Как внезапно и неожиданно в нашу жизнь врывается осознание. Упрямым комком копившиеся непонимание рассыпается на тысячи мелких осколков «понимания». Сегодня я смотрел в зеркало. Запотевшие от горячих паров, исходящих от тонких струек, как обычно обжигающих мое тело. Я смотрел в зеркало и видел лишь мутные очертания себя. Грозный силуэт, глядящий на меня, сквозь пелену разочарования и боли этой жизни. Покрытое грубой щетиной, уставшее лицо, расплывалось в прямоугольнике, отражающем жизнь. Я смотрел на себя. На конденсатом покрытое зеркало, путавшее мои образы. Запутанные очертания моей жизни. И в этот момент пришло осознание. Я — это отражение. Мутное, нечеткое,грузное отражение собственных слов и поступков. Внутри меня такая же неясность, что передо моими глазами.
Я снова заглянул в зеркало. Мои плечи опустились, а в глазах стал читаться интерес и,кажется, непонимание. Я смотрю на себя и вижу...себя? Или я вижу лишь то, что я хочу увидеть?
По телу прошла лёгкая дрожь, и я невольно содрогнулся. Было тепло. Но чувствовался только холод. Сырость. Мрак.
Мои руки, словно наполненные свинцом, безжизненно свисали по бокам, не давая мне возможности отогнать эту нечеткость. Смыть границы собственных страхов. Лицезреть истинного себя.
По зеркалу скатилась тонкая капля, образовывающая ненадёжную, хрупкую линию, открывающую мне взгляд на свои глаза.
Серо-голубая радужка, нечеткий, слегка ненормально расширенный зрачок, и сведённая в непонимание бровь. Всё как обычно. Ничего нового. Но заглянув в собственные глаза, мне стало больно. Словно я, сидя в концертном зале, неожиданно заметил избитый взгляд мальчишки, ютившегося в каморке за сценой, не осознающего что ему делать дальше. Словно это были не мои глаза. Словно это был не я, а кто-то другой, пытавшийся жить моей жизнью.
Медленно опустил веки. Темно, и слышен лишь ритм измученного сердца, и тихие стоны покрытой миллионами шрамов души.
Как долго все это будет продолжаться? Спрашиваю себя, и не могу дать ответа. Каждый вечер вспоминаю чужие, до боли родные глаза, и каждый раз спрашиваю: как долго все это будет продолжаться?
С крана немного раздражающе и слишком монотонно капает вода, приземляясь на белое покрытие раковины. Открываю глаза.
Снова вижу взгляд потерянного ребёнка, который абсолютно не знает что ему делать. «Ты боишься?» В голове проскакивает мысль о том, что я говорю сам с собой, но быстро исчезает,уступая место отрешенности и неясной мне, отождествлённой неприкаянности. «Ты боишься.» Отвечаю сам себе, попутно наблюдая за наполняющимися слезами глазами. Сжимаю зубы. Я ведь не должен, верно?
Отвожу взгляд, сглотнув образовавшийся в сухом горле едкий комок неприязни, и с ужасом осознаю, что он всё ещё на мне. Взгляд. Тяжелый, уставший и....разочарованный? Не понимаю.
Словно в лихорадке, провожу большой сильной ладонью по собственному отражению, смывая остатки пелены с него и собственной жизни.
И снова вижу себя. Себя и свои взрослые детские глаза.
Я вижу своё разочарование и понимаю:
я смотрю внутрь себя.
И тогда приходит осознание.
Осознание неизбежности действительности.
Всю свою жизнь я видел в разочарование, но разве не разочарование плелось со мной в моей собственной жизни, отрекая от счастья?
Удар. Треск. Отрицание.
Осколки зеркала со звоном падают на кафельный пол.
Пальцы пронзает острая, отрезвляющая боль.
Ухожу. Мне больше не стоит на себя смотреть.
Я больше не хочу понимать.
Я не могу принять.