Главы 1-4
В русской литературе слово «йогин»,
по-видимому, впервые было использовано
в романе И.А. Ефремова «Лезвие бритвы».
Выдумки
Буддийский роман
Часть 1 Мигмар Лама
Глава 1 Откуда, как и почему?
Этим вечером в столовке для иностранцев было уютно и не слишком людно, а подзабытое уже с прошлых времён искусство местного повара вновь восхищало сочетанием простоты вегетарианского ужина с рукой подлинного мастера кулинарных дел. Наш вояж в Непал был на этот раз стремителен и совершенно лишён туристической программы – мы приехали слушать нашего учителя, а, поскольку оба работали в государственных конторах, лишнего времени было не выкроить совсем никак. Перелёт с ночной пересадкой, поселение в монастырской общаге – девочки налево, мальчики направо – и вот теперь свидание с благоверной супругой за ужином, приветливые кивки нескольких таких же путешественников с разных концов света и ощущение некоторой дистанции от происходящего, какое нередко бывает при насыщенной программе в дальних путешествиях.
- Посмотри, вон Мигмар Лама!
- И правда, кажется немного постарел… Надо потом поздороваться.
Лама озирался по сторонам посреди столовой, будто кого-то высматривая. Взгляд его равнодушно скользнул по нам без узнавания, после чего он ещё несколько раз оглянулся, а затем пошёл к выходу.
- Добрый вечер! Вы из России?
Сероглазая блондинка с открытой и приятной улыбкой.
- Добрый вечер! Да, из Санкт-Петербурга, а вы?
- А я вообще-то из Риги, но живу в Лондоне. Я стюардесса. Вы здесь уже бывали?
Ну вот и замечательно: женщины всегда найдут что обсудить, а я пока могу припомнить, как мы впервые оказались здесь, и кто такой Мигмар Лама.
***
Начать, пожалуй, придётся с того, почему и каким образом мы оказались в числе учеников нашего возвышенного гуру по имени Мима Ринпоче. Сегодня все эти события кажутся делами прошлой жизни, хотя и прошло-то не так чтобы уж очень много времени. Хотя, правда, предпосылки начали складываться давно, потому что буддистами и я, и моя любимая супруга стали ещё во времена нашей первой молодости, и у каждого в связи с этим была своя история. Но, так или иначе, теперь мы были простыми паломниками-иностранцами, а наш гуру довольно видным ринпоче, хотя и не из самых известных на Западе, потому что по-английски он не учил и не разговаривал. Когда Мима Ринпоче возглавил свою школу, и под его начало перешло полтора десятка крупных монастырей, нам, наверное, стоило засесть за тибетский язык и воспользоваться его расположением, чтобы остаться вблизи него на более продолжительное время, потому что, в частности, меня он искренне полюбил… Но рассказ этот не такой уж и короткий, поэтому обо всём по порядку.
Прежде всего, я по натуре своей никакой не мистик и не искатель религиозных прозрений. «Как же так, - недоверчиво заулыбается читатель, - буддизм-то тогда откуда?» Да, это правда, некоторая внутренняя склонность должна встретиться с внешним фактором – иначе и быть не может – но склонность эта вовсе не означает каких-то необычных способностей или веры в невозможные вещи. Поначалу это просто готовность воспринять тот или иной рассказ и отнестись к нему, возможно, вполне критически. Ну а что это будет за рассказ – вопрос индивидуальный, у кого как сложится. И в моём случае это были рассказы Кьенце Ламы, к которому ещё в начале девяностых я несколько лет ходил не лекции на съёмных квартирах и слушал повествования о пути бодхисаттвы по большому каноническому произведению эпохи расцвета буддизма в Индии. А году в девяносто пятом к нам в Питер на несколько дней приехал глава большой буддийской школы, и примерно за неделю тогда в дацане около сотни человек, включая и меня, получили от него учение, буддийское прибежище и посвящение – вот так я и стал тибетским буддистом.
- Так ты всё-таки веришь в реинкарнацию? - Пытала меня, правда, уже несколько позднее, моя будущая супруга Ирина, - Ты веришь, что что можешь стать потом богом или попасть в ад, где тебя будут жарить на сковородке?
- Ты ведь сама знаешь, что живём мы прямо теперь, и самое главное для нас именно это время, а вовсе не то, что было раньше или будет когда-то потом.
Когда мы с ней познакомились, она тоже считала себя буддисткой, обучившись специфическим медитативным упражнениям под названием нёндро в довольно неформальном буддийском центре, организованном приезжим западным учителем. Слышал об этих практиках и я – от Кьенце Ламы и от Чоки Гьялцена Ринпоче, которого я несколько раз видел, а затем, незадолго до нашей с Ириной свадьбы, попал на его двухнедельный закрытый курс. Там он тоже дал посвящение и затем полное объяснение практики очень гневного защитного божества. Объяснение это я выслушал с большим интересом и записал на диктофон, подумывая о том, чтобы заняться описанными медитативными техниками.
Верю ли я в реинкарнацию? Честно скажу, мне проще доказать, что её не существует, но означает ли это, что я должен воспринимать в штыки эту теорию, если она делает жизнь красивее и даёт повод, например, для занятия медитативными практиками? Практика буддийского божества – это в чистом виде упражнения для ума, последовательность умственных, речевых и физических действий, которые, разумеется, имеют свой символический смысл, но ни о какой вере в бога тут речи нет.
- Так ты атеист или нет? – Снова и снова приставала она.
- Знаешь, ведь жизнь у нас у всех скоротечна, будто на войне, а в окопах атеистов не бывает. Ну, допустим, буду я атеистом – что мне от этого толку? А если я не атеист, и вдруг окажется, что жизнь после смерти существует, это ведь будет мне в плюс.
Да, действительно, в буддийских наставлениях так и сказано, что страх смерти должен стимулировать медитативную практику, но ожидать от молодых людей серьёзного отношения к таким вещам было бы довольно странно. Да я никогда и не собирался становиться никаким буддийским ламой или отшельником – мы просто жили в своё удовольствие, общались с интересными, интеллигентными людьми и выполняли понемногу свои йоги.
- Так что же, тогда выходит, что весь твой буддизм – это на авось, - не унималась она. Есть реинкарнация – хорошо, а нет – ну и ладно?
- Ну, ведь мы же знаем факт своей собственной осознанности. В Европе это называется наличным бытием. Это бытие вовсе не продукт мозга, не физиология. Оно конечно основано на нашем теле как биологическом носителе, но при этом всё, что мы можем сказать о предметах нашего знания, включая и знание об этом носителе, будет по отношению к наличному бытию вторичным. А значит я вполне обоснованно могу перенимать любую систему мышления, которая видится мне продуктивной. Важно только не путать разные вещи. Взялся мыслить определённым образом – доводи это до логического завершения.
- Ты хочешь сказать, что сегодня можешь примерить на себя буддизм, а завтра что-то ещё. Но ведь ты сам говорил, что наша жизнь скоротечна, и значит нельзя разбрасываться. Если карма и реинкарнация есть, тогда надо готовиться к следующей жизни – так все ламы говорят.
- Ну так я и не возражаю, на то они и ламы. Но я-то человек обычный. Мне лишь понятно, что всякий известный нам предмет отчасти создан нашим собственным умом.
- Ну да, поэтому и дают объяснения про карму – всё создаёт ум, и к нему же всё созданное потом и возвращается.
- Например, всё, что мы видим, слышим и так далее – ведь ничего этого не может быть в таком виде без нашего ума, и само по себе это не может быть нами познано. Уже у Канта это предельно ясно, а физиология восприятия и принципы информационного обмена эту идею только развили. Ну а буддисты утверждают, что нет ничего такого, что могло бы существовать само по себе, и у них это также вполне логично. Так что это учение происходит из древней Индии и совпадает с выводами современных мыслителей. Поэтому я думаю, что ничего лучше у меня нет и не будет.
- Так значит ты веришь в реинкарнацию?
- Да верю, верю, но наверняка не знаю, есть ли она. Зачем бы я верил, если бы знал?
- А как можно знать наверняка? Помнить прошлые жизни?
- Ну, видишь, ли, даже если кто-то что-то и помнит, память – это ведь всегда по большей части воображение. С другой стороны, можно и помнить какие-то вещи, но без верной мотивации это всё равно ничего не даст. Что если я буду помнить свою прошлую жизнь и при этом молиться Будде о деньгах?
- А Будда тоже воображает, когда помнит?
- А Будде не нужно помнить, он знает непосредственно.
- Ты же сказал, что нельзя ничего знать без нашего ума.
- Ну вот он и знает все наши умы, потому что постиг природу ума, а она у всех одна и та же…
Эти разговоры мы могли вести часами.
Незадолго до отъезда Кьенце Ламы в Индию, где вскоре после этого он умер в возрасте за восемьдесят, наша семейная пара и ещё несколько человек получили от него тайные наставления о буддийской богине по имени Тара. Как объяснил лама, эта короткая, но ёмкая медитативная практика считалась очень редкой, и в будущем должна была непременно дать свои результаты, если только выполнять её каждый день без перерыва. Мы тогда сразу решили сделать эту короткую йогу своей постоянной практикой, и про себя я думал, что солнце может по той или иной причине не взойти, но, пока я выполняю своё небольшое занятие, слишком больших проблем мне этот день не создаст.
