История одной любви, часть 2-я

               
                ПИСЬМА РАЗНЫХ ЛЕТ
               
   
   Евгения Владимировна работала в женской гимназии как истинная бестужевка. Чтобы увеличить свой коэффициент полезного действия, взяла себе домработницу да так и оставила в своём доме на всю оставшуюся жизнь.
   Шли годы. На смену царской власти пришла Советская власть. Евгения Владимировна осталась верной своей профессии: работала в Урюпинской школе 2-й ступени руководителем драматической и литературной студий и преподавателем русского языка и литературы. По утрам укладывала туго закрученную косу короной, надевала стильное серое платье и шла на работу. Вслед молодой  женщине с царственной походкой и удивительно тонкой талией, с величественной причёской на высокой нежной шейке оборачивались мужчины, покачивая головами: мол, откуда залетела в наши суровые края эта певчая птица? И ведь прижилась, который год живёт здесь...
     Возвращаясь с работы в чистую, тёплую горницу с горячим обедом и наглаженным бельём, Евгения с порога бросала взгляд на стопку свежих газет на столе. Если сверху лежало письмо, лицо её озарялось улыбкой... Она любила тихие домашние вечера после шумного школьного дня. Только здесь у неё  была возможность погрузиться в свою личную жизнь и в свои мысли. А мысли у неё были глубокие и возвышенные. В эти благословенные часы ей казалось, что её любимый рядом с нею, и их разделяет только  этот чистый тетрадный лист… Её интересовал каждый его шаг: здоровье, работа, проблемы, командировки по стране. Ей нравилось приезжать в Москву раньше назначенного времени, чтобы встретить его у вагона, а потом уезжать первой: любила, когда он провожал её… Сергей сокрушался, что она  жертвует красотой и молодостью, своим личным женским счастьем ради него, затюканного работой несвободного человека… Уверял её, что совсем не стоит её и нечего на него тратить годы жизни. На что Евгения с загадочной улыбкой  отвечала: «Милый мой Серёжа, Вы глубоко ошибаетесь: жертва есть только там, где человек поступается собой ради чужого, неблизкого ему человека. А если отказываешься от чего-то ради того, кого любишь, - никакой жертвы здесь нет! В этом находишь наслаждение. Какая уж тут жертва!» И она неустанно повторяла, что его присутствие в её жизни  делает её абсолютно счастливой. 
   Сергей обычно ограничивался короткими отписками: «Жив. Здоров. Целую. Извини, писем писать не умею, я ведь технарь и почерк у меня ужасный, да и нового в моей жизни ничего нет».
 «Ну, зачем же обязательно новое? – мягко возражала Женечка. - А Вы пишите о самом обыденном, вроде того: сегодня встал в 8 часов, едва успел напиться чаю, торопясь на работу. За целый день некогда было просмотреть газету. Неожиданно опять получил Ваше письмо, сначала сунул его в карман не читая – надо было вести деловые разговоры, а потом в сутолоке дня совсем было забыл про него. По дороге домой опустил руку в карман и нашёл его там, вспомнил...». 
Преподав «урок», она сожалела,  что  его нет рядом:  она угостила бы его чаем с вишнями, малиной, абрикосами. Почитали бы вместе Пушкина.  Ах, какая же у этого гения  необычайная глубина и концентрация чувств, выраженных в простой и ясной форме! Ведь самое трудное –  это глубина в простоте. Вы только послушайте, Серёжа: «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» Что за дивная строка!» На прощанье Женечка доверила бумаге самые главные слова, которые жили в её сердце: «Крепко обнимаю, целую Ваши глаза,  лоб, губы. Дорогой мой человек! Как же я люблю Вас!» 

