Восемь, нет, шесть часов вечера, а тьма на улице - хоть глаз выколи. Василич привычными точными движениями сметает позёмку с промёрзлых деревяшек единственной на всю округу уличной скамейке, освещенной ярким синюшным светом фонаря. На оголённой окрашенной древесине появляется сухо постукивающая шахматами, видавшая виды, шахматная доска.
Василич подготовлен всерьёз: помимо несчётного количества подштанников, носков и свитеров под ватником, ватными штанами, валенками, под шапкой - мехом и наружу и внутрь - ещё несколько слоёв самых тёплых шарфов. Поверх всех одежд, основательно припудренное снегом, на плечах лежит старое, но самое теплое на свете стёганное разноцветное одеяло прабабки Глафиры.
Лицо и руки густо смазаны барсучьим жиром, кожа лица переливается таким же мертвенно синим оттенком, как фонарь и снег вокруг.
- Ну-с! - говорит Василич строго. - Время шесть часов ровно. Прошу товарища судью занести в протокол, что все участники еженедельной шахматной партии собраны в полном составе и готовы дать честный и горячий бой друг другу!
Ветер поднимает позёмку, закручивает замысловатыми змейками и посвистывает. Василич берёт пешки, прячет в ладонях, как следует трясёт, плотно закрывает глаза, отворачивается. Открывает одну из ладоней, затем вторую.
- Что же, сегодня первый ход - твой.
Во второй ладони, в кожаных толстых меховых перчатках, матовым боком поблескивает чёрная пешка.
Партия начинается и проходит в полном молчании до первого шаха белыми чёрным, сопровождаемая только кряхтением и посвистами ветра.
- Ох ты! Прижал! - Василич усиленно трёт перчаткой лоб, думая, куда бы спрятать ценную фигуру с минимальными потерями.
Ответ следует незамедлительно. Приходится отступать снова. Снова. Снова. Но Василич не первый день за доской, и его маневр остаётся незаметен для соперника до тех пор, пока нападающая фигура неожиданно не попадает под удар и сбрасывается с доски безопасно для короля.
- Ага! Вот тебе! - радостно потирает Василич руки и идёт в атаку.
Ещё пятнадцать минут, и белые с треском разгромлены. В шуме ветра появляются завывания, и, кажется, откуда-то едва различимо слышен гудок паровоза.
- Ты ещё успеешь отыграться! Расставлять? Конечно расставлять!
Василич стряхивает присыпанную снегом доску, с трудом выковыривая поставленные в снег, успевшие примёрзнуть к нёму фигуры.
Начинается новая партия. Соперник снова играет белыми. Василич, как известный гроссмейстер, отдает первый ход ему. Партия больше похожа на боевые действия. Ветер злится и швыряет фигуры. Но Василич терпеливо ставит их на место. Партия продолжается и заканчивается лишь тогда, когда неожиданно соперник ставит Василичу шах и мат. В шуме усиливающегося ветра всё чаще и всё громче слышны гудки паровоза и, даже, иногда стук металлических колёс груженого чем-то тяжёлым поезда.
- Вот так-так! - Удивлённо вскрикивает Василич, - Что же, это был сильный бой! Всегда рад такому серьёзному сопернику. Ну что, в это же время, через неделю? Отлично, до встречи!
Василич с трудом отыскивает почти засыпанные снегом фигуры. При помощи сапёрной лопатки поддевает крышку вмёрзшей доски, переворачивает, пересчитывает и складывает фигуры. Посматривает вдаль. Ветер поднимает снег вверх, становятся видны куски растрескавшегося асфальта на перроне полустанка и посверкивают рельсы. В глаза бьёт луч прожектора поезда.
- Что же! Рад! Был очень рад! Ну, бывай! - Василич вскакивает на подножку притормозившего, но не останавливающегося поезда и машет оставленной освещенной скамейке вслед. На полустанке - никого...
01.10.19