Ударит полночь звёздной битой.
Осколки сна слизнёт рассвет.
Февраль прокрутит, чуть забытый,
Тобой придуманный сюжет.
Где ты, решая кто здесь лишний,
Впивая в сердце сотни жал,
По циферблату моей жизни
Секундной стрелкой пробежал.
Татьяна Парсанова
Софочка Кувакина, миленькая миниатюрная брюнетка двадцати шести лет от роду, приближение Нового года, как обычно, не ощущала, словно нет его вовсе.
– Скукотища, – негодовала она по поводу этой даты, – каждый год одно и то же.
Вдохновлённое неоправданным оптимизмом население беснуются, с головой окунаются в шопинг, как в омут, всё подряд хватают, метут, словно барахло и деликатесы на прилавках лежат, и висят, последний день, будто завтра, и до скончания века, ничего больше не будет.
В косметические салоны очередь по записи, оформленной в середине августа, принимают. Подруги день и ночь названивают, вещают о сумасшедших суммах, потраченных на сомнительную красоту, на супербренды, на сотни подарков, буквально для всех, кого могут вспомнить.
Светка выкрасила и выпрямила волосы, Лилька осветлила, сделала мокрую химию.
Регина освоила кругленькую сумму на кератиновое выпрямление, ламинирование, экранирование, и ещё что-то, с забористым названием, которое невозможно воспроизвести без бумажки. Подруга долго и нудно рассказывала с придыханием о немыслимом сиянии волос, о зеркальной гладкости после трёхчасовой процедуры.
София посмотрелась в зеркало с подсветкой, обворожительно себе улыбнулась, огладила причёску месячной давности, уложенную в конский хвост, и осталась довольна собой.
Фигурой. Улыбкой, и стройностью, тоже.
Ниночка сделала биозавивку и укладку, выкрасилась по новомодной технологии “балаяж” в два умопомрачительных оттенка медового и каштанового цветов одновременно. Обещала, что все девчонки на корню от зависти засохнут.
Девчонки детально передавали методики завивки и наращивания ресниц, татуажа бровей и губ, микроблейдинга, химического и газожидкостного пиллинга, броссажа, вапоризации, дарсонвализации, ионофореза, введения под кожу лица инъекций гиалуроновой кислоты, депиляции, экзотического нейл-арта с новогодними темами узоров и рисунков ногтей по технологии камифубуки.
Софочка устала от всей этой суеты, которую считала совершенно напрасной. Она решила встретить Новый год в уютной домашней обстановке с букетом еловых веток и бутылочкой золотого Мартини “Dolce & Gabbana” за прослушиванием любимых мелодий музыкального проекта Мишеля Крету “Enigma ”, которые успокаивали, утешали, и гипнотизировали.
Для полного счастья этих развлечений было вполне достаточно.
Впереди, предвкушением абсолютного отдыха, маячила целая неделя выходного ничегонеделания, и приятного во всех отношениях одиночества.
С подругами всё понятно, они поголовно замужние мамочки. Для них Новый год – свет в конце тоскливо-безрадостного тоннеля утомительных и однообразных семейных будней.
Два-три праздника в году, когда девочки реально могут расслабиться, не в счёт. В Новый год мужья денег не жалеют, по возможности оплачивают любые неслыханные безобразия.
Однажды Софочка попыталась подсчитать, во что подругам обходятся красота и роскошь, продолжительностью в неделю. Села за компьютер, запросила каталоги услуг, цены, и скалькулировала.
Сумма неприятно удивила.
Она бы нашла, на что можно творчески потратить лишние копейки.
Как обычно это бывает, чаяниям Софочки, отдохнуть в тишине собственной квартиры, не дано было сбыться. Мужья подруг посовещались, и щедро раскошелились на трёхдневный отдых в загородном клубе, в элитном коттедже с отдельной гостиной, ванной комнатой, и шикарной кухней.
Согласия незамужней подруги никто не спросил. Купили ей сообща маскарадный костюм, утвердили Снегуркой, и поставили перед фактом, разделив расходы поровну на четыре семьи.
