Из окна идущего на север поезда были видны барханы пустыни Заунгузские Каракумы. Тихоныч ехал из Дарган-Аты в Газ-Ачак. Там, в РОВД , он проходил процедуру ежемесячной регистрации, как отбывающий срок работы на стройках народного хозяйства – «химию». Настроение было поганое. Щемило сердце. Надо было успеть на вечернюю вахту. Автобус на Наип (Наипское газоконденсатное месторождение). уходил полседьмого. Там, в посёлке Юбилейном у него был вагончик. В одной половине Тихоныч жил. Другая половина вагончика была складом различных приборов КИПиА (контрольно-измерительные приборы и автоматика).
До отправки вахты надо было ещё затариться спиртным. В посёлке, у Базарбая, кавалера ордена Трудового Красного Знамени, поллитровка стоила червонец. Тогда как в Газ-Ачаке – четыре целковых. Поэтому, как только поезд остановился, Тихоныч, почти бегом устремился к ресторану. Там работал помощником повара его земляк из Грозного.
Интерьер ресторанного зала был оформлен в соответствии со спецификой работы большинства жителей посёлка. Ажурные перегородки, разделявшие участки зала, были из окрашенных в синий цвет рабочих колец турбобуров. Потолок оклеен ячеистой тарой из-под куриных яиц. Считалось шиком выстрелить пробкой от шампанского так, чтобы она застряла в ячейке.
Поздоровавшись с земляком, Тихоныч попросил:
- Заур, мне как обычно сделай. Опаздываю на вахту. Потом рассчитаюсь.
- Хоп, ваша (хорошо брат) - ответил Заур.
Через несколько минут Тихоныч быстрым шагом направился к конторе АГПУ (Ачакское газопромысловое управление), откуда отъезжал вахтовый автобус, держа в руках авоську с бумажным свёртком.
В ПАЗике стояла оглушительная жара. Шоссе, в некоторых местах переметённое движущимися барханами, вело вглубь Каракумов. Кое-где бетонные сваи опор ЛЭП, стоящих вдоль дороги, торчали из песка на 2-3 метра. На Тихоныча нахлынули воспоминания. Сидя с закрытыми глазами на заднем сиденье он вспоминал свой школьный класс, девчонку за соседней партой, детские обиды, драки мальчишек в которых он принимал активное участие.
- Да, - подумал он.
- Если бы начать всё с начала, может по-другому бы всё сложилось.
Размышления его прервал длинный гудок автобусного клаксона. Посреди дороги лежал верблюд, мешающий проезду. Шофёр прогудел ещё пару раз. Никакой реакции со стороны верблюда не последовало. Вдруг, сидящий недалеко от Тихоныча молодой туркмен, сказал водителю:
- Бекле, бэн шимди (подожди. я сейчас).
Он встал, вышел из автобуса, подошёл к верблюду, и, наклонившись над ним, осмотрел, стал ощупывать его живот. Потом зайдя в ПАЗик сказал:
- Бу бир деве. Доом япамаз (это верблюдица. она не может родить).
- Роморкер ал (возьми буксир), - сказал он водителю и по-русски добавил:
- Помогите мне поднять верблюдицу. Надо её поднять. Устала. Родить не может. Пришла к людям за помощью.
Никто из пассажиров на просьбу не отреагировал. Двое вахтовиков с закрытыми глазами жевали насвай. Женщина с маленькой девочкой продолжали тихонько разговаривать. Тихоныч сквозь зубы выматерился, поднялся и вышел из автобуса. Он вспомнил, где видел этого парня. Вроде бы тот работал то ли на третьем, а может на четвёртом УКПГ (установка комплексной подготовки газа). Водитель с веревочным буксиром тоже вышел из автобуса. Втроём они подошли к одногорбой верблюдице.
