Башка начала работать не сразу. И только на шестом месяце, когда живот стал очевиден не только мне, но и, например, директору школы, я зашевелил извилинами. Она бросила, разумеется, учебу. Я дал взятку, и ее без проблем перевели на домашнее обучение.
Но закон под номером один три четыре никто не отменял…
Мне грозили: четыреста восемьдесят часов обязательных работ… В лучшем случае. В худшем: реальный срок до четырех лет.
Правда: “...лицо, впервые совершившее преступление, освобождается от наказания, если будет установлено, что преступление перестало быть общественно опасным в связи со вступлением в брак с потерпевшей…”
Вот, например, в имущественном плане наш брак был просто милое дело. Я был наследником генерала. Но ясен пень, сбоку припеку.
Тамара, его родная дочка, куда больше меня имела право на все эти пресловутые миллионы, которые так жгли мои карманы поначалу, и к которым я стал постепенно привыкать... И понемногу перестал считать лишними!
Как же это было удобно – решать вопросы деньгами. А теперь, когда речь шла о ребенке…
Тамара наблюдалась у лучших врачей Москвы. Я купил возможность партнерских родов в лучшем перинатальном центре города. Там, где рожали звезды и олигархи. Я хотел сделать все, чтобы облегчить страдания моей девочке.
Она была сфинксом. Я не понимал ее. Я имел ее. Но я ее не познал.
Мы перестали заниматься сексом, когда ребенок ощутимо толкнул меня в живот. Меня! Не только ее. Потому что я находился в этот момент слишком близко…
Я понял, что я идиот.
И оставил ребенка (детей???!!!!!) в покое.
Тамара вела себя, как и прежде. Она часто становилась задумчивой. Но я могу достоверно говорить о том, что она никогда не скучала. Она всегда находила себе занятие. Как это, кстати, умеют делать именно дети.
Иногда она бесила меня. Этим своим уходом в себя. Но я никогда, ни разу в жизни, не только не повысил на нее голоса, но и не выразил ни малейшего недовольства – ни по быту, ни по психологии нашей жизни – ни в чем. Если я был недоволен, я уходил в зал или на пробежку.
И всегда ласково обнимал ее на прощание – что бы ни произошло. И после занятия спортом я понимал, какая сущая мелочь забилась мне в голову, и как хорошо, что я никак не огорчил ее.
Мне то и дело вспоминались слова, сказанные Аишей:
– Тамара очень чувствительная…
Как давно это было...
Да, так и не скажешь. Конечно, чувствительная. Я мог знать об этом по тому, что творилось в постели – по тому феерически тонкому переливу ощущений, которые как сиреневые облака переплывали от меня к ней, и обратно…
Но в жизни это был сдержанный, скрытный и таинственый человек.
И разгадать ее мог, разве что такой же человек, как она – наделенный иррациональным подходом к этому миру.
Я точно не был таким. Хотя и разумным и прагматичным меня тоже назвать было нельзя. Я был автослесарем, который стал олигархом.
Я был обычным парнем, у которого было две гомосексуальные связи в жизни. Одна из них с лучшим другом, с другом детства, с братом моей жены.
По нелепому стечению обстоятельств я безумно любил генерал-лейтенанта армии, мужчину, который был старше меня на 31 год…
По еще более нелепому стечениею обстоятельств я вступил в связь с неосовершеннолетней... Его дочерью.
И теперь – его внук должен был стать моим сыном. Жесть.
Я пошел проветрить голову – пешком до станции Китай-город, где когда-то под действием дурманящего кофе и волшебного крема от пирожного погружался в любовные мечты о нем...
Я доехал, как мне показалось, очень быстро. Отыскал кафе, немного напомнившее мне то, на Арбате…
И снова заказал кофе и пирожное, как будто в безумной мечте веря, что когда я съем сочетание этих продуктов и напитка, произойдет та же блаженная метаморфоза, что постигла меня тогда…
Но произошло нечто иное.