На один день Софочка в принципе была бы согласна, но целых три…
Три дня с шумными семейными клушами, пусть даже подругами, которые из кожи вон лезут, изображая из себя заботливых, любящих жён, и самых лучших на свете яжматерей.
Для того чтобы закипеть в их компании, как чайник со свистком, и начать булькать, Софии было достаточно пятнадцати минут. А тут три бесконечно долгих дня. Если посчитать в минутах, с ума можно сойти.
Три дня, точнее, трое суток непрерывных состязаний: кто кого переплюнет по части заботы, внимательности, чуткости и нежности, стоимости, и уникальности нарядов и ценностей.
Все как одна добренькие, благообразные, приторно сладкие мамочки и жёны, глядя на которых хочется, извините, проблеваться.
Ладно бы только это. Мужья подружек уже наелись шоколадной глазури и взбитого крема, которыми щедро покрыта большая и чистая любовь, а также примитивного женского доминирования, до самых… в общем, вам по пояс будет.
Ниже пояса в отношении жён обеспеченные мужики давно и прочно нежизнеспособны.
Избыток сладкого, сами знаете, вызывает изжогу. И убивает аппетит.
Видимо на мужиков сексуальное изобилие с одним и тем же объектом внимания оказывает угнетающее действие.
Зато по сторонам начинают жалом водить, только о прыжках налево и думают.
Софочка сразу смекнула, какими именно мыслями руководствовались муженьки разлюбезных подруженек, когда выдвигали её, единственную на всю компанию холостую девчонку, на главную эротическую роль.
Костюм она примерила сразу. Это было нечто из фильмов для взрослых, с той лишь разницей, что некоторые интимные детали всё же были прикрыты.
И всё же решила подыграть, чтобы отомстить развратным хамам за нескромные мысли.
Ёлочка, подарки, детишки, хоровод, ботиночки на высоком каблучке, голубенький атласный полушубок длиной короче мини-юбки, и прочие атрибуты праздничного шоу только для затравки были нужны. Дальше, как пойдёт.
Непристойные мысли муженьки даже камуфлировать не стали: масленые рожи с откровенно раздевающими глазами, слюни пузырями, нетерпеливо-пакостные жесты, сальные шуточки, вульгарные заигрывания.
Пока все были трезвые, оглядывались на благоверных. Опасались разоблачения реальной задумки.
Три дня. Целых три дня нудного непрерывного шоу. Зачем им это нужно, друг перед другом нарядами и украшениями хвалится!?
Не дай бог не заметишь, не отпустишь горсть комплиментов доминантным дамам – испепелят презрением.
Молнии ярости, звериный оскал, и леденящее душу шипение крупные представительницы семейства кошачьих незамедлительно дадут знать, – ты неправа, разве для этого тебя пригласили?
Странно, но после бокала Мартини и завершения обязательной хороводно-подарочной программы, у Софочки проснулось некое непредвиденное вдохновение, предчувствие премиленьких событий, о которых она ещё не знала, но интуитивно предвкушала приступ подступающей к горлу радости.
Приятное внутреннее беспокойство, и волнение непонятного свойства заставило Софочку озорничать, подталкивало шалить и резвиться, как малое дитя.
Девушщка носилась вокруг ёлки, задирала несмелых пока мужчин, дерзко отвечала на их лихие подкаты и откровенно-бесстыдные, с неприкрытым эротическим подтекстом, интимные прикосновения.
Пока намёки и действия выглядели притворными, не очень убедительными, даже осторожными, но грудь и ягодицы уже пылали от ощущения назойливо-докучливого любопытства. Да и под мини-одежду Снегурки успели залезть ненасытными дланями, не раз и не два, как бы хулиганя, играючи.
Софочка постаралась расслабиться, махнула для лихости бокал любимого напитка, старалась быть шумно-бестолковой, вертлявой, грубовато-весёлой, и немного, самую малость, вульгарной.
Почему бы нет, Новый год же!
Она кружила мужчин, смело и откровенно прижималась к ним упругими выпуклостями. Желающих веселиться именно с ней было много: практически все мужья отметились в качестве партнёров по контактным танцам.
