1754 год подходил к концу. Так же, как год тому назад, Педру присутствовал на рождественской службе в церкви Носса Сеньора де Консейсан. Как и тогда, службу вел падре Жозе да Мадалена. Пел тот же хор. В том же пределе стоял вертеп… Прежним не был Педру. В прошлом остались мысли, с которыми он прибыл в Мариуа: миссионеры больше не казались ему праведниками, а индейцы – беззащитными детьми, нуждающимися в отеческой опеке.
«Достойны ли мы нести другим истину, если сами от нее так далеки?», – подумал Педру и испугался собственной мысли.
На следующий день после Рождества Педру с удивлением заметил, как под руководством брата Бартоломеу индейцы возводят высокую арку перед въездом в деревню. «Такими арками обычно украшают улицы в дни церковных праздников или во время торжеств, которые устраивают в честь победителей. Но праздник уже прошел. А победителей здесь нет, – размышлял Педру. – Для чего же эта арка?»
Подойдя к брату Бартоломеу, он задал ему этот вопрос, но монах был настолько занят работой, что толком ничего ему не объяснил.
На площади, прямо напротив школы, маршировали солдаты местного гарнизона так, словно они готовились к параду. Раймундо несколько часов подряд с женским хором репетировал Te Deum Laudamos*. Наконец, вечером Бенто продекламировал Педру торжественный сонет на португальском языке.
– Как я прочитал, учитель? – спросил юноша.
– Очень выразительно, и, как я полагаю, с безошибочной точностью. А зачем ты выучил это стихотворение, Бенто?
– Мне велел учитель Жеронимо. Он сказал, что я обязательно должен выучить наизусть эти стихи и подготовиться читать их громко и четко.
Немногим позднее Педру зашел к брату Жеронимо и попросил его объяснить, к какому событию готовится Мариуа.
– Вы действительно не знаете? – удивился монах.
– Нет, – Педру покачал головой.
– Ну и ну! Я думал, что об этом знают даже индейцы.
Педру с недоумением посмотрел на Жеронимо сквозь стеклышки очков.
– Со дня на день в Мариуа прибудет его превосходительство Франсиско Шавьер де Мендонса Фуртадо.
– Кто это?
– Вы не перестаете меня удивлять, брат Педру. Это губернатор штата Гран-Пара и Мараньян, родной брат Себастьяна Жозе де Карвалью и Мело. Только не говорите, что и это имя вам не знакомо.
На самом деле оно мало что говорило Педру. Заметив это по взгляду собеседника, брат Жеронимо добавил:
– Как вы, конечно, знаете, Себастьян Жозе де Карвалью и Мело – один из наиболее влиятельных министров Его Королевского Величества; глава Секретариата по иностранным и военным делам Португалии.
Больше брат Жеронимо ничего пояснять не стал.
Франсиско Шавьер де Мендонса Фуртадо, который уже три года занимал пост губернатора штата Гран-Пара и Мараньян, направился из Белена, столицы штата, в Мариуа с важной политической миссией. Именно в Мариуа, расположенной в самом сердце амазонской сельвы, он должен был встретиться с представителем Испанской империи – доном Хозе Итуррьягой. На встрече им предстояло уточнить границы, установленные в соответствии с Мадридским договором 1750 года, закреплявшим принцип Uti possidetis, ita possideatis**. Подготовкой этого договора занимался не кто иной, как видный политик и дипломат Алешандре де Гусман, брат «монаха-летателя» Бартоломеу де Гусмана, того самого, который изобрел аппарат для воздухоплавания, названный «пассаролой». А расставить все точки над i надлежало Мендонсе Фуртадо.
Помимо этой геополитической задачи, перед губернатором стояла еще одна, не менее важная: предпринимая путешествие вверх по Амазонке и ее притокам, он намеревался оценить экономическое развитие и потенциал штата, находившегося под его управлением.
Далекий от политики Педру всего этого не знал. Однако утром 28 декабря он собственными глазами видел, как в направлении Мариуа по Риу-Негру двигалась настоящая флотилия. Любопытным образом число месяца совпадало с числом судов, которых тоже было 28.
