Бабарий - весьма удачное слово для названия гарема на тысячу баба-единиц нашлось вот только что в интернетике. Не то, чтобы оно там валялось бесхозным, но не подобрать было грех. Оно отлично укладывается в один ряд с розарием и его засохшей версией — гербарием. И выглядит бабарий ничуть не хуже клумбы с розами, такой же красивый, яркий, пахучий и колючий.
Соломону натаскали в его эпический бабарий столько баб, что со счету сбился даже придворный бабасчетец. Имена их никто не потрудится записать. Боле-менее две наследили, но и те остались без имени, только места рождения в книге записей посетителей на проходной остались.
Одна была египетской безымянной царевной, её папа прислал Соломону в жены. Вторая была целой царицей и сама приперлась. Делала вид, что чисто поболтать забежала (две с половиной тысячи километров по пустыне), в шарады поиграть, да в преферанс перекинуться. А подарочные "верблюды навьючены были благовониями и великим множеством золота и драгоценными камнями".(3-я Цар. 10:2), это так, ерунда, чисто ставку на кон кинуть.
Занесло гостью с юга Аравийского полуострова, где сейчас Йемен ютится. Страна называлась Саба (ивр. Шеба) и собственную колонию в Эфиопии имела. А царица, понятное дело, называлась Савской (Сабской — никто выговорить не мог, видимо).
Официальная версия прибытия высокой гостьи было "испытать его загадками", проверить Соломоново IQ. Ну, а уже по результатам проверки сделать аналитическую выкладку и принять решение, годится ли Соломон на генетический материал для опыления высокородной гостьи, и стоит ли менять привезенные подарки на дозу семенного продукта.
Тестируемый кандидат показал себя с лучшей стороны. Ни в чем царице не отказал, все запросы удовлетворил "И царь Соломон дал царице Савской все, чего она желала и чего просила, сверх того, что подарил ей царь Соломон своими руками". Окрыленная опыленная визитом царица отбыла на родину.
Колонизованные эфиопы поддержали версию осеменения своей царицы Соломоном и сложили собственный эпос в честь этого знаменательного события. Македа (под этим именем царица Савская числится в Эфиопии) принесла в мир сына — основателя династии эфиопских императоров (куда ни плюнь, везде империи).
Этот отпрыск двух царских кровей повторил путь собственной маменьки и сходил в гости к отцу. Полугодовая пешая прогулка по пустыне, что может быть приятней? В качестве доказательства, что он Соломону родственник, принес кольцо, которое тот дарил царице.
Если верить «Кебра нагаст» (священная древнеэфиопская книга), Соломон маменьку его вспомнил, хоть и прошло двадцать два года. Так же, вспомнил и межличностные обстоятельства, при которых лишился предъявленного кольца. Заодно, признал в пыльном юноше родную кровь.
И уже даже хотел назначить его своим наследником, но тот благоразумно отказался. Одно дело быть единственным умным евреем на все царство, другое дело жить среди себе подобных. Заторопился домой, от греха подальше, пока к трону за ногу не привязали.
Соломон расчувствовался, расставаясь с дитяткой и на прощанье подарил ему Ковчег со Скрижалями (совсем сбрендил на старости лет, главную святыню из Иерусалимского храма отдал). А чтоб сын на родине себя слишком одиноким без еврейских родственников не ощущал, отправил с ним старших сыновей знатных израильских родов.
Современные эфиопские евреи (фалаша) так и считают себя потомками тех самых представителей высшей израильской знати, которых царь Соломон три тысячи лет назад в комплекте с Ковчегом Завета отправил с сынишкой в чужие земли. К слову, эти же фалаша утверждают, что Ковчег и сейчас у них. Только никому не показывают, якобы боятся, что отожмут винтаж.
Евреи подхватили эфиопские начинания и тоже наплели занятных историй по царицу Савскую. К ним попозже присоединились и арабы, у которых она в картотеке фигурировала под позывным - Балкис.
Чтоб, значит, царицу подогнать под стандарты рядового экземпляра бабария, ей придумали кривые и волосатые ноги. И даже зафиксировали процедуру распознания неэстетичного экстерьера. Якобы, в тронном зале был устроен стеклянный пол, а под ним аквариум с рыбками (стеклу, если что, уже шесть тысяч лет). Ну так вот, когда Савская подошла к прозрачному полу с рыбками, она инстинктивно задрала подол платья, чтоб не замочить его. Тут-то все и разглядели, и мех, и дугу.