“Похоже, аншлаг! Сейчас я такое отчебучу, мало не покажется. Будет вам, девочки, о чём задуматься на досуге. Все мужики козлы, кобели, и похотливые авантюристы. Это я им докажу. Не романтики, нет: ненасытные вульгарные шлюшки в облике доминантных самцов. Вон как кружат коршунами. Почуяли опьянение от гипотетической возможности потешить плотоядное мужское эго на стороне. Ну-ну, это не вы ко мне, это я иду к вам!”
Подруги сидели стайкой, шумного веселья не приветствовали, но молчали. Обсуждали кухонную технику, новые блюда из глянцевых журналов, проблемы и методики воспитания детей, их выдающиеся способности, внешность друг друга, милые отношения с мужьями и свекровями. Делились новостями и сплетнями, но не всерьёз, напоказ, не затрагивая тех, с кем опасно связываться.
Оживление, идиллия. Все всех любят и уважают. Как бы ликёр со взбитыми сливками.
Софочка подбежала к музыкальному центру, просмотрела наспех диски, нашла Давида Тухманова.
“Музыка вновь слышна. Встал пианист и танец назвал. И на глазах у всех к вам я сейчас иду через зал. Я пригласить хочу на танец вас, и только вас…” – раздалось в динамиках.
Девушка оглядела претендентов на белый танец, не задумываясь, выбрала Егора, Лилькиного благоверного, который чуть в рот ей не заглядывал.
София догадывалась, что в воображении он виртуально одел и раздел её, раз пятнадцать, наверняка успел неоднократно поиметь в извращённой форме, только жены и посторонней публики стесняется.
Снегурка проникновенно прилепилась к Егору, демонстративно обхватила его за тощий зад для плотности контакта, словно век мужиков в живом виде не ласкала.
Партнёр смутился, покраснел, испуганно уставился на Лильку, но возбуждённая физиология моментально сделала надлежащие выводы, ответив адекватной реакцией: горячим дыханием, мышечными спазмами, сердцебиением, и видимым невооружённым взглядом шевелением в области ширинки.
Егорка наголову выше Софийки. Уткнулся носом в её причёску, прижался к горячему телу. Руки-ноги дрожат, сам млеет, от Лильки глаза прячет.
– Ты чего, дружище. Они наряды новые обсуждают. Лильке до тебя дела нет, а я уже мокрая, на всё готова. Ты-то как, в обморок не упадёшь, если мы того, в тяни-толкай поиграем, по-быстрому?
Егор промычал что-то невразумительное, глаз от жены не отводит. Трусливый.
– Так я это, там за кухонькой подсобка, десять минут жду. Я девочка горячая, не пожалеешь.
– Это… Софа, давай не сегодня. У меня нехорошее предчувствие.
– Ну и дурак. Светкиного Юрку позову. У меня два месяца мужика не было, что же мне – страдать? Десять минут, сказала.
– Софка, может того, не нужно, а. Застукают ведь. Как пить дать спалят. У меня дети, сама понимаешь.
– Понимаю, Егорушка, ой понимаю, – сама за руку в подсобку тянет, наряд Снегурки расстёгивает, на приступку присаживается, ножки раздвигает. А там…
Егор поплыл, – господи, да ты сумасшедшая, где раньше-то была! Софочка, милая!
– Ну-ну, не очень-то! Я же про секс, не про любовь. Сунул-вынул, и все дела. У тебя как с этим делом, стоит?
– Сама увидишь.
– Чем глядеть-то? Разделся бы для порядка.
Егор зашевелился, торопливо скинул портки, оглядываясь по сторонам.
Невольник необузданной страсти. Аж, вспотел бедолага, как хотелось окунуться с головой в чужую трепещущую плоть.
– Э, да тут смотреть не на что, хоть бы зелёнкой для порядка накрасил, чтобы с чем-нибудь не перепутать. Господи, меня смех разобрал. Прости-прости! Вот этим вот… этим самым… ты Лильку обрюхатил, не врёшь? Слушай, голубь, а ты уверен, что Серёжка от тебя?
