Действующие лица :
Ханс, параноик с маниакально депрессивным психозом, осложненным алкоголизмом. До попадания в психиатрическую лечебницу работал в весьма респектабельном научном заведении младшим научным сотрудником, где ему удавалось проводить биохимические опыты с политурой.
Людвиг, очень вялотекущий шизофреник, также весьма склонный к алкоголизму, работал в том же научном заведении, что и Ханс.
Дитмар. Дебил, склонный к алкоголизму и суициду до попадания в лечебницу работал на кладбищенской мануфактуре, где он постоянно посещал профсоюзные пленумы и собрания.
Эфраим Фон Кац, ранее работал директором научного заведения, по совместительству служил директором школы, позднее переведен на должность главного врача лечебницы для душевно больных, весьма жизнелюбивый тип.
Санитар лечебницы, добродушный молодой человек без вредных привычек.
Людвиг, Ханс и Дитмар сидят на кроватях в лечебнице, появляется санитар.
Ханс. А я вот верю в свое светлое будущее и приеду туда, хотя бы и на колесах (пьет колеса). Как славно, что я здесь, и как страшно было там. Я был работником одного респектабельного научного учреждения, и мои подопечные гомункулы чуть не съели меня живьем.
Входит санитар.
Санитар. Колесики, Колесики, кто еще не пил колесиков.
Ханс. Колеса, братцы, колеса! Кто еще не прибалдел? Пьешь таблетку – видишь чудо, три таблетки – чудеса. (К санитару). Ты принес мои колесики?
Санитар. Все четыре колеса!
Людвиг. А мои принес?
Санитар. И твои тоже (отдает колеса).
Людвиг. Эн, де, труа, катр, ура! Мура, дыра… Обормот, где моя беленькая шейбочка?
Санитар. Ее врач не прописал.
Людвиг. А черненькая, желтенькая и синенькая?
Санитар. Тоже.
Людвиг. А красненькая и голубенькая?
Санитар. После обеда принесу.
Людвиг. А зелененькая?
Санитар. А серенькой тебе не надо?
Людвиг. Серенькую не надо. Серенькую - вот ему дай (показывает на Дитмара).
Санитар подходит к Дитмару, но тот извивается ужом и не поддается кормлению. Санитар показывает ему пальчик, он смеется. Санитар забрасывает ему в пасть горсть таблеток.
Людвиг. Смеется как дебил!
Ханс. И вот, наконец-то я в дурдоме! Единственное место, где можно отдохнуть. Это я заявляю как параноик с ярко-выраженным маниакально-депрессивным психозом без психомоторного замедления.
Людвиг. А я вялотекущий шизофреник ремитирующего типа.
Дитмар. А я – дебил, а мысли у меня суицидальные (читает стих).
Мы от жира и похоти бесимся,
Утопаем в страстях и вине,
А давайте все вместе повесимся
На какой-нибудь старой сосне.
Кто-то бочку прикатит к подножью
И петлю присобачит за сук
По весеннему черездорожью
Мы пойдем на свистящий звук
Уходящим построимся взводом
Перед смертию в страшный час.
Под прекрасным как мир небосводом
На земле породившей нас.
Или вот другое (читает другой стих)
После пьянки как-то снится
Мне японский Бог
И зовет меня топиться
У кривых осок.
У меня мороз по коже,
Страхи чайник жгут
О зачем же, светлый Боже
Мне поганить пруд?
Там лягушки, там квакушки
Я б туды жену...
Ухайдокал за две кружки
И пустил ко дну.
Тестя, шурина и тещу
С нею заодно,
И пошел бы мирно в рощу
Полакать вино.
Мне на плечи кротко сядет
Шесть русалок в ряд
И печаль мою загладит
Шумный листопад.
Не изведаю я скуки
Средь прекрасных дам
И познаю флейты звуки -
Чудный фимиам!
И промолвит Будда в роще
Тихо мне в ответ
Ныне будет в этой роще
Женский туалет.
Ханс. Паранойя – всему голова. У меня на работе, водном респектабельном научном учреждении, увольнения. Поснимали, наверное, многих. Идиоты! Нервные клетки не восстанавливаются. А здесь я всем параноикам параноик.
Санитар (подходит к Хансу). Вот тебе еще микстуры.
Ханс. А после нее я еще смогу управлять своими слонами?