Так прошло время, мы оба закончили по аспирантуре, побывали вместе в Москве на посвящении Тары, которое на этот раз давал приехавший ненадолго глава монгольского буддизма Джецун Дамба Богдо-геген. Потом Ира съездила в Австрию на учение самого Далай-ламы, а я тогда готовился к скорой защите кандидатской и не собрался – мы экономили, да и с работы было не отпроситься. Явившись обратно, она уверенно заявила, что теперь понимает смысл буддизма, и сводится он, в конечном счёте, к тому, что она будда.
- Так ты будда? А Будда, стало быть, это ты?
- Он не я, а я… - Она задумалась. – А я могу быть как он.
- Что, покрыться золотой краской и сидеть на алтаре, ждать, когда перед тобой поставят чашечки?
- Не богохульствуй. Мы можем быть настоящими буддами, как Далай-лама.
- А я читал, что на любом алтаре у нас самый настоящий Будда. А если ты можешь быть как Далай-лама, зачем тогда так далеко ездить? Прочитал книжку и всё сразу понял.
Она снова задумалась.
- Наверное, это значит, что мы можем стать буддами в результате пути.
- Тогда сейчас ты точно не будда, потому что ты только можешь им стать когда-то. Если бы ты уже им была, был бы не нужен путь, и не нужно было бы кем-то становиться.
И вскоре после этого выяснилось, что я болен. Так оно всегда и бывает: живёт себе человек, пока ему вдруг не объявляют, что жизни этой осталось, может быть, уже и немного. И начинается тогда плохое кино. Сначала это не осознать, потом возникает депрессия, диссонанс ценностей. Разумеется, все обычные для таких случаев эмоциональные потрясения достались и мне, но, к чести моих ранних гуру, надо отметить, что эта ломка привычного уклада была непродолжительной и вскоре привела к совершенно чёткой осознанности: мне нужен настоящий гуру и нужен срочно.
Помню, тогда же я захотел развестись, чтобы, с одной стороны, не портить жизнь супруге своими причудами, а, с другой стороны, чтобы никто не мешал. Но в результате… каждый человек в трудные времена делает свой выбор – сделала свой и она, а я согласился. В конце концов, зачем прогонять любящую тебя женщину, когда земля пока что под ногами, а небо над головой. Говоря коротко, за пару лет после моего диагноза наша семейная пара плавно вошла в состояние духовного поиска, которое я про себя привык называть «паломничеством».
Тут надо пояснить, кто такой в действительности буддийский гуру. Вообще говоря, это учитель, но несколько необычный, а при разных жизненных обстоятельствах связь с ним также может носить различный характер. Но совершенно определённо, что отношения с гуру устанавливаются не сами по себе, но только на основании некоторого обучения. Если процесс обучения у того или иного гуру начался, ещё не завершился, и ученик следует своему учителю, такие отношения носят активный характер, то есть развиваются, и обе стороны несут за них ответственность – каждый из участников свою. Так чему же я собирался научиться в той ситуации и что за ответственность должна была лечь на моего предполагаемого учителя?
Все люди, по большому счёту, хотят одного и того же – благополучия. В обычных жизненных вопросах это проявляется у каждого по-своему, а вот по отношению к смерти подавляющее большинство людей либо атеисты, либо последователи разных религий – и те, и другие, по сути, верующие – каждый в своё. Лишь небольшой части людей удаётся стать на этом поприще йогинами. Потому что для этого в связи с подготовкой к такому естественному для человеческой жизни событию как смерть, помимо целенаправленных усилий, необходимо ещё и специальное обучение. И такое обучение не возникает на пустом месте: ученик и учитель должны не просто повстречаться – они должны повстречаться вполне предметно, когда один учится, а другой обучает. И обучающий этот должен действительно владеть тем, чему он учит. Сможет ли овладеть этим ученик и насколько хорошо – это вопрос другой. Но до тех пор, пока обучение не перешло в фазу практического освоения, невозможно говорить, что ученик стал йогином. А пока ты не стал йогином, у тебя и настоящего гуру, по сути, нет. Может, конечно, и есть какие-то отношения в проекте на будущее… Да вот как раз с этим-то проектом в моём случае получалась серьёзная неувязка: не было у меня в проекте никакого будущего.
Первое, к чему обратились мои мысли, когда я несколько оправился от потрясения в связи с осознанием своей болезни, была идея подготовить и провести полноценный практический курс по наставлениям, полученным от Чоки Ринпоче. Дело в том, что, как считается, медитативная практика гневного божества весьма эффективна для устранения различных препятствий и порой может разрешить даже, казалось бы, неразрешимые трудности. Вылечиться от вирусного гепатита и его воздействия на организм я таким способом не предполагал, но намерение создать нужные предпосылки для успеха во всех делах было вполне очевидным. «И, если я не сделаю этого прямо теперь, - думалось мне, - когда вообще у меня будет возможность прикоснуться к настоящей йогической практике?»
Как объяснил в своё время ринпоче, особый практический курс под названием «приближение к гневному божеству» даёт йогину возможность выполнять различные ритуалы, включая и самопосвящение, а, следовательно, позволяет и в любой момент восстановить свою связь с гуру в её первоначальной неиспорченности. Однако проделать все эти занятия от начала и до конца не так уж легко, особенно вдали от гималайских монастырей, где есть подходящие помощники и всё необходимое. Здесь, в России, квалифицированную помощь нужно целенаправленно искать, и в этом мне повезло: нашлась она недалеко – в Москве.
- Почему бы вам не обратиться за помощью к вашему учителю?
Калден Лама говорил по-русски неожиданно чисто, хотя и не вполне свободно. Так уж повелось, что приезжие ламы и после десяти лет постоянной жизни в России не читают лекций без переводчика, а за англоговорящими здесь ходят огромные толпы учеников. Ну а если он, сверх того, ещё и ринпоче – пару раз приедет, и персональный буддийский центр ему обеспечен.
- Калден Лама, пожалуйста, помогите мне! У меня диагноз – гепатит, и я не знаю, чем это закончится. Ринпоче неизвестно, когда приедет. Мне сейчас назначили курс лечения, и у меня как раз есть три-четыре свободных месяца. Я сделаю приближение на даче под Петербургом. У меня есть все наставления и нужные тексты – вот, посмотрите.
- Что значит, вы не знаете, чем это может закончиться?
Лама задумчиво листал принесённые мной тексты на тибетском с переводами на английский и русский.
- Я могу скоро умереть. Калден лама, и ещё мне сказали, у вас есть драгоценные пилюли для печени. Мне они нужны, я бы купил.
- Вы хоть представляете, сколько всего нужно? Далеко это ваше место, где вы хотите заниматься? Мне придётся к вам ехать вместе с ещё одним помощником. Говорят, Петербург красивый город, я там не был.
- Я всё подготовлю, вы только расскажите, что нужно, а я запишу. Когда я буду заканчивать курс, вас встретит моя жена Ирина и привезёт на место.
- Ну хорошо, я вижу, вам нужна помощь. Но имейте в виду, всё, что я скажу, вы должны тщательно подготовить. Тексты, которые вы показываете, не совсем моей традиции, но я закончил тантрический колледж, и могу провести для вас нужные ритуалы. Я учился этому около пятнадцати лет…
Конечно, обо всём этом намного проще рассказать, чем осуществить. Но факт есть факт: в результате моей зимовки в садоводстве, где у родителей тогда была небольшая дача, мне удалось провести весь необходимый курс. И, кроме того, с собой я взял все назначенные мне медикаменты. Сосредотачиваться эти лекарства, конечно, немного мешали, но через некоторое время я приноровился. И в завершение всего ко мне действительно приехал Калден Лама с помощником. Ещё одного помощника они пригласили из питерского дацана – он привёз большие медные инструменты. В общем, это надо было увидеть, чтобы понять всю грандиозность мероприятия.
***
Теперь приближалось лето, и я чувствовал настоящий душевный подъём и прилив сил. Все дела удавались на удивление хорошо, и меня уже не смущала даже неизлечимость заболевания, которым я болел.
- Михаил, вы только, пожалуйста, не расстраивайтесь, но ваш вирус по-прежнему при вас.
Профессор из Военно-медицинской Академии смотрел прямо и спокойно, не отводя взгляда.
- Я не расстраиваюсь. Это все мои женщины недовольны, потому что я совсем перестал с ними спать из-за ваших таблеток и уколов.
- Давайте серьёзно, дела ваши мы поправили… лет на пять точно. А там обязательно появится что-то новое. А пока вы, сами знаете, берегите себя, соблюдайте диету и не читайте по ночам сайты о гепатите – время на женщин сразу появится.
Я получил в издательстве гонорар за свои работы конца прошлого года и договорился о неспешной работе на год вперёд. Я нашёл нового заказчика на перевод одной австралийской книги по буддийской тематике, которая была мне интересна и самому – как раз о медитативных практиках Тары. Я удачно перепродал купленный по интернету фотоаппарат и несколько объективов. Я договорился со знакомым завкафедрой о работе доцентом с сентября следующего года. Невесть откуда возникла двоюродная тётка и подарила мне сто тысяч рублей на поправку здоровья. Наконец, мои родители ко дню моего рождения сказали: «Знаешь, вот, возьми и поезжайте», – и подарили две тысячи евро. Я купил нам билеты Свиссэйр с возвращением через год.
