Сергей Самоукин и Василий Синичкин все рассчитали до мелочей. Они знали, что завтра, 23 декабря 2002 года, их после утреннего развода отправят с лейтенантом Ерошкиным в боксы со спецтехникой для наведения порядка. Ерошкин в этот день будет заступать в наряд помощником дежурного по части, значит, минимум на час отлучится в штаб на инструктаж. Вот тогда-то и можно будет действовать. Ребята уже давно посматривали на старенький ЗИЛ, всеми забытый в самом дальнем и темном углу боксов и скрытый от любопытных глаз десятками машин, стоявших перед ним. В закрытом железном кузове заветного ЗИЛа находилась почти новая аппаратура для обеспечения телеграфной связи, еще ни разу не использовавшаяся на учениях и вряд ли в ближайшее время вообще востребованная. Это больше всего радовало Самоукина и Синичкина, которым осталось служить в уже порядком поднадоевшей самарской части не более пяти месяцев.
Утром все шло по сценарию. После построения – автопарк, заветные боксы, видимость уборки, долгие, томительные минуты ожидания. И вот одни у того самого ЗИЛа. Малюсенький навесной замок даже не противился гигантскому пожарному багру, отлетев с первого удара и разрешив двум солдатам хозяйничать в телеграфной аппаратной. А они, ни минуты не мешкая, бросились разбирать на платы три угломера. Работали четко, слаженно, как мастера-ремонтники или закоренелые жулики. Пересчитали платы – девяносто шесть штук – вот здорово! Добычу тотчас же завернули в ветошь и спрятали в красном противопожарном ящике с песком. Затем Василий навесил на двери кузова точно такой же замочек, и друзья как ни в чем не бывало вернулись к своим обязанностям уборщиков.
В последующие дни они на часок- другой забегали в боксы, уносили с собой несколько плат и ночью, тайком от всех, разбирали их на радиодетали. По выходным Синичкин бегал сдавать их в комбинат бытового обслуживания.
Жизнь пошла что надо. По вечерам вместо клубного кино - боевики, комедии и мелодрамы по собственному видеомагнитофону, ночью - долгие шумные оргии, утром - позднее пробуждение, головная боль и ощущение безмятежного счастья…
17 февраля 2003 года в часть прибыли «партизаны». Непосвященным следует знать, что «партизаны» - это не только члены народных вооруженных отрядов, действующих в тылу врага, но и лица, давно прошедшие срочную службу и призванные на военные сборы. Командир полка приказал в этот день вывезти на строевой плац всю технику и организовать тренировки по связи. Среди машин на плацу оказался и старенький ЗИЛ, открыв кузов которого, офицеры ахнули: от угломеров остались только корпуса, все платы бесследно исчезли, на полу лежали молоток, пассатижи, множество проводов и изолента.
Приехали следователи из прокуратуры Самарского гарнизона, стали проводить экспертизу и повсюду выявили отпечатки пальцев. После этого установить личности преступников не составило никакого труда.
Судебное заседание длилось недолго, с вердиктом тоже не тянули: Сергея Самоукина и Василия Синичкина признать виновными в хищении военного имущества и приговорить к двум годам лишения свободы с отбыванием наказания в дисциплинарной воинской части.
Далеко занесла Василия с Сергеем лихая судьба: из Самары попали они в Краснодарский край. Жарко и очень душно. Рот забит песком, плюй-не плюй – все равно хрустит на зубах. Дисциплинарная часть оказалась обычной частью, служить, вернее, отбывать срок, вроде бы можно. Даже распорядок дня обычный для солдата: утром – подъем, зарядка, завтрак, развод на работы, днем – обед и снова работы, вечером – ужин, просмотр новостей, свободное время, вечерняя поверка и отбой.
От тяжких дум спасала работа. Самоукин попал в бригаду, которая занималась изготовлением искусственных цветов. Ежедневно в часть приезжала машина с деталями, а увозила готовую продукцию. За восьмичасовой рабочий день Сергей делал 1000-1200 цветов.
