Корреспонденту молодёжки Олегу Случевскому задали написать репортаж об открытии купального сезона. В Ташкенте он начинается в конце апреля- начале мая.
-Постарайся так написать, чтобы никто в воду не полез, - пошутил главный редактор Марк Новиков. – Утопленников много: пьяные лезут в воду, ныряют в неположенных местах, спасательные службы слабо работают, а крайние мы – плохо, мол, людей предупреждаем об опасностях. Уяснил? Вперед!
- Хочу сделать офигенный репортаж: словно я взаправду тону, - поделился после планерки Олег с завотделом информации Таисией Семеновой. – Опишу как меня будут спасать, откачивать…
Семенова, пестовавшая его с юнкоровских лет, тут же поспешила к Новикову.
- Может утонуть, - пугнула она его. - Или отменяйте задание, или пошлите с ним кого-нибудь для страховки.
Робкий Новиков, за долгие годы руководства газетой привыкший бояться даже своей тени, отрядил в догляд за Олегом своего заместителя Алима Ходжаева. Тот был не против искупаться в рабочее время, хотя и насторожился. За Случевским, не проработавшим и года в редакции, уже волочилась слава человека с негативным магнетизмом. В его дежурства чаще всего газета выходила с ошибками. Глохли редакционные автомобили. Застревали лифты. Один из первых его репортажей едва не закончился трагически, рядом с ним упала главная новогодняя елка города, об установки которой он должен был написать. Но все эти большие и маленькие недоразумения, как считал Олег, только усиливали его энтузиазм, он с утра до вечера был готов рыскать по городу в поисках различных происшествий, а они словно только и дожидались его приближения. Раньше всех эту чертовщинку в Случевском почувствовал мудрейший Манап-ака, аксакал редакционного извоза, за руль автомобиля при посадке Олега он не садился, пока не сотворит намаз. А затем вез его по городу даже ниже положенных 60 км и, лишь высадив, вспоминал о своей склонности к лихачеству.
Приехали на Чиланзарское озеро. И тут выяснилось, что Олег не умеет плавать.
-Ничего страшного, - успокоил он Ходжаева. – Я буду тонуть недалеко от берега, дальше мне самому заходить боязно.
Случевский начал раздеваться. Худой как палка, с одинаковой толщины руками и ногами, он был похож на подростка. О миновавших годах отрочества можно было догадаться лишь по рыжеватой растительности, покрывавшей грудь и живот, и породистому носу, прилепленному к восторженной мальчишеской физиономии. Алим тоже остался без рубашки и брюк - с таким водоплавающим напарником надо быть все время настороже.
Олег сделал пару-тройку разогревающих махов руками, присел, наклонился и поскакал к воде. Но вдруг отчаянно запрыгал на одной ноге, из другой капала кровь – порезался. К счастью, у пожилой соседки по пляжу, сидевшей на раскладном стульчике с книжкой, оказался в сумочке бинт.
-Пустяки, - утешил её Олег, - до свадьбы заживет.
-Можешь не дожить, если попадет в рану заражение, - пообещал Ходжаев. – Репортаж отменяется, а я пока пару раз окунусь и вернемся в редакцию. Присмотри за моими вещами. У меня с собой документы и деньги.
-А давайте вы вместо меня будете тонуть, - с энтузиазмом предложил молодой талант. – Я опишу как вас будут спасать. Или в соавторстве репортаж сварганим, а?
Алим хотел отказаться, став замредактором, он писал редко и неохотно, обзавелся животом и научился покровительственно подавать ладонь для рукопожатий. Но, уже открыв рот, представил кислое лицо Новикова из-за срыва задания, спущенного сверху, и после недолгого раздумья полез в воду.
-Спасите, человек тонет! – заорал Олег, прыгая по пляжу на одной ноге, когда увидел как весьма правдоподобно начал замредактора тонуть. На пляже зашумели, забегали, а Cлучевский, не переставая кричать, допрыгал до спасательной вышки. Еще недавно там вроде бы маячила чья-то голова, но она куда-то исчезла. А Ходжаев между тем отчаянно молотил по воде руками, пускал как кит фонтаны воды изо рта и время от времени исчезал под водой.