Но ещё раньше, чем улететь к своей давней мечте, я предвкушал встречу с Чоки Ринпоче – он должен был приехать в конце августа и провести в Подмосковье курс по нёндро – предварительным практикам для всех тибето-буддийских йог. Я порадую его рассказом о своих успехах в практике! Дату вылета я подобрал так, чтобы улететь в Индию сразу же из Москвы, не заезжая домой.
Подмосковный курс известного ринпоче – событие многолюдное. Комнат в корпусах переделанного под санаторий пионерлагеря категорически не хватает. Местные ветераны лагерного общепита успевают опомниться от перспектив скорого зарплатного счастья только к третьему дню, когда поток жалоб на их работу достигает критической массы. На лицах организаторов отпечатана важность проводимого мероприятия, и поэтому особое внимание они обращают на упорядоченность всего процесса. Самое неудобное, что можно сделать для них в такое время, это попросить об аудиенции у ламы.
- Запишитесь в группу. Сходите вместе с другими питерцами.
- Но мне нужно задать личный вопрос.
- Таких людей слишком много, а график и так слишком плотный...
В конце концов, я ведь могу подойти к ринпоче на пару минут прямо в зале. Мне, в общем-то, и надо лишь коротко сказать, что я успешно сделал приближение и теперь собираюсь заняться предварительными практиками в Бодхгае – месте пробуждения самого Будды.
За пару дней до конца мероприятия такая возможность, наконец, представилась – к трону ринпоче выстроилась очередь из желающих поднести ритуальный шарф, хадак, но пары минут мне давать никто, разумеется, не собирался.
- Ринпоче, помните меня?
Лама лишь слегка кивнул, уже переводя взгляд на подходившую следом за мной женщину. Какой тут может быть рассказ о сделанном приближении?
- Ринпоче, я собираюсь заняться нёндро в Бодхгае.
На лице ламы отобразилась необходимость отреагировать.
- Пожалуйста, повторите, я плохо расслышал.
- Этой осенью мы с женой собираемся заниматься предварительными практиками в Бодхгае. Мы улетаем туда сразу после этого курса.
- О, ну там и приходите. Сейчас видите, некогда.
Я отчётливо понимал и изо всех сил внутренне внушал себе, что у меня не нет ни малейшего повода ни для обиды, ни для разочарования. Сидя в зале, я выслушал все те наставления, которые мне были нужны прямо теперь. И в действительности даже моя мечта о Бодхгае сформировалась отчасти благодаря Чоки Ринпоче, потому что ещё в конце девяностых, я ненадолго приезжал туда и слушал под деревом бодхи его учение о тридцати семи практиках бодхисаттвы. Чего ещё было мне ожидать в такой толпе? Люди целенаправленно завязывают и развивают отношения со своими ламами. Что поделать, нет времени у человека на каждого встречного.
Но ведь нет времени и у меня. Эта жизнь у меня всего одна, и спокойных лет мне только что отмерили всего лишь пять. Поэтому, что бы там ни происходило, самолёт в Индию улетит вместе со мной, а там посмотрим, что за профит я смогу извлечь из оставшегося у меня времени.
Глава 2 Мы паломники
Я не был в Индии больше десяти лет, но хорошо помнил её запах, который начинается прямо в аэропорту – эту смесь благовоний, жары и пыльного делийского смога, вобравшего в себя все отбросы цивилизации. Мы прилетели ночью первого сентября, нагруженные своими рюкзаками. Таксист, как я и предполагал, не смог разыскать гостиницу в центре, где я забронировал номер, предусмотрительно не внося предоплату, и привёз нас в другую такую же – довольно противную и дешёвую. Мы начинали паломничество, и надо было привыкать к ограниченному бюджету. Когда-то раньше я уже бывал в Бодхгае. Теперь же Бодхгая должна была стать последней точкой нашего маршрута на ближайший месяц. Того маршрута, о котором я много раз размышлял в течение многих лет, и ради которого мы предусмотрительно запаслись двухразовыми полугодовыми визами, чтобы иметь возможность выехать в Непал и затем снова въехать обратно в Индию. Мы должны были побывать во всех основных местах, связанных с Буддой, и собирались сделать это, избегая слишком больших расходов.
Адаптация к Дели процесс не самый приятный, но жару всё же несколько смягчал сходивший как раз на нет дождливый сезон, и в городе было, если не чисто, то, по крайней мере, не слишком пыльно. От гостиничной воды ощутимо несло хлоркой, и это порадовало, потому что сулило возможность на некоторое время уберечься от кишечных инфекций. Чистого белья тут никто и не ожидал… хотя для Ирины всё это было впервые и, разумеется, не без шока. Её укачало уже в такси, а в комнате не давал заснуть вентилятор, который нельзя было выключить из-за духоты. Впрочем, всё это было предсказуемо, а потому не страшно. Задерживаться мы здесь всё равно не собирались.
Итак, дела в городе – надо обменять деньги, поесть и сесть на нужный поезд, предварительно разобравшись с правилами посадки по билету, купленному через интернет. Первые два пункта оказались самыми простыми. Улица Мейнбазар в утренние часы была пустовата – я помнил её по тем временам, когда сюда захаживало немало русских коммерсантов-челноков, и из лавок то и дело неслось: «Эй, друг, иди сюда!» Кафе на углу казалось чистым.
- Доброе утро! Мы бы позавтракали, но нужно обменять деньги.
- Вон там лавка, по той стороне, ступеньки вверх.
Никакой вывески и опознавательных знаков у заведения не было, только приметная дверь. Обменные пункты на Мейнбазаре издавна существуют по своему локальному закону, который не предполагает официальных вывесок и налогов, но обеспечивает порядок и лучший курс во всей стране.
- Доброе утро! Какой сегодня курс евро?
Кассир равнодушно взял две банкноты по пятьсот евро и, лишь немного повертев их в руках, отсчитал толстую пачку тысячерупиевых с портретом Махатмы Ганди. Если бы я положил на прилавок десять тысяч, процедура, вероятно, была бы совершенно такой же. Такова здесь специфика работы по неписанным законам: заведение дорожит репутацией, ну а разыскать в случае тех или иных проблем иностранца европейской внешности для местного детектива – всё равно что разыскать белую ворону в стае серых.
Какой бы ни была ваша внутренняя подготовленность к путешествию по Индии, когда вы только-только сюда приехали, вы вообще очень заметны. Для местных вы «свежий», что означает источник повышенной финансовой выгоды, которая по их представлениям правомерна при любой ситуации, и только ваша внимательность может несколько замедлить расходование ваших средств. Вас будут подвозить на туктуке – небольшом трёхколёсном экипаже – и, покатав по путаным улицам, пытаться получить комиссию с ваших покупок в магазине или за поселение в гостиницу, куда вас привезут, хотя вы вовсе не пытались добраться ни до магазина, ни до гостиницы. Вам будут настойчиво предлагать почистить обувь, одежду, ногти, уши, купить благовония, бетель, гашиш, а между делом совершенно незнакомые вам люди будут пытаться с вами сфотографироваться.
Мне казалось, что я уже бывалый путешественник, но, когда женщина за прилавком официальной железнодорожной кассы, пощёлкав по клавиатуре, повернулась и сказала, что наши билеты на поезд недействительны, но она поможет подобрать нам другие, я почувствовал, что перестаю понимать происходящее. Когда мы, наконец, разобрались с правилами посадки в поезд, выяснилось, что распечатка с именами пассажиров с бронью в верхних классах вывешивается на специальной доске на нужном перроне незадолго до отправления поезда, а проводнику при посадке нужно показать только паспорт.
В действительности то внутреннее сопротивление, которое быстро вырабатывается от нежелания служить источником дохода для каждого встречного, может привести вас к ситуации, когда вы сами несправедливо недооцените чей-то труд и почувствуете потом угрызения совести. И то же самое может произойти в связи с многочисленными попрошайками, которые, порой, ведут себя невероятно нагло, провоцируя вас на активное физическое противодействие. Но если вы вдруг привыкнете раздавать направо и налево затрещины, однажды в зеркале вы рискуете увидеть не скромного паломника по святым местам, а циничного колонизатора. Но разве это было вашей целью, когда вы мечтали о паломничестве, слушая рассказы о бодхисаттвах, для которых отказ в даянии из-за жадности – это одно из грубейших нарушений практики?
Чтобы отыскать нужный перрон среди полутора десятков перронов делийского вокзала, определённо нужен некоторый запас времени, особенно учитывая то, что каждый пассажирский поезд здесь имеет своё отдельное название, а вокзальные объявления транслируются на английском хотя и регулярно, но с заметным местным акцентом. Чаще всего результатом этих поисков оказывается известие о задержке отправления нужного состава, которая может по тем или иным причинам иметь самую разную продолжительность в пределах одних суток, причём покидать вокзал всё это время категорически не рекомендуется. Местные путешественники принимают это за естественный порядок вещей, а на вокзалах, даже небольших, обычно есть вполне достойные буфеты, и после ожидания поезда у вас есть все шансы не остаться ни голодным, ни больным.