   Её письма регулярно следовали к нему в Свердловск, где было холодно и где одолевали его фурункулы и карбункулы. Евгения сочувствовала ему и радовалась за него, что кроме работы у него  есть чисто мужская отдушина: он всегда ждёт с нетерпением двухнедельный сезон охоты и с упоением носится по тайге и тундре.  Она никогда не бывала на Урале и мечтала побывать с ним на охоте, чтобы ощутить бескрайние просторы Сибири и дыхание Севера! О себе писала: «А у  нас,  в Урюпинске, очень душный вечер: ни малейшего движения воздуха, хотя окна распахнуты настежь. На небе собираются тучи, молодой месяц выглядывает из-за облаков. Вчера была на концерте. Я чувствую, как хорошая музыка вознаграждает меня  восстановлением сил и умножением энергии. Напомню Вам слова Мопассана: «Музыка меня потрясает! Я слышу её не только ушами, но и всеми фибрами своего тела, дрожащего от головы до ног. Ничто не доставляет мне такого удовольствия или, вернее, такого счастья, как музыка!» Правда, хорошо сказано?!» В конце письма Евгения намекнула любимому: «Сегодня я «нездорова», так что мне ничего не угрожает. Поняли?»
   На следующий день в Свердловск уже летело очередное письмо, ведь она обещала ему писать каждый день и делала это с завидным постоянством и тайным трепетом души.
  «Совсем было уже собралась спать, разделась, хотела погасить огонь, но в открытую форточку повеяло таким пьянящим весенним воздухом! Вижу: с ясного неба заглядывает ко мне в окна золотой Юпитер! Так захотелось в эту лунную  ночь написать Вам несколько строчек, милый Серёженька! Вы не против, что я Вас так называю? Сейчас у нас самое лучшее время года. Вечерами воздух особенно душист:  цветут вишни, груши, яблони, появились ландыши. Запах весны витает  в воздухе и пронизывает всё пространство. Вчера, несмотря на занятость, слушала музыку. Виолончель пела мне о Вас. Прощайте. Люблю».

   «3.30 утра. Что-то Вы делаете сейчас, милый Сергей? У Вас ведь солнышко встаёт раньше? Сегодня выходной, конечно, встали уже. Как Ваша охота? Хорошо было в лесу? Каждое Ваше письмо так дорого мне. Что если бы пропало последнее Ваше письмо с милой, чудесной приписочкой? Как я обрадовалась ей! Сколько хорошего она мне дала! Если б Вы видели меня, когда я прочла её, Вы бы  поняли это».
 
   
17 мая

   «Как сильно пахнут ландыши – первые в этом году! Этот аромат действует на меня особенно. Как жаль, что эту пленительную прелесть не могу переслать Вам, Серёженька. Сейчас прослушала романс Шуберта. Начинается словами: «Ты мой покой…», а заканчивается: «образ твой живёт в душе моей». Эти слова удивительно подходят к моему настроению в этот вечер.  И эта музыка, и этот упоительный запах цветов так действуют на меня. Я думаю, что из меня могло бы выйти что-нибудь большее, чем я сейчас. Прощайте, дорогой мой. Попробую всё-таки послать Вам аромат ландышей в этом засушенном цветке. Может быть, он исчезнет в длинной дороге на север? Но примите из моих рук этот зацелованный мной кусочек нашей донской весны!»

   18 мая

   «О милый Сергей, как бы я хотела, чтобы самая живая, самая интересная часть Вашей души принадлежала только мне!» – Евгения прикрыла глаза, представив себя рядом с ним в качестве жены, и продолжала писать: «Но Вы всё равно ни за что не скажете мне об этом. Хотелось бы, чтобы музыка и природа – что хотите! – заставили Вас когда-нибудь открыть передо мной свою душу. Знаете, что мне понравилось в Вашем письме? Что Вам хотелось, несмотря на поздний вечер, пойти на вокзал отправить мне письмо, чтоб я поскорей его получила. Меня тоже срывает и несёт на почту в любую погоду, чтобы письмо немедленно полетело к Вам!»