На пляже в рабочий день были в основном женщины с детьми и подростки. Гвалт, испуганные крики, плач малышей в колясках. Спасатель так и не появлялся. Трое мальчишек, прихватив с собой детский надувной круг и волейбольный мяч, поплыли к тонущему Алиму. Но подплывать ближе забоялись, оценив его габариты – рост за метр девяносто и вес хорошо за сто.
-За волосы хватайте, - подсказывали с берега женщины. – Круг кидайте!
Волосы у кандидата в утопленники были слишком коротки, а подброшенный круг, попавший под мощную длань замредактора, тут же исчез под водой. Мальчишки попытались схватить Ходжаева за уши, но только оцарапали их. Алим, пожалев об инсценировке, решил все же более или менее правдоподобно выбираться из ситуации. Он перевернулся на спину, приладил круг под голову, прижал к груди мяч и обрел некую плавучесть. По бокам пристроились мальчишки. И они все вместе поплыли к берегу, медленно и торжественно, напоминая авианосец, буксируемый в порт. Но случилось неожиданное. На губу расслабившегося Алима села пролетавшая мимо оса. От неожиданности он поперхнулся и заглотил ее. Рассерженная перепончатокрылая тварь ужалила его за язык и застряла в горле. Замредактора, отбросив мяч и круг, с отчаянным хрипом ушел под воду, наглотался ее и начал тонуть по-настоящему. Вокруг отчаянно колотившего по воде руками и ногами Ходжаева беспомощно кружили мальчишки. Женщины вновь подняли гвалт, заплакали успокоившиеся было малыши. В это время наконец-то объявился спасатель. В несколько махов он доплыл до Алима, подсунул под его руки круг и потащил к берегу. У самой кромки отважно полез в воду помогать Случевский. Задыхавшегося Ходжаева выволокли на берег и поставили на четвереньки. Он кашлял не переставая и на испуганные расспросы спасателя только показывал пальцем на рот и мотал головой. Одной из женщин, оказавшейся медсестрой, удалось заглянуть в судорожно двигающуюся пасть. Увидев чудовищно вспухший язык Алима, она тут же потребовала срочно доставить его в больницу. Не дожидаясь скорой повезли на редакционном автомобиле. Вызвалась сопровождать Алима, уже теряющего сознание, та же медсестра. Для Олега в машине не оказалось места, на заднем сиденье в одних плавках растянулся с трудом дышавший Ходжаев.
Случевский, одевшись и собрав вещи, поспешил в редакцию.
На следующий день Алим, едва ворочавший языком, появился в газете. Он тут же потребовал к себе Олега. Развернув пакет, первым делом проверил карманы. Они были пусты.
-Где?- воззрился с испугом он на Случевского.- Где мои документы и кошелек?
-Ничего я не трогал. Только брюки и рубашку в нашу газету завернул. Может, выпали или их украли? Они же без присмотра остались, когда я вас спасал.
Алим завыл и с трудом удержался от убийства. Через 5 минут он вместе с уцелевшим от расправы Случевским отправились на пляж. Отыскали спасателя, но тот ничем не смог утешить Ходжаева – ничего из разыскиваемого на пляже не находили.
-Если моя вина, то я вам деньги верну, только скажите сколько надо, а документы ведь можно восстановить, - попытался успокоить несчастного Алима Олег.
-Деньги – ерунда, редакционное удостоверение тоже, партбилет у меня пропал, ты понимаешь? За это могут так наказать, пожалеешь, что родился, - у замредактора от переживаний и боли, которую причинял ему едва помещавшийся во рту язык, на глазах выступили слезы.
До самой редакции он не проронил ни слова. Манап-ака, догадавшись о причине посещения пляжа, осуждающе поглядывал на Олега. У входа замредактора, взяв за локоть Случевского и убедившись, что никто его не слышит, потребовал молчать о пропаже.
-Могила, вы же меня знаете, - заверил тот и захромал на рабочее место.