В нашем случае задержка составила всего-то пару часов, после чего мы покинули этот город в вечерних сумерках, чтобы ненадолго вернуться лишь следующей весной. Купленные мной заранее места в классе AC2 имели номера 1 и 2, и, только придя к нашим местам, я осознал тот повышенный интерес который проявила к ним сотрудница вокзальной туристической кассы: это были смежные места со стоившим как билет на самолёт классом AC1, и купе было отгорожено всего на двоих человек. Выспаться этой ночью нам удалось куда лучше, чем в гостинице!
Дорога до Варанаси занимает как раз ночь. В этот древний священный город стекаются многочисленные паломники разных индийских вероисповеданий, но нашим пунктом назначения здесь, конечно же, был Сарнатх – расположенное недалеко от города место первой проповеди Будды с руинами древних храмов. Надо сказать, что наиболее значимые из подобных мест Археологическое Общество Индии содержит вполне достойно, обеспечивая их чистоту и сохранность.
Вокзальные туктуки в Варанаси жульничают ещё хуже делийских. Сколько ты ни проси их просто доехать до в такого-то места, они непременно увяжутся за тобой в ту гостиницу, куда ты направишься, и станут требовать там комиссию, на сумму которой, естественно, вырастет и стоимость заселения. Для слишком решительных действий мы на тот момент ещё недостаточно созрели, и согласились на то, чтобы водитель прихватил с собой на переднем сиденье своего приятеля. И прогадали: из гостиницы их удалось прогнать только с лишней сотней рупий. Но, как бы там ни было, жаркое время было ещё в самом разгаре, а порой о только что прошедшем муссонном лете могла напомнить и гроза, и поэтому до туристического сезона было ещё далеко, а значит и самые лучшие номера были к нашим услугам за вполне умеренную плату. Отдохнуть после дальней дороги из России было самое время, потому что иначе мы просто не смогли бы воспринимать впечатления от тех мест, где теперь оказались.
В действительности лишь много позже нам удалось понять, насколько удачным было время нашего первого паломничества по святым местам. Да, на севере Индии в первых числах сентября действительно жарко, но величественное спокойствие древних храмов в сочетании с немноголюдием не просто умиротворяло, но создавало ощущение близости древней эпохи, когда йогины и монахи жили в лесах, а по специальным указам воспринявших вкус буддийской Дхармы царей здесь возводились эти величественные ступы, колонны, библиотеки и залы для собраний. И также, после летних дождей было чисто. Но ничего этого не увидеть, если отправиться с какой-нибудь группой на автомобиле или автобусе в обычный паломнический сезон: толпы паломников и обычных туристов не оставят места ни для древности храмов, ни для комфорта гостиниц, ни для чистоты кругом. А тогда мы всё это великолепие воспринимали как должное – и пустоватые кафе, где были рады каждому туристу, и заросшие невероятными лотосами заболоченные канавы, и казавшиеся нетронутыми цивилизацией пасторальные пейзажи. Словом, если вспоминать, то вспоминаются сплошные невиданные чудеса!
Итак, паломничество началось и началось хорошо. Мы прониклись. Прониклись ощущением святости места. Нас не раздражали даже мальчишки-попрошайки, которые это, разумеется, сразу чувствовали. Нет, мы ничего им не давали – это как-нибудь без нас – но и не обращали на них особого внимания. А поскольку эти приставучие индийские мальчики являются типичнейшими проявлениями Мары , наше невнимание их, казалось только распаляло. Но настоящими профессиональными нищими эти школьники, конечно, вовсе не были, а потому и опасности особой не представляли. Профессиональные нищие, разумеется, знают, когда бывает туристический сезон, и появляются лишь в подходящее время. Вот тогда вам нужна особая осторожность. И, уж если вы почему-то оказались в ситуации, когда их вокруг много, а вас мало, лучше всего поскорее миновать это место и никому из них ничего не давать.
Что делает паломник на святом месте? Я ненадолго задумался об этом. По всей видимости, всё то же самое, что и обычный турист – смотрит, фотографирует, ходит вокруг да около. Ответ не заставил себя ждать: а не для этого ли мне была нужна моя короткая ежедневная медитация? Я внезапно понял, что это, хотя и формальный, но, тем не менее, отличный способ посещения паломнических святынь: ты приходишь и обязательно выполняешь какую-нибудь небольшую медитативную практику – и потом точно знаешь, что ты медитировал в святых местах. Ну а если таких мест в программе не одно, надо ли говорить, что и практика становится ощутимо объёмнее? Так я быстро пришёл к тому, чтобы выполнять рядом с тысячелетними святынями ещё и гневную садхану , а Ирина, конечно же, тоже оценила эту находку, и с первых же дней мы оба – каждый из нас – находили себе у каждой новой древней святыни по уютному месту и проводили некоторое время, читая мантры или упражняясь в техниках визуализации. Теперь то нам уж точно будет о чём вспомнить, когда мы вернёмся из Индии!
Дорога из Варанаси до Бодхгаи – это каких-нибудь шесть часов на междугороднем автобусе, но путь наш лежал теперь в другую сторону, на север. Мы собирались добраться на поезде до города Горахпур, а оттуда совершить две поездки: в Кушинагар, место окончательного ухода Будды из мира, и, затем, на юг Непала в Лумбини – в то самое место, где царицу Майю застигли роды, и на свет появился ставший позднее учителем мира принц Сиддхартха.
Купив на вокзале билеты на вечерний поезд, мы сдали рюкзаки в камеру хранения и отправились гулять по старому Варанаси – городу Ганги, паломников и йогов. Звучит это, конечно, поэтично, но я должен признать, что какого-то сказочного впечатления центр города на нас не произвёл. В Индии порой попадаются места, способные поразить и чистотой, и великолепием, но этот древний и священный город, основанный когда-то, как считается, самим богом Шивой, в наше время к таким местам точно не относится. Бурлящая и стремительная после летних дождей Ганга была мутной, а над набережной висело зловоние испражнений, что, конечно, не убивало ощущения многовековой древности этого культурного центра индуистской вселенной, но внешней притягательности этой культуре не добавляло.
Побродив по пыльным улицам и потолкавшись в религиозно настроенной толпе вблизи одного из храмов – такого священного, что здесь нечего было и думать достать фотоаппарат, не достав заодно и двадцать рупий – мы, наконец почувствовали, что проголодались. И поняли мы это очень даже вовремя, обнаружив в сотне метров приличного вида ресторан со ступеньками вверх. Но главным, что ожидало нас впереди, был не сам ресторан с залом на втором этаже, а совершенно невероятный обед, который мы оба помним и теперь, через десять лет, искренне считая этот ресторан лучшим если не на севере Индии, то уж точно в городе. Надо ли к этому добавлять, что в нашем паломничестве нам пришлось сделать тогда перерыв до следующего утра, когда мы уже приехали в Горахпур, и чувство животной сытости наконец отступило, позволив нам вернуться к восприятию пищи духовной?
Глава 3 По маршруту
Описывать Горахпур значит описывать сотню таких же безликих индийских городков, которые не имели для нас особого смысла. Мне он запомнился зловонной канавой, куда меня угораздило провалиться по колено, десятичасовым ожиданием опаздывавшего поезда до Патны, столицы штата Бихар, и, разумеется, важным для нашего маршрута расположением. На дешёвом местном транспорте отсюда легко добраться до двух наших пунктов назначения: в двух часах езды на восток находится Кушинагар, а в четырёх часах езды к северу – непальская граница. Самое главное для такой поездки – разместиться на отдельном сиденье вместе с рюкзаками, пока автобус ещё пустой, а потом можно сколько угодно ехать вполне комфортно, глядя в окно и не обращая внимания на окружающую давку.
Храмовых сооружений – и древних, и построенных недавно – в каждом из паломнических мест можно увидеть множество, но, что касается самих мест, то в Кушинагаре их два – место окончательного ухода Будды из мира и место кремации его тела. Первое из них окружено руинами древних кирпичных построек, посреди которых возвышается круглая белая ступа – одна их тех немногих, где по преданию замурованы мощи Будды – а рядом с ней усыпальница с очень известной деревянной статуей лежачего усопшего Будды. Было очень жарко, и здесь мы ограничились всего одной ночёвкой, обойдя все сооружения в первый день и, затем, прочитав поутру тексты своих садхан, которые уже легко вспоминались наизусть.
В действительности впечатления от посещений таких мест как Кушинагар и Лумбини сравнивать очень трудно, потому что каждое из них, без преувеличения, незабываемо. Но, всё же, как кажется, наши переживания в Лумбини были окрашены в более розовые тона, то ли потому, что рождение всем нам свойственно видеть в более розовом свете, чем смерть, то ли из-за нежно-розовых тонов закатного неба, то ли потому, что жара казалась не такой утомительной, то ли опять из-за хорошего ресторана, а может быть там просто не оказалось приставучих мальчишек? Так или иначе, в Лумбини мы провели две ночи, и я расскажу об этой поездке чуть подробнее.