Кое-как, с помощью верёвки подняли животное. Пот застилал глаза Тихоныча. Верблюдица грозно ревела на всю округу. В общем, было не до веселья. Благодаря общим стараниям, через десяток минут, из-под хвоста верблюдицы начали появляться ноги и голова верблюжонка. Парень ухватился за ноги и начал тянуть. Ещё через пару минут удалось полностью вытянуть нового представителя племени кораблей пустыни. Финальная стадия проходила под аккомпанемент оглушающего, утробного рёва.
Мокрый новорожденный не подавал признаков жизни. Парень поднял ему голову и начал дуть в ноздри. Вскоре верблюжонок задышал. Все облегчённо вздохнули.
- Ещё успеем на вахту, - сказал Тихоныч и спросил парня:
- Как звать-то тебя ветеринар-верблюжатник?
Тот ответил:
- Чары Дурды. По нашему, четвёртый выживший, - и добавил:
- А тебя я знаю. Ты Тихоныч, киповец. Тебя все знают.
- А где трудишься?
- На четвёртом УКПГ, мастером.
- Четвёртый на четвёртом, - пошутил Тихоныч.
Вскоре автобус поехал дальше. Пересёк коридор газопроводов Средняя Азия – Центр. Потом остановился напротив посёлка буровиков. Затем справа появились бараки и вагончики посёлка газодобытчиков и строителей Юбилейный.
Посёлок состоял из двух частей. Архитектура строений была выполнена в стиле «баракко». В первой части, ближней к въезду, в бараках проживали газодобытчики. Во второй, за колючей проволокой, в таких же бараках – расконвоированные зэки - «химики». Между ними располагалось несколько вагончиков, в одном из которых жил Тихоныч. Также там находился противопожарный бассейн из железобетонных плит, в котором не было воды. Один раз в два дня приезжала водовозка, к которой тут же выстраивалась очередь с вёдрами. В первом бараке находилось почтовое отделение и буфет. Раньше ворота были выполнены из НКТ (насосно-компрессорные трубы). Но, однажды, подвыпивший тракторист, приехавший за почтой на бульдозере, поломал НКТ. Поэтому въезд в посёлок был переоборудован трубами диаметром 1220 миллиметров.
Тихоныч вышел из автобуса и направился в свой вагончик. В ПАЗик сели вахтовики и он поехал дальше в сторону головных сооружений по очистке, осушке газа и первого УКПГ.
Тихоныч достал из авоськи свёрток. Оставив бутылку водки и взяв с собой пачку чая, карамелек, лаваш, кулёк с обрезками мяса для больного пса по кличке Кардан, пошёл на работу на головные сооружения. Выйдя на шоссе, поймал попутку, и через четверть часа входил на головные сооружения. На входе его встречали. Это был Кардан.
Пса этого, итак худющего, подрали недавно собаки вплоть до того, что у него на плечах и боках болтались куски мяса и шкуры. Да и вихляющая походка его напоминала коленвал в движении. Кардан этот, благодаря кормлению сырым мясом, быстро восстанавливался. Он постоянно тёрся возле Тихоныча. Провожал и встречал его с работы.
В КИПовской щитовой Тихоныч встретил Шустрика – молодого специалиста.
- Ну как тут?
- Да всё нормально, - ответил Шустрик.
Так его прозвали за весьма неспешное выполнение служебных обязанностей и множество приключений на любовном фронте. А ещё за талант неизвестно где доставать дефицит.
- Давай журнал.
Просмотрев записи, Тихоныч расписался в вахтовом журнале и отпустил Шустрика. Зная, что после него надо всё проверить, Тихоныч прошёлся по приборам КИП и А ниток технологического блока, и напоследок зашёл в узел учёта. Везде его сопровождал Кардан.
- Ну вот. Всегда так после Шустрика, - вслух сказал Тихоныч.
