ЭКО? Тебе об этом должно быть известно более других.
Жади явно намекала на то, что девушка стала донором яйцеклетки для родной тети.
- Знала, конечно. И как? Получилось? – спросила девушка, рука которой застыла с салатной ложкой над блюдом, которым хотелось полакомиться.
- Не знаю, - пожала плечом Жади. - Результат будет известен после УЗИ недели через три или даже четыре. Тогда будет видно, прижились ли оплодотворенные эмбрионы.
- Приживутся! – уверенно кивнула Иветти. – Главное – чтобы сама Назира верила и очень сильно хотела бы этого. А она хочет, я сразу поняла.  Жаадиии, какой вкусный салат!
- А что говорит доктор? – вдруг, но  сдержанно спросил Лео.
 Лукас с удивлением посмотрел на брата: с чего бы это парню интересоваться такими вопросами? Но, впрочем... Альбьери успел внушить Лео, что он клон, клон Лукаса! Это возможно, зная об ученой гениальности доктора. Теперь парень будет подозревать синьора Альбьери всегда, что бы тот ни делал. Он  во всем будет видеть злой умысел! Но родная тетка Самиры, которой уже хорошо за пятьдесят, решившая родить ребенка? Чудеса случаются, конечно, но даже его Жади не очень верит, что лара Назира сможет родить в таком возрасте. А в чем сомневается Лео? Что Альбьери попытается снова кого-то клонировать?   
Тем временем на ответ зятя ответила Латифа:
- Синьор Альбьери предупредил лару Назиру, что из подсаженных трех эмбрионов, которые удалось оплодотворить, скорее всего, приживутся не все. Даже один ребенок станет огромной удачей для Назиры. Поэтому для большей вероятности и подсаживается не один эмбрион, а несколько.
- Но если все три приживутся? – снова заинтересованно спросила Самира.
- Хм, тогда будет рожать. Как может быть иначе? – ответила Жади.
- Иншалла! – воздела руки и Латифа. – Пусть мечты лары Назиры о большой семье сбудутся. Пусть родятся все трое!
- Нет, Латифа, доктор отчего-то уверен, что один непременно не приживется, - с сожалением заметила Жади. – Неужели можно рассмотреть изъян или брак в крохотной клетке?
- А в чем проблема? – настаивала Самира. – Что не так с эмбрионом?
При этом она выразительно посмотрела на Лео, который ответил понимающим взглядом.  Лукас заметил их переглядывания.
«Всё ясно, Лео и девчонку убедил, что от  синьора Альбьери  исходит  опасность. И кого же на этот раз доктор готов клонировать? – Лукас уже всерьез задумался, ему стало интересно. - Или теперь Альбьери клетки взял у Лео? И парень боится, что доктор заставит родиться ребенка Лео у ни о чем не подозревающей женщины? Не старовата ли мать клона от клона?»
  Лукас думал об этом с иронией, видя переживания брата, но не подозревая, как близок к правде.
-  Проблем пока нет, Самира, - продолжала беседу Жади. - Но ведь Назира отказалась от суррогатной матери, решила рожать сама, в клинике сказали, что ее матка оказалась очень даже крепкой, лучше, чем у некоторых молодых женщин. Поэтому ей сделали ЭКО.
- И как тетя Назира теперь себя чувствует? – не унималась девушка. А Лео тем временем нервно теребил пальцами кончик правого уха, не заметив, как Лукас при виде его жеста, сам отдернул руку от своего уха.
- Самира, дорогая, ты так переживаешь за тетю Назиру! Вот завтра и поезжай к ней в гости! Она уже звонила и спрашивала, когда ты появишься в Сан-Криштоване. Она теперь ведет себя очень осторожно: боится, чтобы не сорвались зародыши внутри нее, - пояснила Жади.
- Да, теперь и подруга Назира, как и твоя мама, тоже отказалась ехать со мной и Жади в Ангру! А я приглашаю всех! Мы едем на следующей недели. Что делать в шумном пыльном Рио? А там – океан, морской бриз, свежий соленый ветер, яркое солнце и чудесный песчаный пляж... Кокосы с трубочкой, сок асаи, мороженое с ягодами асаи!
- Нет-нет! Врач предупредила особенно, чтобы никаких ягод асаи! Ничего возбуждающего нервную систему и тонизирующего организм! – заволновалась Латифа. - Кстати, Назира тоже получила целый список запрещенных при поздней беременности продуктов. Дочка, отвезешь ей пакет с выпечкой. Лара Назира жаловалась, что очень хочет «рожек газели» с ореховой начинкой, но у нее нет времени их печь.
- О, у лары Назиры уже появились желания, как у капризных беременных? – улыбнулась Жади.
- Ох, мне страшно представить, что будет с Назирой, если окажется, что ее надежды были напрасны.
- Будем молиться, чтобы прижился хотя бы один эмбрион! – вздохнула Жади.
- Приживется! И не один, а все три! Завтра же пойду в церковь и поставлю самую большую свечу святой Кларе, моей покровительнице. И Деве Марии – тоже, и не только самую большую, но и самую толстую – от всех нас – с пожеланиями для Назиры, пусть она и не христианка, впрочем, как и вы, Жади и Латифа! – резюмировала Иветти.
- Я не пойду в мечеть, но в душе всегда желала и желаю ларе Назире стать счастливой и завести большую семью, как она и хотела. Пусть сбудутся ее желания, иншалла! – сказала Жади.
- Иншалла! – подхватили Латифа и Керим.
Дона Иветти увидела, как Лукас вилкой копается в блюде, приготовленном не их домоправительницей, а привезенном женой отца из дома, т.е. лично ею.
- Это Далва приготовила, - сообщила Иветти, – сказала, что Лео это блюдо должно понравиться. Они с Самирой уже ели такое, когда жили у нас, и им понравилось. Самира! А какова кухня в Мараньяне? Чем вкусненьким там можно полакомиться?
- Мммм, - произнесла девушка, промокая салфеткой губы. -  Что мы там только ни ели! Лео, помнишь то блюдо с перцем халапеньо? Оооо! Оно оказалось таким острым, что у нас на глазах выступили слезы! А в какой-то момент мне показалось, что и вовсе глаза вылезут из орбит и выпадут прямо в тарелку! Но если говорить о вкусностях, то мне понравилось блюдо из одной рыбки, которую там называют....
И за столом потекла беседа на кулинарные темы. Оказывается, дона Иветти в свое время перепробовала многие блюда – в ресторанах, дома у знакомых, в поездках...  Впрочем, и для Керима, не смотря на его марокканские корни, эти блюда не были чуждыми. В его кафе одно время работал некий Мехмет, который до этого много лет прожил как раз в Мараньяне и полюбил местную кухню. Но когда он разошелся с женщиной, у которой и жил в тех местах, то и о кухне пришлось забыть, потому что Мехмет перебрался в Рио. Но Керим успел наслушаться рассказов о блюдах, по которым ностальгировал работник.
Когда гости разъехались, Жади предложила Самире с мужем переночевать у них с Лукасом, чтобы не добираться вечером в Сан-Криштован, не оставаться в пустом доме, который уже столько недель стоял запертым, а после  отъезда художника теперь пустуют не только жилые комнаты наверху, но и помещения на первом этаже не заняты.
- Самира, твоя мама очень боится, что однажды ночью на дом нападут люди твоего отца, которых он может нанять, чтобы схватить тебя и отправить насильно к марокканскому жениху.
- Вот ещё! У Лео есть оружие! Пистолет, но об этом нельзя никому говорить. Это необходимость в путешествиях, порой, полных опасностей, – шепотом сообщила Самира. – А мне из Европы привезли  «кнопку экстренного вызова полиции»,  которая так громко орет, что разбудит весь район, если только кто-то попытается проникнуть в дом. И мачете есть, я им неплохо владею.