Егор зарычал, сорвался, на ходу тряпки обратно натягивает.
Софочка следом за ним вышла к гостям, намеренно картинно принялась вытирать салфеткой рот, талантливо изображая, что довольна и счастлива.
Лилька встрепенулась, метнула пытливый взгляд в сторону благоверного, который криво застегнул рубашку, а из ширинки предательски торчал белый уголок.
Жена вскочила, встала в позу, но скандалить не стала, лишь сморщилась, брезгливо посмотрев в глаза, ткнула в его грудь указательным пальчиком с разноцветным маникюром, – устала я что-то. Пойду, прилягу. Ну-ка проводи!
Остальные сделали вид, что ничего не заметили. Может, и правда были увлечены празднованием.
Юрку соблазнять не пришлось: сам напросился. В медленном танце отвёл подальше, за ёлочку, обхватил тугую грудь, чувствительно, даже больно, ущипнул за сосок.
– Мой любимый размер. Как бы я сейчас вдул, у-у-ух! Завела-таки, зараза!
В ответ София в шутку погладила его вздыбленную плоть сквозь брюки, и несколько раз слегка сжала яички.
– Молодец, соображаешь. Покурить не хочешь, Софа? Что-то у меня во рту пересохло.
– А я уже сыта по горло.
– Егорка накормил? Молодчага. Наш пострел везде поспел. Ничего, я догоню.
– Было бы чем. Надеюсь, не оплошаешь.
– Кто, я?! Не сомневайся. Ещё пощады запросишь.У меня с потенцией проблем нет. То есть, наоборот, особенность одна присутствует. Ты женщина миниатюрная, а у меня… ладно, не дитя, выдюжишь… где бы нам с тобой пристроиться? На улице холоднвато.
– Светку не боишься? Егорку уже спалили. Представляю, что сейчас Лилька ему устроит.
– За себя беспокойся. Я не Егор, спуску не дам, а на Светку плевать. Пусть сама боится.
– Чую ненасытную кобелиную натуру. Гребёшь всё, что шевелится, так ведь? Ладно, где наша не пропадала. Егору, бедолаге, не повезло, не его день. Ты хоть не осрамишься?
– Софка, не шути так со мной, не играй с огнём. Я ведь могу и небо в алмазах усроит. Плакать бы не пришлось.
– Ой-ой! Какие мы грозные. Прямо дрожу, как страшно.
Снегурка глянула в Юркины глаза, и реально испугалась. Кроме решимости и похоти там было нечто такое, от чего кровь в жилах стынет.
Силища у Светкиного мужа оказалась недюжинная. Он не церемонился, не забивал голову сантиментами и ласками: уверенно расстегнул её пальтишко, рывком усадил на столик, методично и ловко раздел догола, высверливая взглядом мозг.
София сжалась, предчувствуя, что секс будет не совсем обычный. Ей уже было не до шуток.
Юрка впился в её рот жадными губами, укусил до крови, с силой сжал плечо, ущипнул. У Софии чуть глаза на лоб не вылезли от боли и унижения.
Затем любовник легко приподнял её тело, стремительно опустил, резко поставив на колени, грубо, словно тряпичную куклу, схватил двумя руками за волосы, и вошёл… в рот.
Мучительно больно, грубо.
Не таким София представляла себе новогодний интим Деда Мороза со Снегурочкой.
В непристойных, поистине звериных сексуальных действиях мужчины не было ни любви, ни эротизма, ни нежности.
Софию реально насиловали: воинственно, агрессивно, злобно. Это было похоже на действия хищника, терзающего обессилевшую добычу, предназначение которой через мгновение стать куском мяса, пищей.
Ей казалось, что Юркой руководит исключительно ненависть, что он мстит за поруганную мужскую честь Егора, жестоко расправляется, безжалостно наказывает.
Если бы она могла дышать, наверняка закричала бы, но воздуха не было совсем. В горло был наглухо забит зловонный кол размером с большой огурец.
То, что Юрка назвал особенностью, оказалось настоящим уродством. Размер его мерзкого отростка был огромен.
