7. Самозваные боги

Димитрий Кандауров
«Не так опасно поражение, как опасна боязнь признать своё поражение»

Ульянов В.И.

«Закат Древнего Рима начался именно тогда, когда был нарушен баланс государства и права, когда в Риме восторжествовала власть – вертикаль того времени, выстроенная императорами и под них, поправшая право и его институты, создав на их основе декоративную демократию, существовавшую не чтобы быть истинной, а чтобы казаться таковой.
Сейчас Россия наступает на те же самые "римские грабли": история в очередной раз ничему не учит властителей и повторяется в виде фарса – "ручного" парламента = Государственной думы, марионеточного местного самоуправления, назначаемых "солдатских" губернаторов и т.д.»

Евгений Именитов. Практическая адвокатура в принципах римского права. М.: "Родина", 2019 г.

«Республика – ничто, пустое имя без тела и облика»

Гай Юлий Цезарь (см. Светоний, "Жизнь двенадцати цезарей", книга I, параграф 77).

*     *     *

Если в предыдущем обзоре шла речь о реформаторах религии, в сущности, поставивших целью изменить лишь направление общественных верований, не затрагивая при этом глубинных оснований этих убеждений и существенно не меняя уклада самого общества, то в этой миниатюре будет рассказано о таких властителях, которые вознамерились сломать самые фундаменты современных им политических и общественных систем и заменить их новыми, или, лучше сказать, якобы новыми. Впрочем, ведь фундаменты были уже серьёзно расшатаны их предшественниками во власти; а вот насколько прочными оказались выстроенные ими на руинах новые "здания" – увидим, если доведём статью до завершения.

Итак, начнём повествование о первом из двух этих "самозваных богов" – о Гае Юлии, по прозванию Цезарь.

Прежде, чем приступать к характеристике Цезаря, мне необходимо было изучить гораздо больший объём источников, чем это было для предыдущих миниатюр.
Ведь, кроме того, что это – первый из фактически неограниченных правителей Рима, сочинения которого сохранились до наших дней, кроме прочих характеристик Цезаря как человека, писателя и полководца, необходимо помнить, что Цезарь как государственный деятель (а именно эта сторона его личности нас наиболее интересует) являет собой фигуру такого масштаба, какого не было в истории никогда ранее него (поскольку никому не доставалась абсолютная, пожизненная, власть в государстве,
подобном Риму). Впрочем, и после Цезаря в истории если и являлись (изредка) подобные личности среди правителей, то ведь все они были "после", а значит, могут считаться в лучшем случае подражателями великого римлянина...

"Вифинская царица"*
Этимология когномена «Caesar» достоверно неизвестна и была забыта уже в римскую эпоху. Элий Спартиан, один из авторов жизнеописаний августов, зафиксировал четыре версии,
бытовавшие к IV веку н.э.:
«…самые учёные и образованные люди считают, что тот первый, кто был так наречён, получил это имя от названия слона (который на языке мавров называется цезай), убитого им в битве; [или] потому, что родился от мёртвой матери и был вырезан из её чрева; или потому, что он вышел из лона родительницы уже с длинными волосами; или потому, что он имел такие блестящие серо-голубые глаза, каких не бывает у людей».
До настоящего времени достоверная этимология имени неясна, но чаще предполагается происхождение когномена из этрусского языка (aisar – бог).

Впервые Цезарь появляется для нас в историческом эпизоде в период расправ Суллы над родственниками и сторонниками Гая Мария (тётка Цезаря по отцу была женой Мария). Цезарю в то время было лет 20 или даже меньше того (то есть, примерно столько же, сколько В. Ульянову в 1887 г. – когда был казнён его старший брат, неудавшийся цареубийца). Гая лишают жреческого сана (с 17 лет, в эпоху правления марианцев, он был назначен жрецом Юпитера – фламином), и отправляют фактически в ссылку далеко на Восток, в Вифинию, ко двору Никомеда IV, царя, получившего прозвище "Мужелюбец" (Филопатор по-гречески). Царь действительно позволял себе утехи с мальчиками.
Вот что об этом говорит Светоний:
«Он [Цезарь] стоял при Никомеде виночерпием среди других любимчиков на многолюдном пиршестве, где присутствовали и некоторые римские торговые гости, которых он называет по именам. А Цицерон описывал в некоторых своих письмах, как царские служители отвели Цезаря в опочивальню, как он в пурпурном одеянии возлёг на золотом ложе, и как растлён был в Вифинии цвет юности этого потомка Венеры».