- Не будь такой самоуверенной. Нападут не местные отморозки, а опытные люди, которым платят за подобные вещи!
- Неужели отец способен на такое? Тетя Жади, где мне взять накладной живот? Завтра же появлюсь в Сан-Криштоване «беременной на 7 месяце»!
- Нет, не переигрывай. Твой отец подсчитает месяцы и поймет, что это обман. Вы с Лео вместе не были семь месяцев назад! Но ты просто держи ладонь на животе, как непроизвольно делают многие беременные. Поглаживай живот с блаженной улыбкой – ты разве не видела, что так делает твоя мама, сама того не замечая?
- Да-да! Та и сделаю! – выдохнула с облегчением Самира.
- Я отведу вам комнату для гостей, в которой ты обычно ночевала, когда оставалась у нас. Подойдет? Но там одна кровать, зато очень большая.
- Сойдет! Мы с Лео спим вместе, т.е. на одной кровати. Но ничего больше! – покраснела дочь Латифы от такого признания.
- Ты замужем, что такого, если бы было и что-то ещё? – отворачиваясь, сказала Жади. – Ваш брак все ещё фиктивный? Невероятно! Между вами какие-то проблемы?
- Не знаю, но, кажется, это у меня проблемы. Я не могу переступить через себя. И всё понимаю, но... Наверно, мне нужна свадьба, что ли, официальная церемония, где меня при всех громко назовут женой Лео, а его – моим мужем. Тогда я решусь... А пока..., - замялась Самира.
- И в чем проблема? Скажем доне Иветти, она все с радостью организует! Ты не представляешь, как Далва переживала, что у вас с Лео не было настоящей свадьбы! Не только Далва, но и синьор Леонидас тоже был этим недоволен! Они только рады будут устроить настоящее торжество! Я уже не говорю о Лео! Бедный, как он это все терпит? Он тебя очень любит, я думаю. Самира! Свадебное платье, золото, букет цветов для невесты, торжественная церемония, как это принято здесь, в Бразилии! Всё у тебя будет, только скажи!
Самира застенчиво улыбнулась, опуская глаза. - Ну, просто восточная невеста, – подумалось Жади и тут же кое-что вспомнила.
- Мне кажется, или вы с Лео чем-то озабочены? Это как-то связано с ларой Назирой? – прозорливо спросила она.
- Да! – горячо согласилась племянница. И выложила близкой родственнице все тревоги и подозрения, которые беспокоили их с Лео последние недели.
- Ты думаешь, что доктор Альбьери способен заменить клетки  Миро на клетки Лео? И тогда она родит вашего с Лео малыша? Станет суррогатной матерью!
- Да! Но дело не только в том, что пострадает Миро и тетя Назира. Они могут не узнать правду до тех пор, пока не потребуется по какой-то причине сделать анализ ДНК. И вовсе не все три клетки он мог подменить, а лишь один эмбрион, отцом которого станет Лео. Ему нужен сын клона. Так думает Лео, уверен в этом! Доктор Альбьери желает и дальше вести наблюдения за потомством клона.
- Самира, мне трудно понять тему клонирования, но если так говоришь, если и Лео уверен... Но теперь уже поздно! Назира прошла через ЭКО, теперь она или беременна, или зародыши не приживутся.
- Не надо ничего рассказывать тете Назире! Вот ближе к родам, если все-таки чудо случится, беременность сохранится, мы предупредим ее об опасности.
- Но какая опасность может исходить от доктора? Он не сможет отобрать у Назиры ребенка! Только не у нее! – вопросительно смотрела на девушку тетя.
- Хм, Альбьери что-нибудь провернет, чтобы забрать ребенка, как уверен Лео. Скажет, что родился мертвым, например. В общем, я сама точно ещё не знаю, что может случиться. Но надо быть внимательными, когда тетя Назира будет проходить наблюдения у доктора и когда станет рожать. Вот в этом случае я за то, чтобы тетя рожала дома - при нас: и при маме, при мне, при Миро... Чтобы одного из детей не подменили, не украли, не объявили мертворожденным!
- Ах, Самира,  ты таких ужасов наговорила! Но, возможно, это напрасные опасения?
- Нет, тетя Жади! Но жизнь покажет. А пока.... Где Лео?
- Твой муж ушел с Лукасом. Уверена, Лукас повел его в наш мини-спортзал, решил похвастать, как всегда. Лукас так гордится, что смог оборудовать небольшой зал с тренажерами. В отличии от его приятеля Тавиньо, который обожает утренние пробежки по набережной, Лукасу больше нравится заниматься спортом, не выходя за пределы территории вокруг особняка.
- Ясно... Что-то спать хочется. Я так устала, что даже не смогла бы сейчас смотреть мой любимый сериал, даже если бы вдруг сняли продолжение «Ранней пташки». Тетя Жади, какоооой там главный герооой! Джан Дивит! О-о-о!
- Лео не обижают твои восторги в отношении другого мужчины, пусть это и выдуманный герой сериала?
- Хм! Я знаю, что Лео нравится бразильская актриса Алинне Мораес. Но я же не ревную его к ней! А с ней, между прочим, он может в любое время случайно столкнуться в каком-нибудь торговом центре!
- Но и актер из твоего сериала тоже может однажды прилететь к нам в Бразилию! – с улыбой возразила Жади.
- Джан Яман? Пусть прилетает! Только не в Сан-Паулу, а в Рио. И, как журналистка, я непременно постараюсь взять у него интервью. Мечты прекрасны, но вряд ли Джан Яман со мной пересечется.
- Думай о Лео! Чем твой Лео хуже героя из турецкого сериала?
Самира пожала плечами.
- Сериал закончился, и скоро мои мысли будут заняты чем-то другим. Кстати, как там Эмми и Халиса? Мой брат стал отцом! Не представляю его в этой роли. Хадижа звонила, рассказывала, что Халиса едва не умерла во время родов. Как она теперь?
- С Халисой все хорошо, она поправилась. Самииира! Думаю, в том доме царит кошмар. Служанки, хотя бы одной,  у жен Амина нет. Но как они справляются с двумя новорожденными? А Халиса ещё и печь пытается на продажу. Твоя мама помогать не может – у нее своя семья, а Латифа  ждет ребенка. Лара Назира пыталась предложить помощь, но ведь они с Мухамедом враждуют, и поэтому Амин отказался от ее помощи. Но теперь и самой Назире справиться  хотя бы с Ферюзой. Если она беременна...
- А что рассказывает Хадижа? Она же бывает в том доме как гостья?
- Она помогает Эмми. Девчонка совсем раскисла. Гордость, что именно она родила мужу сына, поддерживает ее самолюбие, но Хадижа говорит, что Эмми все время рыдает.
- У нее нервный срыв, - со знающим видом кивнула Самира. -  Так часто бывает у тех, кто только родил, а помочь некому. Я много читала об этом. Это психология.
- Твой отец готов на пару часов в день отпускать к молодым мамам Муну, чтобы она чем-нибудь помогала. Но и Муна занята как своим домом, так и твоим маленьким братом Абдульчиком.
- Как странно иногда поворачивается жизнь. Могла ли я в детстве представить, что у меня – взрослой - появится брат Абдульчик и ещё кого-то родит мама.   
- Мактуб, так суждено! – произнесла Жади излюбленное объяснение.
-  Соглашусь, хотя всегда говорила, что в Мактуб не верю. Тетя Жади, а если мы с Лео вместе приедем в гости к тете Назире, как она отнесется к этому? Мне кажется, что Лео тете не нравится. Или она его боится? Как Зорайдэ: считает, что Лео – тень, а не человек. Я видела в глазах Зорайдэ страх, когда она смотрела на Лео!