Мужчину сотрясали оргазмические конвульсии. София тем временем задыхалась, захлёбывалась.
Юрка закатил глаза, зарычал, словно испускал дух.
Глаза Снегурочки налились кровью, в голове плыл туман. София уже успела попрощаться с жизнью.
Кашель и слизь вывернули её желудок наизнанку, прямо на новый Юркин костюм.
Он побледнел от злости, замахнулся было, чтобы ударить, но удержался.
– Идиотка! Весь кайф обломала. Светке, если спросит, скажешь, что мне стало плохо, что уехал домой. Если что, я на связи. Скорее всего, она промолчит. Мне реально понравилось, если бы не это. Ладно, не злись. Ты не виновата, это я не смог сдержаться. Реально завела. Были бы деньги с собой, сотки три баксов не пожалел бы за такое. На самом деле совсем не то хотел. В следующий раз будет иначе. Не скажу как, но тоже интересно. Тебе понравится. Ты сладенькая.
– Идиот, мясник, изверг! Откуда тебе знать, какая я! В следующий раз грудь отрежешь, или огнём пытать будешь?
– Понимаю, тебе в новинку, без привычки не в кайф. Но это поначалу, потом втянешься, понравится. Светка привыкла, не обижается.
– Ты и её, и с ней… вот так! Хочешь сказать, терпит эти зверства столько лет, и молчит! Господи, как хорошо, что я не замужем. Ты же горилла, питекантроп, чудовище! Она же не любит тебя – боится, что убьёшь. Всю жизнь ненавидеть, каждую минуту ждать, что муж начнёт насиловать, что рано или поздно может сделать инвалидом, не заметить, как задохнулась. Особенность, говоришь? Скорее отвратительное уродство, мутация, мерзость.
– Знаешь – молчи лучше, здоровее будешь. Разговорилась. Жди в гости, теперь часто навещать буду.
– Нет, мальчик. Я не Светка, молчать не буду. Ещё раз приблизишься – упеку за решётку. Или убью. Лучше отсидеть, но быть уверенной, что тебя больше нет.
– Остынь, я есть, и всегда рядом буду. Со мной связываться – себе дороже. Шею, как курёнку сверну. Шум не поднимай.
София проводила Юрку ненавидящим взглядом, умылась, прополоскала раз двадцать рот, посидела в кухне, чтобы успокоиться.
– Хорошо, что не крашусь. Может, не заметят? Вот такая у нас судьба, у Снегурок. Наверно не стоило Егора позорить. Извинюсь. Получается, я с ним так же, как этот! А Светку жалко. Нужно будет поговорить с ней, нельзя постоянно в страхе жить. Она ещё молодая, найдёт своё счастье. Лучше совсем без мужика, чем с таким уродом жить. Вот ведь как бывает: всю жизнь дружим, а ничегошеньки друг о друге не знаем.
Мужики за столом тихо напивались, женщины сидели перед телевизором, время от времени оживали, когда кто-то из них находил очередную забавную тему для беседы.
Дети в углу зала оживлённо пинали шары, делились сладкими подарками, весело шалили.
Скукотища!
А ведь они каждый год так празднуют: сначала неуверенное оживление, потом спиртное без меры, флирт всех со всеми, обмен жёнами, похмелье, угрызение совести, и депрессия на несколько дней.
Софии, во что бы то ни стало, необходимо было забыться.
Первым делом она один за другим опрокинула в рот два бокала неразбавленного Мартини, потом подошла к музыкальному центру, с минуту перебирала диски, думала, что поставить, и снова включила Тухманова.
Ждать, когда и если пригласят, было невыносимо. Если бы там, с Юркой, у неё в руках был пистолет, воспользовалась бы им, ни минуты не задумываясь.
Её трясло. Во рту до сих пор чувствовался жгучий вкус спермы, на душе скребли кошки.
– Витька, чего заскучал, решила брать быка за рога София, – сейчас совсем засну. Развеселил бы что ли. Пошли танцевать.
– С тобой… Регина, ты не против, если я со Снегуркой?
– Не мыло, не измылится. Только голову не теряй. Она у нас девочка шустрая, кого угодно соблазнит.