После нескольких часов неспешной поездки сначала в Горахпур, а потом к северу пейзаж за окном автобуса стал зеленее, а затем в какой-то момент сменился дорогой с очень оживлённым движением, которая постепенно превратилась в улицу с домами. Конечная остановка автобуса находится в полукилометре от границы, и мы, надев свои рюкзаки, после продолжительной поездки в автобусе порадовались поводу для небольшой пешей прогулки.
Ошибиться там невозможно – улица всего одна. Но сверх того, как оказалось, если вы даже ненадолго где-либо задержитесь, вам услужливо укажут, что задерживаться здесь нет никакого смысла, а идти надо прямо, пока вы… вдруг не упрётесь в объявление большими буквами: БАНКНОТЫ НОМИНАЛОМ В 500 и 1000 РУПИЙ НЕЗАКОННЫ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ИНДИИ И МОГУТ БЫТЬ КОНФИСКОВАНЫ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ. Надо ли говорить, что обменный пункт, где можно обменять излишки индийской наличности, по эту сторону границы всего один? Ну что же, теперь у меня в рюкзаке будет лежать газетный свёрток с толстыми пачками непальских рупий, на которые после непродолжительного торга за курс мне пришлось обменять индийские рупии с Мейнбазара. Возвращаться в этот же самый обменный пункт на обратном пути значит потерять на двойном обмене. Уж лучше пусть теперь лежит до весны, когда закончатся наши индийские визы, и мы снова приедем в Непал.
Граница между Индией и Непалом непрозрачна только для приезжих – местные жители снуют туда-обратно, как им вздумается. Если вы даже приехали издалека, но внешность у вас подходящая, и вы свободно разговариваете на одном из местных языков, без документов вы, вероятно сможете пересечь границу пешком, и такой неформальный переход обойдётся вам рупий в пятьдесят-сто. Ну а для всех прочих путешественников здесь действуют высокие международные стандарты, причём для Индии виза на границе в принципе не выдаётся, а с непальской стороны её нужно купить за приличную по местным меркам сумму.
Формальности с обеих сторон заняли минут десять, после чего мы оказались в пережившей недавно гражданскую войну новоявленной демократической республике, которая, правда, интересовала нас вовсе не в связи с её новейшей историей и государственным устройством. Хотя, конечно, отсутствие вооружённого конфликта – это важный фактор для безопасного путешествия, но туристов здесь вроде бы никогда не обижала ни одна из сторон, и, по слухам, они даже делали перерывы в своих перестрелках, чтобы пропустить иностранцев.
В паре сотен метров от границы есть небольшой отель, где рекламный щит предлагает разнообразные туристические услуги, и мне подумалось, что поездок дикарями, пожалуй, на сегодня достаточно. Поэтому уже через полчаса мы комфортно расположились на просторном заднем сиденье туристического джипа, который отвёз нас к очень приятной гостинице в Лумбини с красивым садиком внутри, деревянной мебелью и деревянными же ставнями на окнах. Время, когда нас должны были забрать из гостиницы, мы назначили на послезавтра.
Усталость давала себя знать, и близились сумерки, но в удовольствии поскорее посетить главное место мы себе не могли отказать, а на обратном пути как раз можно будет и поужинать. На месте рождения Будды находится храм богини Майи, заключающий внутри себя руины древних кирпичных сооружений, а точное место обозначено камнем, который закрыт сверху стеклянным саркофагом.
Наверное, есть особый смысл в том, чтобы впервые оказаться тут на закате и в некоторой расслабленности из-за физической усталости. Вокруг никого, ум не блуждает, а просто смотрит и проникается атмосферой места. Сумерки – это время остановки мыслей, время тишины. Чтобы похожее ощущение возникло утром, время должно быть очень ранним, рассветным – условия для этого складываются не всегда. Но мы довольно быстро разобрались, когда именно паломнику можно посидеть в ресторане и хорошенько поспать, и какое время стоит использовать для посещения святынь. Поэтому к восходу солнца мы уже снова сидели здесь в лёгкой утренней дымке, выполняя свои садханы.
Особенность непальского буддизма – это его народный характер. В местной традиции вы едва ли найдёте сложившиеся школы и сложные философские рассуждения, но вам будут показывать места рождения ранних будд этой кальпы, которые, если верить мифам, должны были бы жить миллионы лет назад, а также пересказывать легенды о прошлых жизнях Будды, указывая где именно произошли те или иные события. То же самое заметно и в паломническом мотиве индуизма, где с ведическими мифами связывается большое количество мест, разбросанных по всему Индостану.
Атеистами мы, понятное дело, себя уже точно не ощущали, но, правда, не испытывали и особой религиозности в связи с местными верованиями, которые раньше никак не повлияли на нашу жизнь. Скорее, здесь у нас проявился некоторый туристический азарт. Поэтому, вернувшись в деревню позавтракать, мы заказали в местном турагентстве небольшой автомобильный тур и около полудня отправились посмотреть несколько достопримечательностей, главной из которых, по утверждению цветного туристического проспекта, была столица древнего царства Капилавасту, где правили Шакьи. В большой Индии та же роль отводится другим руинам – к югу от границы с Непалом. Но, как бы то ни было, поездка была комфортной, руины определённо очень древними, места живописными – всё это, конечно, лишь дополняло основную цель нашего путешествия, но дополнение выглядело таким притягательным, что не влюбиться в Лумбини мы просто не могли и обратно в Индию уезжали будто с курорта в пыльный город.
Так прошла первая неделя нашего паломничества, которую можно так назвать, только если сухо сверяться с датами. Ни обилие впечатлений, ни масштаб смены всего образа жизни, ни перемены во внутреннем мироощущении совершенно не укладывались ни в тот временной промежуток, ни в само представление о том, что мы привыкли называть «неделей». Прямо там и тогда в нас происходили серьёзные перемены, которые, пока было трудно осознать, но они определённо начались. Предстоящая программа обещала быть не менее интересной, но теперь для продолжения маршрута мы должны были добраться до города Патна. И путешествие это далось не без трудностей из-за длительного ожидания поезда и, затем, жёсткого купе без белья, потому что верхних классов в проходящих поездах просто не было.
Познав за десять часов все мыслимые и немыслимые стадии клевания носом на перроне горахпурского вокзала, мы, наконец, покинули этот город насовсем и были рады даже жёстким полкам купе простого первого класса – лучшему, что мы могли тут получить. Ехали мы, по сути, в Патну, но должны были выйти в её северном пригороде, не переезжая Гангу, чтобы затем отправиться в Вайшали, место собраний сангхи Будды в сезоны летних дождей и, также, место одного из саркофагов с мощами Будды. Кроме того, там же неподалёку родился Джина Махавира, фактический основатель джайнизма, о чём сообщала мемориальная доска при недавно возведённом храме.
Вайшали часто посещается многочисленными туристами и запомнилось особенно красивой колонной Ашоки со львом наверху и живописными руинами вокруг древней ступы. Поскольку добрались мы только к вечеру, здесь нам понадобилось две ночёвки, чтобы всё осмотреть, и, затем, на следующий день отправиться снова в Патну. Однако подробнее в своём рассказе я всё же остановлюсь на нашей следующей поездке, которая выходит за пределы обычных туристических карт штата Бихар и заслуживает отдельного описания.
В древней Индии было два крупнейших центра буддийской образованности: Наланда и Викрамашила. Именно туда направлялись из Тибета первые буддийские паломники и оттуда появлялись гуру ранних тибетских буддистов. Поэтому наша сопричастность руинам этих древних монашеских университетов была вполне понятной. Про себя мне думалось о неком подобии контекстов: им нужны были гуру, и они приходили в эти места пешком, а теперь гуру нужен мне, и разве трудно мне потратить лишний день на поездку в комфортном поезде? Поэтому, хотя Наланда и находится всего лишь в двух часах пути от Патны и как раз по дороге на Бодхгаю, сначала мы отправились гораздо дальше на восток Бихара, чтобы посетить раскопки Викрамашилы недалеко от города Античак.
Патна – столица штата, и поездов здесь много. Обычных опозданий, разумеется, никто не отменял, но какая-нибудь пара часов ожидания для нас уже не время. И вот уже в нашем распоряжении пара мягких полок в классе AC3, а к полуночи, по расписанию, у поезда остановка в Античаке… По расписанию около полуночи, а значит около двух ночи в реальном времени. Два часа ночи это вечер или утро? Посмотрим. Но ведь мягкая постель в AC3 так расслабляет, и так хорошо спится после всех приключений.
В результате мы покинули поезд совершенно отдохнувшими и с ощущением раннего утра. Жизнь привокзальной площади текла в спокойном ночном ритме. На противоположной стороне отдыхали туктуки.
- Доброе утро!
- Доброе утро, сэр!
К этому «сэру» я уже привык, хотя и смешно.
- Мы хотели бы поехать к Викрамашиле.
Они переговорили на хинди.
- Вам нужен отель Викрамашила?
- Нет, нам нужны раскопки древней Викрамашилы!
Они снова переговорили.
- Хорошо, пятьсот рупий.
