Все любят ходить под дождем -10

Евгений Дряхлов
Камень покатился вниз по склону. Сначала уберу ломом камни побольше, потом возьму совковую лопату и буду бросать вниз те, что помельче.
Однажды пришлось грузить песком самосвал, у меня ушло на это четыре часа, сколько самосвалов здесь - десять, сто или тысяча? Не знаю. Только я уже говорил о том, что нравится мне физическая работа, у меня одна беда:  не могу ни спать, ни есть, пока ее не закончу. Видимо, здесь я умру, такое уже было, падал в обморок, когда месяц день за днем строил дом, никак не мог остановиться и отдохнуть. К вечеру все мышцы от пальцев ног до макушки головы стонали, тело покрылось влажно-соленым слоем от тонн излившегося из него пота. Устал. Лежал на земле безжизненной тряпкой и смотрел, как растет число звезд на небе. В пещеру вошел почти на метр. Молодец.
Подошел Саня:
- Помочь?
- Нет, спасибо, я должен сам. Это же моя Мечта, а не наша с тобой общая.
- Да я, собственно, по другому поводу. Мне тут через два часа надо в Камышлов ехать, я им бюст кавалера трех орденов Славы изготовил, хотел, чтоб ты глянул. 
Знал, что опять расстроюсь, но пошел. Расстроюсь потому, что снова напомню себе о том,  что теряю время, как песок сквозь  пальцы.
   Бюст из темного искусственного камня стоял на подставке, готовый к отправке. За те годы, что я знаю Сашу, он не просто вырос, он стал большим, настоящим творцом. Удивительно, непонятно, но все его последние работы казались живыми, от них исходило тепло, они как будто даже дышали. А в этой ко всему еще жила какая-то невероятная сила, даже не сила, а не сгибаемая мощь. Только такие люди могли победить в войне. Мы стояли перед бюстом, кожа на моем лице бродила мурашками. Не знаю, чем, но он напомнил мне отца, и мне неодолимо захотелось их обнять. Обоих: и отца, и этого незнакомого солдата. Подошел, положил голову на его темные мягкие волосы, постоял пару минут и вышел. Ничего не сказал. Что могу  сказать я, живущий повседневной суетой, ему, выстрадавшему свой талант цельностью души и редким  для  многих  трудолюбием?.
Саша вышел вслед за мной, сели на скамейку рядом со входом, закурили. Он, конечно, все понял, заговорил о своем:
  - Опять в администрации разговоры о памятнике первым строителям города. Разговоры,  и никакого дела. Сколько помню -  одно «Надо бы».  И  на этом все.
- Может, время не пришло. Время должно настояться и взорваться. Как у тебя. Сам сказал, что в Камышлове уже много лет стоят четыре бюста, не хватало пятого. Время бродило, ждало, и вот вы вместе с ним родили то чудо, которое ты сейчас мне показал.
- Скоро семьдесят лет городу, неудобно как-то перед теми, кто его начинал строить.
- ГУЛАГ начинал, а он такой разношерстный. Тридцать тысяч заключенных. В тебе уже созрела правда о них? Воры, бандиты, политические, перевыполнявшие нормы, чтобы им засчитали день за два. Женщины, ищущие случайного секса хоть с кем, лишь бы забеременеть и вернуться домой. Отряд проституток, укладывающих дорожный бетон голышом в жаркие дни. Вот она, правда. И смерть людей в обвалившейся штольне, и восстановление водовода в ледяной воде по пояс в сорокаградусный мороз, это тоже правда. Кто-то готов навсегда оставить эту правду в камне или металле? Не героизм, а просто жизнь.
- Даже самая длинная дорога в тысячи лье начинается с первого шага. Кто-то должен его сделать.
- Ты ведь не хочешь очередного дежурного памятника. Мужика в робе с лопатой в одной руке и вытирающего пот со лба другой. Хорошо, если автором будешь ты. Но ведь не это важно. Может, сейчас по улицам города ходит какой-то мальчишка, в котором неосознанно рождается тот образ, что заставит каждого остановиться и поклониться тем, кто годы прожил в армейских палатках, строя наш завод и город.
   Время умеет ждать. Нам тоже бы научиться. Только очень уж коротко наше время.
    Я вернулся в отвоеванную нишу, сел, прислонившись спиной к еще теплому от вечернего солнца камню, сомкнул веки и тут же уснул. Уже и не помню, когда спал в последний раз, и должен был бы выключиться, как умереть, но нет, сон коробился тревогой и тоской. Сашка стрелял в меня из пистолета. Обыденно так, без злобы или даже неприязни, просто и спокойно. И я еще во сне понял, что это точка в моих размышлениях - предал меня мой бывший друг или просто случайно подвел. Предал и совсем не случайно. Значит, закрыть надо свою память о нем, простить, пожалеть. Не повезло в жизни этому человеку.
Нет, это не тот Саша, который только что поверг меня в уныние осознания пустынности, бесцельности и никчемности моих дней. К тому же я про себя давно утвердился во мнении, что человек, занимающийся творчеством, и не может предавать. Он уже на генетическом уровне болезненно относится к восприятию своей и чужой порядочности. Эти люди живут в состоянии внутренней чистоты и очень боятся испачкаться. Вот так я думаю, хотя, наверное, бывают и исключения, только Саша - правило.