- Да, Зорайдэ не переубедить. Она почему-то боится Лео. Наверно, потому что он очень похож на юного Лукаса. Понимаешь, они похожи как две капли воды. Даже не как два финика. Возможно, это сходство отталкивает и Назиру. Ведь Лукас в ее глазах разлучил меня и Саида. Внес раздор в семью, пусть даже сама Назира меня невзлюбила сначала. Назира проницательна, почувствовала, что я не люблю ее брата, что есть что-то или кто-то... Но это в прошлом. Теперь ее брат женат на трех женщинах, а Лукас стал моим мужем.
- Но Лео при чем?
- Психология, как ты говоришь.


...Утром Лео и Самира покинули дом Жади и Лукаса. Имея ключ от дома в Сан-Криштоване, они на такси отправились туда. И, едва прибыв, войдя в дом, Самира сразу же увидела в окно стоявшую на балконе соседнего дома тетю Назиру. Та заметила ее ещё раньше. Назира замахала руками, призывая племянницу зайти в гости, и Самира, оставив Лео заниматься своими делами, поспешила на зов тети.
Но, разумеется, на этом небольшом пути от дома к дому ей повстречался Базилио.
- Самира! Ты вернулась! – ликовал парень, в то же время пытливо всматриваясь в ее живот. – Как себя чувствуешь? Как беременность протекает? Тошнит? Сильно тошнит?
- Базилио, ты не врачом ли стал за время моего отсутствия? Отойди! Меня тетя Назира ждет! Скажи доне Журе, что я обязательно сегодня же к ней загляну. Так хочется ее пирожков, - вздохнула она, осторожно прикладывая руку к животу.
Краем глаза девушка заметила, что на пороге отцовского магазина стоит Мустафа, а где-то в глубине помещения за его спиной мелькнула фигура ее отца. И она понадеялась, что этот жест будет истолкован так, как подсказала тетя Жади – как жест женщины, носящей  в себе ребенка.
Она не стала слушать болтовню Базилио, обошла его и направилась к двери дома Назиры, бросив заинтересованный взгляд на дом брата. Балкон там был полностью завешан одежками  новорожденных и пеленками. В окне показалась Халиса, но, увидев Самиру, тут же отпрянула в глубину кухни.
Внизу у двери Самира узрела огромный бумажный мешок. Наверно, с теми самыми использованными памперсами, из-за которых, по словам Хадижи, жены Амина постоянно грызутся – кому выносить к контейнерам.
Из распахнутого окна  вдруг раздался оглушительный детский плач. Потом к нему присоединился рев и второго младенца.
- Ужас! – передернулась Самира, представив, в каком цейтноте живут сейчас Эмми, Халиса и ее брат.
Наконец, она вошла в дом тети и поднялась по лестнице. Назира встретила ее возле уже накрытого столика в гостиной.
- Входи скорее! Дорогая моя! – открыла она объятия племяннице. – Как я рада!
- Я тоже рада, тетя Назира! Как хорошо, что Вы вернулись в Бразилию, что поселились в Сан-Криштоване, что мы можем свободно общаться – все вместе! Вчера мы собирались у тети Жади. Но мама сказала, что Вы не можете приехать по состоянию здоровья. Для этого есть причина...
- И очень приятная причина. Самира, я уверена, что беременна! Я так счастлива! Чувствую, как внутри меня всё меняется.
- И я буду рада, когда у вас на руках окажутся три малыша! Но как же вы справитесь? Ваши соседки родили по одному малышу, но им трудно, а если сразу трое появятся на свет?
- Хоть десять сразу! Это же мои дети! За каждым смогу ухаживать. Или я не Назира!
Самира не стала говорить, что возраст тоже имеет значение. Эмми и Халиса молоды, но и они вымотались за три недели после рождения детей, а тете уже за пятьдесят! Но зачем огорчать подобными словами полную надежд тетю Назиру?
И, как иллюстрация к разговору, внизу вдруг позвонили в дверь. Самире же показалось, что детский плач тоже переместился и стал громче, влетая в окна тети Назиры. Как оказалось, это пришла к доброй соседке, родной тете Амина, его вторая жена – Эмми. Не одна, принесла с собой сына, который орал во весь крошечный ротик.
- Тетя Назира! Я уже не знаю, что с ним делать! – плачущим голосом сказала Эмми. - Молока у меня мало, наверно, ему не хватает.  А из бутылочки он не пьет! Вот – посмотрите!
И молодая мать продемонстрировала, дав младенцу бутылочку с молочной смесью. Ребенок старательно принялся сосать, но что-то шло не так, потому что и молоко в бутылочке не убывало, и ребенок снова принялся кричать от голода.
Назира поджала губы, молча забрала бутылочку, осмотрела и уставилась укоризненным взглядом в незадачливую мамашу.
- А почему в соске нет отверстия?
- Ах!  Опять, забыла! Новую бутылочку взяла, а проверить забыла! Вот в чем дело!
Эти женщины были так заняты друг другом и малышом, что Самира почувствовала себя лишней. Но... она ведь пришла к тете не просто так. И тогда девушка внимательно присмотрелась к ларе Назире. Говорят, некоторые женщины узнают о беременности чуть ли не со дня зачатия. Они ее чувствуют. И это становится заметно по их лицу. Даже выражение лица становится у них неземным, они неуловимо меняются, зная, что внутри них зреет младенец.
И вот Самира сидела с кружкой чая, угощаясь выпечкой, которую принесла с собой, переданную ее мамой,  и изучала  лару Назиру. Да, тетя как будто расцвела, с ее губ не сходила таинственная, предвкушающая улыбка. Но... это ведь могла быть просто радость от надежды предстоящего материнства. Назира могла обманываться.
Эмми вдруг засобиралась и ушла так же внезапно, как и появилась.
- Халисе не нравится, что я ухожу, бросая домашние дела. Но сама же ругается, что мой сын кричит, мешая спать ее дочери! – пожаловалась она, уходя.
- Да, маленькая Сурия спит хорошо, но и кушает много, ведь у Халисы много молока! – сказала Назира, проводив Эмми.
После этого у них осталось время для того, чтобы поговорить, как прошло ЭКО. Ларе Назире явно доставляло удовольствие обсуждать  всё, что связано с ее будущим материнством.  А ведь это был момент зачатия, как она думала.
- Нет, тетя Назира, Вам внесли уже готовый зародыш, который получили путем оплодотворения в пробирке, - попыталась поправить ее Самира, обладающая широким кругозором.
- Что? Нет, не говори так! Не хочу думать об этом! И, кстати, у меня родится трое детей!
- Расскажите, как всё было! – попросила Самира.
И лара Назира во всех подробностях описала и процесс ЭКО, и что говорил ей потом доктор Альбьери...
- Мне не понравилось, что доктор уверен: не все дети приживутся. Как можно так говорить? Аллах допустил зачатие таким способом, Он поможет и выносить моих детей, иншалла! Аллах! Я каждый день молюсь, чтобы закрепились все малыши! А мой Миро каждый вечер ходит в церковь, ставит свечи святому... Не помню, как его называют у христиан. Отнес большую свечу, чтобы она долго горела и помогла бы родиться нашим детям.
Вот тогда Самира и поняла, что у лары Назиры, когда-то такой строгой ученицы сида Абдула, в голове смешались все религии, потому что ей очень хотелось родить детей, и потому было неважно, какой святой и из какой религии поможет, чьи молитвы окажутся сильнее и действеннее.
Но и Самире не понравилось рассказанное Назирой о поведении доктора Альбьери. Ей, в отличии от ничего не подозревающей тети, было понятно многое. Почему доктор делает акцент на то, что один из детей не родится? Тогда бы уж сомневался во всех зародышах! Нет, Лео прав – доктор что-то замыслил.
Простившись с тетей, которой уже пора было кормить проснувшуюся Ферюзу и готовить ужин, Самира решила навестить дону Журу. 