    «Доброй ночи, дорогой Серёжа! Была сегодня в лесу, второй раз за эту весну. Очень хорошо там, воздух чудесный. Если Вы ходите на охоту, непременно возьмите и меня с собой. Когда будете бродить по лесу, лежать на траве и смотреть в небо, я буду рядом с Вами. Всегда помните об этом…»

     «Вчера прочла очень смешной фельетон в «Комсомольской правде» о безграмотности наших объявлений. Хочу, чтобы Вы тоже посмеялись или хотя бы улыбнулись. Читайте: «Иностранцы, приехавшие в СССР, решили познакомиться с нашими магазинами, с порядками в них. Зашли в кооператив. Там висит объявление: «Гражданам с узкими горлышками керосин не выдавать». Иностранцы удивились тому, что имеются граждане с узкими горлышками и они почему-то лишаются керосина. В другом магазине читают: «Детское мясо выдаётся после 4-х часов». Туристы пришли в ужас: варварская страна! питаются детским мясом! Зашли в магазин, где изготавливались детские джемперы и шапочки, и подивились такому объявлению: «Джемперы и шапочки изготавливаются из шерсти родителей». Тогда они решили узнать, что же происходит в наших  культурных учреждениях?  Зашли в ближайший  вуз и были ошеломлены приказом: «Студенты с хвостами к зачётам не допускаются!» И тут они сделали вывод, что СССР –  дикая и варварская страна.

   Евгения жила в ожидании писем из Москвы или Свердловска. В одном из ответов своих писала: «Годы проходят. И Вы и я проходим. Но любовь моя становится всё крепче, всё глубже, уверенней, потому что я построила её не на песке, как считаете Вы, а на скале. Любовь помогает мне жить и выживать в наши нелёгкие времена. Она переполняет меня, я вижу отсвет её в небесах,  в блеске Хопёрской волны. Этот счастливый блеск отражается в моих глазах и в душах моих учеников! Спасибо Вам за это, мой единственный мужчина во всей Вселенной!»
   Будучи человеком творческим, Евгения нередко затевала в письмах к другу дискуссии. «Какое счастье – творить!  Серёжа, Вы согласны со мной? Ведь это  же счастье - жить во всю ширь и глубь своей личности! Я чувствую в себе полноту духовной жизни – только с нею по-настоящему ценна жизнь! А что Вы думаете на этот счёт? Я убеждена, что большая трагедия для человека, если его личность остаётся неиспользованной, если он сам не внесёт в свою жизнь, что мог бы! Только так и должно жить!" - она уверяла его в этом так же горячо, как когда-то убеждала её Вера Комиссаржевская…  Жаль, что рано ушла из жизни!
     Обмакнув перо в чернильницу, молодая женщина в розовой, в мелкий цветочек батистовой сорочке с множеством белых кружев на рукавчиках, пелерине и подоле, из-под которого выглядывали белые босые ножки, вздохнула и продолжила писать: «А у нас теперь лето. Тихо, зелень, цветы. Я рада отдыху. Как там у Вас,  на севере? Прощайте!» Е.В.Р.

   Евгения была человеком образованным и начитанным. Ей так хотелось поделиться своим духовным богатством с Сергеем. Она пересылала ему книги со своими пометками и аннотациями и требовала его отзывов.  Отправляла томики Чехова,  Маяковского, «Поднятую целину» Шолохова, «Анну Каренину» Льва Толстого. В письмах советовала: «Чехова, конечно, стоит перечитывать. Большие художники всегда дают что-нибудь новое. Прочтите его рассказ «О любви». Вы, я знаю, запротестуете против него. А я согласна с автором:  когда есть большая, настоящая любовь, она обязывает ко многому...  Мне бы очень хотелось, чтобы Вы прочли и «Анну Каренину»: мы могли бы поговорить о силе женской любви. Всё в мире движется любовью, а если её нет, то и дворец покажется тюрьмой...Сегодня вышлю Вам Ясенского и «Чудесный сплав», о котором, помните, я рассказывала? Посмеётесь, когда будете читать. А заразительный смех – очень хороший отдых.  Наслушалась я сегодня музыки - и вновь душа моя «полна одним тобой» - мои любимые слова. В таком настроении мне всегда хочется писать Вам. «Больше, чем душу, Тебя я люблю» - это слова из одного романса, кажется, Глинки».

                (Продолжение следует...)