Аллея Славы
Повесть
Глава первая
Край родной, навек любимый
Я навещаю край родной.
Уходят прочь тоска и страх.
И вновь я – не старик седой,
А мальчик
С солнышком в глазах…
Из стихотворения "Встреча с детством"
С.А. Перевощикова.
Электричка прибыла на первый путь. Станция Есаул – малая родина Рауля Васильевича. Окончив десять классов, он уехал из родного посёлка. По зову судьбы много скитался «в обмотках дорог». Раньше приезжал сюда, чтобы проведать родителей и других родных и близких людей. Теперь же он, пенсионер с сединой в волосах, приезжает в гости к родственникам, повидаться с милыми сердцу берёзами, а летом – ещё и искупаться в реке своего детства. Белесые туманы над заливным лугом будоражат воспоминаниями, а крутой берег реки Буй, весь «просверленный» ласточками, влечёт к себе.
В начале семидесятых, отслужив срочную, Рауль уехал на Север Тюменской области и поступил на работу в нефтеразведочную экспедицию.
Когда появился вахтовый метод работы, он с семьёй поселился в Ижевске и всю трудовую жизнь проработал на Крайнем Севере как вахтовик. Выйдя на заслуженный отдых, открыл в себе творческие способности – стал писать рассказы об интересных событиях из своей жизни. И, конечно же, в его рассказах были Сибирь, буровая, «топи да туман»…
По принципу «где родился, там и пригодился», свои первые рассказы печатал в районной газете «Есаульские Зори», а затем – и в Ижевске в литературных альманахах.
И вот он снова на родной земле. В этот раз решил, сойдя с поезда, пойти не прямым путём, а сделать круг и пройти по Аллее Славы железнодорожников. Аллея Славы, состоящая из больших портретов заслуженных работников железной дороги с указаниями фамилий и заслуг этих людей, расположена рядом с вокзалом. Ему сказали, что Аллея создана к столетию Горьковской железной дороги в 2014 году. Рауль несколько раз мельком просматривал эти портреты, а сегодня решил более основательно изучить их.
Вот портрет мастера. А вот лицо человека, который недавно был начальником станции. Лица, фамилии, должности, заслуги…
Отец Рауля тоже был железнодорожником, машинистом паровоза. В начале шестидесятых появились тепловозы. Когда все магистральные паровозы были заменены ими, на станциях в качестве маневровых паровозы ещё курсировали. Отцу до пенсии оставалось совсем немного, и переучиваться на новую технику он уже не стал. Таким образом, последние два года своей трудовой биографии машинист Василь Магомедов работал на маневровом на родной станции. Рауль, тогда – ученик младших классов, и средний брат Рифкат, который старше Рауля на два года, пользовались этим. Время от времени они шли на станцию «ловить» «маневрушку». Отец, увидев сыновей, конечно же, останавливался и звал их к себе в кабину.
Что-либо трогать и уж тем более шалить строго запрещалось. Каждому был отведён свой угол: Раулю с правой стороны, со стороны машиниста, брату – слева, со стороны помощника. Было интересно наблюдать, как отец управляет паровозом: вращая небольшое колесо за рукоятку влево или вправо, задаёт движение вперёд или назад; короткими паровозными свистками «разговаривает» с составителями, сцепщиками вагонов, на понятном только им самим языке. Любопытно было видеть, как одной рукояткой, одним движением открываются обе створки, закрывающие топку. Кочегаров к тому времени в паровозе уже не было. Уголь в топку подкидывал помощник, а иногда – и отец.
Глава вторая
Отец
Всему начало – плуг и борозда,
Поскольку борозда под вешним небом
Имеет свойство обернуться хлебом.
Не забывай об этом никогда:
Всему начало – плуг и борозда.
Первая строфа стихотворения "Плуг и борозда"
Сергея Викулова.
Дети знали по рассказам, что во время войны отца откомандировали на длительный срок в прифронтовые районы. Несколько раз он попадал под бомбёжки. В детстве Рауль краем уха слышал, что тогда, во время войны, какой-то генерал подарил отцу свои часы. Рауль даже видел их, они, уже неисправные, лежали в выдвижном ящике серванта вместе с разными документами. Позднее часы стали игрушкой детворы, внуков машиниста, и исчезли. Однажды, будучи взрослым, Рауль спросил отца об этих часах. Отец буркнул что-то неразборчиво и перевёл разговор на другое. Он не любил говорить о войне, не поддерживал подобные разговоры. Когда же невозможно было промолчать, уклончиво и неохотно говорил про обгорелые вагоны и про пробитые осколками воздушные шланги тормозной системы. Тогда отец два раза писал заявление, чтобы его отправили на фронт. Но он не подлежал мобилизации – как и у всех машинистов, у него была «бронь». Из-за этого он всегда чувствовал вину перед фронтовиками.