Хозяйка бара была рада гостье. Усадила за лучший столик и сама разместилась рядом, велев Анинье принести кофе, сок и большую тарелку с пирожками.
Начался долгий и обстоятельный разговор. Дона Жура расспрашивала о путешествии, о Лео – не обижает ли ее, о том, что это за история с беременностью – можно поздравить? – и что за жених, найденный для нее синьором Мухамедом?
Рядом крутился Базилио, прислушиваясь к их разговору, иногда даже застывая с открытым от удивления ртом, когда заслушивался интересными рассказами девушки о путешествии.  И дона Жура быстро поняла, что при парне соседка не станет откровенничать.
- Базилио! Тебе нечем заняться? Я найду тебе работу! – погрозила хозяйка нерадивому работнику пальцем. - Иди на улицу – вынеси мешки с мусором в контейнеры.
Парень обиженно засопел, но спорить не посмел, зная, что это бесполезно. Да, не удалось подслушать новости от Самиры. Чуть позже дона Жура и Самира наблюдали, как официант тащит пакеты с мусором в сторону улицы, где были выставлены контейнеры для сбора твердых бытовых отходов. Вот только по пути он захватил и мешок с использованными памперсами от двери Амина.
Дона Жура хмыкнула:
- Вот пройдоха! Знаешь, теперь Халиса заплатит ему немного денег за то, что помог ей с мусором. Девчонкам некогда и не хочется носить вонючий мешок на помойку. Вот Базилио и понял, что можно подработать. 
- Не понимаю, почему брат не наймет женщину, которая помогала бы его женам по дому. Меньше было бы проблем и ссор, - заметила Самира.
- Это так! Ты только посмотри, сколько у них стирки – каждый день вешают на балконе сушиться детские вещи. Но и у тебя тоже самое скоро начнется, если вы с Лео не купите, кроме стиральной машины, ещё и сушильную машину, пусть даже это дорогое удовольствие.
- Нет, дона Жура. Я солгала брату, что беременна! Но не говорите никому! Я сказала так, чтобы мне не навязывали жениха из Сан-Паулу. И чтобы обезопасить Лео. Ведь его могут убить, чтобы меня сделать вдовой и выдать замуж за того, кого мне выберет отец и дядя Абдул.
- Ужасно, девочка! Это вам не шутки! Ты же не вещь! Конечно, никому не скажу! А что твоя тетя? Говорят, что жена Миро тоже ждет ребенка?
- Это ещё не точно. Тетя Назира сделала ЭКО, т.е. искусственное оплодотворение, они с Миро хотят ещё детей. Но сможет ли результат оказаться положительным?
- Пусть родит! – одобрила владелица бара. – Ну, и ору прибавится в Сан-Криштоване! Говоришь, тройня может быть у Миро?
И дона Жура покачала головой, подняв недоверчиво брови и переплетая на груди руки. Даже звякнули в ее ушах большие серьги в виде «золотых» обручей. Безопасная бижутерия, как поняла Самира.
Потом поговорили о синьоре Олаву.
- Съехал, пока тебя здесь не было. На днях я отправила ему багажом все его картины и оставшиеся вещи. Уезжал в спешке, когда за ним явилась его мать. Получил большую сумму за проданную картину. Недавно прислал Базилио письмо и фотографию дома. Базилио читает плохо, принес письмо мне, чтобы я ему прочла. Синьор Олаву пишет, что мечту осуществил: купил огромный дом в глуши для всей семьи. Но с бывшей женой не помирился и не сошелся, хотя та интригует и чего только не делает, чтобы снова стать синьорой Олаву. Да вот – взгляни, Базилио оставил мне одну фотографию.
Жура достала из блокнота снимок, который хранился между страницами ее ежедневника. Протянула Самире.
- А синьор Олаву изменился, - рассматривая фотографию,  сказала девушка, увидев, каким стал художник. Да, одет он был лучше, чем в то, в чем он ходил в Сан-Криштоване. Видно было, что вещи новые, может быть, даже не дешевые, но... Взгляд у синьора был не очень веселый, не затравленный, но... Какой-то неуверенный, растерянный, как будто ожидания не совсем совпали с тем, что он получил. Художник стоял, гордо выпрямившись, в окружении детей и внуков. Перед ним на кресле сидела пожилая дама, в которой Самира узнала мать художника. Сделан снимок был на улице, на фоне двухэтажного особняка. Скорее всего – какой-то старой фазенды, которую больше не желали содержать бывшие владельцы. Позабавила Самиру одна женская фигура среди позирующих: дона  возраста художника, стоявшая позади синьора Олаву, изо всех сил вытягивавшая шею в его сторону явно из желания оказаться ближе.
- Дона Жура, наверно, это та самая жена, которую наш художник изобразил на картине, написанной его собственной кровью. Узнаю черты ее лица. Теперь эта дама, от которой некогда сбежал синьор Олаву, вцепится в него с новой силой.
Владелица бара, она же – бывшая «намораду» живописца, пока он жил в Сан-Криштоване, насмешливо хмыкнула:
- Ещё бы!
 - А что за картину синьор Олаву продал галерее? Я не следила за его творчеством в последнее время.
- Какой-то пейзаж, - отмахнулась дона Жура уже сердито, - я и вовсе не запомнила, что именно он там нарисовал. Не понимаю, за что ему отвалили такие деньжищи? Что он мог намазюкать такого, чтобы знаменитая картинная галерея им заинтересовалась?
Дона Жура продолжила ворчать даже тогда, когда ей пришлось помогать Анинье и Базилио обслуживать посетителей во время случившегося наплыва жаждущих припасть к стаканчику кашасы или кайпириньи. «О! Доне Журе не понравилось, что художник не стал с ней советоваться, в этом дело!» - решила девушка.
Потом дона Жура вернулась  ее столику с пакетом пирожков и забрала у Самиры снимок, ещё раз отпустив шутку в адрес незадачливой супруги синьора Олаву, так комично пристроившейся к родственникам на фото. Поблагодарив за пирожки и пообещав заходить, особенно если появятся новости, Самира покинула заведение. Подходя к двери своего дома, где на пороге стоял Лео и увлеченно беседовал о чем-то с соседом синьором Отавио, девушка поздоровалась с мужчиной и прошмыгнула мимо них в дом.


Две недели спустя.


Лара Назира стояла на балконе своего дома, явно кого-то высматривая. Она была взволнована, поэтому не обращала внимания на то, что происходило внизу, на улице. Иначе она заметила бы, как возле «Волшебной лампы» стоят с возмущенным видом Мустафа и Мухамед, то и дело поглядывая в ее сторону и что-то обсуждая.
- Где же ты, Самира? – страдальческим тоном говорила сама с собой женщина, нервно  цепляясь за перила над ажурным ограждением балкона. – Ближайшая аптека находится в конце соседней улицы!  Уже десять раз можно сходить туда-обратно, а ее все ещё нет!
Ее поведение могло быть объяснено только ее состоянием. Лара Назира все дни после ЭКО была уверена, что уже точно беременна. Но приближался срок посещения клиники с очередью на УЗИ, и женщина нервничала все сильнее. Но сегодня к ней заглянула племянница и кое-что предложила предпринять.
- Тетя Назира, к чему так волноваться? Ещё неизвестно, что там покажет УЗИ:  возможно, на таком небольшом сроке аппарат не сможет увидеть прижившиеся  эмбрионы.
- Но я же умираю от любопытства – я стану матерью или нет?!
- О, есть же способ более простой и доступный. Купите в аптеке тест на беременность и проверьте. Это очень просто и времени много не займет.
- Какой, Самира? О чем ты говоришь? - страдальчески, с недоверием поинтересовалась тетя.