Карту я предварительно изучил, и сумма не выглядела завышенной, но, если бы знать заранее, как всё это выглядит, я бы, конечно, договорился о поездке сразу туда и обратно. Забегая вперёд, скажу, что, наняв здесь туктук, мы повстречали не просто классного водителя, но ещё и хорошего, честного человека, так что потом нам не было жалко расстаться с лишней пятисоткой.
Когда городское освещение окончательно осталось позади, темнота вокруг оказалась совершенно непроглядной, и снаружи туктука было видно только звёздное небо. Свет передней фары, конечно, бил вперёд, но с заднего сиденья освещаемая часть дороги была почти не видна, хотя, если судить по невысокой скорости движения и постоянной тряске, дорога здесь вообще была довольно условной. Минут через сорок я внезапно осознал, что вокруг нас только совершенно дикая местность и непроглядная темнота – про себя как-то сама собой начала произноситься мантра защитного божества.
Затем впереди показался электрический свет, и вскоре мы подъехали к какому-то небольшому заведению. Рядом был припаркован автобус. Наш возница остановился и куда-то вышел. Через некоторое время они вернулись вдвоём и на очень ломаном английском стали объяснять, что дорога впереди плохая, и лучше всего нам переждать здесь до зари. Перспектива ночных посиделок особо не радовала, и мы не стали вступать в активное обсуждение, а просто сидели как сидели, и минут через десять всё же отправились дальше. Про плохую дорогу они нас, конечно, не обманывали – давалась она медленно, и туктук постоянно заезжал в какие-то ямы, но, к счастью, было сухо, и, в конце концов, мы остановились рядом с небольшим открытым домом, в сенях которого я различил несколько фигур спавших на полу людей, завернувшихся в одеяла.
Один из них приподнялся, и они коротко переговорили с нашим водителем, после чего он объявил, что мы приехали.
- Это полицейский участок, - пояснил он. – А вход на раскопки дальше, в сотне метров. Но вам придётся подождать, пока откроют ворота.
- Так эти люди полицейские? – спросил я, протягивая ему обещанные пятьсот рупий.
Он заулыбался, покивал и собрался было уезжать, но я попросил его задержаться ещё на минуту, быстро соображая, что при такой разбитой дороге здесь точно нет ни гостиницы, ни автобусной остановки.
- Давайте, я заплачу вам ещё столько же, но вы подождёте нас шесть часов, а потом поедем обратно на вокзал.
- Шесть часов жду и потом на вокзал? Хорошо.
И как ни в чём не бывало, он тут же стал располагаться, чтобы поспать прямо в своём туктуке.
- Я оставлю у вас тут наши вещи, - сказал я, доставая из рюкзака фотоаппарат и нужные мелочи.
- Да, поставьте сумки в багажник.
Силуэты в предрассветных сумерках уже различались, и мы отправились подождать к воротам, пока их откроют, но ждать почти не пришлось – вскоре появился кассир с ключами.
- Доброе утро, нам, пожалуйста, два билета.
- Входные билеты я вам продам, но фотографировать внутри запрещено, нужно специальное разрешение.
- А как его получить?
- Спросите об этом управляющего, он скоро подойдёт.
- Но хотя бы пейзаж я могу сфотографировать?
- Пейзаж можете.
Управляющий и правда вскоре появился – мы не успели даже подняться на небольшой холм, скрывавший панораму раскопок. Несмотря на суровый вид запрещавшего фотосъёмку объявления, которое висело при входе, формальности свелись к покупке специального билета за тридцать рупий, после чего мы отправились осматривать древние сооружения, обладая законным правом запечатлеть их во всех ракурсах, какие только позволит фантазия и фотоаппарат.
И надо заметить, что фотоаппарат в паломничестве – предмет довольно опасный. Я для себя так и не разобрался, окончательное ли это зло, но факт состоит в том, что и без того не слишком-то богатые возможности нашего внимания приходится делить пополам, потому что одна половина обязательно занята оценкой экспозиции, прицеливаньем и щёлканьем затвором. Да, правда, снимки эти великолепны и теперь, но разве за фотографиями мы отправились так далеко, растрачивая небогатый запас своих средств и, что ещё важнее, возможностей. Ведь повторить паломничество невозможно. Можно лишь снова съездить к тому же месту, если хватит желания и ресурсов, но даст ли эта поездка что-то новое – уже вопрос.
Поднявшись на холм, мы невольно остановились перед открывшейся картиной, насыщенной тысячелетним спокойствием древности и безмолвием рассвета. Панорама обзора здесь широкая, как в Лумбини, и таких мест немного, но особенное ощущение величия возникает от характерной для востока Индии архитектуры огромной древней ступы в центре. Необычная чистота и порядок, какие даже после сезона дождей нелегко отыскать в Бихаре, показывали любовь и искренний труд тех, кто ухаживал за этим местом, стремясь поддержать его святость. Поднявшись на ступу и обходя её по кругу, мы видели, как показался край солнечного диска, и древние кирпичные стены тут же стали оранжево-красными. Кто-то из работников принёс к ступе свежие цветы. Посетителей кроме нас не было. Диск солнца медленно поднимался над горизонтом, становясь всё ярче и белее, а небо окрашивалось во всё более насыщенный голубой цвет.
Надо поискать, где тут лучше сесть и почитать садханы. «Пойдёмте, я покажу вам помещение, где монахи занимались тантрической практикой», - сказал подошедший мужчина, представившийся местным гидом, и повёл нас в направлении, противоположном от входа. В паре сотен метров от ступы мы подошли к небольшому квадратному колодцу в кирпичной кладке, в который только-только мог протиснуться человек. Темнота внизу не позволяла оценить его глубину. «Там под землёй небольшая комната, - сказал гид. - Но спускаться нельзя. А вот там помещения древней библиотеки, но они затоплены».
Кажется, лучшего варианта нельзя было и вообразить. От утреннего солнца было не прохладно и не жарко. Поблагодарив гида, мы расположились прямо у колодца с твёрдым намерением проникнуться этим великолепным местом как можно лучше и поэтому затеяли большое чтение текстов общей продолжительностью часа на полтора-два, сопровождая его выполнением соответствующих визуализаций и медитативных размышлений.
Дойдя в своей личной программе до чтения гневной мантры, я решил выполнить его как можно более обстоятельно, и для этого мне было удобно использовать специальный счётчик. Пошарив по отделениям сумки с фотоаппаратом и не найдя его, я на несколько секунд задумался, где мог его оставить. Ах да, разумеется, во внутреннем кармане рюкзака, под газетным свёртком… В груди у меня защекотало под свёртком с тысячей долларов в непальской валюте! Если они пропадут, нам же не хватит на весну!
«Только не сбивайся, - убеждал я себя. - Бежать всё равно уже поздно, прошло уже часа четыре. Что бы там ни было, изменить уже ничего нельзя. Лучше используй эти эмоции для практики – ведь это же гневная садхана! Вообрази, что весь эмоциональный порыв, связанный с возможной потерей денег, проявляется в виде божественного гнева. Ведь воображение – это именно та способность, которая выстраивает в единое целое весь наблюдаемый нами мир».
Уже знакомый наизусть текст местами вдруг забывался, так, что мне пришлось достать свою шпаргалку. Но затем я постарался сосредоточиться на переживаемой эмоции неудовлетворённости и вообразить её проявлением божественного гнева, и тогда в какой-то момент произошла перемена. Это был лишь короткий миг нового переживания, связанного с моей йогой. Нет, мне не привиделось никакой особенно ясной визуализации – мне, как и большей части таких же исполнителей садхан, ясные картины в воображении всегда давались с трудом и практически никогда не получались устойчивыми, даже после тренировок.
В действительности есть и другие люди – их меньше, и визуализация даётся им легко. Но при этом у них возникает своя проблема: они смотрят эти картины в своём воображении как мультфильмы и не могут проникнуть в суть выполняемой умственной работы. Но сейчас, под влиянием эмоционального порыва, в моём внутреннем мировосприятии что-то сдвинулось – совсем ненамного и ненадолго. Я внезапно ощутил спокойствие, которое было никак не связано ни с туктуком, ни с рюкзаком на его багажнике, ни с картиной окружающего пейзажа, ни даже со мной в моём обычном понимании моего «я». Это было ощущение покоя, связанного с абсолютным и окончательным могуществом – с самой идеей могущества – которое почему-то возникло в моём переживании лишь на несколько секунд и исчезло, как только я внутренне изумился произошедшей перемене.
Чтение своё я закончил немного раньше Ирины, и, поднявшись, несколько раз сфотографировал её за занятиями. Я решил не спешить и не говорить ей пока о своих опасениях. Уж лучше спокойно попрощаться с местом и, затем, встретить действительность такой, какова она есть, с поднятой головой и открытыми глазами – нет йога тут уже не при чём. Просто, если изменить ничего нельзя, к чему излишнее беспокойство; ну а если поменять всё ещё возможно, то и тогда беспокоиться не стоит, а нужно просто пойти и поменять. Поднявшись на холм, мы снова немного задержались, наблюдая как остатки утренней свежести сменяются преддверием дневной жары, и пошли к выходу. Туктука у полицейского участка не было.
- Доброе утро! Вы случайно не видели тут наш туктук? – обратился я к полицейскому.