Уже в 37 лет (63 г.) Цезарь становится великим понтификом; впоследствии эта должность (на которую избирали пожизненно), станет непременной характеристикой римской монархии, да и государи, пришедшие на смену римским императорам, не будут отказывать себе в удовольствии присвоить не только светскую, но и высшую духовную власть над подданными.

В августе или сентябре 54 г. до н.э. Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея, умерла во время родов. Впрочем, смерть Юлии и провал попыток заключения нового династического брака не оказали решающего влияния на отношения Помпея и Цезаря, и ещё несколько лет отношения двух политиков оставались неплохими. Значительно больший удар по триумвирату и по всей римской политике нанесла гибель Красса в битве с парфянами при Каррах. Хотя Красс считался скорее «младшим» триумвиром, особенно после успешных завоеваний Цезаря в Галлии, однако его богатство и влияние сглаживали противоречия между Помпеем и Цезарем.

Может быть, самым опасным для Цезаря был период его службы в Галлии. В начале 52 г. до н.э. большая часть галльских племён объединилась для борьбы с римлянами. Предводителем восставших стал Верцингеториг. Поскольку галлы отрезали Цезаря в Нарбоннской Галлии от основной части его войск на севере, полководец с помощью обманного манёвра выманил Верцингеторига в земли его родного племени арвернов, а сам объединился с основными войсками. Римляне взяли несколько укреплённых галльских городов, но потерпели поражение при попытке штурма Герговии. В конце концов, Цезарю удалось заблокировать Верцингеторига в хорошо укреплённой крепости Алезия и начать осаду. Галльский полководец призвал на помощь все галльские племена и попытался снять римскую осаду после их прибытия. Это время, возможно, было часом наибольшей опасности для Цезаря и его римских воинов: отряды римлян оказались стиснуты галлами с двух сторон – со стороны крепости и со стороны поля. Только вовремя возведённый двойной оборонительный вал (деревянный) защитил завоевателей. На наиболее слабо защищённом участке укреплений осадного лагеря разгорелась ожесточённая битва, в которой римляне не без труда одержали победу.
На следующий день Верцингеториг сдался Цезарю, и восстание в целом завершилось. В 51 и 50 гг. до н.э. Цезарь и его легаты завершали завоевание отдалённых племён и отдельных групп восставших. К окончанию проконсульства Цезаря вся Галлия была подчинена Риму.
Со второй половины 50 г. Цезарь начинает предпринимать настойчивые попытки договориться с сенатом, предлагая взаимные уступки. В частности, он соглашался отказаться от Нарбоннской Галлии и оставить себе только два легиона и две провинции – Цизальпийскую Галлию и Иллирик – при условии неприкосновенности и заочного участия в выборах. Сенаторы отказались принимать предложение Цезаря. В ответ 1 января 49 г. до н.э. в Риме зачитали письмо Цезаря, в котором уже звучала решимость проконсула отстаивать всеми имеющимися средствами своё право на заочное участие в выборах. В ответ сенат постановил, что Цезаря следует считать врагом государства, если он не сложит полномочия и не распустит войска к определённому сроку, однако вступившие в должность Антоний и Лонгин наложили вето, и постановление не было принято. Несколько человек, включая Цицерона, попытались выступить посредниками в примирении двух полководцев, но их попытки не увенчались успехом.
7 января по инициативе группы сенаторов во главе с Катоном был издан чрезвычайный закон (лат. senatusconsultum ultimum) о призыве граждан к оружию, что фактически означало полный отказ от переговоров. В город начали стягиваться войска, а Антонию и Лонгину дали понять, что их безопасность не может гарантироваться. Оба трибуна и уже сдавший полномочия Курион немедленно бежали из Рима в лагерь Цезаря – по словам Аппиана, они покинули город «ночью, в наёмной повозке, переодетые рабами». 8 и 9 января сенаторы приняли решение объявить Цезаря врагом государства, если он не сложит полномочия. Они также утвердили ему преемников – Луция Домиция Агенобарба и Марка Консидия Нониана, – передав им Цизальпийскую и Нарбоннскую Галлию. Объявили и о наборе войск. Цезарь же ещё в декабре 50 г. до н.э. вызвал из Нарбоннской Галлии VIII и XII легионы, но к началу января они ещё не прибыли. Хотя в распоряжении проконсула находилось лишь около 5 тысяч солдат XIII легиона и примерно 300 кавалеристов, он решил действовать.

