Возразите ли вы мне, уважаемый читатель, если я скажу, что жизненные сюжеты каждого человека закладываются в его детстве, – иными словами, если в детстве свет был, значит, он будет и в жизни. Моим светом в детстве были мои мечты, и хотя они часто не сбывались, зато помогали создавать свой собственный неповторимый мир, особенно волновали три из них: первая – овладеть нотной грамотой и выучиться игре на фортепиано, вторая – научиться водить машину, и третья, пожалуй самая необычная и непонятная, – хотелось испытать саму себя, будучи в открытом море на корабле во время шторма. Ни одна из них не осуществилась: первые две – из-за того, что не было возможности купить автомобиль и фортепиано, третья – потому что Господь благополучно отвёл меня от «штормового» действа, хотя частица третьей всё же исполнилась, только не в море, а в облаках, – почти в облаках.
Незадолго до распада Советского Союза в нашем городе началось строительство второй очереди тепловой электростанции, – одной из крупнейших в европейской части страны. Правда, через двадцать лет новейшей Российской истории электроэнергия, вырабатываемая её двумя уникальными блоками, из-за «гениальных» преобразований наших горе-реформаторов во главе с Чубайсом и Гайдаром стала никому не нужна. Их эксплуатация была остановлена, а лишившимся рабочих мест энергетикам ничего не оставалось, как при каждом удобном случае «добрым словом» вспоминать господина Чубайса. Через некоторое время блоки и вовсе были «заморожены» на долгое время.
Но вернёмся к нашей истории.
Для отвода дымовых газов параллельно возведению второй очереди станции строилась и дымовая труба, высота которой составляла триста двадцать метров (высота Останкинской телебашни 540 м). Строительство высотки осуществлялось субподрядной организацией «Спецжелезобетонстрой» под руководством прораба Владимира Петровича С., – я в то время работала в отделе техники безопасности управления строительства.
Возведение трубы подходило уже к концу, когда моё давнее желание побывать на её верхней точке (не по долгу службы, нет, – мечта была такая), неожиданно превратилось в необходимость воплотить её в жизнь. Эта мечта появилась, видимо, вместо той – необычной, – согласно которой мне хотелось испытать саму себя во время шторма на море, хотя в эпицентре этого грозного явления я побывала ещё в юности, – только не в море, а на Оби. Но это отдельная история, в данном же случае мою душу грела уже другая мечта.
И вот однажды, в один из прекрасных летних дней конца рабочей недели, я подступила к Владимиру Петровичу с уговорами взять меня на экскурсию «в облака», то есть на самую верхнюю точку высотки. Он долго не соглашался, потом всё-таки дал себя уговорить, и после окончания рабочего дня мы отправились к её подножию. Надо сказать, к путешествию я не подготовилась: самое главное, обувь на мне была неподходящая – летние босоножки на высокой скале. Но это почему-то не смутило ни Владимира Петровича, ни меня.
Если издали труба казалась не широкой, то вблизи она давала обратный эффект: это была громадина в виде взметнувшегося вверх железобетонного цилиндра с основанием около тридцати метров в диаметре. Впрочем, точные цифры я могла и не запомнить, но это не так важно.
Подъём на верхотуру осуществлялся грузовым подъёмником, который курсировал до верхней точки не от основания трубы, а от небольшой площадки, расположенной на высоте восемнадцати метров, и чтобы добраться до неё, нужно было подняться по монтажной лестнице, висевшей на теле трубы снаружи. Такие же лестницы висели по всему стволу высотки с её внешней стороны, – их, кстати, можно разглядеть и сейчас.
Преодолев положенные метры, мы вошли в проём трубы и ступили на пол подъёмника. Но я даже и подумать не могла, ЧТО из себя может представлять этот подъёмник! Его вид потряс меня. Я ожидала увидеть обычный лифт в виде кабины с боковыми стенками и никак не думала, что он будет состоять всего лишь из одного дощатого пола квадратной формы, через углы которого вверх тянулись тяжёлые металлические тросы. И всё! Стенок и в помине не было.
Когда я увидела всё это, и когда ВСЁ ЭТО вошло в моё сознание, мне стало, мягко говоря, не по себе. Заметив изменившееся выражение моего лица, Владимир Петрович спросил:
- Может, вернёмся?
- Нет, - упрямо сказала я, - решили, так решили! Поехали!
Прораб нажал кнопку на панели управления, и подъёмник, отчаянно взвизгнув, судорожно дёрнулся вверх. В унисон его визгу ёкнуло и моё сердце.
Первые пятьдесят метров дались мне сравнительно легко: я немного успокоилась и подумала, что вполне смогу выдержать оставшиеся двести пятьдесят. Но тащившийся еле-еле лифт взвизгивал всё также подозрительно, при этом ещё и навевал – прямо-таки вдалбливал в голову – нехорошие мысли. «А может, он не исправен? – настойчиво возились они, пульсируя где-то у виска (к этому времени мы уже были на полпути к верхней точке трубы). – А если он выйдет из строя – что тогда? Застрянем на полпути? А если застрянем, – как будем выбираться? Сто шестьдесят метров до верха и столько же обратно…»
И тут я глянула вниз, – невольно.
Глянула и оторопела: подо мной зияла бездна! Её пространство, замкнутое в огромный цилиндр с металлическими конструкциями и монтажными лестницами внутри, уходило далеко вниз, и уменьшаясь в диаметре, схлопывалось в основании чуть ли не в точку. Лифт уже не просто взвизгивал, он визжал, – или мне казалось, что визжал. Видок на моём лице образовался такой, что Владимир Петрович, глянув на меня, заметно занервничал. Он достал пачку сигарет, закурил и снова спросил:
- Может, всё-таки вернёмся?