В голодном 1921 году, оставшись в десятилетнем возрасте главой семьи, отец делал всю мужскую работу по дому. Учиться стало некогда. Все его братья и сёстры окончили школу, он же с образованием в два класса, которые успел получить, вошёл во взрослую жизнь. То, что он, имея всего два класса, сумел освоить сложную по тем временам технику и стал машинистом паровоза, говорит о его упорстве и сильной воле. Как-то отец сказал Раулю: «Если бы у меня было образование, я стал бы большим человеком». Скорее всего, он был прав – отец обладал кипучей энергией и широким кругом интересов. Первым значимым делом отца стало вспаханное и засеянное им в десятилетнем возрасте поле, урожай с которого спас семью от голода, а возможно, и от голодной смерти в том голодном двадцать первом. Тогда это стоило ему больших, неимоверных усилий. Но Рауль не думал об отце как о великом человеке, отец был для него просто родной, близкий человек. Они вместе косили сено и скирдовали солому, пилили и кололи дрова, складывали поленницу. Вместе промышляли всем, что растёт в лесу: черёмухой, калиной, орехами, вязали берёзовые веники и собирали липовый цвет, собирали лесную клубнику и душицу. И отдельный, очень важный промысел, который был в их семье – бортничество. Раулю запомнились как самые романтические эпизоды отрочества, как они с отцом, обычно в апреле, когда дни становились тёплыми, в протопленной накануне бане, мастерили колоды. Позже, когда полностью растает снег и земля подсохнет, они отвозили колоды в лес и развешивали их на деревьях. Да и сама эта баня, баня по-чёрному, осталась в душе предметом ностальгии.
И только после смерти отца, просматривая оставшиеся после него документы, Рауль с удивлением обнаружил, что в трудовой книжке в графе поощрений есть запись, что в 1952 году отцу присвоено звание «Лучший машинист Сети железных дорог СССР». Здесь же были записаны и медали, которыми отец был награждён за трудовые успехи. Были указаны и множество наркомовских премий, размеры этих пре-мий. На производстве отец показал себя великим тружеником. На работе его ценили и уважали.
Рауль частенько вспоминал, что самая уничижительная характеристика, которую отец мог дать нерадивому человеку, выражалась словами: «Он тот, который не любит труд». По-русски эта фраза звучит несколько неуклюже, по-башкирски же звучит лаконично и из уст отца воспринималась очень весомо.
Отец никогда не рассказывал детям о своих трудовых достижениях и наградах. Их, детей, учил работать добросовестно и любить труд. Научая работать, говорил: «Дело нужно делать очень старательно. Иногда, бывает так, что стараешься со всех сил, а результат получается всего лишь впору».
И вот теперь, с высоты прожитых лет и своего опыта, Рауль Васильевич вдруг стал понимать, что отец был необыкновенным человеком. Прав был поэт, говоря:
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстояньи.
Да и значимость человека и, даже, величие определяются не грамотностью или степенью известности, а силой духа и тем великим трудом, упорством и волей, которые он проявил на своём жизненном пути.
«Все мы родом из детства». То поле из детства отца оставило неизгладимый след в его душе и, соответственно, во всей его судьбе. Есть ещё одна известная, не менее значимая, и очень непростая фраза: «Мы делаем наши поступки, а наши поступки делают нас». Поле, вспаханное и засеянное отцом в десятилетнем возрасте, вспахало и засеяло его душу всем самым добрым, правильным и праведным, здравым и здоровым, что есть в человеческой жизни. Отец был честным, справедливым и очень совестливым человеком. Имел отменное здоровье, как часто и бывает у людей физического труда. Обладал огромной физической силой, можно сказать, даже, – силой батыра. И в личной жизни отец был хорошим семьянином: с мамой Рауля они прожили вместе более полувека, вырастили и воспитали шестерых детей. Рауль благодарен судьбе за такого отца.
Глава третья
Путь на Аллею
Рауль решил, что портрет его отца тоже должен находиться на Аллее Славы. Причём, не просто портрет, а рядом нужно разместить такой же планшет с краткой биографией отца с указанием всех его наград. Родственники и друзья поддержали его идею.
Подготовив ксерокопии документов, Рауль отнёс их вместе с заявлением в администрацию Есаульского района. Секретарь Ильнара Ильясовна приняла документы и сказала, что ответ нужно ждать месяц. Наконец, по почте пришёл ответ. В нём администрация района сообщала, что данный вопрос нужно решать с железной дорогой.
И вот Рауль – в кабинете начальника станции Есаул. Фарис Фирзанович, молодой симпатичный начальник станции согласен: да, машинист паровоза Василь Магомедов достоин, чтобы его портрет и планшет с краткой биографией были установлены на Аллее Славы железнодорожников. Вот только нет средств у железной дороги для этого, так что, заниматься изготовлением планшетов придётся Раулю самому и за свой счёт.
«Ну, что ж, взялся за гуж, не говори, что не дюж», – сказал самому себе Рауль и принялся за дело. Нашлась фирма, которая занимается изготовлением подобных планшетов. И вот, наконец, всё готово, нужно только дождаться весны, когда растает снег и земля оттает.
Весной, до начала огородного сезона, Рауль приехал в Есаул, чтобы завершить дело. Фарис Фирзанович заявил, что Аллея Славы расположена на земле, которая находится в ведении посёлка, а не железной дороги, и устанавливать портрет с планшетом можно только с согласия главного архитектора района.
Главный архитектор, молодая и симпатичная женщина, Инзиля Рашитовна запретила устанавливать планшет с биографией. «Посмотрите, ничей портрет не имеет отдельного планшета с биографией. Всё должно располагаться однотипно и симметрично», – позиция главного архитектора была незыблема.
«Кажется, пора встречаться лично с главой администрации района, – решил Рауль, – только он может повлиять на ситуацию». Несколько раз он видел со стороны руководителя района. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти, всегда безупречно одетый. Звали его Ильнур Адгамович Вазилов. Башкир по национальности, однако, безупречно владевший русским языком.
