Саламандра

Виктор Попов51
               
                Новелла      
                Я ехал с утренней рыбалки на дачу. До полудня почти час, а уже жарко, но не душно. Легкий ветерок еле-еле теребил листву на деревьях. Июнь в разгаре и, казалось, что этой благодати не будет и конца.               
          На озеро я приехал к пяти утра и как результат: 3леща, каждый больше килограмма, и с десяток плотвичек. Обратно ехал не спеша по асфальтированной дороге, чтобы не пропустить едва заметный въезд в лес. На этом, едва различимом повороте, была не примята даже высокая трава - видно сюда редко кто заглядывает, а может, просто не знает.
           Это место я облюбовал три года назад, случайно его обнаружив. Поляну, величиной почти с футбольное поле, окаймляли со всех сторон деревья: со стороны дороги  стояли сосны, тянувшиеся почти до озера. «Почти корабельные», - пронеслось в голове. На противоположной стороне поляны раскинула красу березовая рощица, а одна красавица заметно выступала, почти как солистка в хоре. Один торец поляны охранялся дубками-крепышами, а второй, противоположный, почти смыкался, образуя замкнутый прямоугольник и проехать туда можно было с большой осторожностью между близко растущими деревьями, петляя, словно заяц во время погони. Остановился на своем месте ближе к молодой солистке: уж дюже мягкая трава была на подступах к ней. К тому же недалеко лежала поваленная береза, на которой можно было посидеть.
              Я расслабился и смотрел в голубое небо. Цвет был такой, будто хозяйка добавила в белье мало синьки, как это было в моем детстве. Но  облака все же выделялись на этом светло-голубом просторе и медленно, как на показе мод, гордо и независимо проплывали участок неба-подиума, а потом то ли растворялись, то ли их уже не было видно из-за верхушек сосен. Здесь было совсем тихо, так как сосновая полоса, шириной метров в пятьсот, отделяла поляну от проезжей части. Слышны были только голоса леса, неба и земли. Вот пролетел шмель, но потом вернулся и все никак не мог выбрать понравившийся цветок. Наконец осчастливил голубой василек, который под тяжестью насекомого даже согнулся. А шмель, быстро поработав своим хоботком, уже летел за новым нектаром.
            Облака плыли, а жаворонок будто застыл на месте. Его песня не прерывалась, видно от восхищения таким теплым и добрым днем. «Это, очевидно, бывший птенец яиц первой кладки, - подумал я про себя: либо апрельский, либо майский,- а как упоительно поет!» Постепенно не только глаза и слух, но и мысли переключились на поющего жаворонка, который то поднимался в голубую высь, то опускался, совершая вертикальные полеты. И чем выше он поднимался, тем звонче была слышна его песня, при этом он не прекращал ни свои трели, ни переливы, ни раскаты, ни посвистывания. В его песне наверняка были и нота «фа» и «соль» и «ля» при этом они словно сплетались в аккорды, а может мне так казалось. Меж тем пение жаворонка стало слышно как бы издалека, видимо,  жаворонок опустился много ниже.
          Очевидно, я задремал, и в голове как-то вяло промелькнула мысль: как  хорошо, что здесь нет комаров. Утром на озере они своими высокими  звуками наполнили  все пространство вокруг меня нотами «си». Именно там, на озере в корону-чакру (энергетический центр на макушке) и струился поток космической энергии. Цвет энергии фиолетовый, тембр вибрации этой чакры – нота «си». Конечно, я не видел ни потока космической энергии, ни цвета, ведь чакра  на древнем языке санскрите означает «вращающийся диск»,  частота вращения которого очень высока и оттого невидима.  Наверное, комары своим нескончаемым писком навели меня на эту мысль. А космический поток энергии заряжал меня на рыбную ловлю, на доброе отношение к людям…на саму жизнь. И нота «си» звучала часов до девяти утра. Потом легкий ветерок чуть снизил прыть комаров, да и я, в подспорье ветерку, разжег небольшой костер. Сейчас сквозь полудрему я назвал сегодняшнее утро фиолетовым, именно этому цвету соответствует нота «си».
          «Вот жаворонок в своей стихии, а я в своей». Меня поразила очевидная мысль, что и я, и жаворонок, и этот лес, и это небо принадлежим  друг-другу, а все вместе - необъятному и сказочно красивому миру. Я чувствовал, как меня будто распирало от гордости, что и я, как и любой лесной цветок, смятый мной, принадлежим вселенной и от этой причастности я становился счастливым и нужным. Сколько прошло времени - не помню, очевидно, я спал,  но и во сне казалось, что я участвую в жизни этого чудного дня… А может мне так казалось? И еще я отчетливо помню и сейчас, спустя много лет, как я сравнивал и находил в каждом облаке какую-то фигуру или очертания животного или знакомого человека. Я мысленно обводил  красным контуры каждого облака, чтобы легче было найти сходство. А когда находил, отмечал, что действительно оно значительно. А потом я стал писать на каждом облаке слова, фразы, желания. Но каждому - я желал счастья, жить и общаться с себе подобными. Ведь живут и общаются не только люди. Это я понял уже давно. И еще я понял, что и растительный мир тянется и желает общаться с человеком. Просто получается это у всех по-разному. Кстати, растительный и животный мир тоже выбирает с кем общаться, а с кем нет.
            Минут через двадцать, подъехав к даче, я присел на лавочку, не отпирая двери дома. Что-то как бы заставило поднять голову вверх. По небу плыло облако, которое я совсем недавно назвал саламандрой. Я вспомнил, как долго подыскивал облаку название и вдруг как осенило: «Да это же ящерица… хотя, вроде, совсем коротконогая, да и пальцев у нее маловато. А определяющим для названия стало то, что именно в мой день рожденья звезды на небе образовали созвездие Саламандры – моего покровителя по жизни. Значит это саламандра! На немного рассеивавшемся облаке я с трудом прочитал: «Здравствуй! Я люблю жизнь и желаю тебе быть счастливым!»
              Прошло много лет, но этот обыденный эпизод врезался в память так, будто это было вчера. А главное – осталось чувство моей причастности к этому миру и что он, мир, в своей неповторимой бесконечности, красоте, осмысленности своего существования нуждается хотя бы на короткое мгновение и во мне тоже.
                Виктор Попов