Соломона сей факт расстроил настолько, что пришлось его фармацевтам в спешном порядке разработать крем для депиляции. Хотя, может, его еще раньше сделали? Поди, не она первая такая лохматая в бабарии оказалась.
Христиане к Савской отнеслись с большим почтением, чем евреи с арабами. В своих эпосах они приписали ей Ванговитость и Нострадамусность. Якобы, пока она приятно путешествовала в сторону Иерусалима, наматывая километраж, встретила по дороге ручей. Через этот ручей было перекинуто бревно, в котором она признала инструмент гибели Спасителя мира. По бревну ручей переходить не стала, прошла вброд.
О том бревне рассказала Соломону. Соломон внял предвестнице гибели царства иудеев и бревно закопал. Потом, кто-то мудрый построил поверх захоронения бревна бассейн с живой водой. А еще через тысячу лет, когда Христа арестовали, бревно всплыло. И из него сделали крест, на котором и распяли Спасителя (закапывай, не закапывай, а что должно случиться, тому быть).
Больше про Соломонов бабарий ничего особенного не придумали. Разве, что сам Соломон сложил лирическую «Песнь песней». Там сплошная любовь, эротика и импульсивность. Всё зашифровано и с такими метафорами, что фантазии развернуться место есть и сейчас.
Попробуйте понять сами:
Вот юная деревенская красавица "в покои царские приведена". Она мила, а загар и не вполне светский вид объясняется тем, что братья велели ей сторожить виноградники, а её - "остался без призора". При этом душа ее полна любви к юноше-пастуху и все мысли её с ним:
Мой милый – связкою мирры ночует между грудей… Левой рукой – под моей головой, а правой меня обнимает…
(Парню, конечно, известно, что происходит, но внимание царя к его возлюбленной льстит его самолюбию):
Кобылицей из выезда фараона воображаю тебя, подруга моя… Как роза среди шипов – так милая между подруг.
(Ещё глава – и следует страстный монолог влюбленного парня. Свою милую он награждает водопадом эпитетов):
Груди твои – близнецы-оленята среди цветов на весеннем лугу… Ты орошаешь гранатовый сад, там, где цветут алоэ и нард, тростник ароматный, хна и шафран, деревья, дающие мирру и ладан, корицу и лучший бальзам.
(И кульминация – эротический сон героини):
Я сплю, но сердце не спит. Голос! Милый стучится в дверь: Отвори сестра, голубица, подружка, дитя, моя голова в росе, на кудрях ночная влага… Он руку просунул в щель у двери и все во мне задрожало.
(Но не всё так гладко):
Отворила милому я, а он из виду пропал, тоскою душа изошла, его искала – не находила, звала его – не отвечал.
(Искала она его везде, и девушек Иерусалима просила помочь, но те только поддразнивают её):
Вернись, обернись, Шуламит [Суламифь - АТ], дай поглядеть на тебя!
(Шуламит всё-таки находит его, и он с обожанием смотрит на свою возлюбленную. Теперь его эпитеты откровенно эротичны):
Подобен пальме твой стан, а груди – кистям винограда. Мне бы на пальму влезть. За ветви её ухватиться. Вот и груди твои – виноградные гроздья, и дыхание – яблочный запах.
(И опять в поток восторга и упоения, врываются ноты печали и тяжелых предчувствий):
Печатью на сердце меня положи, печатью – на руку, ибо сильна любовь, как смерть, ревность, как ад, тяжела, стрелы её – огонь, искры и пламя.
(А дома братья готовятся к приему сватов и расписывают будущие свадебные подарки):
Если она – стена, над нею воздвигнем башню из серебра…
(Но у сестры другие планы. Она вмешивается в их разговор и уточняет):
Я – стена, и как башни груди мои, нашел он уже со мной мир и счастье своё.
(И заодно объясняет, что зря Соломон доверил свой виноградник сторожам):
Виноградник был плодородный у Соломона, он доверил его сторожам, и каждый сполна оплатил его. Виноградник же мой со мной, а тебе Соломон – серебро.
(При этом она прекрасно понимает, чем всё это может кончится, и на прощанье просит):
Любимый, беги, как олень или газель молодая на душистых холмах.
P.S. В отличие от всех предыдущих глав, "Песнь Песней" цитируется не по Синодальному изданию Библии, а в переводе Якова Ляха, Иерусалим, 2003. Он лиричней.