Круговая диаграмма одного из пяти приборов ДСС рисующих объём проходящего через технологические нитки газа была порвана пером, в котором не было чернил. Случилось это, судя по продолжающей вращаться диаграмме, уже как часа четыре тому назад. Пришлось сходить в КИПовскую. Взять сразу несколько бланков диаграмм. Чернила были на узле учёта.
Устранив неисправность, Тихоныч направился в КИПовскую. Уже начало темнеть. Кардан, шедший сбоку, вдруг отпрыгнул в сторону и гавкнул. Такой фаланги Тихонычу видеть ещё не приходилось. Она была размером с пиалу. Тихоныч быстренько забежал в помещение. Взял пустую трёхлитровую банку из-под чая, шахтёрку, ещё один бланк диаграммы и вышел на охоту за фалангой. Место нахождения её подсказал ему верный Кардан.
Фаланга при приближении Тихоныча воинственно подняла две передние свои мохнатые лапы-антенны. Тихоныч не мешкая, с трудностями, сказывался размер насекомого, накрыл её банкой. Потом подсунул под горловину бланк диаграммы и перевернул банку.
- Ну, вот и всё. Попалась голубушка, - произнёс он.
Принеся добычу в КИПовскую, Тихоныч на свету начал детально рассматривать самого крупного паука Каракумов. Фаланга перебирала мохнатыми лапками. Шевелила своими четырьмя, два сверху, два снизу, жалвами. Он не раз ловил фаланг. Обычно они не превышали спичечный коробок. А эта была Гулливером среди лилипутов.
- Сейчас мы тебя покормим, - сказал Тихоныч.
С этими словами он начал ловить мух, в изобилии ползающих по щитку с приборами. Поймав одну, запустил её внутрь банки. Фаланга никак на неё не прореагировала.
- Ну, не хочешь, как хочешь. А мне надо перекусить, - сказал Тихоныч.
Вскипятил кипятильником воду в трёхлитровке. Всыпал в неё треть пачки зелёного чая. Достал из авоськи лаваш, плов, карамельки, и приступил к ужину, изредка поглядывая на фалангу. Наблюдения Тихоныча за пауком прервал телефонный звонок. Звонил сегодняшний знакомый Чары Дурды.
- Тихоныч, выручи пожалуйста.
- Всегда пожалуйста. А в чём дело?
- Бабахан дал задание открыть байпасную задвижку на выкиде из УКПГ. Мы вдвоём халиловским ключом с трубой не смогли. Кажется сломали что-то.
- А ты звонил сменному инженеру.
- Нет. Да я его не знаю.
- Давай я ему скажу, - сказал Тихоныч и спросил:
- До утра подождать не может?
- Бабахан сказал, если не откроешь, в отпуск не отпущу. А меня девушка ждёт.
- А что за задвижка? У вас на УКПГ есть такая же?
- Большая. С мой рост. У нас такой нет.
- Ладно. Продиктуй мне, что на ней написано. На крышке редуктора должно быть.
- Сейчас с шахтёркой схожу, посмотрю. Потом позвоню.
- Ладно, пойду, расскажу сменному. Что-нибудь придумаем, как помочь твоему горю, - сказал Тихоныч и пошёл в операторскую.
Сменным инженером в эту ночь работал Алексей Бондаренко с операторами Артыком и тётей Валей Руденко. Тихоныч поведал Алексею о беде Чары Дурды.
- Слушай, я не могу поехать. Получил задание за смену, то есть до утра, установить форсунки для впрыска ДЭГа (диэтиленгликоля) на двух теплобоменниках. Съезди сам на Фердинанде, - сказал Алексей.
Фердинандом на головных обзывали старый весь потрёпанный ЗИЛ-131. Капот этого уникальной машины был всегда приоткрыт с целью более продуктивного охлаждения движка и при движении елозил вправо влево и вверх вниз, удерживаемый от опрокидывания на лобовое стекло проволокой. Во время езды он издавал умопомрачительный скрежет и громыхание. Кузов был оборудован небольшим укрытием из фанеры и скамейками.