Между тем, как Помпей объявил своими врагами всех, кто не встанет на защиту республики, Цезарь провозгласил, что тех, кто воздержится и ни к кому не примкнёт, он будет считать друзьями.
Цезарь направился в погоню за Помпеем, но Гней дезориентировал своего преследователя и отправился через Кипр в Египет. Только когда Цезарь находился в провинции Азия, до него дошли известия о новых приготовлениях своего противника, и он отправился в Александрию с одним легионом (вероятно, с VI Железным). Цезарь прибыл в Египет через несколько дней после убийства Помпея египтянами. Изначально его пребывание в Египте затянулось из-за неблагоприятного ветра, и диктатор попытался воспользоваться возможностью, чтобы решить свою острую потребность в деньгах. Гай надеялся взыскать с царя Птолемея XIII Теоса Филопатора 10 миллионов денариев долгов, оставленных его отцом Птолемеем XII Авлетом (значительную часть задолженности составляла выплаченная не до конца взятка за непризнание завещания Птолемея XI Александра II).
Для этого полководец вмешался в борьбу сторонников Птолемея XIII и его сестры Клеопатры. Первоначально Цезарь, вероятно, надеялся выступить посредником в споре между братом и сестрой с целью извлечения наибольшей выгоды для себя и для Римского государства. После того, как Клеопатра тайно проникла в лагерь Цезаря (по преданию, царицу доставили во дворец завёрнутой в ковёр), Гай перешёл на её сторону. В окружении Птолемея решили воспользоваться малочисленностью войска Гая, чтобы изгнать его из страны и свергнуть Клеопатру. Большинство жителей Александрии поддержало царя, и всеобщее выступление против римлян вынудило Цезаря запереться в царском квартале, подвергая свою жизнь огромной опасности. Во время сражения с египтянами начался пожар, который распространился на Александрийскую библиотеку – крупнейшее книжное собрание античного мира. Впрочем, крупный филиал библиотеки в Серапеуме с копиями свитков сохранился, и большая часть коллекции была вскоре восстановлена. Зимой Цезарь вывел войска из осаждённого дворца и после объединения с прибывшими подкреплениями разбил войска сторонников Птолемея. После победы Гай возвёл на царский трон Клеопатру и малолетнего Птолемея XIV Теоса Филопатора II (Птолемей XIII Теос Филопатор утонул в Ниле после битвы с римлянами), которые по традиции правили совместно. Затем римский полководец провёл с Клеопатрой несколько месяцев в Египте, поднявшись вверх по Нилу. Античные авторы считали эту задержку войны вызванной романом с Клеопатрой.
Известно, что полководца и царицу сопровождали римские солдаты, поэтому Цезарь, возможно, одновременно занимался разведкой и демонстрацией силы египтянам. Перед отбытием в июле 47 г. до н. э. Цезарь оставил для поддержания порядка в Египте три римских легиона. Летом того же года у Клеопатры родился сын Цезарион, и диктатора нередко считают отцом ребёнка.
Пока Цезарь находился в Египте, в Африке собирались сторонники поверженного Помпея. Покинув Александрию, Цезарь направился не на запад, где сконцентрировали свои силы его противники, а на северо-восток. Дело в том, что после гибели Помпея население восточных провинций и правители соседних царств попытались воспользоваться ситуацией в своих интересах: в частности, Фарнак II, сын Митридата VI, опираясь на остатки Понтийского царства, которые Помпей закрепил за ним, попытался восстановить империю своего отца, вторгшись в римские владения. Уладив неотложные дела в Сирии, Цезарь с небольшими силами прибыл в Киликию. Там он объединился с остатками войск разбитого Гнея Домиция Кальвина и с правителем Галатии Дейотаром, который надеялся получить прощение за поддержку Помпея. Гай встретился с Фарнаком у Зелы, и на третий день разгромил его. Сам Цезарь описал эту победу в трёх крылатых словах: veni, vidi, vici (пришёл, увидел, победил). После победы над Фарнаком Гай переправился в Грецию, а оттуда – в Италию. После возвращения Цезарю удалось восстановить расположение нескольких взбунтовавшихся в Италии легионов, выступив перед ними с щедрыми обещаниями.