- Тест на беременность! Действуете по инструкции, потом смотрите, сколько синих черточек проявилось на тест-полоске. Если одна – увы, беременности нет. А две полоски  скажут о том, что вы носите малыша. Правда, бывают и ошибки. Но такие случаи редки. Поэтому женщины покупают тесты разных производителей, чтобы наверняка узнать о своем состоянии.
- Самира, я же слышала о таком методе, почему же не вспомнила?! Но у меня нет теста на беременность, а если пойти в аптеку – как я смогу оставить мою Ферюзу? Аллах, что делать? И ещё – я боюсь, что от волнения мне станет плохо уже там – возле аптечного прилавка.
- Нет-нет, тетя Назира! Я сама схожу в аптеку и тут же принесу вам тест-полоски. И тогда уже сегодня  станет всё известно.
Прошло минут пятнадцать, а племянница всё не возвращалась. Что случилось?
Но вот Самира вынырнула из-за угла соседнего дома и издали покачала рукой с зажатыми плоскими коробочками, заметив на балконе нетерпеливую родственницу.
- Аллах! Позволь мне узнать о моих детях, пусть они сейчас такие крохотные, что даже в микроскоп не разглядишь!.. Нет, скорее сделать тест и успокоиться. А в клинике сдам кровь на анализ и побываю на УЗИ! 
Самира пришла, положила на столик тесты, но Назира заметалась по комнате, пока девушка читала для нее инструкции из каждой упаковки тестов разных фирм.
- Идем, Самира! Я всё поняла! – остановила ее женщина.
- Да, тетя Назира. Тут всё просто. Ой, а знаете, аптекарь – брат соседки доны Ноэмии. Дона Тереза как раз зашла к нему зачем-то. Она была шокирована тем, что я покупаю несколько тестов на беременность. «Деточка, у тебя будет малыш? Ты вышла замуж за Эда, говорят?» - спросила она, и я, помня, что собралась солгать, чтобы отец и дядя Абдул отстали от меня с женихами, пожала плечами, давая понять, что потому я и покупаю тесты, чтобы узнать, что со мной. Я уверена, что дона Тереза непременно поделится новостью с доной Ноэмией, а та расскажет Мустафе и моему отцу. И все вокруг будут думать, что я жду ребенка – как я и хотела.
- Ох, Самира! Возможно, и стоит обмануть дядю Абдула и моего брата, так как не хочется, чтобы тебя постигла участь Хадижи. Она была так несчастна, став женой Фарида, которого выбрал для нее наш дядя Абдул. А история с той второй женой-ведьмой? Как ее – Зухра? А пропавший сын? – завелась лара Назира, забыв даже, для чего они вошли уже в ванную комнату.
- Тетя, ну, давайте же... Вы знаете, что нужно делать. Вот в этот стаканчик... Мочи должно быть вот столько..., - показала Самира пальцем необходимый уровень, проведя длинным ногтем по стенке прозрачного пластикового стаканчика. – Я выйду, а Вы действуйте!
Вскоре лара Назира протянула девушке стаканчик с жидкостью, а сама заметалась по комнате туда-обратно, пока Самира осторожно опускала в мочу несколько тест-полосок. Потом потекли минуты...
Вышагивая по комнате, Назира не сводила глаз со стаканчика...
- Когда?.. Ну когда же?!
- Потерпите, пусть пройдет положенное время!
И вот, наконец, Самира достала тесты и тут же впилась в них глазами.
- Есть! Две полоски, тетя Назира! Две! Вы беременны!
- Да? Неужели это правда?! Я стану матерью? У Ферюзы появятся братья или сестры?
Она схватила протянутые Самирой полоски и тоже внимательно рассмотрела все три теста. Везде были четкие две линии.
- А как можно узнать, кто родится? Мальчик или девочка? И сколько зародышей прижились? Один? Два или все три?!
- Только не нервничайте, тетя Назира! Но тесты выполняют только свою функцию – отвечают, да или нет. Ответы на остальные вопросы вы узнаете на УЗИ.
- Но почему до сих пор не придумали способ – узнать пол и количество?
- Придумали: это УЗИ, куда вы и поедете скоро с тетей Жади!
- Аллах! Я стану матерью, Самира! Я рожу собственного ребенка!
И Назира горячо обняла племянницу, наполняясь долгожданным счастьем. Самира, помнившая с раннего детства фразу тети Назиры, что она не останется бесплодной, что у нее будет и муж, и дети, вопреки козням ее братьев-эгоистов, теперь очень хорошо понимала ее чувства.
В этот момент вернулся из спортклуба Миро, и девушка поспешила уйти, чтобы не мешать супругам разделить радость без свидетелей. Возможно, она напрасно беспокоилась, так как возбужденный Миро вскоре вылетел из дома,  и Самира увидела, как он поспешил в бар, где и принялся что-то рассказывать всем присутствовавшим там, бурно жестикулируя, а потом дона Жура бросилась его обнимать, а клиенты бара оглушительно захлопали в ладони.
 Всё это Самира смогла наблюдать со своего балкона. Потом к ней присоединился и Лео, и уже вдвоем они увидели, как в магазин ее отца вбежала дона Ноэмия, после чего из «Волшебной лампы» она вышла с Мустафой и Мухамедом.  Вид у отца Самиры был ошарашенный. Как же – узнать сразу две убойные новости: дочь беременна, но и сестра – тоже. Так вот почему Самире понадобилось покупать в аптеке сразу несколько тестов, о которых Мустафе рассказал болтливый сосед, муж доны Терезы! Аллах! Себе купила и тете.  Что скажет дядя Абдул, когда узнает?!
И как не стыдно Самире покупать подобные приспособления в местной аптеке? Тут от расстройства кишечника-то стыдно попросить лекарство, зная, что завтра весь район будет об этом знать! А Самира и Назира не постыдились – и вот уже в баре доны Журы люди из района празднуют то, что женщины должны бы скрывать от посторонних. Ужас какой! Харам! Ведь дядя Абдул именно так и скажет: харам! Как Мухамед посмеет сообщить такие подробности родному дяде?!
 Мухамеду в голову не приходило, что не отчитывайся он перед стариком,  откуда бы тому могло стать известно о событиях в Бразилии? Но Мухамед настолько привык быть честным с дядей...
Вскоре резко испортилась погода, начался жуткий ливень. Вода с неба полила стеной! Самира вспомнила, что ещё вчера видела прогноз погоды, в котором обещали дожди и сегодня, и завтра. Девушка собралась вернуться в комнату вслед за Лео, но невольно задержалась, наблюдая, как мечутся на балконе дома ее брата Эмми и Халиса, то и дело сталкиваясь и ссорясь, стараясь собрать высушенные детские вещи. И даже в дверь, чтобы вернуться с балкона  в комнату, они умудрились пойти одновременно, поэтому и застряли на пороге, держа в руках по вороху сдернутого в спешке белья. Самира даже догадывалась, что могла сказать Эмми по поводу полноты Халисы, из-за которой они не смогли пролезть в дверь.
Посмеявшись над незадачливыми невестками и захлопнув балконную дверь, чтобы дождь не попал в комнату, Самира отправилась в гостиную, где за ноутбуком сидел Лео...
С того дня за девушкой и ее тетей соседи вели скрытое наблюдение. Надо же, бывает такое – обе беременны! Всем было интересно. Новости узнавать старались в баре, где бывал и счастливый Миро, куда заглядывали Самира и Лео, а главное – обретался сплетник Базилио, при любой возможности исподволь осматривавший фигуры интересующих его посетительниц.
 Когда погода наладилась, выдался не дождливый и приятный вечер, дона Жура объявила, что решила устроить танцы для жителей Сан-Криштована, тех, кто желал бы поздравить Миро и его жену.
Синьор Мухамед, чтобы не видеть празднества в честь сестры, закрыл магазин раньше обычного. Потом вызвал такси и увез Муну и маленького сына к брату, чтобы не слышать оглушительных ритмов самбы и  прочей музыки.