– Не выдумывай. Давно бы на свадьбе гуляли. Софочка у нас недотрога. Не удивлюсь, если до сих пор девственница.
– Вот и попробуешь заодно. Сегодня праздник. Софка сама кавалеров выбирает.
– Софа, зашептал ухажёр, как только почувствовал тепло и аромат молодого тела, – обидно, когда ты ничего-ничего, а у этих базарных баб на каждый чих пошлая байка заготовлена. Разве ты не поняла, на что Регина намекала? Она же считает, что ты уже со всеми перепихнуться успела. Кроме меня, конечно. Обидно, да? Предлагаю отомстить, чтобы косточки не зря перемывали.
– Это как?
– Обыкновенно, в душевой. Я проверял, там удобно. Закрыться можно. Ты так пахнешь вкусно.
– Предлагаешь нежный дружеский секс?
– Зачем же так! Лучше по любви. Ты красивая, нежная, мне очень нравишься. Ты мне приятно сделаешь, я тебе.
– Неужели все мужики кобели, у вас мозг только в яйцах, да?
– Не упрощай, Софа. Представь себе, что очень любишь сдобную булочку, с изюмом и шоколадной глазурью. Просто жуть как любишь, можно сказать тащишься. Человек ты консервативный, с определёнными жизненными установками, чувствительный, эмоциональный, и совестливый, по причине чего никак не можешь предать свою булочку. Её вкус давно перестал приносить удовольствие, но больше есть нечего, да и нельзя, социальные нормы не позволяют. Ничего не поделаешь – привычка. Ты меня слушаешь?
– Булочка с изюмом, это Регина, а я кто?
– Не имеет значения, ты особенная.
Софию передёрнуло от слова “особенная”.
– Регина на самом деле сладкая, я её искренне люблю. Но сегодня хочу пирожок с мясом, или пиццу к примеру. Один разочек откусить, непреодолимое желание. Что мне делать, страдать, или один раз отступить от незыблемого правила?
– Да ты философ, Витька. Вон, какую базу под банальное желание потрахаться подвёл. Так я пирожок, или пицца? А если понравится, тогда как?
– Конечно, понравится. Ты, Софка, прелесть. Если бы не дети… вру, Регину я люблю, а тебя просто хочу, но очень-очень хочу, как экзотический деликатес.
Они не заметили, как оказались в душевой, как с наслаждением целовались, как нежно и сладко ныло трепещущее от нарастающего желания тело, как Витька разделся и снял одежду с Софии, которая всё ещё чувствовала на едва не вырванных с корнем волосах грубые Юркины руки, делающие невыносимо больно.
Снегурочка не могла сопротивляться неожиданному сумасшествию, сказочному обволакивающему блаженству, отключающему разум. Ей отчего-то стала безразлично, что подумают подруги, как отреагирует на измену, если узнает, Регина.
Она была ненасытна. Она стонала и кричала, раз за разом доходила до некого предела, взрываясь множественными оргазмами, настолько сильными и яркими, что исполосовала следами страсти плечи, грудь, и спину нечаянного любовника.
Сколько времени пылкие партнёры скрывались в ванной, невозможно было определить даже приблизительно. Они были утомлены, буквально изнемогали от усталости и удовольствия.
Софийка впервые в жизни познала настоящее наслаждение от слияния. Им было невыносимо приятно. Расставаться совсем не хотелось.
Удивительно, но их никто не искал.
В гостиной был погашен свет, горели лишь гирлянды на ёлке.
Витька проводил Софию до её комнаты, и пошёл в душ. Нужно было немедленно смыть следы страсти.
Снегурочка не смогла уснуть до утра. Чуть рассвело, она вызвала такси, и тихо исчезла. На этот раз ей казалось, что праздник всё же удался.
– Интересно, – думала она в полудрёме в тёплом чреве такси, – мы с ним ещё встретимся?
Через несколько минут София спала.
Ей снился стоящий на колене Витька с огромным букетом бордовых роз. Он протягивал на раскрытой ладони золотое кольцо, и нежно шептал слова любви.