Санитар. Сможешь, открывай варежку.
Ханс. А мои слоны не разбегутся?
Санитар. Не разбегутся.
Ханс. А ты будешь моим слоном?
Санитар. А слонихой не хочешь? Пей!
Дитмар. А мне, дебилу?
Санитар наливает микстуру, потом уходит.
Дитмар. А я сюда попал, потому что моя Иола гуляла с другим. А со мной не гуляла. Когда я предложил ей повенчаться, она вильнула хвостом и сказала: «Я должна быть свободной». Тогда я начал встречаться с доброй Дорой, но она выкинула меня в форточку.
Ханс. Выпей вот эту таблеточку (дает таблеточку).
Дитмар. Или это была не добрая Дора? А ты мне какую дал? Голубенькую?
Ханс. Дебил, я дал тебе зелененькую!
Дитмар. Значит, правильно, это была добрая зеленая Дора. А потом я встречался с Карлой и полюбил ее чисто и искреннее. У нее были черные глазки и глупый подбородок. Я хотел жениться на ней, но однажды она привела меня к своей подружке Яне и обменяла меня на джинсовый костюм. А эта злая желтая Яна купила поводок и ходила со мной по магазинам пока не потеряла в толпе.
Ханс. И что с тобой дальше было?
Дитмар. Из магазина меня отвели к архангелам, а они, конечно, сразу посадили в «обезъянник». И я подружился там с гориллой
Джуди. Никто меня так не любил как она. Но потом меня перевели в «предвариловку», к орангутангам и одному из них я вывихнул челюсть. Теперь цепь моих злоключений прервалась, и вот я здесь (засыпает, объевшись таблеток).
Людвиг. Ой, как мне плохо, как тошно мне, люди, братья, сестры, кошки и астро-гомункулы третьей ступени, дети внебрачные, коллега Ханс, на меня, кажется, люстра падает! Лови ее, она так инфантильно на меня смотрит. Смотрит на меня и мне кажется, что она сейчас прыгнет.
Ханс. Ну и радуйся, люстра все же женского рода, а ты мужского.
Людвиг. А сейчас, тсс, она мне шепнула правым рожком, что у нас будут две люстрочки.
Ханс. Ты что сума сошел, шизоид? Расквакался тут, какой ты шизофреник? Шизофреник – звучит гордо! Дебил ты, а не шизофреник. Сам посуди, ты смотришь не на люстру, а на сливной бачок. Из этого следует, что у тебя будут не две люстрочки, а два сливных бачка.
Людвиг. Вообще-то бачок мужского рода и я мужского, из этого следует, что….
Ханс. Что ты – дровосек и с тобой опасно даже рядом находится.
Людвиг. Ханс, я сделал открытие.
Ханс. Открыл тюбик с «Тазепамом», коллега, Людвиг?
Людвиг. Нет, ты знаешь – это совсем не сливной бачок.
Ханс. А кто?
Людвиг. Она!
Ханс. Я понял, а кто она?
Людвиг (торжественно). Снежная королева!
Ханс. Опять, собака, колес обожрался… мне не оставил, пес.
Людвиг. Логично, пес - мужского рода, впрочем, собака женского. А сейчас я знаешь, что буду делать?
Ханс. Да делай, что хочешь, от меня только отлепись, прицепился как банный лист…,(подозрительно) а что ты будешь делать?
Людвиг. Для тебя будет сюрприз, а какой – не скажу. Но ты возрадуешься!
Ханс. Что же, не тяни кошку за хвост.
Людвиг. Но ты возрадуешься!
Ханс. Так ты скажешь или нет?
Людвиг. Я буду пить свои цветные колесики.
Ханс. С этого бы и начинал, а то я думал, что ты в унитазе будешь топиться.
Людвиг. Вот выпьем вместе все колесики и утопимся. Сначала – ты, потом - я.
Ханс. А давай наоборот, ты - сначала, я - потом.
Людвиг. Это не так важно. Колесики пить будем?
Ханс. Будем, за здоровье главврача, гражданина Эфраима Фон Каца.
Людвиг. А поделим так – шесть тебе, семь мне.
Ханс. Людвиг, ты что ошизел? Сколько же ты до этого еще микстуры сожрал?
Людвиг. Все что выдали, как положено, в знак солидарности с движением пацифистов! А теперь уже колесики пошли беленькие. Залпом, ам - и нет! (выпивает).