Но Амин с женами остались в Сан-Криштоване. И хотя их дети до позднего времени не могли уснуть под крики, шум и громкую музыку, но Эмми, Халиса и их муж видели своими глазами, как лара Назира вместе с мужем Миро танцевали в середине ликующей толпы, осыпавшей их поздравлениями. К танцующим присоединились Лео и Самира. Назира позволяла себе лишь плавные, но  красивые движения руками, которые не могли навредить ее малышам. Миро же танцевал воодушевленно, резко размахивая руками и двигая ногами. Лео и Самира умело танцевали самбо, потом и другие танцы, выдавая свою опытность.
Потом подъехали на такси Жади и Хадижа, Латифа и Керим. Правда, мать Амина  танцевать не стала и в толпу не заходила, разместившись на балконе бывшего дома, где теперь обитала ее дочь с зятем. Ей и поручили заботу о Ферюзе, которую принесла ей дона Ноэмия. Но сид Керим пробрался к Миро и крепко обнял, поздравив и показав рукой на балкон, где находилась его жена. Жади и Хадижа присоединились к Самире и Назире.
Эмми, стоявшая у окна и наблюдавшая за событиями внизу, с завистью разглядывала, как танцуют ее подруги детства и во что они одеты. И ей тоже захотелось выглядеть так же! О чем она и сообщила Амину и стоявшей рядом с мужем Халисе.
Первая жена никак не могла уложить спать обычно спокойную и тихую Сурию. Вот потому и вынуждена была укачивать дочку на руках, в то время вполголоса отчитываясь перед Амином за прошедший день. Ведь муж, как всегда, хотел знать, какие в доме проблемы, что необходимо купить из продуктов и хозяйственных товаров.
Но сегодня ему также было интересно, как отец узнал о том, что тетя Назира станет матерью. Из рассказа отца он понял совсем немного: дона Ноэмия услышала от соседей, что Самира побывала утром в аптеке и кое-что купила. И теперь Халиса описывала, что сама услышала об этом от дочери соседки доны Ноэмии, тоже недавно родившей молодой мамочки, большой любительницы посплетничать о ближних, которая не брезговала вести разговоры и с Базилио.
И вот Эмми прервала их беседу глупыми претензиями. И Халиса, и Амин, как и Эмми, видели, конечно, как стала выглядеть Хадижа, вернувшись в Бразилию после развода. И журнал они успели внимательнейшим образом рассмотреть...
Но то, что Эмми тоже готова соблазниться такой же бесстыдной одеждой, как у Хадижи и Самиры, этого не могли поддержать ни Амин, ни его первая жена. Но  Халиса предпочитала осуждать молча. А Амин принялся упрекать Эмми.
- Чему ты завидуешь? Ты считаешь, что тоже смогла бы ходить по улице в юбке выше колен, с голыми плечами и животом? У моей сестры ноги голые, ее шорты – как джинсовые трусы, какой харам! Почему ее муж этого не понимает?!
- Так модно сейчас, это ты не понимаешь! – сопротивлялась юная супруга. – Ты плохо относишься к Самире, но взгляни, как одета Хадижа! Она приехала с матерью, но живет дома у отца, дядя Саид видит же, в какой одежде она поехала в гости к тете Жади. Но не стал ей запрещать, отпустил же, ничего не сказал.
- Эмми, не выводи меня! ТЫ так одеваться не будешь никогда! – разозлился Амин, которого удивил вид Хадижи. Ничего себе! Дядя Саид просто не знает, во что переодевается его дочь, когда бывает у матери! Так выглядеть ей может разрешить только тетя Жади! Вот потому на Хадиже юбка, пусть и не короткая, но с возмутительным разрезом, оголяющим ее довольно пухлую ножку. А нескромный разрез на блузке не оправдывают даже длинные рукава! 
- У Хадижи на шее не золото, - всматриваясь, заметила Халиса. – Это какая-то местная бижутерия. Наверно, местная этника. Хадижа отчего-то уверена, что большое количество необычных украшений закрывают ее оголенную шею и часть груди.
- Вот и правильно! – горячо поддержала Эмми танцующую на улице подругу. – Разве можно в Бразилии носить дорогие украшения? Золото? Чтобы напали бандиты и ограбили? Пусть носит этнику, это тоже красиво.
Халиса поежилась, как бывало с ней всегда, когда кто-то при ней говорил о бандитах и нападении на женщину из-за золота. Ведь ей пришлось пережить подобное дважды, она лишилась своих украшений. Кольцо и вовсе было необыкновенное и даже очень дорогое, а произошло несчастье в тот день, когда   они с Амином увидели в ювелирном салоне Эмми с мужем. Кто бы мог тогда подумать, что уже очень скоро Эмми войдет в их семью второй женой.
Но Эмми, как видно, не собиралась подкалывать Халису, хотя знала обе истории. Амин ей многое рассказал, когда они вдвоем путешествовали по Египту после ее побега от мужа.
Закончился вечер в доме Амина слезами Эмми, которой хотелось не ребенка укачивать, а спуститься к Хадиже и вместе с ней немного развлечься, отвлекаясь от изнурительных будней. Халиса ушла к себе в комнату, чтобы там постараться уложить Сурию, но и не быть свидетельницей скандала между второй женой и Амином.
Эмми тогда же была отправлена в спальню, окно которой выходило на другую сторону, а не на бар доны Журы, и, значит, нельзя было наблюдать за тем, как веселится ее подруга с матерью и сестрой. Девушка очень обиделась на мужа и расплакалась. Рыдала долго.
Амин же, разогнав жен по комнатам, вышел на улицу и поднялся к матери в соседнем доме. Латифа была рада его появлению. Где и как ещё она могла увидеться с сыном и поговорить? У парня не было свободного времени, чтобы приехать в гости к ней и ее новому мужу, но и Мухамед не одобрил бы встреч сына с бывшей женой, пусть даже это родная мать Амина.
Потекли дни... В последующие недели лара Назира строго выполняла предписания врачей, которые ей были даны в клинике, куда ее отвезла Жади. Если уже стало известно, что женщина беременна, стоит ли ждать УЗИ, чтобы убедиться  в этом?
Доктора Альбьери в тот день на месте не было – улетел в Сан-Паулу на какой-то семинар по генетике. Но врачи, находившиеся в тот момент в клинике, очень удивились и порадовались за дону Назиру. Но УЗИ делать не стали – пусть этим занимается сам доктор Альбьери, ведь имелось его жесткое распоряжение на этот счет, так как именно он взял на себя ответственность за данную пациентку, хотя риск был велик.
И теперь Назира принимала витамины, измеряла давление, следила за своим состоянием, ела только то, что советовали врачи. Миро же старался угодить жене и исполнял все ее прихоти. Так, ей вдруг страшно полюбились пирожки доны Журы. Те, с сыром. Только не с рыбой. И Миро в любое время дня и ночи прибегал за пирожками. Дона Жура, относясь снисходительно к желаниям беременной жены друга Шанди, велела Анинье каждый вечер проверять, остались ли пирожки для доны Назиры – с сыром, но только с сыром!
А ещё дону Журу веселили жалобы Ноэмии, которая при встрече устала выслушивать от  Назиры советы и уговоры тоже сделать ЭКО и родить детей.
- Журинья, зачем мне дети? – возмущалась подруга. - В молодости мне не случилось выйти замуж и родить, но теперь поздно! Мне хватает забот в кафе и о Мустафе, он же без меня как ребенок! Хм, а тут бы ещё и дети!
Но Назира была так счастлива, что не желала понимать, как это возможно, чтобы женщина могла не хотеть родить ребенка? Наконец, дона Ноэмия не выдержала и призналась Назире, надеясь, что та примет ее слова за важную причину и отстанет, наконец, что ее муж Мустафа считает способ, которым зачала Назира, бесовским, уловкой шайтана.