В те годы, а это были уже андроповские времена, потеря партбилета была все еще серьезнейшим проступком. Заводили на бедолагу персональное дело и в лучшем случае человек отделывался выговором, но могли исключить из партии. А с таким клеймом можно было ставить крест на карьере. Есть даже довоенный фильм «Партийный билет», снятый известным советским режиссером Иваном Пырьевым, в котором незамысловатый сюжет вертится вокруг пропажи документа. В отличие от его же веселых картин «Свинарка и пастух», «Трактористы», «Кубанские казаки», эту не назовешь смешной …
В СССР статус партбилета был даже выше паспорта. Первый номер удостоверения навеки был закреплен за Лениным, а вот за следующие шла настоящая борьба, по которой можно изучать историю страны. Вслед за Лениным вторым долгое время шел Сталин. Обладателем третьего номера после чисток и подчисток в партийном ранжире стал Маленков, а четвертого Хрущев... Есть известная частушка тех лет: «Берия, Берия, вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков». Хотя лавры за это почему-то присудили второму лицу в государстве. В советской иерархии со сталинских времен должность председателя Совета министров, а им и стал Георгий Максимилианович, была тогда весомее поста первого секретаря КПСС, который занял Никита Сергеевич. Их выставочные фотографии в газетах, на парадах и прочих церемониалах выстраивались именно по такому ранжиру. Пятым, кстати, шел Молотов, следом Ворошилов…. Именно при Маленкове, который председательствовал на том памятном заседании президиума ЦК КПСС 25 января 1954 года, было принято решение о передаче Крыма Украине. Вскоре Маленков был понижен набравшим силу Хрущевым до министра электростанций, а позже и вовсе определен директором ТЭЦ в Экибастузе. И даже изгнан из КПСС …за потерю (украли?) партбилета. Избавившись от соперника, Никита Сергеевич даже осмелился вынести из Мавзолея одного из вождей, а вот покуситься на его место в исторической иерархии заробел.
Вожделенный второй номер партбилета так и не достался Хрущеву – лишь третий, но и то ненадолго. Вторым удалось стать Брежневу, когда его нарекли генеральным секретарем партии. А следующие номера достались верным ленинцам Суслову и Косыгину. История умалчивает, какой номер был переприсвоен опальному Никите Сергеевичу. Исключения после поражений в правах и во власти в те времена не делали. Хотя изредка они случались: умиравший Черненко успел восстановить в партии Молотова с прежним номером билета.
Вряд ли обо всем этом знал Ходжаев. Но догадывался, что из-за потери партбилета, как минимум, ближайшая поездка, которую с таким трудом он пробивал, вожделенный круиз по Средиземноморью, накроется медным тазом, а заодно и обещанная стажировка в одной из капстран. Все эти блага, которыми судьба осыпала тогда весьма и весьма ограниченный контингент, объяснялись удачливым происхождением замредактора. Алим был из известного и влиятельного в Узбекистане рода, славившегося своей пронырливой дальновидностью. Один из его прапрадедов был в составе той делегации знати, которая после взятия Ташкента вручила 12 золотых ключей от ворот города генералу Черняеву летом 1865 года. Скорее всего, это домыслы, вряд ли европейские традиции с ключами бытовали в Средней Азии. Более правдоподобно, что предок был одним из уполномоченных для переговоров с русской администрацией, когда задумались о том, что делать с завоеванным городом: то ли учреждать Ташкентское ханство, то ли взять ташкентцев под российское подданство. Всех, кто поддержал второй вариант, осыпали немалыми благами. Ходили слухи и о том, что после установления Советской власти в Туркестане, буквально за неделю до национализации заводов и фабрик, которыми владел прадед Ходжаева, он почти все свои богатства (кроме надежно припрятанных) отписал в дар пролетарскому государству, обговорив лишь условие, что его потомки в любом колене будут бесплатно и без экзаменов приниматься в высшие заведения страны по их желанию. Возможно, большевики со временем и забыли о своем легкомысленном согласии, но все Ходжаевы с тех пор совершенно беспрепятственно оказывались именно в тех вузах и академиях, куда их заботливо усаживали родители.