Ханс. Людвиг, что-то у тебя лицо побледнело и нос заострился.
Людвиг. Скучно. Поел, поспал, опять поел, если бы не колесики, я бы повесился на резинке от кальсон.
Ханс. А почему бы нам не уйти отсюда, просто взять и уйти?
Людвиг. Видишь ли, коллега Ханс, после этих колес я не в силах даже думать об этом. Жизнь – вечная борьба. Да и кто нас отсюда выпустит? Но, если меня выпустят, я пойду на фабрику картонных изделий – коробочки клеить.
Ханс. А все же выйду отсюда, не смотря на то, что я маниакально–депрессирующий тип, я с колесиками и микстурками закончу. Выйду отсюда и стану работать без всякого надрыва.
Людвиг. Ну, уж – дудки, мы здесь с тобой не один юбилей встретим не одно десятилетие, и может быть, даже полтинник разменяем.
Ханс. А я уйду. Вот послушай мой маленький стишок «О покидании дурдома».
Людвиг. Внемлю!
Ханс. Итак (читает):
Белый дом за огромным забором
Не прельщает своей красотой
Не окинуть его моим взором,
Не постичь ни умом ни душой.
Здесь живут одинокие люди,
Неподкупен их муторный взгляд.
Этот взгляд я навек не забуду,
Но уже не вернусь назад.
(Обращаясь к Людвигу) пойдем отсюда вместе, коллега, Людвиг?
Людвиг. Не могу. А впрочем, пойдем. Ой, Ханс, слушай, мне что-то не по себе, как будто проваливаюсь в какую-то пропасть.
Ханс, подойди ком не ближе, у меня в глазах помутнело и такое впечатление, будто кто-то из меня вылезает и меня душит за горло. Тошнит…
Ханс. Подожди, открывай пасть…
Людвиг. Не могу, что-то сердце не хорошо екает. Где ты, Ханс, что-то предметы плывут.
Ханс. Не волнуйся, коллега, Людвиг, я здесь.
Людвиг. Что-то большое и бесконечное приближается ко мне…, не разберу …а, это звездное небо, а звезды такие ярки и белые, как под рождество…, они все ближе, коллега Ханс, … они холодные, но добрые, очень добрые, они зовут меня, но почему-то не Людвигом, а Людовиком, у меня есть новое имя. А вот и комета. Эй, комета, подожди меня. Я пошел, коллега Ханс.
Впадает в беспамятство и читает стих.
Монолог Людвига перед смертью
У господнего креста
Я стою пустой и грозный
В тихий вечер, вечер звездный
Совесть мучит, но чиста
У Господнего креста.
Надо мною пустота,
Улыбается дорога
и зовет в такую даль,
Где щемящая печаль
Упадет слезою Бога.
Улыбается дорога,
Но взирает Боже строго.
В свете Мира, в Тьме небес.
Нет тревоги, есть терпенье
Уж не сможет вырвать бес.
В свете Мира, в Тьме небес
Звезды светят ярко, ярко.
Ханс. Куда ты пошел? Слушай, коллега Людвиг, может быть врача позвать? У тебя, кажется, даже губы посинели. Коллега
Коллега, мне позвать врача (тормошит за руку)? Мать твою в душу, да у него даже пульса нет! Санитар!
Входит санитар.
Санитар. Ну, что тебе?
Ханс. С Людвигом совсем худо!
Санитар. С ним всегда худо, как только колес обожрется. Я пошел и больше не зови.
Ханс. У него же пульса нет!
Санитар. Я сейчас тебя привяжу и вколю сульфы, если не отцепишься!
Ханс (тихо). Уже три минуты как у Людвига нет пульса. Он умер?
Санитар. Я зайду к доктору, если он не занят, позову (уходит).
Ханс свертывает журнал трубочкой и глядит в окно. Входит врач.
Ханс. Здравствуйте, господин Эфраим фон Кац, только что Людвиг умер.
Эфраим фон Кац. Ну что же, вольному – воля, святому – рай. Надо было меньше колес кушать. Эх, Ханс, хорошо, где нас нет. Кстати, а куда, ты смотришь, Ханс, туда, где хорошо?
Ханс. Понимаете ли, гражданин Эфраим фон Кац, я смотрю туда, где вас нет, я смотрю в наше светлое будущее.
Занавес.