Саша не зря пятничную пьянку называл заседанием гаражного клуба. За несколько лет это мероприятие обросло особыми традициями и правилами. Споры здесь возникали регулярно. И часто не желание пойти на компромисс заводило спорщиков в тупик. Доходило до оскорблений и даже, как видим, до применения колен и других частей тела. И тогда сторона, почувствовавшая себя оскорблённой, поднимала вверх палец и требовала дуэли. Срочно создавался триумвират – судья, прокурор, адвокат и вершился суд. Судьями по очереди были Анатолий Иванович, Миша и Гриша. Зубову доверили только честь быть обвинителем, потому что любит всех обвинять. В то же время Зубов посчитал, что такой сорокалетний молокосос, как Саша, тоже не достоин судейской мантии.
Дуэлянты десять раз садились за стол и пережимали друг друга на руках. Могли по очереди рассказывать новые анекдоты. Кто больше расскажет – тот и победитель. Как правило, перед тем, как идти в гараж, все выискивали новые анекдоты. И третье ристалище – самое жестокое. Ставились стограммовые стаканы, наливалась водка. Дуэлянты выпивали её не закусывая. Через минуту наливали ещё. Снова выпивали. И так дальше. Проигрывал тот, кто первым закрывал глаза и поникал поверженной головой на спинку дивана.
Именно на таком, третьем варианте, Саша и настаивал. Тягаться на руках с таким бугаем, как Зубов, бессмысленно. И скабрезных анекдотов тот знает прорву. А пьянеет быстро. Как объяснил Гриша, по причине умственной немощи: «Мозг у него маленький, поэтому и не выдерживает. Вон, если Анатолий Иванович умный, то литр водки выпьет – и ни в одном глазу».
Саша на уговоры не поддался, поэтому пришлось открывать судебный процесс: Гриша обвинял, Миша защищал, а Анатолий Иванович выносил решение.
- Конечно же, Юрий Иванович поступил по-свински, - начал Гриша. – Не хватило интеллекта аргументировано ответить, вот он и набросился на Сашу.
- Но не с дурного же ума набросился, - возразил Миша. – Ведь Саша, дай Бог ему здоровья, пообещал наплевать Юре на плешь.
Здесь решил вмешаться Анатолий Иванович:
- Юрий Иванович, на каком таком основании ты утверждаешь, что Саша за рубль испортит воздух в церкви?
- Я прожил на свете пятьдесят лет и научился различать людей. Поэтому утверждаю, что этот – обязательно испортит.
- Грех Юрия Ивановича заключается не только в том, что он утверждает бездоказательно, а в том, что этим утверждением хочет доказать, что он на такое не способен, а значит - лучше Саши, - продолжал свое дело Гриша. – Между тем, я должен сказать, что Саша в данной ситуации был предельно искренен. Я смею утверждать, что в девяносто девяти человек из ста возникает желание плюнуть на плешь ниже находящемуся человеку. Но прошу обратить внимание: Саша сказал, что может плюнуть. Но это никак не значит, что он плюнет
- А кто этот один, кто не хочет плюнуть? – спросил Анатолий Иванович.
- Это вы, ваша честь, - беспардонно польстил судье Гриша. – Или я.
Но Миша не сдавался. Он поднял правую руку и, выдержав паузу, заговорил:
- Давайте вспомним, на какой такой почве Саша возомнил себя поэтом? На почве старательно взрыхленной господином Мавроди. Он вместо скидки элементарно обманул Юрия Ивановича. Вот и судите, какой он после этого поэт.
- Ваша честь, можно слово? - обратился к Анатолию Ивановичу Саша.
Анатолий Иванович кивнул.
- Я ему сделал больше чем скидку. Я ему подарил иллюзию. Юрий Иванович две недели был счастлив в уверенности, что получил скидку. И пребывал бы дальше в этом состоянии, но придурок торгаш просчитался, заказал дополнительный тираж и тем бессовестно разрушил прекрасную иллюзию Юрия Ивановича.