- Мустафа сказал, что это харам, когда ребенка не Аллах посылает, а делает в пробирке доктор. Говорит: это как если бы колдун смешал зелье в банке! Мустафа говорит, что и дядя Абдул так считает, а он старше и знает лучше!  Вот, дона Назира, как тут ребенка родить? – пожала плечами дона Ноэмия, отводя глаза в сторону и поджимая губы. И ушла, оставив Назиру с удивленно поднятыми бровями и широко раскрытыми глазами.
- Вот как?! Дядя Абдул так считает? Мои дети посланы не Аллахом? Но сам дядя Абдул говорил, что Аллах видит черного муравья на черной плите и знает всё, что должно произойти, потому что так им самим предписано. Мактуб! Так суждено! Если я должна родить детей, они родятся, каким бы способом их не сделали, и если после ЭКО я забеременела, значит, так суждено!
Дона Ноэмия, уйдя от Назиры, оказалась перед Мустафой, который явно по наущению Мухамеда начал задавать ей вопросы о Самире. При этом сам Мухамед делал вид, что очень занят просмотром недавно завезенных ковров, рулоны которых были наспех составлены в углу. Он даже не поворачивал голову в их сторону, но все равно подруга доны Журы могла бы поспорить, что тот ловит каждое слово из их разговора.
- Ноэмия, ты присмотрись к Самире. Сколько же у нее месяцев? Когда ей рожать? Не вместе же с Назирой? Раньше, наверно? Но живота пока что-то незаметно.
- Мустафа, а тебе это зачем? Как ты, мужчина, можешь о таком спрашивать? Самира – жена Лео, пусть он о ней и беспокоится.
- Конечно, конечно! Аллах! Но вот люди говорят, что Самира не похожа на беременную.  Может, и нет ничего? Ты не замечала ничего странного? Вот Назира накидывается на пирожки, которые ей муж покупает тарелками! А Самира?
Ноэмия, зная по секрету от Журиньи правду, решила немного помучить Мухамеда, который и научил ее мужа задать ей такие вопросы.
- Даааа, - протянула она, как будто что-то вспомнив, и уверенно кивнула. – Точно! Раньше Самире нравился сок из маракуйи, а теперь ее тошнит от этого сока. Зато она стала обожать мороженое из ягод асаи.
Ноэмия постучала пальчиками по губам, усмехнулась, увидев, как Мустафа со значением и сочувственно посмотрел на хозяина «Волшебной лампы», и ушла, наконец, в свое кафе. Мухамед же схватился обеими руками за голову.
- О, Аллах! Моя дочь беременна! Родит ребенка от Феррасов!
- А моя Ноэмия говорит, что в той семье из поколения в поколение рождаются близнецы. Самира может родить двойню! Двойню от Феррасов! – выкатывая глаза, проговорил угодливый и искренно сочувствующий приятелю Мустафа, невольно подливая масло в огонь.
- Но живота ещё нет, ничего не заметно! Как так, брат?
Мустафа же на это лишь развел руками и снова удивленно выкатил глаза – как обычно.
При этой сцене присутствовал Амин, который в конце зала тоже перебирал старые ковры, помогая отцу, как и тот накануне помог ему в его магазине. Амин, если честно, пока ещё не мог слышать о детях и беременных женщинах. Он устал, так устал!  Он не высыпался уже столько ночей!
 Кричащие дети, постоянно требующие внимания, склоки женщин в его доме, какие-то неурядицы и недоразумения, установившиеся в семье после рождения Суриньи и Мухамедика. Поэтому он нервно реагировал, когда при нем велись разговоры о детях, о будущем потомстве у тети Назиры, о Самире – беременна она или нет. Измученный Амин вздрагивал, слыша их имена.
А лара Назира в ожидании поездки на УЗИ, вела правильный образ жизни, пила соки, ела больше фруктов, гуляла под руку с Миро по Сан-Криштовану, ездила с ним на пляж, муж отвозил ее также в гости к Жади и Латифе...
И так прошло ещё несколько недель.
Самира и Лео, успокоившись, поняв, что никто не собирается их преследовать, отправились в очередное путешествие, правда, никому, кроме самого узкого круга лиц, не сообщив – куда.   Но то, что это экспедиция за сенсационным материалом, было итак понятно. Но как ни гадал Базилио, куда же на этот раз укатили молодожены, дона Жура ответить не могла – и не потому, что не хотела, а просто не знала. 
- И правильно, что никому не сказали! – убеждала она дону Ноэмию, резко отрубив ребром ладони по воздуху. – Меньше знают желающие сунуть нос в их дела, больше уверенности, что у ребят не будет неприятностей.
- Ты права, Журочка. Я со спокойной совестью могу отвечать на докучливые вопросы Мустафы, где сейчас Самира, куда увез ее муж и прочее. Я не знаю, ничего не знаю! А он все время об этом спрашивает.
- Но ты же понимаешь, КОГО это интересует?
Они понимающе кивнули друг другу, попивая из крохотных белых кофейных чашечек ароматный кофезиньо.
Наконец, в один из дней в кафе зашел расстроенный Миро.
- Что случилось? – встрепенулась дона Жура, сразу поняв, что что-то произошло. - Миро, разве ты не собирался везти сегодня жену на УЗИ? Что вам сказали? Какие-то проблемы?
- Да, дона Жура. Назиринья так расстроена! Доктор сделал ей подсадку трех эмбрионов, и Назира ждала, что все трое приживутся. Но сегодня на УЗИ доктор сказал, что видит только двух малышей. Им уже 8 недель. А третьего ребенка нет. Сорвался, не прижился.
- А кто – уже видно? Мальчики, девочки?
- Ещё не видно, это станет точно известно намного позже. Снова придется делать УЗИ.
- Ну, ты, Миро, не расстраивайся. И жену успокой. Уже то, что родятся двое детей – это чудо! В ее-то возрасте! – не особо деликатничая, проговорила дона Жура. - Одна дочка у вас есть. Пусть будет два сына. И тогда можешь считать, что жизнь удалась. Пусть сохранятся и родятся ЭТИ малыши!
Миро согласился с доной Журой, купил очередную порцию пирожков для Назиры и ушел, зная, что дома его ждет заплаканная жена. Одного малыша уже потеряли, а что дальше будет? Оптимизма у них с Назирой убавилось.
Но в это же самое время Жади делилась с Латифой впечатлениями от поездки с ларой Назирой в клинику.
Сестры устроились на кухне, где Латифа готовила ужин мужу. Ведь Керим и лара Марьям работали до самого вечера в кафе, а Латифа занималась домашними делами – по возможности. Но сейчас кухня полнилась ароматом нежного соуса к баранине, а на плите тушился на медленном огне и таджин – по запаху, доносившемуся до носа Жади, он был куриным с овощами.
Но и Жади была сыта, и ужин ещё не готов, поэтому Латифа предложила сестре чай и выпечку. Жади не терпелось поделиться сомнениями.
- Латифа, что-то мне не нравится то, что происходит в этой клинике. Доктор Альбьери сделал Назире обследование с помощью УЗИ. Сказал очень уверенно, что видит два прекрасных эмбриона. Два, а не три! Он так записал в каких-то документах. Но...
- Что? – испуганно спросила Латифа, приготовившись услышать что-то ужасное.