Приведя легионеров к порядку, Цезарь отправился из Лилибея в Африку в декабре, вновь пренебрегая неблагоприятными условиями для судоходства и отплыв лишь с одним легионом опытных войск. После переправки всех войск и организации снабжения Цезарь выманил Метелла Сципиона и нумидийского царя Юбу (последнего Гай однажды публично унизил, потянув его за бороду во время суда) на сражение в окрестностях Тапса. 6 апреля 46 г. до н. э. при Тапсе произошла решающая битва. Хотя в «Записках об Африканской войне» развитие битвы характеризуется как стремительное, а характер победы – как безоговорочный, Аппиан описывает сражение как крайне тяжёлое. Кроме того, Плутарх приводит версию, будто Цезарь не участвовал в битве из-за эпилептического припадка. Многие командиры армии Сципиона бежали с поля боя, но вопреки объявленной политике милосердия, их нагнали и казнили по указанию Цезаря. Марк Петрей и Юба покончили жизнь самоубийством, но Тит Лабиен, Гней и Секст Помпей бежали в Испанию, где вскоре организовали новый очаг сопротивления Цезарю. После победы при Тапсе Цезарь двинулся на север, в хорошо укреплённую Утику. Комендант города Катон был полон решимости удерживать город, однако жители Утики склонялись к сдаче Цезарю, и Катон распустил войска и помогал всем желающим покинуть город. Когда Гай подошёл к стенам Утики, Марк покончил с собой.
После возвращения в столицу Цезарь провёл четыре триумфальных шествия подряд – за победы над галлами, египтянами, Фарнаком и Юбой. Впрочем, римляне понимали, что отчасти Цезарь празднует победы над своими соотечественниками.
Четыре триумфа Цезаря не окончили гражданскую войну, поскольку напряжённой оставалась ситуация в Испании: злоупотребления наместника-цезарианца Дальней Испании Квинта Кассия Лонгина спровоцировали мятеж. После прибытия из Африки разбитых помпеянцев и организации ими нового очага сопротивления временно успокоенные испанцы вновь выступили против Цезаря. В ноябре 46 г. до н. э. Гай принял решение отправиться в Испанию лично, чтобы подавить последний очаг открытого сопротивления. К этому времени, впрочем, большая часть его войск уже была распущена: в строю были лишь два легиона опытных солдат (V и X легионы), все остальные доступные войска состояли из новичков. 17 марта 45 г. до н. э., вскоре после прибытия в Испанию, противники столкнулись в битве при Мунде. В тяжелейшем сражении Гай победил.
По преданию, после битвы Цезарь заявил, что он «часто сражался за победу, теперь же впервые сражался за жизнь». Погибло по меньшей мере 30 тысяч солдат помпеянцев, среди убитых на поля боя оказался и Лабиен; потери Цезаря были значительно меньшими. Диктатор отступил от своей традиционной практики милосердия (clementia): бежавший с поля боя Гней Помпей Младший был настигнут и убит, а его голову доставили Цезарю. Секст Помпей с трудом сумел спастись и даже пережил диктатора. После победы при Мунде Цезарь отпраздновал свой пятый триумф, причём он был первым в римской истории триумфом в честь победы римлян над римлянами.