Отца Алима, да и прочую родню, правда, смущал выбор сыном профессии журналиста, это было несколько в стороне от излюбленных ими финансово-экономических сфер, но решили, что для начала это тоже неплохо. Поэтому продуманно вели его по восходящей тропе – с первого курса он заседал во всяких бюро, комитетах; к середине учебы стал кандидатом в члены КПСС, а к выпуску и счастливым обладателем краснокожей путевки в жизнь, открывающей с молодости достаточно заманчивые карьерные лифты. Постажировался в Москве и вернулся в Ташкент уже замредактором молодёжки.
И вот - катастрофа.
Алим, скрепя сердце, набрал телефон отца и сообщил ему о пропаже. Потом в течение 5 минут слушал то, что никому и никогда бы не пересказал. Выговорившись, отец пообещал заняться проблемой сына. Сложность состояла в том, что райком партии, к которому была приписана газета, возглавил человек из Москвы. Русский и имевший мощных покровителей. С ним считалась вся правительственная верхушка республики. В те годы в Узбекистане уже начались турбулентные времена. Для местной элиты не было секретом, что Андропов недолюбливает главу республики Рашидова. В Узбекистане уже активно работала группа Гдляна-Иванова. Начались посадки. И на этом фоне любая оплошность, даже попытка без огласки восстановить партбилет, могла привести к крупным неприятностям.
Оставалось только надеяться, что помогут родственники. Это в России после пролетарской революции все скрепы и шестки сломали и на верху оказались не те люди, которые издавна были во власти – извели, изгнали из страны большую часть дворян, купцов, интеллигенции... В Туркестане же обошлись косметикой. Былая знать приняла с восточным лукавством изменившиеся правила игры – кому надо одели кожаные куртки, обзавелись маузерами, перестали прилюдно ходить в мечеть, вступили в партию, возглавили колхозы-совхозы, академии, министерства… Особо не ропща, теснились и уступали место тем, кто наиболее яростно и упорно пробивался наверх из самых захудалых родов или даже бедняков. Отдавали за самых успешных своих дочерей. Но элита при сохранившихся устоях патриархального уклада населения практически не размывалась. И ее представители, ненавидя и мстя друг другу при первом же удобном случае, мгновенно забывали о распрях, когда опасности подвергалась их клан, их род, землячество...
Прошла неделя. Алим весь исхудал. Хотя по просьбе отца к проблеме подключилась большая часть родственников и влиятельных друзей, всё оставалось в тумане. Дела в райкоме в соответствии с новыми веяниями старались вести прозрачно, вынося самые значимые вопросы для одобрения на общественный совет, в который набрали старых партийцев. Именно они стали вместе с дружинниками и общественниками устраивать рейды по магазинам, проверять склады, ловить у кинотеатров тех, кто околачивался там в рабочее время. Инициатива оказалась, как бы сейчас сказали, вирусной - ее подхватили в других районах города. Проверяющих становилось даже больше тех, кого отлавливали за прегрешения.
Слухи о том, что у Алима пропал партбилет все-таки достигли ушей тех, кому не были предназначены. Однажды в его кабинете раздался телефонный звонок и некто сообщил, что нашел его. Готов вернуть за 150 рублей. По тем временам, вполне солидная сумма - зарплата корреспондента. Ходжаев попробовал торговаться, но звонивший повесил трубку. До вечера замредактора не отходил от телефона. Звонок раздался только на следующее утро.
-Согласен? – спросил тот же голос.
-Да. Когда встретимся?
-Встречаться не будем. Прямо сейчас засунь деньги в прозрачную бутылку и езжай на Боткинское кладбище. Дойдешь до церкви и оставишь бутылку в кустах живой изгороди позади здания. Попытаешься устроить слёжку или засаду, попрощаешься с партбилетом.
- А как ты его мне передашь?
- Он в конверте будет ждать тебя в почтовом ящике одного из твоих многочисленных родственников, у кого – сообщу позже, - и звонивший повесил трубку. Судя по конспирации, вымогатель был профессионалом.