В кабинет руководителя вели двойные двери. А в самом кабинете два огромных стола, очевидно, изготовленных по спецзаказу, поставлены буквой «Т».
«Начальник не встал, чтобы поприветствовать старшего по возрасту человека, это плохой знак», – подумал Рауль Васильевич. Да и подойти к нему для рукопожатия было бы непросто – шеф надёжно «забаррикадировался» мебелью. В Есауле люди, даже заходя в автобус, здороваются с другими пассажирами. Здесь же, зайдя в кабинет к уважаемому человеку, не пожать друг другу руки было бы неправильно.
– Здравствуйте, – Раулю Васильевичу ничего не оставалось, как поздороваться сухо и официально.
Ответив на приветствие, Ильнур Адгамович жестом показал на стул:
– Пожалуйста.
Усевшись, Рауль рассказал о сути своего дела. О портрете, о планшете с биографией, о несогласии главного архитектора. Всё это уже было указано в заявлении, которое он подал предварительно, прежде чем попасть на приём к главе администрации. По мере того, как Рауль говорил, он заметил, как менялось лицо руководителя: оно всё больше и больше выражало нетерпеливое желание перебить собеседника. Наконец, он не выдержал:
– Ни у кого, чьи портреты установлены там, нет отдельного планшета с биографией. Почему это вашему отцу должно быть сделано исключение?
– Но начальник станции дал согласие.
– Да кто он такой, начальник станции?! – лицо руководителя слегка перекосилось от злобы. – Да кто он такой?! – яростно повторил «столоначальник».
Рауль Васильевич, проработавший всю свою трудовую жизнь в мужском коллективе, отметил про себя, что с таким выражением лица и в таких интонациях мужики, случается, выкрикивают друг другу оскорбительные слова вперемешку с матерными.
– Но вы направили меня именно к нему для согласования.
Тут в кабинет вошла Инзиля Рашитовна, которую руководитель вызвал, поскольку решался её вопрос.
«Хоть у тебя уже башка белая, а жизни ты не понял, – думал о посетителе «столоначальник», – ты даже не понял, что тебя просто-напросто «отфутболили» к начальнику станции. «Лох» ты бестолковый, пошёл договариваться с ним. Я здесь всё решаю. Всё будет так, как я скажу. А ты ещё ничего не сделал, чтобы понравиться мне. Ты даже не подошёл ко мне, чтобы пожать руку».
«Как объяснить этому руководителю, что мой отец был необыкновенным, достойным человеком? Ведь на любой довод он ответит, что для каждого человека его отец – самый хороший и самый уважаемый», – размышлял Рауль.
– Там, на Аллее Славы есть, может быть, более достойные люди, чем ваш отец. Ни у кого нет отдельного планшета с биографией.
– А среди них есть хотя бы один человек, который был бы лучшим по профессии по России, я уж не говорю, в масштабе всего Советского Союза?
– Я этого не знаю. А выпячивать своего отца – это неэтично.
«А руководитель-то непростой, он знает слово «неэтично», правда, не знает где и как его использовать», – подумал Рауль Васильевич.
– Ваша позиция мне ясна, – Рауль встал и, попрощавшись, вышел.
Дождавшись, когда закроется дверь за посетителем, Ильнур Адгамович дал указание главному архитектору:
– Инзиля Рашитовна, свяжитесь с архивом железной дороги и выясните, действительно ли его отец имел все эти награды.
– Хорошо.
– Вы можете идти.
Выйдя из кабинета руководителя, Рауль Васильевич решил подождать главного архитектора. Было очевидно, что решать свой вопрос, хоть и без планшета с биографией, необходимо именно с Инзилёй Рашитовной. Та отнеслась к нему вполне доброжелательно. И вот они вдвоём в её кабинете.
– Инзиля Рашитовна, Аллея Славы создана к юбилею железной дороги в 2014 году. Я правильно говорю?
– Да.
– В 2014 году вся страна как раз готовилась встретить 70-летний юбилей Великой Победы. Как же вам не пришло в голову на Аллее Славы разместить в первую очередь именно железнодорожников-ветеранов войны? И тех, кто обеспечивал Победу здесь, в тылу.
– Мы обратились с запросом к железной дороге. Они дали нам список передовиков. А они дали список тех людей, которые работают сейчас или работали совсем недавно, информацию о которых легко найти. Мы, недолго думая, разместили их на Аллее Славы. Теперь я понимаю, что это было наше упущение. Я чувствую себя двоечницей, которой выговаривают за невыученный урок.
– То, что вы осознали ошибку, говорит о том, что вы находитесь на полпути к её исправлению. На Аллее Славы есть вывеска «Здесь будет установлен памятник железнодорожникам-ветеранам войны». Я бы предложил объявить конкурс на лучший памятник. Провести конкурс и начать создавать этот самый памятник. Ведь остался всего лишь год до великой даты, семьдесят пятой годовщины Победы.