После победы при Тапсе над сторонниками Помпея, Цезарь без препятствий может вновь получить должности и диктатора (в третий раз), и консула (то есть, верховную военную и гражданскую власть в Риме) – только уже пожизненно (первый подобный случай в римской истории). Неспешно начинается процесс по сакрализации монарха, по признанию Цезаря земным божеством.

Религиозные взгляды Цезаря были своеобразны. Хотя он сам занимал несколько жреческих постов, включая должность великого понтифика, его отношение к римской религии было сугубо прагматичным. В 62 г. до н.э. он развёлся с Помпеей после проникновения Клодия на женский праздник Доброй Богини – по-видимому, в большей степени из-за опасений за свою должность, а не из-за срыва священного торжества. В 59 г. до н.э. Цезарь отказался принимать основанные на гаданиях по птицам и на знамениях возражения Бибула против принятия его законов. Будучи проконсулом, он неоднократно грабил галльские храмы, изымая из них золото, и нарушал считавшиеся священными договоры. После начала гражданской войны Цезарь использовал свои полномочия великого понтифика для обоснования легальности своих действий. В «Записках о Галльской войне» Цезарь изображает себя полководцем, полностью ответственным за свои победы, но вину за поражения римлян возлагает на изменчивую Фортуну. Однако после начала гражданской войны Гай начинает пропагандировать особое благоволение к себе Фортуны. Роль Цезаря в процессе собственной сакрализации неясна: часть мероприятий по его обожествлению могли провести льстивые соратники без ведома диктатора. Как правило, Гай выполнял традиционные гадания перед битвами и соблюдал основные предписания традиционной римской религии, но Светоний замечает: «Никогда никакие суеверия не вынуждали его оставить или отложить предприятие». Глубокую веру римлян в приметы Цезарь старался обратить в свою пользу. Например, когда во время войны в Африке вспомнили о старом поверье, будто на этом континенте предначертано побеждать представителям рода Сципионов, Цезарь ввёл в свой штаб некоего отпрыска этого рода и всячески подчёркивал его активное участие в операции.

Светоний упоминает, что Цезарь сам не хотел дольше жить, а оттого и не заботился о слабеющем здоровье и пренебрегал предостережениями знамений и советами друзей.
Накануне гибели, за обедом у Марка Лепида в разговоре о том, какой род смерти самый лучший, он предпочёл конец неожиданный и внезапный. Из его убийц почти никто не прожил после этого больше трёх лет и никто не умер своей смертью. Все они были осуждены и все погибли по-разному: кто в кораблекрушении, кто в битве.

О похоронах Цезаря древнейшие историки рассказывают кратко. Светоний и Тацит отмечают, что тело Цезаря было сожжено (в соответствии с античными традициями погребения). Вот слова Светония об этом:
«Погребальное ложе принесли на форум должностные лица этого года и прошлых лет. Одни предлагали сжечь его в храме Юпитера Капитолийского, другие – в курии Помпея, когда внезапно появились двое неизвестных, подпоясанные мечами, размахивающие дротиками, и восковыми факелами подожгли постройку. Тотчас окружающая толпа принялась тащить в огонь сухой хворост, скамейки, судейские кресла, и всё, что было принесённого в дар. Затем флейтисты и актёры стали срывать с себя триумфальные одежды, надетые для такого дня, и, раздирая, швыряли их в пламя; старые легионеры жгли оружие, которым они украсились для похорон, а многие женщины – свои уборы, что были на них, буллы и платья детей. Среди этой безмерной всеобщей скорби множество иноземцев то тут, то там оплакивали убитого каждый на свой лад, особенно иудеи, которые и потом ещё много ночей собирались на пепелище» (иудеи были расположены к Цезарю, в особенности за дозволение отправлять свой культ в Риме (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XIV. 10. 8)
и за его победу над Помпеем, в своё время осквернившим Иерусалимский храм).