Через некоторое время Чары-Дурды позвонил и продиктовал буквы и цифры с крышки редуктора злополучной задвижки. Тихоныч прошёлся по головным и нашёл аналогичную. Она была высотой около двух метров. На крышке редуктора было показано стрелкой направления открытия и закрытия с надписями на английском: open, close. Тихоныч понял, что вместо открытия «специалисты» УКПГ- 4 закрывали ни в чём не повинную задвижку.
Поняв в чём дело, он взял в слесарке большую отвёртку и пошёл будить водителя Фердинанда. Яраш-ака как обычно спал в кабине. Проснувшись, он первым делом достал флакончик с насваем, положил порцию в рот, пососал, затем сплюнул зелёной слюной. Теперь он был готов к дальнейшей жизни. Завёл движок кривым стартером. Тихоныч сел в кабину на продавленное, местами порванное сиденье и они поехали на четвёртый УКПГ.
К месту подъехали, когда уже светало. Справа от ворот УКПГ виднелась раскуроченная задвижка. Около неё стоял горестный Чары Дурды.
- Не печалься юноша. Поедешь ты к своей кыз, - сказал Тихоныч.
Взобравшись на задвижку, он отвернул отвёрткой три винта, державшие остатки крышки редуктора. Накинул халиловский ключ на шток, и с небольшой трубкой-усилителем, по часовой стрелке, как на закрытие, открыл через обратный редуктор многострадальную задвижку.
Радости Чары не было предела. Он двумя руками тряс ладонь Тихоныча и быстро, быстро говорил:
- Большое спасибо Тихоныч. Большое спасибо Тихоныч.
- Спасибом не отделаешься. Хотя бы пузырь поставил, - ответил тот.
- Хорошо Тихоныч. После обеда привезу обязательно.
- Буду ждать у себя в вагончике.
С этими словами Тихоныч сел в Фердинанд и уехал на головные сдавать смену. Потом на вахтовом автобусе домой в Юбилейный. Позавтракав остатками плова, залёг спать.
Разбудил его настойчивый стук в дверь вагончика. Открыв дверь, Тихоныч увидел Аркашку - сварщика с гитарой в одной руке и бутылкой Карабекаульского в другой. Посмотрев на часы, Тихоныч сказал:
- Аркашка. Не знаю как у вас там, в Одессе, а у нас в Юбилейном, в это время все порядочные люди спят после ночной.
- Та я же беспорядочный,- ответил Аркашка.
- Вот именно, что бес.
Потом посмотрев на бутылку вина Тихоныч сказал:
- Ну, ладно. Раз пришёл, заходи. А пожрать не догадался прихватить?
- У тебе таки наблюдается наличие отсутствия провианта? – витиевато ответил Аркашка.
- Могу сбегать за консервами.
- Ладно. Кое-что в закромах осталось, - пробурчал Тихоныч.
Опустошив 0,75 Карабекаульского, закусывая карамельками и занюхивая мануфактурой, перешли к музицированию. Аркашка, подыгрывая себе на гитаре и подражая Владимиру Семёновичу, исполнил шлягер этого года «Кони привередливые». Тихоныч достал из-под кровати футляр, и, вынув из него баян «Ростов-Дон», попытался воспроизвести «Полёт шмеля» Римского – Корсакова. Однако пальцы его были уже не те, и он перешёл на «Амурские волны» Кюсса.
- Надо таки перейти на более серьёзное горючее. Я сбегаю, - произнёс Аркашка.
Тихоныч молча достал из-под кровати поллитровку.
- Тёплую водку? В жару? Широкой струёй? Из пиалушек? Таки с большим нашим удовольствием, - сказал Аркашка.
- Надо бы сходить чего-нибудь купить пожрать. Сходи-ка Аркаша за консервами в буфет.
Аркашка встал и сделал шаг по направлению к двери вагончика. В этот момент в дверь постучали. Аркашка открыл её и сказал:
- Тебе чего чуджюк (парень).