- Он поехал выпить чаю в деревне. Посидите тут, он должен скоро вернуться.
Следующие полчаса нам обоим стоило большого труда сохранять спокойствие. Ирина потом говорила, что внутри у неё похолодело, когда, я рассказал ей о мучивших меня мыслях. Но, как, уже и было сказано, водитель наш оказался честным человеком, и вскоре его туктук затарахтел неподалёку, после чего обратная дорога до вокзала далась легче, потому что объезжать ямы при дневном свете ему удавалось гораздо эффективнее. Непальские деньги благополучно пролежали потом до весны, а когда пришло время начать их тратить, я пересчитал на калькуляторе курсы и выяснил, что за полгода выиграл на изменении обменного курса, так что в сухом остатке наша первая поездка в Непал фактически досталась нам бесплатно!
Возвращаясь в Патну, мы снова спали в поезде как убитые, и поэтому не чувствовали чрезмерной усталости от дальних дорог, но темп путешествия, всё же, пора было сбавить. Тем более, что программа уже более чем удалась. Однако впечатления от посещаемых мест раз от раза не ослабевали, затмевая собой даже пыльные индийские вокзалы, грязные улицы и множество всех тех повседневных ситуаций, которые требуют при путешествии по Индии постоянного внимания и не позволяют расслабиться. И мы неплохо справлялись с дорогой – до сих пор ничем не отравились, не заболели и вполне укладывались в бюджет.
Теперь в Патне мы пересели в обычный пригородный поезд, вагоны которого внутри похожи на российские плацкартные, но для спасения от жары в них обязательно есть большие вентиляторы. Спрятавшись от давки на багажной полке под самым потолком, мы ожидали встречи с древним университетом Наланда и знаменитым Пиком Коршунов в Раджагрихе, где как сказано в сутрах, Будда излагал совершенство мудрости великому собранию монахов и бодхисаттв. Оба эти места находятся вблизи от городка Раджгир, куда мы добрались к вечеру и неожиданно столкнулись с отсутствием мест в паре гостиниц вблизи станции. Пообещав по такому случаю вознаграждение водителю туктука, мы поселились в стороне от центра города в тихом и живописном месте вблизи горы, каменной стены древнего царства Магадха и нескольких храмов, включая особую местную достопримечательность – горячий источник. Туктук свою комиссию определённо заслужил.
Глава 4 Пункт назначения
Один день на Наланду, другой на Раджагриху и в самом Раджгире, конечно, тоже есть что посмотреть – получалось уже три ночёвки на одном месте – впервые на маршруте. Практически оседлый образ жизни! Ну да ничего, пора привыкать, мы ведь скоро приедем в Бодхгаю и там поселимся. А при таком ритме и три ночёвки покажутся заметным отрезком времени, и дело даже не в том, что мы постоянно чем-то заняты. Каждое место, которое мы здесь посещаем, это без преувеличения легенда, и легенда очень древняя, отражённая в литературе разных времён и культур, напитанная бесчисленными историями самых разных персонажей, от древних пандитов до археологов, от царей до нищих и от йогинов до завоевателей.
Да, есть легенды и о завоевателях. Например, чтобы сжечь библиотеку Наланды, им потребовалось несколько месяцев, и пламя от костров за то время не гасло. А как же нам теперь добраться до этих руин? Гостиница, где мы жили, предлагала, вообще говоря, вполне достойный уровень обслуживания, включая недурное питание и возможность заказать автомобиль, но, после небольшой прогулки по городу, мы приметили там ещё одну местную достопримечательность, а именно запряжённые осликами повозки с возницами. Это конечно куда экзотичнее автомобиля, но главное, этот транспорт не прячет пассажира от окружающего мира, а мы как раз вовсе не хотели от него прятаться.
Здесь не стоит и пытаться не только описать, но даже просто перечислить всё то, на что нам было интересно хоть раз посмотреть в окрестностях Раджгира. И мы были рады этому катанию, имея возможность в любой момент спрыгнуть с повозки, чтобы пройтись по развалинам древней тюрьмы, на которых распластались, впитывая солнечный жар, гигантские ящерицы, или заглянуть в прохладную пещеру, где когда-то медитировали йогины, а теперь отдыхали от солнца обезьяны, или обойти ступу. Дорога до Наланды заняла в таком режиме около часа, а следующие часа четыре мы потратили на комплекс древнего университета, гуляя, фотографируя и, конечно, в первую очередь, выполнив там наши медитативные занятия, пока мы ещё не устали от сильной жары.
Местный гид в межсезонье явно страдал без туристов и приложил невероятные усилия, стараясь убедить нас в необходимости выслушать все его рассказы и совершенно не обращая внимания на несколько наших отказов оплатить его услуги. Стараясь как можно лучше внутренне раскрыться для восприятия места, мы не испытывали раздражения и даже не старались от него отвязаться. В момент кульминации его активности, когда, подойдя к кирпичной стене, он стал рассказывать, что именно на этом месте пандит Чандракирти нарисовал корову, я не дал ему закончить:
- Да, я знаю, он был великим йогином и потом доил эту корову, получая молоко для кухни. А поступал он так потому, что, хотя ему и поручили пасти монастырское стадо, следить за коровами ему было некогда, и они разбрелись. А теперь покажите нам, пожалуйста, место, где монахи занимались тантрической практикой.
Кажется, я подал ему идею для будущих историй, которую он оценил.
- О, один момент, пойдёмте! – И привёл нас к небольшому подвальному помещению, наполовину засыпанному щебнем.
- Ну а теперь мы тут немного помедитируем, так что большое спасибо, вот сотня рупий, мы хотим уединиться.
- Но сэр, сейчас так мало туристов, а я должен работать.
- Больше не дам, не просите!
- Пожалуйста, выполняйте спокойно вашу пуджу, я буду охранять вход, чтобы сюда никто не вошёл!
Мы были готовы расхохотаться, но старались сохранять серьёзный вид, чтобы не давать ему поблажки. В этой подвальной комнатке было сухо и прохладно, и просидели мы в ней больше часа, но как выяснилось, он и правда ждал снаружи в надежде продолжить доходное предприятие. На словах я его поблагодарил, но денег больше не дал.
На обратном пути мы впервые столкнулись с одной из предстоявших нам в ближайшие месяцы трудностей. В Индии любят праздники, а деревенские жители в Бихаре при этом развлекаются на передвижных дискотеках. Выглядит это как повозка, заставленная концертными колонками общей мощностью, наверное, в полкиловатта. Внутри есть небольшой операторский пульт, усилители и аккумуляторы. Если вы беспечны при выборе места жительства и поселитесь на такой улице, где этот агрегат в состоянии проехать, бессонные ночи вам гарантированы, потому что выезжают эти адские машины не по одной, а штук по пять, и медленно перемещаются по улицам, проигрывая индийскую попсу, пока молодые деревенские жители, причём только мужчины, употребив некие местные субстанции, танцуют поближе к колонкам танцы ночных мотыльков под фонарём – с широкими зрачками и безумными, бессмысленными улыбками.
Возвратившись в гостиницу к ужину, Ира почувствовала себя уже вполне привыкшей к индийской кухне и заказала местное ласси – похожий на кефир кисломолочный напиток, сбраживаемый, разумеется, местной микрофлорой. Вот тут-то она и узнала чуть больше об отличии этой микрофлоры от привычной российской, которая до сих пор удерживала внутри неё свои рубежи, а теперь была вынуждена резко сдать позиции. Обошлось, к счастью, без серьёзной болезни, но ночь откровений для неё случилась. Так что время, когда мы на следующий день оказались готовы отправиться в Раджагриху, было уже совсем не ранним.
Послушав по дороге рассказ разговорчивого возницы о том, как он лечил мантрами своего ослика, когда того укусила кобра, мы добрались до канатного подъёмника на гору, где устроены современные культовые сооружения, которые по-своему величественны и не похожи на местные. Этот архитектурный продукт религиозного символизма, помноженного на капиталы международных фондов, безусловно, вызывает и интерес, и почтение, но внимание паломника здесь не может не привлечь обзорная площадка, открывающая вид на сам Пик Коршунов с обозначенным местом проповеди сутр.
Наверное, любому, кто хоть раз открывал буддийские сутры совершенства мудрости, тут наверняка вспомнятся строки: «…вместе с великой общиной монахов и великой общиной бодхисаттв». Дело в том, что физически на маленьком плато наверху Пика Коршунов могло бы разместиться в лучшем случае полсотни человек-слушателей, и, если видеть воочию это место, вся логика оказывается такой, что слушатели сутр здесь в большинстве своём должны были бы быть существами божественными. Потому что места для большого скопления людей здесь просто нет. И теперь нам думалось именно об этой божественности, для которой две или три тысячи лет – это никакая не вечность, но, может быть, лишь две или три недели. Совсем как для нас последние две-три недели.
А вон там, левее, на соседней горе видна древняя кирпичная ступа, обозначающая место, где двенадцать лет медитировал святой Асанга и затем отправился оттуда на небеса вместе с Буддой Майтреей. Там на небесах он слушал учение всего полдня, но на земле за это время прошло двадцать пять лет. И, вернувшись, он записал своё пятикнижие, которое легло в основу мировоззрения всего северного буддизма, а значит и нашего тибетского.