Наступила пауза. «Да, это будет непростая работа», – подумала главный архитектор. Затем Рауль Васильевич продолжил:
– Вернёмся к нашему вопросу. Мой отец устроился на работу в депо в 1935 году. Если помните, на здании депо, которое теперь уже разрушено, на светлом фоне красным кирпичём была выложена та же дата – «1935». Таким образом, мой отец стоял у истоков самой истории нашей станции и нашего депо. Именно люди того поколения, в том числе и – мой отец, создавали славу железной дороги. Если сейчас в самом начале Аллеи Славы мы установим портрет и отдельно краткую биографию моего отца, это подчеркнёт связь поколений, придаст особый вес самой Аллее Славы и только украсит Аллею. Вы согласны со мной?
– Но все портреты должны быть однотипными. Наличие планшета с биографией возле портрета вашего отца нарушит однотипность и нарушит симметрию. Это будет некрасиво, – главный архитектор упорно удерживала свой «конёк», симметрию и однотипность.
– Симметрия не всегда является идеалом красоты. Асимметрия иногда бывает более привлекательной. К тому же, мы ведь говорим не только о форме, а, в первую очередь – о содержании. Портрет и биография отца, установленные в начале Аллеи, будут подчёркивать особое отношение к ветеранам, придадут новое качество Аллее Славы.
– Поживём – увидим. На сегодняшний день я получила задание связаться с архивом железной дороги. Пока не придёт от них ответ, ничего устанавливать не будем.
– Всё ясно. Ну, что ж. До свидания, – Рауль Васильевич был озадачен непредвиденным поворотом событий.
В душе Ильнура Адгамовича остался неприятный осадок от визита писателя. Хотя результат разговора был именно такой, как хотел он, руководителю района что-то не давало покоя. Просители обычно долго упрашивают, уговаривают, приводят различные аргументы, кто-то начинает заискивать, случалось – пытались дать взятку. А этот, сказав: «Мне ваша позиция ясна», – встал и ушёл. Хорошо, что не хлопнул дверью, а просто сказал: «До свидания».
На следующий день тот, вчерашний разговор снова не выходил из головы. Наконец, глава района, нажав клавишу внутренней связи, произнёс:
– Ильнара Ильясовна, вызовите ко мне вчерашнего писателя.
– Хорошо, Ильнур Адгамович.
Секретарь набрала номер телефона:
– Рауль Васильевич, здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Это беспокоит администрация Есаульского района. Вас вызывает глава района Ильнур Адгамович.
– А вы – его секретарь?
– Да.
– Ильнара Ильясовна, это вы?
– Да, да, это я.
– Ильнара Ильясовна, вызвать меня могут в отделение полиции или в суд, да и то – только по повестке. Я нахожусь в таком возрасте, что без повестки, «по звонку», меня может вызвать только Всевышний. Все остальные меня могут не вызвать, а пригласить, это – во-первых. А во-вторых, я уже не в Есауле, а у себя в Ижевске. Так что, прибыть к вам никак не смогу. А в-третьих, у вашего шефа есть мой телефон, он может мне позвонить, если захочет что-то сказать.
– Я поняла.
– До свидания.
Секретарь доложила своему начальнику, что писатель уже уехал из Есаула.
– А позвонить он мне не захотел?
– Нет.
– Гордый, значит. Жизнь не любит гордых.
Затем, уже выключив внутреннюю связь, добавил негромко, почти про себя: «Правда, люди иногда уважают гордецов».
Прошло два месяца. В тот день глава администрации района проснулся с сильной головной болью. Самый незначительный поворот головы вызывал нестерпимую боль. Даже просто движение глаз причиняло страдание. Раньше ничего подобного у него не бывало. Самое неприятное – боль была беспричинная, и это настораживало. Вчера он не перетрудился физически, не переохладился…
«Видимо, придётся обследоваться, – решил он, – не сейчас, не сегодня». Он терпеть не мог ходить по больницам.
Встал, попробовал походить по квартире. Жена порекомендовала, чтобы он вышел на улицу и подышал утренним свежим воздухом. Стояло солнечное летнее утро. Утренняя прохлада действительно бодрила, но большого облегчения не было. Жена дала ему таблетку «от головы». Через какое-то время почувствовал, что боль стала отпускать. После чашки чая решил, что боль теперь уже пройдёт сама. К тому времени подъехал его личный водитель, и Ильнур Адгамович отправился на работу.
Однако когда он расположился в своём кабинете, головная боль стала усиливаться – похоже, действие лекарства прекратилось, голову снова стало сжимать, словно тисками. В это время поступил сигнал от секретарши. Он включил клавишу внутренней связи:
– Да, я слушаю.
– К вам на приём просится Инзиля Рашитовна.
– Ну что ж, хорошо, пусть заходит, – без особого энтузиазма согласился он.
Дверь широко распахнулась, и молодая энергичная женщина с папкой в руках ворвалась в кабинет:
– Здравствуйте, Ильнур Адгамович. Что с вами? Вы больны? – С порога заметила она его состояние.
«Неужели у меня на лбу написано, что я болен?» – удивился руководитель.
– Да, вот голова раскалывается. Никогда такого не бывало.
– Вам нужно в больницу. Нет, постойте, сейчас я заварю вам травяной чай, он очень хорошо помогает. Я вернусь минут через двадцать, – и она выпорхнула своей лёгкой походкой.
Он встал, походил по кабинету, помассировал голову. Затем подошёл к окну, в расчёте, что пейзаж за окном отвлечёт от боли. Но всё было напрасно. Секретарша сообщила, что Инзиля Рашитовна пришла с травяным чаем.
