Много всяческих неожиданностей может поджидать человека не только в дикой тайге, но и в лесу вблизи города. Именно такое опасное приключение довелось мне пережить восьмого июля 2019 года в лесном массиве на склонах мыса Бык. В тот день, а это, насколько мне помнится, был понедельник, погода стояла пасмурная, вполне мог пойти дождь, что и обещали синоптики. Но этим летом прогнозы метеорологов в наших краях сбывались редко, а потому я не стал откладывать ранее запланированный мною поход к довольно известному в нашем городе мысу Бык. На всякий случай я прихватил с собой небольшую плащ-накидку, которая и должна была выручить меня в случае дождя.
Согласно моей договоренности с сыном, уже в семь часов утра я поджидал его в беседке, стоящей во дворе прямо перед окнами нашей квартиры. Он должен был забросить меня на машине к заливу у затопленного карьера, после чего уехать на работу. Оттуда я хотел пройти по берегу водохранилища к одному из распадков хребта, который на юго-восточном направлении и заканчивается тем самым мысом. Дело в том, что в прошлом году я нечаянно забрел в тех местах в небольшой пологий распадок где-то в начале августа месяца. То, что я там увидел, поразило меня: вокруг, куда ни глянь, среди редкой низкорослой травы розовели шляпки грибов-подосиновиков, и это вблизи города. Но моя радость от возможности притащить домой полную сумку этого деликатеса оказалась преждевременной. Все подосиновики были испещрены червоточинами. Не минула такая участь даже самых маленьких из них, едва показавших свою красную головку на белый свет. Так что ушел я оттуда в тот раз, так сказать, несолоно хлебавши, но твердо вознамерившись заглянуть в то место через год в самом начале грибного сезон.
Собственно говоря, если быть честным перед самим собой, то меня влекло в запланированный поход не столько желание набрать грибов, сколько возможность очередной раз прогуляться по лесным тропам в местах не столь уж часто посещаемых людьми.
Как бы там ни было, около восьми часов утра я уже стоял на берегу залива, откуда и собирался совершить довольно трудное путешествие к мысу Бык, протяженностью около четырех километров. «Четыре километра! Какая мелочь», – может заявить кто-то. Да, действительно, расстояние небольшое, но дело не в километрах, а в дороге, а точнее, в бездорожье, по которому мне предстояло идти. Дело в том, что берега заливов водохранилища сильно подвержены волновой эрозии, смывающий верхний слой почвы, и обнажающий ее скальное основание. По этой причине вдоль уреза воды во многих местах царит каменный хаос из гальки вперемежку с глиной и каменных осыпей, состоящих из черных угловаты обломков скал. Идти по ним нормальным ходом невозможно, поскольку прежде чем сделать там шаг, нужно внимательно осмотреть место, куда собираешься поставить ногу. Поторопишься – наплачешься, так говорил когда-то Владимир, мой старый товарищ, с которым мы истоптали ни по одной паре сапог на таежных тропах. Но в том-то и радость, когда подобные трудности остаются позади, и ты можешь воскликнуть сам себе:
– Еще есть порох в пороховницах!
Помимо преодоления трудностей подобное путешествие доставляет и много приятного в виде чудесных пейзажей, открывающихся перед тобою за каждым изгибом береговой линии, с постоянно меняющимися отражениями неба в водном зеркале, с ароматами леса, с голосами птиц, с прикосновением твоей души к живому миру, который мы не ощущаем в суете города.
Мой поход несколько усложнял и ветер, который постепенно набирал силу. Волны, набегая на берег, разбиваясь о камни веером брызг, не давали возможности пройти вблизи воды, когда путь там казался предпочтительнее. В таких местах приходилось карабкаться повыше, чтобы оставаться сухим. Поскольку фотоаппарат при лесных походах всегда со мной, то шел я не сказать чтобы быстро, часто делая остановки в тех местах, мимо которых уважающий себя фотограф пройти, не сделав снимка, просто не может. Одним словом, ближе к обеду я оказался у подножья отвесных скал мыса, уходящих под воду. Забираться наверх мыса по скалам не входило в мои планы, и я повернул обратно, зная, что недалеко от того места крутосклонье обходит широкий и пологий внизу распадок, по которому рыбаками проложена тропа от лесной дороги к берегу. Собственно говоря, этот распадок и был конечной целью моего похода. Именно в нем я и хотел поискать грибы, обилие которых так сильно поразило меня в прошлом году.