Первым шло самое большое, губернаторское каноэ, напоминавшее роскошную яхту. Борта судна были выкрашены в красный и синий цвета. На палубе располагалась просторная каюта, имевшая с каждой стороны по четыре окна, стекла которых блестели в лучах утреннего солнца. Снаружи ее украшал большой позолоченный королевский герб, сверкавший ярче всех стекол. Если бы Педру мог заглянуть внутрь, он бы увидел, что интерьер каюты был не менее роскошным, чем внешний вид каноэ. Вся она была обита алым дамаском, расшитым золотыми нитями. В центре стоял большой письменный стол, над которым висел портрет короля Жозе Первого. Кроме стола, из мебели в каюте были шесть стульев, два кресла и большой книжный шкаф из светлого дерева.
Экипаж губернаторского каноэ состоял более чем из двадцати индейцев. Все они, кроме лоцмана, одетого в ливрею с серебряными галунами, были в одинаковых темно-синих брюках и белых рубахах, а на голове у каждого красовалась черная бархатная шляпа.
За главным губернаторским каноэ следовало еще одно, уступавшее первому по размерам, но не по роскоши – на нем передвигались приближенные Мендонсы Фуртадо. Одиннадцать следующих судов везли чиновников, ученых (в основном, математиков и астрономов), а также инженеров. Еще десять каноэ перевозили солдат. Замыкали флотилию пять маленьких рыболовецких судов, благодаря которым во время пути губернатор и все, кто путешествовал вместе с ним, избежали необходимости питаться исключительно сушеным мясом и маниоковой мукой.
Когда губернатор и его приближенные сошли на берег, на котором их ждали многие кармелиты и индейцы, первым высоких гостей поприветствовал падре Жозе да Мадалена. Вместе с ним губернатор и его приближенные поднялись по деревянной лестнице, украшенной живыми цветами, и прошли под «триумфальной аркой». На ее вершине тоже виднелись цветы, такие же, как те, которые Бени однажды показал своему учителю Педру. Они были сорваны совсем недавно, но, лишенные питательного сока и выставленные на яркое солнце, уже увядали.
На площади гостей встречал Бенто. Юноша выступил с небольшой приветственной речью и завершил ее сонетом. Когда индеец, глядя перед собой, чеканным голосом произнес последние строки, губернатор, растрогавшись, потрепал его по голове.
Спустя некоторое время, раздались три залпа винтовок – так губернатора приветствовали солдаты гарнизона Мариуа, выстроившиеся на площади.
Наконец, Мендонса Фуртадо и его приближенные проследовали в церковь. Прежде, чем падре Жозе да Мадалена начал службу, певшие в хоре индианки чистыми голосами исполнили Te Deum Laudamos, что особенно понравилось гостям.
Педру слышал, как один из чиновников заметил: «Просто удивительно, что в этом месте, далеком от цивилизации и оторванном ото всего мира, есть девушки, которые так хорошо обучены петь!»
Возможно, услышав эти слова, губернатор вспомнил одно из писем брата, в котором тот делился с ним своими мыслями насчет бразильских индейцев:
«Единственный способ подчинить себе варварский племена – приобщить их к цивилизации и создать такие условия, при которых завоеванные и завоеватели будут жить по одним законам как равноправные члены одного народа. Если там (в Бразилии) мы будем вести себя по отношению к индейцам так же, как здесь (в Португалии) римляне когда-то обращались с нами, вскоре в Пара будет столько же португальцев, сколько сейчас дикарей, живущих в лесу […]. Действительно, было время, когда мы сами были варварами и мало чем отличались от индейцев […], разве что мы никогда не ели людей»***.
А может, быть Мендонса Фуртадо вовсе не слышал слов чиновника или не придал им значения, поскольку был занят другими мыслями.
После службы губернатор и его приближенные разместились в гостевом доме, заранее подготовленном для новых жильцов. Прибывшие вместе с ними ученые поселились в скромных домиках, построенных для них. Солдат заселили в казарму, расположенную рядом с небольшой деревянной крепостью. Некоторые путешественники, из тех, кто не был на военной службе, на время остановились в домах миссионеров, а многие гребцы и вовсе остались в каноэ.
* Тебя, Бога, хвалим (лат.).
** Uti possidetis, ita possideati – «чем владеете, тем и владейте» (лат.). Согласно этому принципу за государством признается право на территории, которыми оно фактически владеет.
*** Себастьян Жозе де Карвалью и Мело в письме к Франсиско Шавьеру де Мендонсе Фуртадо от 15 мая 1753 года.