На небольшом, аккуратном подносе, который главный архитектор поставила перед ним, стоял симпатичный керамический кувшин с блюдцем, закрытый крышкой.
– Вот, пожалуйста, это прекрасный травяной чай. Тут и душица, и таволга, и иссоп, и липовый цвет… Это непростой чай, чай с наговором, – женщина загадочно улыбнулась, – ведь известно, что любое исцеление начинается с исцеления души.
– Спасибо, Инзиля Рашитовна.
– Немного подождите, пусть ещё чуть настоится. Пейте горячим, но не спеша. Пейте без сахара. Сахар скрадывает природный вкус и аромат напитка и ,... – она сделала небольшую паузу и снова улыбнулась своей необычной улыбкой, – сахар лишает волшебной силы, силы наговора.
Вазилову приходилось слышать, что Инзиля Рашитовна своими травами помогает людям, что её травы действительно обладают целебной силой. Вместе с тем, главный архитектор вот такими полушутливыми – полусерьёзными замечаниями создаёт себе образ волшебницы.
– Спасибо, – ещё раз поблагодарил он её. – А что приходили то?
– Как «что», чай принесла.
– Нет, вначале, вы приходили с какой-то папкой.
– Ах, да! Когда я увидела, что на вас лица нет, совсем забыла про все дела. Я ведь получила ответ из архива железной дороги насчёт того машиниста. Все его награды подтвердились. И то, что он был признан лучшим машинистом Советского Союза, – тоже правда. И ещё, обнаружилась одна интересная деталь. Во время войны этот машинист был откомандирован на длительное время, на полтора года в прифронтовые районы. Однажды он вёз на фронт эшелон с солдатами. Вдруг паровоз сломался. А в эшелоне вместе со своим войском ехал боевой генерал. Фамилию сейчас не вспомню, там, в папке написано. Фамилия негромкая, не известная на всю страну.
Ильнур Адгамович нетерпеливо махнул рукой, мол, подробности не нужны.
– Генерал был взбешён, – продолжала главный архитектор, – он рисковал не выполнить боевой приказ – прибыть на фронт к назначенному времени. Генерал пригрозил расстрелять машиниста, если тот не отремонтирует паровоз за полчаса. Но потом, видя, как сноровисто и слаженно работают машинист и его помощник, «сменил гнев на милость». Неисправность была устранена раньше назначенного срока. Когда эшелон был готов к отправлению, генерал не постеснялся пожать машинисту его замазученную руку и неожиданно для всех снял с себя часы и подарил их машинисту.
Судя по тому, что этот случай не нашёл отражения в документах железной дороги, машинист, очевидно, не доложил об этом своему руководству. Но в эшелоне вместе с солдатами ехал ещё и корреспондент «Красной Звезды», он был очевидцем произошедшего. И он поместил об этом заметку в газете. Благодаря корреспонденту этот случай попал в архив железной дороги.
Таким образом, – Инзиля Рашитовна подвела итог своего доклада, – все награды и заслуги этого машиниста более чем подтвердились.
– Я догадывался, что тот писатель – не пройдоха и что он говорит правду, но надо было всё-таки проверить. Хорошо, что вы всё выяснили.
– И ещё, знаете, очень интересная мысль пришла моему мужу. Вы ведь знаете, что он скульптор. Мой муж, увидев портрет машиниста и прочитав один из рассказов этого писателя про то, как его отец ходил на работу с брезентовой сумкой в одной руке и с железным инструментальным ящиком, «шарманкой», – в другой, загорелся сделать ростовую фигуру этого машиниста. Он даже придумал название: «Машинист паровоза Магомедов отправляется в поездку», если установить скульптуру лицом к железной дороге. Или же назвать «Машинист паровоза Магомедов возвращается из поездки», если установить лицом к Аллее Славы, а спиной к железной дороге. Мой муж считает, что портрет и краткую биографию этого машиниста, оба листа как единый стенд нужно установить в начале Аллеи Славы. И тут же установить ростовую скульптуру. Эта композиция будет отражать преемственность поколений и придаст особый смысл, особый вес всей Аллее Славы железнодорожников. Что вы скажете?
– А вы знаете, что паровозники ходили все чумазые. Их одежда, лица и руки были в угольной пыли, потому что в топку паровоза постоянно кидали уголь? А из топки летела чёрная сажа. Ваш муж сделает скульптуру, конечно же, из белого алебастра.
– Мы об этом не подумали, – честно призналась главный архитектор, – мой муж что-нибудь придумает, он ведь талантливый скульптор.
«Да, да, «талантливый», – передразнил он про себя собеседницу, – сделал вон скульптуру композитора и певца Рудольфа Гараева падающей вперёд, словно Пизанская башня. Чтобы правильно расположить центр тяжести, пришлось полы фрака отвести назад, превратив фигуру в неопрятного человека. А микрофон, который он держит перед лицом, оказался почему-то неестественно длинным. И, как всегда, сделал из алебастра. Похоже, с другими материалами работать он не умеет».
То, что руководитель не отверг её предложение, а стал его обсуждать, вселяло надежду.
– Так вы не против скульптуры?
Ильнура Адгамовича утомил весь этот длинный разговор. Тиски, сжимавшие голову, всё не отпускали. Не было больше ни сил, ни желания спорить и противостоять её доводам.
– Делайте, что хотите, – махнул он рукой.