Поскольку ветер все усиливался и усиливался, сделав фотоаппаратом пару снимков, я поспешил обратно, под защиту леса, И хотя теперь он дул мне в спину, его порывы были неприятны, что заставляло меня ускорить шаг. Преодолев прибрежный карниз, высотой около двух метров, я вошел в березняк, среди яркой белизны которого темнели стволы вековых сосен. Осматриваясь вокруг в надежде обнаружить грибы, я прошел метров двести наискосок по склону, пока не наткнулся на тропу рыбаков, так и не обнаружив ни одного подосиновика. Белых груздей, которые здесь раньше встречались, так же что-то не просматривалось. «Грибной дух уже появился, но еще рановато, – решил я, останавливаясь на тропе. – Нужно заглянуть сюда через недельку».
От размышлений на грибную тему меня отвлек все усиливающейся шум внизу, на водохранилище. Немного пригнувшись, я глянул в просветы между деревьями в ту сторону, и вначале ничего не понял. Вместо набегающих на берег волн, я увидел белое невообразимое кипение воды, сопровождаемое все нарастающим, накатывающим на меня гулом. В том месте, где я стоял, кроны деревьев, ранее гнущиеся под напором ветра в северо-западном направлении, заметались во все стороны, лес наполнился треском и стуком. Меня охватило чувство опасности. «Чего доброго, свалиться какая-нибудь деревина, и…» – подумал я, оглядываясь вокруг, пытаясь найти какое-нибудь укрытие. Но лес есть лес, и единственным укрытием в данном случае могло стать только дерево, за стволом которого и можно попытаться спрятаться.
Невдалеке от меня стояла толстенная лиственница, с худосочной, отмирающей от старости кроной. В одно мгновение я оказался возле нее, и, спрятавшись от ветра за ее стволом, стал осматриваться вокруг, не угрожает ли падением какое-нибудь рядом стоящее дерево. «Если эта лиственница начнет падать, так я успею отскочить, – подумал я, – лишь бы у нее не сломалась вершина».
Принятые мною меры безопасности оказались своевременными. Первые деревья, не выдержавшие напора ветра, стали падать правее тропы, вначале грохнулось одно метрах в сотне от меня, затем почти одновременно еще два значительно ближе, а потом левее тропы, в десятке метров от моей лиственницы, с треском и глухими ударами о землю, свалилось несколько сосен. Ветер валил их в направлении хода тропы, то есть вверх по склону. И поскольку я находился несколько ниже, чем падающие деревья, ни одно из них при падении своей кроной не угрожало моему убежищу. Понимая, что налетевший шквал имеет северо-западное направление, и что моему схорону может угрожать только падение дерева, стоящего ниже моей лиственницы, я стал внимательно следить за тем, что там происходит, и как оказывается не зря. Среди гула и треска, заполнявшего все вокруг, каким-то особым чутьем я различил в этой какофонии звуков как будто выстрел из ружья, раздавшейся совсем рядом из-под земли. «Корни лопнули», – догадался я и в следующее мгновение увидел, что стоящая вблизи сосна круто пошла к земле как раз в направлении моего убежища. Я рванулся со своего укрытия через тропу, в сторону от места вероятного падения дерева, опасаясь, что оно свалится прямо на лиственницу, и они рухнут наземь уже вместе. Но моя защитница устояла, поскольку ствол падающей сосны прошел в полуметре от ствола листвяга, а разлапистая крона сосны обломалась об него, ссыпавшись обломками вниз, практически, на то место где я только что находился.
Я не помню, испугался ли я, избежав угрозы быть переломанным падающим деревом, наверно да, но опасность по-прежнему была велика, что заставила меня вернуться на прежнее место. Отшвырнув в сторону один из обломков кроны сосны, который мог бы помешать мне совершить подобный же маневр, если в том возникнет необходимость, я прижался к стволу лиственницы, ощущая всем телом его сопротивление непогоде. К этому времени шум ветра и треск ломающихся ветвей в кронах деревьев как будто переместился немного выше, и я мог бы немного расслабиться, но то, что произошло в следующее мгновение, потрясло меня.
Наверно, напор ветра достиг своего пика, потому что метрах в ста выше по склону, как мне показалось, одновременно все деревья, которые я видел, вдруг разом пали наземь. Десятка два сосен как по команде опрокинулись, беспомощно задрав вверх обрывки корней. Рев ветра переместился левее, к вершине мыса Бык, и оттуда послышались тяжелые удары о землю падающих лесных великанов.