- А, это наверное ко мне. Чары-Дурды это ты? - подал голос Тихоныч из своей половинки вагончика.
- Заходи давай.
- Тихоныч, я тут тебе привёз подарок, - ответил парень и вошёл внутрь с внушительного вида торбой на плече.
В жаркой атмосфере вагончика сразу запахло дынями.
- Был в кишлаке. Рассказал всем как ты мне помогал. Вот и собрали хедье (подарок).
Чары Дурды стал выкладывать на стол дыни, гранаты, восточные сладости, куски вяленого мяса и бутылку вина.
- Ты нас выручил вовремя, - сказал Тихоныч.
Во время пиршества разговор перешёл на тему о верблюдах. Выяснилось, что Чары Дурды получил образование ветеринара и действительно в деталях знал о верблюдах всё или почти всё. Во всяком случае, он рассказал древнюю легенду о том, как верблюд самец получил свой детородный орган. Якобы когда все земные животные уже получили оный, верблюд такового ещё не заимел. Тогда он обратился к богу с просьбой:
- Бог, за что я несу такое наказание. Все звери на земле размножаются, а я не имею такой возможности. Мне нечем оплодотворять верблюдиц.
Бог проверил свои закрома и сказал:
- Нашёл. Тут один последний завалялся. Ну, если просишь, получай, - и с этими словами кинул какой-то весь скрюченный половой член в сторону верблюда. Тот попал ему под хвост и прилип, при этом кончик его остался смотреть назад, туда, откуда он прилетел.
- Таки познавательно, - промолвил уже заплетающимся языком Аркашка.
Тихоныч стал пропускать очередное поднимание пиалушек со спиртным, оправдываясь тем, что ему надо вечером в ночную смену.
- Чары Дурды, я вспомнил. У меня тут есть одно тоже занимательное животное, - сказал Тихоныч, доставая из-под кровати банку с фалангой Голиафом.
- Расскажи про него.
Аркашка свистнул от удивления.
- Не свисти. Денег не будет, - молвил Тихоныч.
Чары Дурды осмотрев зверя, сказал:
- Это самка. Она беременна.
Аркашка попросил:
- Тихоныч, продай таки мене её за бутылку бренди.
В Газ-Ачаке этим пойлом были заставлены прилавки всех магазинов.
- Как скажешь. Ты же всегда что-нибудь этакое изучаешь. Вон ты год назад хотел из шкуры варана галстук сделать. Сделал?
- Ну, шо ты пристал с такими вопросами? Не дёргай мне нервы. Их уже мало есть у меня. Ну, шо? Ну, завонялась та шкура. Выбросил. Мене ни жалко.
Через некоторое время Тихоныч, поглядывая на часы, сказал:
- Ладно. Забирай. Ну, всё молодёжь. Спасибо за угощение. Меня в сон кидает. Мне же в ночную опять. Через два часа вставать. Надо трохи поспать.
Желание Тихоныча уважили. Всё-таки он был в авторитете местного общества. Попрощавшись, Чары Дурды и Аркашка покинули гостеприимный вагончик. Чары Дурды поехал к своей кыз. Аркашка поплёлся к другим своим друзьям, которые вечера проводили в основном за игрой в лото. А Тихоныч завёл будильник и мгновенно уснул.
Проснулся он от звона будильника, но ещё сильнее звенело в голове. Первой мыслью было желание похмелиться. Однако на столе была только пустая стеклотара. На горлышке бутылки из-под водки, как на всей местной водочной продукции был чёрный ободок.
- Толком не фильтруют. Намешал наверное всё, и белое и красное, вот и звенит башка, - подумал Тихоныч.
- Ничего. На работе залезу в резервуар, там и отмокну, - произнёс он вслух и начал собираться. Кинув в рот несколько зёрен граната, Тихоныч взял с собой остатки пиршества и отправился на работу.