– Так вы не против всей композиции: портрета, отдельно краткой биографии и ростовой фигуры этого машиниста на Аллее Славы? – уточнила она.
– Делайте, что хотите, – снова махнул он рукой. И интонация, и жест руки, и взгляд, переведённый с собеседницы на бумаги, лежавшие на столе, давали понять, что разговор окончен.
– Спасибо, – своей обычной лёгкой походкой она направилась к выходу.
Ильнур Адгамович открыл крышку кувшина. Приятный аромат разных трав стал наполнять кабинет. Запахи напомнили ему детство. Вот душица. К душице добавился запах мёда. А вот тонкий аромат, это таволга. Ах, таволга… Однажды, когда он был ещё дошкольником, отец взял его с собой на сенокос. Косил он лесную поляну. Когда отец докосил до кустов, Ильнур вдруг почувствовал необычнй, терпкий запах. Отец продолжал косить. Работая ритмично размеренными движениями литовкой, он стал удаляться. Ильнур кинулся тогда к кусту, быстро нашёл стебель, который излучал этот необычный аромат. Он был удивлён и восхищён тем, что, оказывается, в природе есть такое растение, он был очарован его запахом. Долго и жадно вдыхал этот густой и терпкий аромат, раз за разом стараясь вдохнут глубже и глубже. Отец докосил до конца поляны и вернулся назад, а он всё стоял и наслаждался этой травой.
– Что ты там нашёл, сын? – отец подошёл к нему. Отец был без рубашки, по пояс голый, к его мокрому от пота телу то там, то здесь прилипли листочки и семена разных трав.
– Атай!* Атай! Посмотри, какое необычное растение, у него очень приятный запах! – Сын протянул отцу стебель.
Отец взял протянутое ему растение, помял его пальцами одной руки, в другой он держал косу. Запах стал ещё резче.
– Это таволга, лекарственное растение. Таволга любит влажные места. Она растёт возле реки, там её много, целые заросли. Здесь, рядом с кустом, видимо, тоже достаточно влаги.
Он отхлебнул, обжигаясь, несколько глотков. Появились ещё какие-то, неведомые ему и едва различимые ароматы. Необыкновенный вкус сделал воспоминания более живыми, более реальными.
Вот он, ещё дошкольник, и другие мальчишки и девчонки с их улицы отправились по ягоды на Шуралинские горы. Холмы назывались так от того, что они, целая гряда холмов начинались сразу за деревней со сказочным названием Шурале**. От Есаула до тех холмов – километра три.
Старший брат Ильсур собирал лесную клубнику в трёхлитровый бидон, а Ильнур – в кружку, когда кружка наполнялась, пересыпал в бидон брата.
Он отхлебнул ещё несколько глотков чудесного напитка.
День движется к полудню, и палящее солнце жарит неимоверно. Склон холма усеян ягодами. Переспелые, мнущиеся в руках ягоды, он отправляет в рот, а более твёрдые – в кружку. Не только руки, но и он сам весь, кажется, пропитался ароматом ягод. Ягодный дух стоит над холмом. То там, то здесь стрекочут кузнечики. Откуда-то ветер принёс запах ромашки. А вот растёт полынь. Ильнур провёл ладонью по вер-хушке полыни. Растение, нагретое жарким солнцем, источало запах сильнее, чем обычно. Терпкий, дурманящий запах полыни окутал его.
Ильнур Адгамович ясно ощутил присутствие полыни где-то рядом. Нет, в травяном напитке, конечно же, нет полыни. Откуда же в кабинете полынь? Тут он осознал, что это детские воспоминания всецело захватили его, вернув чувства с того ягодника. Он отхлебнул ещё глоток травяного чая. Удивительно, кузнечики стрекочут совсем близко, словно прячутся здесь, в углу кабинета.
Знойное солнце иссушает. Его мучает жажда, через какое-то время жажда становится нестерпимой. Он говорит брату, что хочет пить. Тут и другие ребята заговорили, что хорошо бы попить воды, но никто из них, конечно же, не догадался прихватить бутылочку с водой.
Ещё несколько глотков травяного чая, и Ильнур Адгамович – весь в своих воспоминаниях, он там, на ягодном солнцепёке далёкого, сказочного детства. Несмотря на то, что перед ним целый кувшин чудесного напитка, его мучает жажда.
Кто-то из мальчишек говорит, что он знает, где есть родник – он в низине, в лесу между вторым и третьим холмами. Они гурьбой спускаются вниз и входят в прохладу леса. Здесь за каждым деревом, за каждым кустом может прятаться лесное чудище Шурале! Ведь не зря деревня имеет такое название, и все знают, что он может любого защекотать до смерти. Но вместе со старшим братом и соседскими ребятами не так страшно.
Протоптанная тропинка приводит их к источнику. Удивительное явление природы – родник! Вода бьёт прямо из-под земли. Деревенские жители вырыли небольшую яму наподобие колодца так, что родник оказался на дне. Вода, заполнив колодец, переливает через край и течёт куда-то вниз по холму небольшим невзрачным ручейком. И ручейка самого даже не видно, он только угадывается, по тому, как весь зарос камышом и чернопалочником, который они меж собой называют «медвежьими колотушками». Кто-то из мальчишек говорит, что ручей этот впадает в реку Буй, и что именно такие вот ручьи, сливаясь вместе, и образуют реку.