Замредактора все же постарался обезопасить себя и отследить мздоимца на кладбище. Но бутылку никто не взял.
Через два дня вымогатель перезвонил.
- Ты не выдержал проверку и все-таки устроил слежку. Даю тебе последний шанс: в урне слева у входа в кафе «Дружба» на сквере Революции лежит бутылка с инструкцией в каком месте ты должен оставить деньги. Сумма удваивается. У тебя ровно 20 минут, чтобы добраться до нее. Скоро начнут вывозить из кафе мусор.
Ходжаев взял взаймы недостающие деньги у Новикова и сделал все, как просил незнакомец, но ответного звонка не дождался. А бутылка с деньгами исчезла.
- Ну что сказать – натуральный лох, развели как младенца,- оценил друг Алима Саид Усманов, замредактора газеты «Новости Ташкента». –Надо было действовать наверняка, в каждой зоне работают карманники, никто не лезет на чужую территорию. Надо выходить на смотрящего и с ним решать все проблемы.
- Есть у тебя выход?
- Есть. Помогу другу, но плата будет соответствующая – возьмут с тебя 500 рублей за партбилет.
- А почему так дорого?- охнул Ходжаев.
- Не любит криминал партию, воровать мешает.
На следующее утро получив 500 рублей, Усманов пересчитал их и, засунув в свой карман, пообещал всё решить за три дня. Но «всё» затянулось до начала следующего месяца, когда пришла пора платить партвзносы. Тут-то и пришлось признаться, что партбилет пропал.
Пропали и 500 рублей. Усманов жалобно проблеял, что деньги вернуть не сможет.
-Понимаешь, у бандитов так дела не делаются. Ты их побеспокоил, заставил напрячься, а украл деньги и документы скорее всего какой-нибудь лох, местный пацан. А таких выявить практически невозможно. Извини, старик, что так вышло.
Бывший друган потом долго ходил по коридору с подбитым глазом – пояснял, что
это производственная травма.
…Партбилет Алиму все же вернули – новенький. С выговором. И с отменой загранстажировки. В круиз Ходжаев смог отправиться только после развала СССР. И в молодёжке пришлось задержаться дольше, чем планировал. Пока не случился ГКЧП, после разгона которого в России запретили деятельность компартии. Точно такое же решение приняли в середине сентября 1991 года и в Узбекистане. Алим одним из первых разорвал свой партбилет, принесший ему столько переживаний, но сделал это продуманно - на камеру. Сюжет показали по телевидению, а вскоре его посадили в кресло заместителя главы новой правящей партии. Карьера, сделав загогулину, вновь стала налаживаться. Время от времени в составе узбекской делегации Ходжаев стал мелькать в ООН, странах ЕС. Заматерел, если ему давали слово, говорил правильные слова на любую тему.
В 2005 году Алим оказался в командировке в Андижане. Она случайно совпала с началом массовых волнений в городе, с захватом оружия и заложников. Одним из них, к несчастью, после очередного партийного застолья стал и Ходжаев. Узнанный и избитый, он попал на следующий день под пули то ли правительственных войск, то ли бунтовщиков, как и сотни других людей.
Манап-ака, отпустив как и положено добродетельному мусульманину бороду, солидно по сей день колесит по Ташкенту за рулем собственного, хотя и пожилого «Мерседеса». И с удовольствием подвозит встречающуюся редакционную братию, чтобы заодно поговорить за жизнь. Новиков, став пенсионером, растворился где-то на дачных просторах Подмосковья. Усманов выбрал для себя роль правозащитника. С 1992 года живет в Мюнхене, изредка комментирует в тамошних СМИ деяния кровожадного и недемократичного режима в Узбекистане. Но печалится из-за снижающейся востребованности и скудеющей матпомощи. А Семенова со Случевским в Израиле, раз в год Олег приносит цветы на ее могилу. Что интересно, на земле обетованной начисто испарился его негативный магнетизм и он удачно женился на единственной дочери влиятельного депутата кнессета. В общем, жизнь со своими загогулинами продолжается…