Легкий, как стиль венской оперы, полуторачасовой эспрессо – и дальше, к манящим звукам многовекового здания аристократических развлечений. Нынешний мещанский люд пытается понять содержание, смиряясь с непонятной им формой.
А ведь в форме все и дело – оперное искусство изначально ориентировалось на стройные и безукоризненные колонны классицизма. А классицизм, – это, помимо застывшего в гипсе Ренессанса, – феодальные войны, затем еще войны и еще. Это поколения, предназначенные для добычи ресурсов. Крестьяне вели образ жизни, настолько отличающийся от жизни аристократии, что они представляли собою разные антропологические типы.
Образ мышления, стандарты восприятия и ментальная карта людей, для которых предназначались эти формы высокого искусства, непроницаемы для нас. Они были уничтожены в огне европейских промышленных революций.
И нынешние благообразные обыватели, с уважительным выражением лица посещающие пространства этого искусства, которое сложилось в XVII веке в среде военно-административного класса – это такая же насмешка истории, как варвары, пасущие коз на развалинах античного Рима.
И вот нынешние варвары пытаются вникнуть в половые и имущественные трудности аристократии времен Римской республики. Но мы никогда по-настоящему не поймем, что именно мы слышим и видим. Секрет дешифровки послания и интерпретации смыслов этого жанра искусства канули в Лету, исчезли в одной из глазниц венецианской маски.
Мы можем воспринимать оперу лишь как археологический объект, внешняя форма которого и восхищает нас своей непонятной изысканностью.