ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС
«Не слышал я смолоду – слышу старея
склоненье:
еврею, евреем, еврея.
В краю, мол,
размахом своим знаменитом,
еврейский вопрос остаётся открытым.
Острейшим. Насущным.
Несущим, мол, вызов
достоинству русских, эстонцев, киргизов.
Судьбе и душе, мол, народа любого.
Так что ж за вопрос это, честное слово?
Еврейский?
Но там ведь он не поднимался,
где всех нас роднили прозрения Маркса.
Где путь от крамольного слова до плахи
торили грузины, узбеки, казахи.
Торили евреи. Торили славяне.
Фабричные люди. Крестьяне. Дворяне.
Застрельщики соединительных действий,
а не пантюркистских и не иудейских.
Собратья по духу. По глуби. По выси.
Так что ж за вопрос на Руси объявился?
Еврейский?
Но в форме достаточно резкой
вопрос поднимался, отнюдь не еврейский
Великой Отечественною войною...
Его оплатили особой ценою
тех лет – от замаха ножом до удара.
От бабьего лиха до Бабьего Яра.
От стен Ленинграда
до стен Сталинграда.
Кто спорит, давно разобраться бы надо,
откуда берутся иные вопросы.
А мы – по душе нам луга да березы.
По нраву и реки, и горы, и шири.
И самые лучшие женщины в мире –
от больно беспечных
до слишком учёных.
В глазах наших карих,
в глазах наших чёрных,
в глазах наших зеленоватых да синих
вселенски качается небо России.
Вселенски – с дневною жар-птицей в зените.
Вселенски – вселенински, если хотите».
Владимир Савельев
(«Знамя», 1987, № 12)