Впрочем, если желаем узнать о процедуре похорон римского императора подробнее, к нашим услугам описание проводов в иной мир императора (умер в 211 г.) Септимия Севера (сохранённое Геродианом, книга IV):
«Есть у римлян обычай: причислять к сонму богов тех императоров, что умерли, оставив после себя детей-преемников; такие почести называются у них апофеозом. Во всём городе наступает тогда торжественный, проникнутый, впрочем, своеобразной печалью праздник. Тело покойного предаётся земле – с пышностью, но в общем так же, как хоронят всех людей; а потом лепят из воска изображение покойного, совершенно с ним схожее, и выставляют его при входе во дворец на огромном и высоко поднятом ложе из слоновой кости, устланном покрывалами с золотым шитьём. Восковая фигура лежит на виду у всех, бледная, как больной. А по обеим сторонам ложа большую часть дня сидят: слева – весь сенат в чёрном, а справа – все те женщины, которые пользуются особым уважением благодаря заслугам их мужей и отцов. На них нет золотых украшений и ожерелий; одетые в простые белые одежды, они имеют вид скорбящих. Это длится семь дней; приходят врачи, каждый раз приближаются к ложу, будто бы осматривают больного, и каждый раз говорят, что ему всё хуже.
А когда станет ясно, что он уже умер, благороднейшие из всаднического сословия и лучшие молодые люди из сената поднимают ложе, несут его по Священной дороге и выставляют на старом форуме – там, где обычно слагают с себя полномочия римские должностные лица. По обеим сторонам ложа устроены помосты, располагающиеся уступами, – нечто вроде лестниц. И вот по одну сторону становится хор детей из самых благородных патрицианских семейств, а напротив них – хор из тех женщин, чьё достоинство признаётся всеми; оба хора поют посвящённые умершему гимны и пеаны, звучание которых скорбно и величаво. После этого, взяв ложе на плечи, его несут за пределы города, на поле, называемое Марсовым. Там, в самом широком месте, уже стоит своеобразное строение: четырёхугольное, с равными сторонами, состоящее исключительно из скреплённых между собою огромных брёвен – что-то вроде дома. Внутри оно всё заполнено хворостом, а снаружи украшено расшитыми золотом коврами, статуями из слоновой кости и разнообразными картинами. На первом, нижнем строении стоит второе, такой же формы и с такими же украшениями, только меньше первого; воротца и дверцы, сделанные в нём, распахнуты. Дальше идут третье и четвёртое, каждое меньше расположенного под ним, и всё это заканчивается последним, которое меньше всех других. Эту постройку, пожалуй, можно сравнить с маяком, который сооружён у гавани, чтобы по ночам своими огнями вести корабли в безопасное для них пристанище; «фаросами» называют в народе такие маяки. Поднеся сюда ложе, его ставят во второе снизу строение; сюда же несут благовония и пахучие растения, какие только рождает земля, будь то плоды, травы или соки, все вместе дающие сильный и прекрасный запах; ссыпают их прямо горой – ведь нет такой провинции и города или высокопоставленного и почётного гражданина, которые не постарались бы прислать такие дары для воздаяния императору последних почестей. Когда вырастет целая гора из благовоний и вся окрестность наполнится ароматом, начинается конный парад перед погребальным строением, причём конница объезжает его на рысях, соблюдая строй и порядок в ритме и стиле пиррихи. Точно так же происходит объезд колесницами, на которых стоят одетые в тоги с пурпурной каймой и в масках, изображающих прославленных римских полководцев и государей. Когда совершено и это, преемник императора, взяв факел, подносит его к зданию, и другие тоже со всех сторон подходят с огнём. Всё это очень быстро загорается, тем более что нанесено было столько хворосту и благовоний. Из последнего, самого небольшого строеньица, как бы преодолев преграды, вылетает орёл, чтобы вместе с огнём унестись в небесный эфир. Римляне веруют, что он уносит на небеса душу императора, которого с этих пор они почитают наравне с другими богами».

*одно из прозвищ Гая Юлия Цезаря, см. Светоний, «Жизнь двенадцати цезарей», книга I, параграф 49.

О жизни Цезаря можно было бы рассказывать ещё долго. Завершая эту миниатюру, могу лишь сказать, что и гибель его (словно запланированно) была такой, чтобы самодержец остался непобеждённым в битве (убийство было предательским) и чтобы государство, основы которому он заложил, было окончательно оформлено уже другими людьми. А о тех, кто стал непосредственными преемниками Цезаря, поговорим в следующий раз.