Не знаю, как долго все это продолжалось, но мне показалось, что прошла целая вечность, пока в лесу не стало немного тише, хотя ветер в вершинах уцелевших деревьев продолжал натужно шуметь, но у него уже явно не хватало сил, чтобы свалить их. Как ни удивительно, но ни одна из берез не поддалась усилиям ветра, хотя эта древесная порода не может соперничать с сосной в прочности своей корневой системы. Это уже потом, когда с неба посыпал мелкий дождь, а ветер немного успокоился, но по-прежнему продолжал раскачивать деревья, я перевел дух и стал более спокойно размышлять о происшедшем. Всматриваясь в небольшой бугор земли, вывернутой при падении близлежащего дерева, как мне казалось, я понял причину столь массового деревопада.
Почему падали именно сосны, и, кстати, не все подряд? Ведь все они были возрастом не менее сотни лет, все росли в одинаковых условиях, и все деревья без исключения подверглись натиску ветра. Ответ, на мой взгляд, заключался в глубине почвы и подстилающем ее каменном фундаменте. Толщина почвенного слоя, если судить по вывернутым корнями деревьев, пластам грунта, была не больше тридцати-сорока сантиметров. Якорным корням сосен не было возможности проникнуть в недра земли глубже. И только те деревья, под которыми оказались трещины в каменном массиве, смогли заякариться в этих трещинах, что и спасло их от падения. Березы же уцелели по одной простой причине – они своими вершинами не входили в верхний полог леса, и к тому же, парусность их крон в достаточно густом лесу не идет ни в какое сравнение с парусностью крон старых сосен. Естественно, что помимо этого их спасала и относительная гибкость стволов, толщина которых не превышала шестнадцати-двадцати сантиметров.
Дождь, должно быть, зарядил надолго, и перспектива ожидать его окончания, стоя возле своей лиственницы даже в плащ-накидке, совсем не прельщала меня, и я решил двигаться по тропе вверх, к лесной дороге, по которой затем мог выйти к асфальту шоссе. Но выполнить свой замысел оказалось для меня делом далеко не простым. По тропе я прошел всего лишь метров около ста, и в том месте, где она поворачивала влево, поперек склона, как бы уклоняясь от напирающего сверху густого молодняка, я наткнулся на первый барьер из стволов сваленных деревьев. Одно утешало – в устроенных ветром баррикадах, высотой до двух метров, не было ни одной кроны дерева, что сделало бы их практически неприступными. Переползая через мокрые стволы, а кое-где подлезая под них, я стал пробираться в намеченном направлении. Мне пришлось преодолеть три завала, пока я выбрался на относительно чистое место, с лежащими через тропу отдельными стволами погубленных деревьев.
А дождь все сыпал и сыпал, мелкий, довольно холодный, проникающий даже под дождевик. Собственно говоря, уже после преодоления первого завала я оказался мокрым с головы до ног, поскольку осторожность вынудила меня на время снять плащ-накидку с себя, чтобы не запутаться с ней среди мокрых и скользких стволов, тем более, что устойчивость их положения вызывала у меня определенные сомнения. Все эти мокрые перипетии заставили меня позабыть про фотоаппарат, о котором я вспомнил, лишь оказавшись на лесной дороге. Да, собственно говоря, в то время мне было совсем не до фотосъемок, хотелось как можно быстрее добраться домой, переодеться в сухое, согреться кружкой горячего чая. «Ладно, – решил я тогда, – приду сюда снова, как только выдастся свободный день».
Этот свободный день появился у меня лишь двадцать седьмого июля, и уж тут я не упусти возможности «пощелкать», фотоаппаратом. Кстати, именно в конце июля месяца, так и не обнаружив в том распадке подосиновиков, я с превеликим удовольствием нарезал там белых груздей, засолив которые, моя супруга обеспечила нашему семейству деликатес к новогоднему стволу.
Размышляя сегодня о лесной трагедии, свидетелем которой я стал, у меня закономерно возник вопрос: если в том месте такие ненадежные почвы, то как же так получилось, что сосны там прожили не менее сотни лет, и ничего подобного с ними раньше не произошло? Ответ напрашивается только один: никогда прежде в течение последних ста лет такого сильного ветра с юго-востока не было. Деревьям, как и людям, чтобы противостоять невзгодам, нужна постоянная тренировка. Вот ее-то у леса в том месте и не было, поскольку он там защищен от преобладающих у нас западных ветров хребтом, протянувшимся с северо-запада на юго-восток на десяток километров. Возможно, здесь определенную роль сыграла и значительная площадь водохранилища, которое дало возможность разгуляться юго-восточному ветру, набрать свою сокрушительную силу в виде своеобразного торнадо или смерча по-нашему.