На головных его встретил Кардан. Тихоныч поделился с ним едой. Потом, как всегда принял смену у Шустрика, высказав ему претензии по предыдущей смене, и сделав обход, мучаясь от головной боли, с шахтёркой на плече направился в сторону водонасосной станции с двумя резервуарами по 200 кубометров каждый. Уже начало темнеть. В Средней Азии это происходит быстро. Живность, прячущаяся от дневного пекла, повылазила из щелей. Под ногами Тихоныча пробегали шустрые ящерицы-круглоголовки, фаланги, пауки. Видимо где-то рядом, на вершине пищевой цепочки, их поджидали змеи. Тихоныч привык к местной фауне и не обращал на всю эту возню внимания. Тем более, что рядом с ним шёл верный Кардан.
Подойдя к первому резервуару, он приложил ладонь к металлу обечайки. Она на ощупь была прохладна. Поднявшись по лестнице на крышу, Тихоныч снял часы, разделся догола, и, открыв люк, плюхнулся в воду.
Отмокал он долго, лёжа с закрытыми глазами в воде, держась рукой за часть стальной фермы, на которой была смонтирована крыша резервуара. Под ним было больше шести метров технической воды. В люк были видны звёзды. Постепенно, незаметно для себя, Тихоныч задремал, а потом и вовсе уснул. Через некоторое время он проснулся, ощутив рукой потерю опоры, за которую держался.
- Кому ночью вода понадобилась. Надо выбираться отсюда, - промелькнула мысль.
Тихоныч попытался, перебирая руками и цепляясь ногами за ферму, дотянуться до люка. Однако, металлические конструкции были покрыты отложениями ржавчины и мохообразными наростами ила и мелких водорослей. В местах сварки торчали острые заусеницы. Руки и ноги соскальзывали. Тихоныч порезал пальцы, но результата не добился. А уровень воды всё продолжался снижаться. Поняв, что попытки эти ни к чему не приведут, он начал звать на помощь. Ответом было только поскуливание терпеливо дожидавшегося его пса.
- Ну, что-же, придётся подождать, - подумал Тихоныч, и придерживаясь металлических конструкций стал опускаться вместе с уровнем воды.
- Не досуха же будут откачивать, - сказал он вслух.
Снижение уровня воды через некоторое время прекратилось. В общем то было не так уж плохо. Похмелье уходило. На Тихоныча нахлынули воспоминания. Перед взором его возникали, перемежаясь, картинки из прошлого. Вот пришли какие-то люди забирать отца. Он с плачем уткнулся в отцовскую шинель. Вот он таскает в глиняной чеплашке на высокий берег воду и заливает ею норки сусликов. Мать в это время пытается их поймать для того, чтобы приготовить и съесть.
Следующая картинка – он в школе дёргает за косу одноклассницу, а через два года он уже пишет ей записочки о признании в любви, сам не понимая, что это такое. Вот драки с мальчишками по разным поводам. Ещё картинка – он в лаборатории под бдительным взором Василия Степаныча впервые производит тарировку манометра. Вот с группой пацанов они залезли в вагон на станции, упились в нём вином «Улыбка» и уснули, а утром их, тёпленьких приняла милиция. Вот он стоит, подавляя слёзы и ком в горле, на утреннем построении в колонии для малолетних. Вчера пришло письмо от соседки, в котором сообщалось о смерти матери.
Последняя картинка настолько ярко проявилась в его сознании, что заныло в груди. Тихоныч непроизвольно застонал. В ответ заскулил Кардан. Боль в груди постепенно нарастала и перешла в невыносимое жжение. Он уже не стонал, а мычал, что-то нечленораздельное. Последнее, что он увидел в люк резервуара, были тускнеющие звёзды. Приближался рассвет.
Дневная смена на головных долго искала Тихоныча. Нашли только к вечеру, обратив внимание на печальный вой Кардана.