"Посторонний"*

* Один из псевдонимов Ульянова В.И., см. http://propsevdo.ru/name.php?id=76

Об Ульянове, основателе Советского государства, Советского режима, вознесённого на высший пост в годы бесчисленных бунтов и переворотов, уничтоживших и разоривших Российскую империю, тоже можно говорить бесконечно много (одно только количество оставленных им сочинений поражает, а количество событий, в которых он участвовал, преобразований, которые творил, зашкаливает).
Скажу лишь, что жизненный путь Ленина (именно под этой фамилией мы сегодня его знаем) действительно очень похож на судьбу Цезаря (особо характерно их некоторое даже внешнее сходство – в частности, лысина).
 – так же, как и Цезарь, Ульянов с ранней молодости был связан с борьбой против существующего режима, вынес потерю родного человека, пытавшегося бороться за свои интересы;
 – так же, как и Цезарь, Ленин был в молодости сам сослан в отдалённый край государства (в Сибирь), однако этим наказание для него и ограничилось (а не казнью или каторгой);
 – Цезарь к сорока годам становится великим понтификом, Ленин – единоличным главой обширной партии, политического движения;
 – известен атеизм как первого, так и второго, на деле выражавшийся в насильственном преследовании существующих религий, присвоении ценностей из храмов, уничтожении святынь и утверждении своего культа, культа личности.
Особо характерны в этой связи реформы как Цезаря, так и Ленина в отношении календарного года: именно Цезарь ввёл исчисление года с 1 января (ранее римляне начинали год с 1 марта);
Ленин ввёл вместо юлианского календаря в стране григорианский. Примечательно и то, что потомки, довольно скоро забывшие факты обожествления многих императоров – преемников Гая, имя его самого сделали нарицательным для императора вообще. Так и в советской и в нашей современной стране многие люди, особенно старшего поколения, не помнят, что культ личности существовал для каждого из семи правителей СССР, но призывают уважать именно персону Ленина (реже – и Сталина);
 – при всех многочисленных званиях, которыми "обвешали" себя Цезарь и Ленин, при всех занимаемых ими постах в государстве сам период их правления оказался недолгим (около 5-6 лет как для того, так и для другого). Впрочем, Цезарю Рим обязан хотя бы тем, что Цезарь добился смыкания границ единого римского государства вокруг Средиземного моря (именно усилиями Цезаря, подчинившего Галлию и фактически завоевавшего Египет, Средиземное море стало внутренним морем Рима и таким оставалось несколько столетий). Ленину же и его полководцам, при учёте всех пролитых ими, оправданно и неоправданно, потоках крови советское государство действительно обязано своим существованием в примерных границах разрушенной Российской империи;
 – обстоятельства смерти как первого, так и второго в чём-то очень похожи. Пусть покушение на Ленина не удалось до конца, но ведь именно оно скорее всего стало причиной его преждевременной смерти (да и умер вождь пролетариата примерно в том же возрасте, что и римлянин). Не говоря уже о том, что в обоих покушениях не ясны до конца лица, которые их организовали, и даже не вполне ясны действительные убийцы.
 – и Цезарь, и Ленин не оставили после себя однозначного, полновластного наследника во власти; наследник был определён по итогам последующей длительной политической борьбы (о том, какие из наследников обоих диктаторов были схожи между собой, я обещаю рассказать в следующей статье).

Для меня остаётся вопрос: почему же всё-таки, почему российское государство, так много взяв от римской государственной системы, в основном усвоило как раз худшие стороны этой самой системы, и не приняло положительные моменты? Вопрос, который пока не находит полного ответа...
Впрочем, некоторый ответ можно найти в том, что дело, которое взяли на себя такие полные энергии люди, как Юлий Цезарь и Ленин (ах, если бы их энергичность была направлена на другие дела, а не на те чудовищные деяния, которые они совершили!) – это дело осталось ими незаконченным, по причине их смерти на пределе достигнутого. Сегодня уже кажется смешным (для кого-то – горько-смешным, но всё же смешным) такое утверждение Ленина (его приводит, в частности, М. Горький в своих воспоминаниях о беседах с Лениным на острове Капри): "В конце концов, выиграют рабочие; это – воля истории". Сегодня для нас, живущих в сугубо буржуазном мире, уже понятно, что победы рабочих, если и были, то временные; а в воле истории присудить победу совсем не рабочим, несмотря на все колоссальные усилия и жертвы, отданные рабочим классом в этой "борьбе"... И – нет, не буржуазным противодействием объясняется крушение начинания Ленина в России и по всему миру, а изначальной гнилостью, безумием его идеи торжества рабочего класса над крестьянством, интеллигенцией и буржуазией... Жаль, очень жаль, что всю мерзостность, вредоносность, весь ужас ленинских идей и идей его продолжателей поняли и осознали в нашей стране слишком поздно, а отдельные люди отказываются осознать эти вещи до сих пор... Даже после того, как все факты показали и доказали, что Ленин был посторонним для России, совершая перевороты на деньги, собранные за рубежом, люди не желают этого признавать, а говорят о каком-то "величии" Ленина как человека и государственного деятеля...

А завершить данную работу мне хотелось бы словами историка Фаддея Францевича Зелинского (из его статьи "Национализм, интернационализм и супранационализм"; статья была впервые опубликована в июле 1918 г.):
«Настоящий развал недавно ещё такой могучей Российской империи часто сравнивают с распадением Римской империи в эпоху переселения народов; сравнение представляется тем соблазнительнее, что внешними виновниками распадения и здесь, и там был один и тот же народ – германцы. Но при этом забывают одно: отрываемые друг от друга провинции Римской империи продолжали льнуть друг к другу и к общем центру, воссоединяясь при первой внешней возможности, – чего при теперешнем распадении что-то не видно. Почему? – Потому, отвечу, что объединительная политика Рима была чужда национализма.
И, тем не менее, спросят, Рим сумел запечатлеть печатью своего романтизма всё Средиземноморье, и европейское, и африканское, поскольку оно не было эллинским. 
Не "тем не менее", отвечу, а "именно поэтому". Приёмы тёплого средиземноморского ветра иные и более действенные, чем приёмы северного Борея.
"Мы должны осредиземноморить нашу культуру", – сказал я без малого четыре года назад, когда об этом ещё можно было мечтать. Это слово тогда было поднято на смех. Поменьше смейтесь, господа, и побольше думайте – и чувствуйте.