Он мечтал, чтобы ему писали бывшие сослуживцы, сам писал всем знакомым, не скрывал ничего, рассказывая о том, как попал в дисбат и как ему трудно без поддержки. Но письма его, казалось, просто уходили в никуда. Отчаяние надвигалось, как вдруг пришла посылка от Олеси, а в ней, помимо продуктов и сигарет, записка: «Я чуть с ума не сошла, узнав, что тебя осудили, долго болела, сейчас вроде бы ничего, с хозяйством управляюсь. Сережа, мне все равно, что там случилось, я люблю тебя и жду. Если что понадобится – пиши и не слушай никого, кто говорит, что ты – вор. Всякое в жизни бывает. Я надеюсь, что ты уже раскаялся…Не раскисай сам и не давай раскисать товарищам. Все плохое обязательно пройдет!».
Сослуживцы попросили у него эту коротенькую записку, читали и перечитывали ее. Каждый из них мечтал для себя именно о таких простых и душевных словах, вспоминая свою любимую, которая, несомненно, и верит, и любит, и ждет…
Прошло полтора года. Сергей все делал цветы, иногда выезжал с остальными ребятами в сады собирать яблоки, груши, алычу – смотря, что по сезону. Олеся писала часто. Рассказывала об их деревне, о домашней скотине, которую очень любила, об отце Сергея, все ждавшем возвращения сына.
Самоукина с Синичкиным за примерное поведение включили в список рекомендованных на условно – досрочное освобождение, и ребята на полгода раньше оказались дома.
В начале 2005 года я поехал в город Вольск навестить родственников. Билет у меня был до Саратова, хотя, как в последний момент выяснилось, можно было сойти на станции Сенной. Оттуда и до Вольска ближе, и добираться удобнее. Доехав все же до Саратова, я сразу бросился разыскивать стоянку такси.
- О, Борис, да тебя и не узнать! Какими судьбами в наших краях? – весело крикнул мне рослый, цыганского вида парень, вылезавший из беленького «запорожца». Не сразу до меня дошло, что это был мой армейский товарищ - Сергей Самоукин.
Родственники были мгновенно забыты, и мы поехали к нему в село, в Энгельсский район Саратовской области.
Сергей познакомил меня со своей семьей: отцом, Федором Викторовичем, весельчаком и большим любителем поговорить, и двумя забавными малышами - полуторагодовалой Ксюшей и годовалым Коляшкой. Жены, Олеси, не было, она ушла ненадолго к матери на соседнюю улицу.
За обедом Самоукин впервые рассказал мне, что был в дисбате. Я с минуту сидел с открытым ртом.
- Хотел тебе написать обо всем, да адреса твоего не было, - сказал, потупившись, Сергей.
Я тоже в свое время не записал его адреса, а сейчас стало как-то не по себе: выбило из колей известие о тюремном сроке и то, что мог ведь чем-то помочь армейскому товарищу, но ничего не сделал. Да, не знал, но от этого легче не становилось.
Самоукин продолжал:
- Вернулся я с «дизеля» - все село, как на зверя дикого, смотрело, никто даже разговаривать не хотел. Мне мысли в голову приходили насовсем в Саратов уехать, там устроиться, счастья искать, да нет ведь в городе у меня родственников, а здесь – отец, Олеся, да и село люблю. С малолетства все с животными да с техникой. А про меня много судачат. Ну, сидел, сидел. Да, клеймо осталось, а жизнь не закончилась. Хочу жить с родными, хочу возиться с животными. Без Олеси я бы не выжил, честное слово. Она сразу ко мне жить перешла, мать ее, правда, чуть не избила: зачем тебе уголовник, брось его, но Олеся – нет, и все. Упрямая девка! Поженились мы, дети появились, сейчас вот хотим с отцом хозяйство расширять – будет своя мини-ферма. Живи, работай, все хорошо будет. Вот так-то, Борис!
Пришла Олеся - невысокая приветливая девушка. Говорила она немного, и все норовила между разговорами что-нибудь сделать по хозяйству. Присела было с нами, но тотчас извинилась и пошла за ведрами - время доить коров.
- Вот так всегда, вечно в делах! - не скрывал досады Сергей, когда мы уже садились в машину. Он сам отвез меня в Вольск.
История со счастливым концом. Я всегда восхищался людьми, которые в сложнейших жизненных ситуациях, когда отчаяние могло бы полностью овладеть ими, находили выход и старались жить, несмотря ни на что. Даже если я сам не сумею когда-нибудь найти выход и затеряюсь в темных тоннелях и лабиринтах жизни, я хочу, чтобы другие люди выход обязательно нашли. Но для этого нужно, чтобы рядом были близкие, любимые люди, готовые на все ради нас.