- А то, что когда доктор делал эту процедуру, в кабинет вошел другой врач, которому требовалось найти какую-то бумагу, и он так долго, как показалось доктору Альбьери, копался, что сам Альбьери встал от аппарата и быстро нашел нужный документ. А вот тот врач в это время приблизился к экрану, увидел то же, что и рассматривал доктор Альбьери, улыбнулся и покачал головой, даже показал Назире большой палец. В Бразилии это означает: здорово, молодец, очень хорошо! Но как же недоволен этим был доктор Альбьери! Он буквально оттолкнул коллегу от аппарата, сунул ему в руки найденный документ и чуть ли не вытолкал из кабинета. А объяснил грубое поведение тем, что ему не нравится, когда кто-то вмешивается в процесс обследования, которое он проводит.
- И что? – осторожно спросила Латифа. – Я пока ничего не понимаю, что тебя встревожило.
- Латифа, доктор Альбьери солгал ларе Назире! Он убедил ее, что видит на экране только два прижившихся эмбриона, т.е. это уже начавшие формироваться дети, но тот доктор, что случайно оказался в кабинете, сказал нам потом, что видел троих малышей! И кому верить? Доктор Альбьери говорит, что их двое. Другой врач уверил, что видел троих.
- А как вы смогли поговорить с другим врачом?
- Случайно. Это тот врач, который принимал Назиру в прошлый раз, когда доктора Альбьери  не оказалось в клинике. Тогда выписал Назире витамины другой доктор. Помнишь, Самира уговорила тетю сделать тесты на беременность?
- Помню, конечно.
- Вот тогда я ездила с Назирой к врачу. И тот же врач теперь оказался в кабинете УЗИ. Понятен его интерес к этой пациентке. И как мог бы он ошибиться? Когда мы с Назирой, страшно, конечно, расстроенной, вышли из клиники, тот доктор как раз садился в свой автомобиль. Он спросил у нас, все ли хорошо? Почему мы выглядим такими удрученными? Я объяснила, что из трех эмбрионов один не прижился. Но он очень удивился и сказал, что это не так. Все прижились! Он точно рассмотрел их на экране. А доктор Альбьери уже старенький и мог что-то не так увидеть. Это немного успокоило Назиру, но потом она снова раскисла. Она так доверяет доктору Альбьери! Решила, что ее просто утешают, так как ей нельзя нервничать.
- И напрасно она так доверяет доктору Альбьери! Мне Самира сказала, не вдаваясь в подробности, что Лео очень разочарован в Альбьери! И что они оба подозревают его в каких-то нехороших замыслах против Назиры.
- Да, Латифа. И мне Самира что-то такое говорила, просила быть всегда рядом с тетей во время посещений клиники. Поэтому я и настояла, чтобы присутствовать во время УЗИ в кабинете. И вот теперь мне приходят в голову разные неприятные мысли.
- Но зачем доктору лгать? Если бы ЭКО не удалось, а он соврал бы, что Назира беременна, тогда понятно. Но и тогда ложь вскоре раскрылась бы. Но если она беременна тремя, а он уверяет, что она родит двоих – зачем это нужно?  Во время родов лара Назира узнает, кто родился и сколько детей.
- Может случиться что угодно! Клиника принадлежит Альбьери, если я не ошибаюсь, конечно, – задумалась Жади. – Я позвоню Самире и расскажу им с Лео, чему я была свидетельницей, а они пусть думают, что делать дальше. Лео лучше нас знает своего крестного.
- А что говорит Лукас? Он тоже знает синьора Альбьери с детства!
- Не поверишь, но и Лукасу эта ситуация не понравилась. Он тоже сказал, что это странно и что от Альбьери он теперь может ожидать, чего угодно!
- Бедная лара Назира! Надо уговорить ее рожать дома!
- Вот именно, Латифа! Но не выйдет, ведь доктор уговорил Назиру подписать контракт, по которому она ОБЯЗАНА рожать в его клинике.
- О, Аллах! Что это значит? А если он задумал забрать одного ребенка на опыты?!
- Что?! Но как? Роды в клинике будет принимать не один Альбьери. Будут и другие врачи, и медсестры. На какие опыты может понадобиться младенец, Латифа?
- Я видела фильм по телевизору, как воруют детей на органы!
- Какой ужас! Не хочется пугать лару Назиру, но стоит поговорить с ее мужем. Пусть Керим ему всё объяснит, как думаешь?
- Хорошо, я поговорю с Керимом. Но это так ужасно, Жади! О, Аллах! Пусть с детьми лары Назиры ничего плохого не случится, иншалла!
- Иншалла! Пусть все малыши ее родятся здоровыми,  и никто не сможет причинить им вред! – вторила Латифе Жади.
- А как протекает ее беременность? – спросила женщина, будучи тоже беременной на бОльшем сроке, чем бывшая родственница.
- Ох, Латифа, на удивление – хорошо! Ее даже не слишком тошнит. Это у тебя был токсикоз и раньше, и теперь мучает. А лару Назиру тошнит только на запах мыла. Носит троих или двоих, первая беременность в таком возрасте, но так всё легко! Алхамдулиллах!
- Тише, Жади! Не проговаривайся больше! Какая ещё первая беременность? У Назиры РОДИЛАСЬ Ферюза. Ты сама же говорила, какая эта страшная тайна!
- Да-да, Латифа! О, Аллах, что это со мной? Совсем не слежу за языком! Но я думаю, что нужно срочно позвонить Самире. На какие ещё органы похитить ребенка Назиры?! Я готова даже к Саиду обратиться за помощью, когда настанет время рожать ларе Назире. Неужели он не защитит собственную сестру, даже если они пока в ссоре!
- Ты права, Жади. Давай так и поступим. А пока позвони Самире.
И Жади набрала номер племянницы, чтобы поделиться своими сомнениями после обследования, которое прошла ее тетя Назира. Самира же и сама собиралась позвонить и узнать, каковы окажутся результаты УЗИ. И вот теперь Жади намеревалась ей об этом сообщить. А ещё она хотела сказать племяннице, что не стала тревожить Латифу рассказами о том, что они с Лео предполагают, на что может решиться старик Альбьери. А Латифе, насмотревшейся страшных передач по телевизору, в голову не пришло, что пропавший ребенок окажется ее внуком или внучкой. Ведь яйцеклетку ларе Назире пожертвовала Самира. Назира выносит и родит детей Самиры, если честно на это посмотреть. И хотя девушка и сама не задумывается об этом – она же ОТДАЛА свой биоматериал, пожертвовала его тете, но это дела не меняет с биологической точки зрения. Так Лукас ей объяснил. Но Самиру беспокоит иное: они с Лео уверены, что один из малышей может оказаться ребенком не Миро, а Лео. Тогда понятно, почему Альбьери заранее настраивает лару Назиру, что детей двое, а не трое. ОН НАМЕРЕН УКРАСТЬ У НЕЕ РЕБЕНКА! Альбьери замыслил забрать ребенка Лео!
Жади застыла над смартфоном, занеся палец над экраном, а из глаз заструились слезы. Нет, она не может обсуждать такие вещи при Латифе. Сестре нельзя волноваться. Она позже позвонит Самире!
- Что такое, Жади? Почему ты плачешь? – удивилась Латифа, поднимаясь из-за стола, чтобы проверить таджин на плите.
- Нет, ничего, Латифа. Я вспомнила, как лара Назира приняла в Марокко найденную Самирой и Лео Ферюзу. Она стала для нее настоящей матерью. Кто скажет, что не она ее родила? А теперь у лары Назиры исполнится мечта всей жизни: она и сама сможет родить двоих детей!
- Троих, Жади, троих! И Назира будет рожать дома, в Сан-Криштоване, а ещё лучше – в Фесе, в доме дяди Али, под присмотром Зорайдэ и Каримы. Но разве она согласится лететь в таком состоянии в Марокко? Но мы придумаем, как оставить Назиру рожать дома! Почему не звонишь?
- Самира не отвечает, - солгала Жади. – Потом перезвоню.


PS. Пишу в соответствии с синопсисом. Как видите - впереди ещё много глав этой части. Обещаю не затягивать написание.