Национализм пал и разбился; его сменил интернационализм. Его полуграмотная песенка уже давно слышится среди невзыскательных по части грамотности людей; его лозунги продолжает держать протянутая через близкие рубежи рука – рука, увы, безнадёжно повисшая в воздухе.
Что такое интернационализм? Здесь уже никаких споров нет и быть не может. Теория покрывается практикой. Отрешимся от тех особенностей, которые нас характеризуют как нацию; оставим себе только то, что у нас есть общего с народами – точнее говоря, с пролетариями всех стран; тогда наступит вечный мир, вечный отдых, вечное блаженство.
Приближаемся ли мы к этому вожделенному моменту? Если признать, что путь к экватору проходит через Северный полюс, то, несомненно, пока мы поём эту полуграмотную песенку, Россия обратилась в совдеповский кисель, из которого себе невозбранно кладут на свои тарелки окружающие нас Титы, каждый – по ёмкости своей большой ложки. И ещё не известно, какое "освобождение" более приветствуется: от "царского" ли национализма или от совдеповского интернационализма.
Ближайший опыт, таким образом, не в пользу последнего; ну что ж, тем хуже для опыта. Не верьте фактам, граждане; не верьте тому, что вам говорят полуграмотные буквари. Ведь должно наступить одно из двух: или вы выживете, или перемрёте. Если выживете, то достоверность букварей будет доказана; если перемрёте, то и требовать с них будет некому. Оставим и мы этот путь; есть другой – не столь болезненный и более убедительный.

Прежде всего и после всего: интернационализм есть оскудение, есть убожество.
Ценность всякого предмета равняется общей сложности характеризующих его черт и особенностей. Все мы люди и, как таковые, обладаем известной суммой качеств, которые нас характеризуют именно как людей. А поскольку мы русские, немцы и т.д., мы в придачу к той сумме обладаем ещё и другой суммой качеств, характеризующих нас именно как русских, немцев и т.д. Итак, ясно, что, отрешившись от своих национальных особенностей, мы уменьшаем наше умственное богатство, нашу умственную ценность. А потому, если вам угодно не верить опыту и фактам, если вас пленяет теория, прежде всего, то вот вам теоретический вывод: интернационализм есть оскудение, есть убожество.
Тем, кто не забыл курса арифметики младших классов, можно это пояснить наглядным сравнением. Предлагается ряд чисел: 12, 36, 42, 78; задача состоит в том, чтобы найти в них "общий наибольший делитель". Таковым будет для выписанных чисел число 6. Так вот, выписанным числам соответствуют в человечестве отдельные народы, общий наибольший делитель это и есть интернационализм. Как сразу заметит каждый, этот наибольший делитель даром что наибольший, меньше каждого из предложенных чисел, даже наименьшего из них; 6 меньше даже 12. Это вам наглядно показывает, насколько мы правы были, называя интернационализм убожеством.
И обратите ещё внимание, что чем более мы прибавим к предложенным числам разнородных с ними, тем менее станет общий наибольший делитель, т.е., тем более убогим соответственный интернационализм. Мы выше предложили 12, 36, 42, 78 – делителем было 6, но прибавьте к ним ещё 39, 45 – он понижается до 3. А если в ряд вступят ещё 14, 25 и т.д., то наибольшим делителем останется голая бескачественная единица.
То же самое и у нас. Пока мы беседуем с немцами, французами и т.д., наш интернационализм остаётся ещё на сравнительно высоком уровне. Прибавьте к этим народам турок, китайцев и т.д. – и он уже значительно понизится. А если вы приобщите к ним ещё готтентотов и индейцев – а наш букварь требует этого от нас, – то интернационализмом будет голая единица, выражающаяся единственной общепонятной потребностью: "есть/поглощать пищу".
Это – крайнее оскудение... И, кажется, мы уже на пути к нему.»