- Ннет! – сцепив зубы с непонятным упорством, сказала я. – Едем!
Миновали ещё пятьдесят метров – оставалось сто десять, и тут совсем некстати, сама того не желая, я спросила:
- Владимир Петрович, а если застрянем и если подъёмник напрочь выйдет из строя, – как спустимся на землю?
Прораб снова внимательно посмотрел на меня и, чуть растягивая слова, сказал:
- По монтажным ле-естницам спустимся.
- По монта-ажным? – едва не выкрикнула я, - двести метров по монтажным лестницам?! До них ведь ещё добраться надо, и они ведь не висят рядом с нами!
- Добираться до них придётся по металлическим конструкциям, – вот по этим, - и прораб указал на огромные уключины в виде распорок, изобилующих внутри трубы.
На этих словах мне показалось, что Владимир Петрович ищет вторую сигарету. В ушах моих зазвенело, мне стало почти дурно, и я крепче ухватилась за трос.
- Ну, так – что, - спросил он, оглядывая меня, - может всё-таки не вверх, а вниз?
Я сглотнула слюну, выдохнула и спросила:
- Сколько ещё осталось?
- Пятьдесят, - ответил он.
Я снова выдохнула и почти с присвистом сказала:
- Вверх!
Наконец, последний раз взвизгнув, подъёмник остановился.
- Приехали, - улыбнулся Владимир Петрович. – Ну что, – отошла маленько, продолжим экскурсию?
- Продолжим, - героически скривившись в гримасе, похожей на улыбку, - сказала я.
Покинув лифт, мы ступили на деревянную отмостку, окаймлявшую десятиметровый диаметр верхней части трубы. Её ширина составляла около полутора метров, – на ней находились инструменты, сварочные аппараты и другие необходимые для окончания работ предметы. Только к моему изумлению была ещё и вторая отмостка, которая имела ширину около полуметра и отстояла от основной примерно на такое же расстояние, – эту отмостку и обрамляло металлическое ограждение. А мне ведь хотелось ощутить не только близость неба и облаков, но и обозреть панораму города с деревеньками, расположенными поблизости; ещё, прикоснувшись к ограждению, – заглянуть вниз. Там внизу, на складе топливоподачи, работал огромный жёлтого цвета бульдозер, который разравнивал рассыпчатый каменный уголь. Но осуществить последнее, не перегнувшись через ограждение, было невозможно. А мне хотелось!
О своём желании я сказала Владимиру Петровичу, и он тут же отыскал две дощечки, – достаточно узкие, надо заметить. Перекинув их от одной отмостки к другой, он одним махом перескочил через них к ограждению и оттуда, протянув мне свою сильную руку, пригласил следовать за собой… по перекинутым дощечкам. А под ними – под дощечками – уходила вниз та же самая бездна, только не в сто шестьдесят метров, а во все триста двадцать.
Ухватившись за руку прораба, (второй он держался за ограждение), я в своих летних босоножках на высокой скале встала на дощечки и… пошла. Они – толи из-за неровностей, толи ещё из-за чего-то, – предательски зашатались…
Теперь вот думаю – зачем мне всё это надо было? Ведь если бы я сорвалась и ухнула в проём, вряд ли Владимир Петрович смог бы удержать меня на весу. Впрочем, трагедии не случилось, – через минуту я уже стояла на маленькой отмостке, и опираясь на ограждение, смотрела вниз.
Наблюдать за тем, что происходило там, было так здорово! Люди были похожи на муравьёв, а огромный бульдозер, выделявшийся жёлтым пятнышком на фоне чёрной россыпи каменного угля, казался смешным спичечным коробком. Дороги, похожие на узкие ленты, извивались причудливыми зигзагами или вычерчивали прямые линии, уходя от электростанции к городу; здания и сооружения станции были маленькими и приземистыми, за её территорией синело водохранилище, на берегу которого раскинулся наш городок. Близлежащие селения из-за лёгкой туманной дымки разглядеть не удалось.
Спускаться вниз было не так страшно, – казалось, лифт уже не повизгивал и не вредничал, – а может, я на него просто не обращала внимания, да и Владимир Петрович сказал, что если бы он сомневался в надёжности подъёмника, то ни за что на свете не взял бы меня на экскурсию.
- А в случае аварийной остановки, - добавил он, - к нам снизу по монтажным лестницам поднялись бы ремонтники со страховочными поясами.
- А как же металлические конструкции? - спросила я. - Вы же сказали, что до лестниц нужно будет добираться именно по ним.
- Сказал, – чтобы подвигнуть тебя вернуться назад, – я же угадал твоё состояние.
Говоря это, прораб мило улыбнулся, – улыбнулась и я. Правда, когда вернулась домой, было уже не до улыбок, – видимо сказалось напряжение, которое пришлось пережить во время подъёма на высоту, но за два выходных дня я благополучно привела себя в порядок, и утром, как ни в чём не бывало, вышла на работу.
Так закончилось моё путешествие в облака.
Прошло много лет, но ощущение красоты и почти предполётного восторга до сих пор живёт в моём сердце как осознание преодоления страха, как испытание самой себя, как свершение в моей жизни чего-то необычного и из ряда вон выходящего, хотя сейчас на такое героическое выступление я бы уже не решилась.
Декабрь 2019 г.
Фото из Интренета, - спасибо автору.