На воде в колодце плавают сухие листья, хвоинки. Длинноногие пауки-водомеры каким-то удивительным образом бегают по поверхности воды, а чуть глубже, если приглядеться, видны головастики и ещё какая-то живность. Ребята заметили, что при их появлении несколько лягушек в два-три прыжка спрятались в кустах. Пить воду прямо так, зачерпнув кружками, было невозможно. Кто-то из старших ребят нашёл выход из положения – процеживать воду через кепку. Он зачерпнул воду своей кепкой. Вода, пройдя сквозь материал, стекала довольно сильной струёй. Ильсур тоже зачерпнул своей фуражкой. Пили по очереди, обливаясь и захлёбываясь студёной водой. От неё ломило зубы. Переждав какое-то время, чтобы зубы успокоились, пили снова. Студёная вода затекала за шиворот, под рубаху, но жажда была сильнее всех этих неприятностей.
«Какая прекрасная пора – детство», – думал Ильнур Адгамович в те мгновения, когда воспоминания детства чуть отпускали его, и он возвращался сознанием в свой кабинет. Ещё несколько глотков. Чай несколько остыл, но ещё обжигает. Тут он отметил, что горячий напиток обжигает так же, как и студёная вода из детских воспоминаний. Он был изумлён этим сравнением. Ещё пара глотков.
…Ему – двенадцать. Вот он скачет на вороном Йондозе. Скачки на сабан-туе – обязательный элемент праздника, и в них участвуют традиционно одни подростки. Ильнур, пригнувшись и припав к гриве коня, яростно бьёт голыми пятками по его бокам. Конь рвётся вперёд со всех сил, но Салават на своём гнедом всё недосягаем. Ильнур всегда был в первой тройке, но победить в скачках ни разу не удалось. Тогда это сильно огорчало. Теперь же, пожалуй, это были самые приятные воспоминания детства.
Травяной чай несколько остыл, и теперь его можно пить полными глотками, не обжигаясь. Каждый глоток тёплой волной приятно разливается по телу. Он с наслаждением пьёт напиток.
…Вот перед ним отец. Он сидит в чистой белой рубахе, которую всегда надевал после бани. Живо вспомнилось, как однажды отец сказал ему, Ильнуру-подростку: «Кем бы ты ни стал в жизни, большим начальником или маленьким подчинённым, будь с людьми справедливым и доброжелательным». С годами эти отцовские слова как-то позабылись. В различных сложных ситуациях жизнь предлагала свои решения, часто не совпадавшие с отцовским наказом. Он, случалось, поступал несправедливо, иной раз бывал откровенно жесток. Все эти неправедные поступки чередой пронеслись в его памяти. К головной боли прибавилась боль душевная, именуемая угрызением Совести. Вдруг его бросило в жар, пот выступил на лбу и слёзы полились из глаз. Какое-то время сидел неподвижно, ошеломлённый тем, что происходило с ним. Он даже не пытался противостоять тому, что творилось в душе. И не смог бы сказать, сколько это длилось по времени. Вдруг наступило состояние внутренней опустошённости. Вместе с тем в теле появилась необыкновенная лёгкость. Он достал носовой платок, протёр глаза, смахнул пот со лба, потом вытер и всё лицо. Высморкался и сидел, скомкав и сжимая платок в кулаке, приходя в себя, пытаясь привести в порядок мысли и чувства. «Это хворь таким образом выходит из меня», – пришла чисто прагматичная мысль. Затем он встал, прошёлся по кабинету. Физические движения возвращали к обыденной реальности, к обычным ощущениям. Снял пиджак и повесил его на спинку кресла, чтобы прилипшая к спине рубашка немного обветрилась, обсохла.
Тут он осознал, что тиски, сжимавшие голову, отпустили. Боль прошла, и только в одном месте под самыми волосами чувствовалась какая-то неуютность. Подёргал в этом месте волосы, сжимая пятернёй, затем пригладил их ладонью.
На дне кувшина оставалось немного напитка, уже почти остывшего. С чувством удовлетворения и благодарности выпил остатки целебного чая. Он позвонил Инзиле Рашитовне и попросил, не может ли она ещё приготовить травяного чая? Да, конечно, ей не трудно. Минут через двадцать-тридцать напиток будет готов.
И вот целительница со вторым кувшином напитка входит в его кабинет:
– Ну как ваше здоровье? Я вижу, вам лучше!
– Да, да. Это благодаря вашему чаю.
– Я очень рада, что напиток помог вам.
– А что, вы не были уверены, что поможет? – вопрос, чтобы выяснить, действительно ли она сама обладает сверхспособностью целителя.
– Встречаются люди с тяжёлой судьбой. Одними только травами помочь им невозможно. Вы не из того десятка, с этим у вас всё нормально.
– Спа-си-и-бо, – медленно, раздельно и негромко ответил он, пытаясь понять то, что в глубине этих слов, стараясь уловить то, что недосказано.
– Ильнур Адгамович, извините, пожалуйста, меня ждёт посетитель.
– Да, да, конечно, пожалуйста.
Она своей стремительной походкой направилась к двери.
Ильнур Адгамович опять один в своём кабинете. Перед ним горячий кувшин с волшебным напитком. Он с наслаждением неспешно пьёт травяной чай.