После Сашиных слов на некоторое время воцарилось молчание. Все пытались осмыслить сказанное. И даже вобравший всю человеческую мудрость Гриша - задумался. Потом скривился и как-то не вынужденно, помимо своей воли, согласился:
- Действительно, свинья торгаш.
Гришино заключение ещё больше озадачило судебное заседание. Анатолий Иванович даже попросил его объяснится.
- Да с удовольствием, - согласился Гриша. - Вы даже не представляете, как я верил в светлое будущее – коммунизм! И хотя не очень верил Хрущеву, что построим его за двадцать лет, но то, что когда-нибудь он наступит – верил. Верил, что человек человеку обязательно станет другом, товарищем и братом. Но рухнул Советский Союз, и рухнула великая иллюзия. Пришли во власть молодые циники и рассказали нам, что человек тебе совсем не друг, товарищ и брат, а конкурент. И что только с деньгами ты человек, а без денег – ничто. А я, вопреки всему, продолжаю верить, что люди станут братьями. Но тех, кто покусился на мою веру, я люто ненавижу. Нам нужны иллюзии, без них - никак. Мы идем в церковь, потому что там обещают нам вечную жизнь. И не дай Бог, какой-нибудь ученый возьмет и докажет, что человек простой биологический робот, я его своими руками удавлю.
- А греха не боишься? – улыбнулся Анатолий Иванович. – Джордано Бруно разрушил иллюзию, что мы - центр мирозданья и его сожгли.
- Ломать, Анатолий Иванович, не строить. До Джордано Бруно земляне мнили себя чуть ли не богами. Они – центр вселенной. Все их мысли и дела имели вселенское значение. А тут – на тебе! Земля оказывается микроскопической пылинкой в космосе. И вся наша жизнь в один момент превращается в мурашиную возню. Подвиг наш ничтожен и грех наш ничтожен. Без большой иллюзии мы ничто. Иначе, зачем жить? Ради денег? Вы не поверите, но я набил морду своему другу, когда он сообщил, что моя жена нашла в Калининграде хахаля. Я ведь верил, что между нами если уже не любовь, то обязательно верность и уважение.
- Но ведь он сказал правду, - недоумевал Анатолий Иванович.
- А кто его просил лезть со своей правдой?!
- Юрий Иванович, - обратился Анатолий Иванович к Зубову. – Как ты воспринял тот факт, что Саша тебя обманул?
Зубов встал и, видимо, глубоко прочувствовав ответственность за свой ответ, очень серьезно сказал:
- Я всегда знал, что этот человек - большой гнусности, и после этого факта ещё больше утвердился в этой мысли.
Тираду Юрия Ивановича по-достоинству оценил только Саша: он поднялся и энергично зааплодировал.
- Ну, я не знаю, - развел руками Анатолий Иванович. - Кто же тогда из них виноват, а кто прав?
- Да они оба хороши. Поэтому я предлагаю налить каждому по сто штрафных граммов водки. Пусть выпьют и обнимутся, - предложил Миша.
Анатолий Иванович поднялся и сурово произнес:
- Суд предписывает обоим выпить по сто граммов водки и обняться. Помиритесь и успокойтесь, у нас еще полный казан плова.
- Ладно, - согласился Саша, - выпью, но обниматься не буду. Я его боюсь.
Выпили. Потом еще. Вскоре о суде забыли. Миша взял в руки гитару, все запели армейские, а потом и украинские песни о запорожском войске. И при этом ощущали себя такими же бесшабашными вольными казаками, готовыми сложить свои лысеющие головы за веру Православную и Отечество.
Уже давно перевалило за полночь, уже и утро скоро, а домой идти не
хочется. Гришу никто дома не ждёт, а остальных ждут строгие жены, которым придётся писать подробные объяснительные. А не хочется. Поэтому и сидели до упора, то есть до последней капли водки.
Анатолий Иванович думал и долго не находил объяснения, что их, в общем-то разных людей, объединяло. Ведь просто напиться можно и дома.
Прошли годы, а с ними пришел простой ответ: все они были подкаблучниками у своих жён, начальников, властей. А в те редкие вечера, срывались с цепи, пили горькую и вдыхали воздух иллюзорной воли.
Продолжение следует.