О приближении вечера пока могло напомнить разве что солнце, которое уже перешло на западную сторону и не было таким палящим как во время полуденного жара. Освоившись на смотровой площадке, мы отметили, как пролегает путь, и не спеша отправились сначала вниз по выложенной плиткой пешеходной дорожке, довольно ломаной и петляющей среди зелени, а затем вверх на соседнюю гору. Людей было мало, а когда мы, наконец, добрались до кирпичной кладки на вершине – той самой, на которую паломники со всего мира клеят теперь фольгу из чистого золота – наступил уже ранний вечер, и мы затем встречали сумерки и луну в полном одиночестве. Место мудрости – это место великого одиночества, а время мудрости – это как раз и есть время луны. Ну а возница с осликом так и простоял до ночной темноты, поджидая нас. Других пассажиров у него всё равно не было.
***
Мы собрались к полудню. Это был последний день маршрута, и впереди нас ждал пункт назначения – Бодхгая. Вам что-то говорит это название? Какие бы слова я ни пытался теперь подобрать, участи романтика мне избежать уже всё равно не удастся. И в том, конечно, есть своя правда, потому что этому центру буддийской вселенной в моём рассказе отведена довольно заметная роль. Ну что же, я ведь предупреждал, что у меня была мечта. А что если история этой мечты богаче всех известных нам историй?
Откуда вообще берутся такие как я персонажи, побывавшие в этой главной точке необъятного космоса, и теперь блуждающие по жизни со съехавшей крышей, за которой им открылась радуга переживаний, а закрываться от неё теперь уже нет смысла? Вам кажется, такие приезжают сюда только из России и только теперь? Ничего подобного, мы здесь ото всюду, и мы здесь уже тысячи лет – я не шучу, так и есть.
Да, долгое время тут были мусульмане, потом англичане, а современному международному буддизму, каким мы его знаем теперь, всего-то лет пятьдесят. Но ещё раньше нас тут знали под разными именами и приходящими из разных мест со всей Азии. В общем, если совсем коротко, соберите воедино все те места, где наша парочка путешественников только что побывала, и вы всё равно не получите Бодхгаю. Но при этом упаси вас бог, в которого, правда, мы, буддисты, не верим, подумать, что Бодхгая чем-то похожа на рай. Вы когда-нибудь бывали влюблены? Любовь – это рай?
В нашем случае любовь – это, прежде всего, сутки без свободной минуты, расписанные по плану, который вскоре установится сам собой, практическим путём. В четыре утра открывается парк Махабодхи – мы приходим к этому времени и приступаем к практикам нёндро, занимая свежие утренние часы. Около семи у нас бывает короткий и лёгкий завтрак прямо на досках для простираний. Затем занятия до полдесятого. В десять мы завтракаем, чаще дома, а в одиннадцать укладываемся поспать, чтобы набраться сил и переждать жаркие часы. К трём мы снова в парке на досках. Чай приносят в полпятого, затем ужин в семь в одном из кафе или дома. Кстати, да, обычные индийские официанты с получасовыми ожиданиями блюд с первых же дней отправляются нами куда-то в сторону индийских же туристов – а нам их ждать просто некогда. С восьми до половины одиннадцатого я работаю на своих заказчиков – перевожу литературу. В одиннадцать необходимо лечь спать. Если всё описанное удалось – отлично. Нет – как-нибудь утрясётся, но существенное условие таково, что сокращать практику нельзя. Ну разве что кто-то из нас ненадолго заболеет или вдруг найдётся важный повод пропустить занятие. Вот только что это за повод важнее парка Махабодхи?
***
Да, мы собрались к полудню, а значит прибыли около трёх. Двенадцать лет назад здесь всё было иначе. Конечно, кроме Махабодхи. Но мы пока туда не пойдём. Туда мне хочется вернуться чуть более торжественно. Поищем сначала, где нам поселиться. Дело-то ответственное: нужно не слишком далеко, место не шумное, бюджетное. Нужно просить скидку за проживание более трёх месяцев… Ого, оказывается нужно ещё поискать, где нам дадут эти три месяца. К Новому Году здесь ждут Далай-ламу, и в каком монастыре ни спроси, на пик сезона мест нет.
Монастырская гостиница выглядела шикарно и стоила недорого – ну разве можно от такого отказаться хотя бы на первые несколько дней? По газону при входе в огромный зал для собраний монахов расхаживал большой синий павлин. Да, решено, нечего и думать – поселимся тут на недельку, и за это время найдём себе что-нибудь, лучше всего студию со своей кухней.
А теперь можно, наконец, явиться и в парк – проверить, на самом ли деле там до сих пор живёт это чудо. Или может тогда по молодости мне всё пригрезилось от восторженности? Но нет, никуда оно не делось и никуда не денется – все будды живут тут… И никого вокруг, ни души! Простереться у главной статуи, посмотреть сквозь ограду на трон, подобрать несколько семян дерева Пробуждения. Да, я понимаю, того самого дерева уже нет, но место его ведь то же самое. Именно тут, где теперь трон из чёрного камня, произошло Пробуждение, и так считается, что каждый из тысячи будд нашей кальпы являет Пробуждение именно здесь, на том же самом месте.
Как же мне удалось снова попасть сюда? Ах да, я что-то искал. Искал гуру? А зачем? Ведь я могу просто остаться здесь. Здесь живут все будды – их целая тысяча. А может сотня тысяч? Ну вот, сперва поклониться каждому из них, а уж тогда, после сотни тысяч простираний, совершённых здесь, возможно, мне и станет понятнее, стоит ли ещё искать чего-то. Так что прямо с утра надо раздобыть доски и выбрать место, где никто не станет мешать…
Кстати, а вон там в стороне уже немало мест занято специальными досками для простираний. Каждая из них тщательно обёрнута пластиковой плёнкой и обвязана верёвкой. Похоже, они здесь с весны, и на каждую кто-то должен явиться. Поищем ка себе места…
***
Ах да, к полудню мы, наконец, собрались покинуть Раджгир, протиснувшись с рюкзаками в полный народу автобус, и к трём часам были на месте. Маршрут остался позади, а перед нами был наш пункт назначения, наш парк. Теперь в первые дни мы ещё сходим в пару пеших прогулок по окрестностям, а после этого покинем наш парк лишь в марте, через пять месяцев, когда оставаться будет уже нельзя из-за режима для иностранцев.
Пять месяцев – это много? Это много, когда день за днём пролетает одинаково, будто один и тот же спектакль? Но ведь события день ото дня случаются разные. А многое здесь произойдёт?
Мы найдём гуру и друзей. Я перестану болеть, а Ирина есть мясо. Мы много чего увидим, но ты не беспокойся, читатель. Мы, йогины, народ вполне разумный, а стало быть и сюжет, и действие, и катарсис – наука нам понятная. И, раз уж мы взялись теперь за искусство, придётся нам быть в этом искусными. Ну а ты, раз уж приехал сюда вместе с нами, теперь не робей. Буддизм – это для смелых. Поэтому займёмся ка для начала поисками подходящего жилья. Народу сейчас мало, и что-то подходящее обязательно найдётся.
***
Так и случилось. Бодхгая разрослась очень сильно, и большая часть возводимых построек – это гостиницы. Строились за последнее время и крупные храмы с очевидной целью проведения мероприятий в паломнический сезон. Но говорят о предстоящем сезоне пока только менеджеры гостиниц, да и то только гостиниц монастырских. Разумеется, они не смогут сохранить помещения за нами, потому что мест не будет хватать даже для людей очень важных. Ну а наша важность интересна разве что нам самим, да ещё, возможно, кому-то, кого мы заинтересуем материально.
И такой человек вскоре нашёлся – звали его Ашок Кумар – ни дать, ни взять, сын императора. Кстати сказать, такие божественные имена в Индии вообще популярны. Бихарцы, например, через одного носят фамилию Ядав, как сам Кришна. Ну а этот предприимчивый деревенский житель нашёл для нас именно то, чего мы так хотели – студию со своей кухней. Располагалась она на втором этаже трёхэтажной гостиницы и имела статус помещения для хозяев – вместо мрамора обычный бетонированный пол, небольшая душевая с туалетом, окна с металлической сеткой, а общая площадь вполне приличная, совсем не тесно. Уступили её по цене обычного номера. Деньги мы внесли сразу за весь срок, получив квитанцию и официальную регистрацию в домовой книге и полиции. Ну а скидка за длительное проживание как раз и отошла Ашоку, так что все стороны остались вполне довольны сделкой.
В тибетском монастыре вблизи Махабодхи мы раздобыли по специальной доске для простираний и заняли в парке пару подходящих мест совсем недалеко друг от друга, но всё же вне поля зрения – так что каждый выполнял свою программу сам по себе. Обе наши доски сверху закрывала листва, сокращая, таким образом, слишком жаркое время суток. Моё место располагалось у границы газона, а впереди открывался панорамный вид на дерево бодхи с троном и множество небольших ступ. Мы купили в хозяйственной лавке пластиковую плёнку и прищепки для досок. И, похоже, мы были первыми, кто приехал в этом сезоне заниматься нёндро.