Да, Башкортостан славится не только своим башкирским мёдом, он славится и лекарственными травами. Говорят, почти все травы, что растут на лугах, имеют целебные свойства. Золотая земля в Башкирии. По золоту ходим и часто не замечаем, что ходим по золоту. Конечно, чтобы воспользоваться их целебными свойствами, нужны такие же золотые травницы, как Инзиля Рашитовна, она умница и очень большая молодец! А её муж – бесспорно талантливый скульптор. Фигура композитора и певца Рудольфа Гараева выполнена очень удачно. Она напоминает устремлённую вперёд и ввысь белую птицу, нет, даже не птицу, а ангела с белоснежными крылами за спиной. А длинный микрофон напоминает трубу, в которую он, ангел, трубит, возвещая всему миру о наступлении эры Любви, Справедливости и Благоденствия! Золотая эта супружеская пара – Инзиля Рашитовна и её муж-скульптор. А в Башкирии и весь народ золотой, трудолюбивый, доброжелательный.
Как-то на приём к нему пришла слепая, уже немолодая женщина. Пришла, конечно, не одна – её привёл племянник. Но о своей проблеме она говорила сама. По отношению к ней несправедливо поступили чиновники из домоуправления. С самого начала женщина попросила, чтобы её не называли слепой. «Я предпочитаю слово "незрячая"», – заявила она. В её словах не было озлобленности, она ни разу не повысила голос. В доброжелательных интонациях посетительница коротко и ясно поведала суть дела. Определившись в ситуации, глава района поднял телефонную трубку, и в течение минуты проблема была решена. Женщина встала и решительно направилась к нему, чтобы выразить свою благодарность. Ударилась об угол стола, но это не обескуражило её. Похоже, эта женщина была привычна к тычкам и ударам судьбы. Она, конечно же, не догадывалась, что в его кабинете два стола поставлены буквой «Т». Племянник взял её за руку и помог обойти стол. Ильнур Адгамович поднялся ей навстречу. Со словами благодарности женщина пожала ему руку. Тогда он, чтобы хоть как-то сгладить неловкость создавшегося положения и морально поддержать её, сказал, что вот, к сожалению, люди у нас плохие, создают неприятности жильцам. «Нет, нет, – запротестовала женщина, – люди у нас хорошие, только иногда они допускают ошибки. К вам в большинстве случаев приходят с бедами и неурядицами, поэтому вы знаете людей больше с этой стороны. А я вот, как выйду на улицу, сразу вижу, какие хорошие у нас люди: каждый старается поддержать меня, подсказать, помочь. У нас прекрасные люди, наши люди – это золото». Ильнур Адгамович стоял тогда, не зная, что сказать, уж очень необычным был поворот разговора. «Я скажу вам больше, – с воодушевлением продолжала женщина, – наши люди – не просто золото, наши люди - сусальное золото».
Как прекрасно быть Главой администрации! У него отличная работа. Если бы не должность руководителя района, где бы он ещё встретился с этой незрячей женщиной, которая сама способна стать поводырём любому зрячему, имеющему стопроцентную остроту зрения?!
День приближается к обеду. Вместе с тем с утра, кажется, прошёл целый год: столько событий, воспоминаний, переживаний, столько открыто нового и необычного. Инзиля Рашитовна, которую он, казалось, знал достаточно хорошо, предстала перед ним в новом свете, в новом образе и в одночасье вылечила его.
И машинист оказался человеком с необычной судьбой…
Да, была война со всеми непредсказуемыми событиями, катастрофами и трагедиями…
Этот машинист, определённо, заслуживает, чтобы его портрет был установлен на Аллее Славы. И краткую биографию с указанием всех его наград и достижений в виде отдельного стенда нужно будет расположить рядом с портретом. А с ростовой фигурой они хорошо придумали. Хотя…, было бы интереснее и оригинальнее расположить фигуру машиниста не на Аллее Славы, а на перроне, рядом с паровозом, который установлен там как памятник. Да, да! Причём, не просто рядом с паровозом, а создать единую композицию! Например: машинист подошёл к паровозу, в правой руке он держит брезентовую сумку, которую всегда брал с собой в поездку. Железный инструментальный ящик, «шарманку», как называли его сами паровозники за «музыкальное» позвякивание, он уже поставил на ступеньку лестницы паровоза. Левой рукой машинист взялся за поручень и вот сейчас он поднимется в кабину. На голове у него форменная фуражка со звездой, ведь тогда железная дорога была военизированной организацией со своей формой одежды военного покроя. В чертах лица машиниста – решимость и воля. А в позе и в напряжении мышц, которые хорошо заметны под одеждой, видны сила, энергия и целеустремлённость. Изобразить, сделать видимыми эти качества – задача скульптора.
Ильнура Адгамовича захватила идея, поданная главным архитектором. Он с энтузиазмом развивает дальше эту мысль, составляя в воображении всю композицию. Кстати, можно добавить фигуры людей, литературных героев этого писателя, сына машиниста. Ведь паровоз, он не сам по себе – предполагается, что к нему присоединены вагоны. Вот сейчас машинист Магомедов поднимется в кабину и поведёт эшелон на фронт. Солдаты в гимнастёрках и в пилотках спешат на посадку.
«Надо будет обсудить это с Инзилёй Рашитовной и с её мужем-скульптором, – размышляет он, – и необходимо успеть сделать, воплотить всё это к юбилею Победы».
* Атай - отец (башк.).
** Шурале - персонаж башкирского фольклора, мифическое лесное чудище.