Смеющаяся гордость рек и озер
глава 39
Великое собрание
Писатель: Цзинь Юн
Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин
Только вышли из пещеры, как над головами мелькнула черная тень, как-будто, что-то падает сверху, Лин-ху Чун и Ин-ин поспешили уклониться, но неожиданно огромная рыболовная сеть накрыла их с головой. Двое испугались, поспешили достать мечи, чтобы разрезать сеть, резанули пару раз, и окончательно запутались, не в силах пошевелиться. И в этот момент сверху упала вторая сеть, целиком накрыв обоих.
Со свода пещеры спрыгнул человек с веревкой в руках, с силой потянул, затягивая сеть. Лин-ху Чун не удержался от вскрика: «Шифу!» Оказалось, что этот человек и в самом деле Юэ Бу-цюнь.
Юэ Бу-цюнь все туже затягивал сеть. Лин-ху Чун и Ин-ин и впрямь оказались, как две большие рыбы, которых поймали в сеть, сначала они обычно бьются изо всех сил, а потом уже не шевелятся. Ин-ин была в панике, уж и не знала, что делать, окинула взглядом вокруг, и внезапно увидела улыбку на довольном лице Лин-ху Чуна, подумала: «Не иначе, у него есть способ освободиться?»
Юэ Бу-цюнь зашелся в мерзком смехе: «Маленький преступник, ты такой довольный выходил из пещеры, и представить себе не мог, что огромная беда нависла над твоей головой?» Лин-ху Чун ответил: «Да эта беда вовсе не большая. Человек обязательно умрет, умереть вместе с моей любимой женой, это как раз очень радостно». Ин-ин теперь поняла, что радость на его лице появилась от того, что он готовился умереть вместе с ней, паника сразу оставила ее, и она почувствовала сладкую, как мед, радость. Лин-ху Чун произнес: «Ты сейчас можешь только убить нас обоих вместе, но разлучить мужа с его женой, и убить порознь тебе не под силам». Юэ Бу-цюнь разгневался: «Мелкий преступник, смерть пред глазами, а все еще смеешь болтать». Он обвил их еще несколькими кругами веревки, и затянул натуго.
Лин-ху Чун произнес: «Ты расставил эту сеть, как научил тебя Лао Тоу-цзы. Ты меня неплохо подловил, хорошо знал, что мы вдвоем неразлучны, и поэтому так крепко связал нас веревкой, как мужа и жену. Ты меня с малых лет воспитывал, хорошо знаешь глубины моего сердца. Во всем этом мире, только ты, господин Юэ, так хорошо знаешь меня». Он говорил эти шуточки только ради того, чтобы затянуть время, вдруг подвернется шанс спастись, и еще надеялся, что Фэн Цин-ян может прийти ему на помощь.
Юэ Бу-цюнь ответил с ледяной усмешкой: «Мелкий преступник, с детства любил глупости болтать, и эта разбойная сущность до сих пор так и не изменилась. Я сначала отрежу твой язык, чтобы ты после смерти не попал в ад для сквернословов». Он вскинул в ударе левую ногу, и впечатал Лин-ху Чуну удар по пояснице, одновременно нажав ему точку немоты, Лин-ху Чун потерял возможность говорить. Юэ Бу-цюнь спросил: «Барышня Жэнь, ты бы хотела, чтобы я первым убил его, или тебя?»
Ин-ин ответила: «Да какая разница? При мне всего три пилюли противоядия от «Пилюли трех трупов мозга и духа» ».
Юэ Бу-цюнь тут же изменился в лице. Он, после того, как получил с рук Ин-ин «Пилюлю трех трупов мозга и духа», днями и ночами ломал себе голову, думая, как раздобыть противоядие. Он подгадал удачный момент, когда они вдвоем только что спаслись от опасности, и радостно выходили из пещеры, не приняв мер предосторожности, он метнул в них сеть с «золотой нитью», опутав и обездвижив обоих.
Изначально он планировал сначала убить обоих, а потом обыскать Ин-ин в поисках противоядия. Но сейчас он услыхал, что при ней всего три пилюли, значит, если он их сейчас просто убьет, то ему самому останется прожить всего три года, к тому же через три года пробудится страшный червь, который начнет пожирать его мозг, обрекая на чудовищные муки – дело оборачивалось иначе, чем он предполагал.
Хотя он и мастерски владел управлением энергией, но не смог удержать себя в руках, и его пальцы мелко задрожали. Он выдавил из себя: «Хорошо, тогда мы проведем обмен. Ты мне передашь рецепт изготовления противоядия, и я отпущу вас обоих живыми».
Ин-ин рассмеялась, произнесла равнодушным тоном: «Маленькая девчонка. хотя молода, и знания ее поверхностны, но она хорошо знает, что за человек «Благородный меч» господин Юэ Бу-цюнь. Ежили вы хоть раз свое слово сдержите, то Вас уже и «Благородным мечом» нельзя будет назвать». Юэ Бу-цюнь произнес: «Ничему хорошему ты от Лин-ху Чуна не научилась, такой же болтливый и мерзкий язык приобрела. Ты твердо решила не раскрывать секрет изготовления противоядия?» Ин-ин ответила: «Конечно, не скажу. Через три года мы с молодцом Чуном перед вратами демонов с почтением будем Вас ожидать, да только к тому времени Ваше Превосходительство не будет иметь «пять чиновников» в целости, лицо и глаза исчезнут полностью, уж и не знаю, сможем ли узнать Вас».
[Пять чиновников - уши, рот, нос, глаза, лицо - внешний вид.]
Юэ Бу-цюнь в тот же миг почувствовал волну холода, он ясно понял, что смысл этих слов «не будет иметь «пять чиновников» в целости, лицо и глаза исчезнут полностью», в том, что не просто у него все тело сгниет, но и в том, что он от боли и зуда сам раздерет в клочки свое лицо и глаза. Осознав это, он «без мороза, а задрожал», со злобой произнес: «Ну, положим, я не буду иметь «пять чиновников» в целости, лицо и глаза исчезнут полностью, но ты меня на три года опередишь. Но сначала я отрублю тебе уши и нос, на твоем личике нарежу шрамов штук семнадцать - восемнадцать, посмотрим тогда, как твой молодец Чун будет ли он по-прежнему любить тебя, человека-не человека, демона-не демона, ужасную уродину?» Раздался свист – он извлек из ножен меч.
Ин-ин вскрикнула от испуга. Смерти-то она не боялась, но, если Юэ Бу-цюнь изуродует ее, как демоницу, чтобы Лин-ху Чун на нее смотрел – то умереть было бы намного лучше. У Лин-ху Чуна была нажата точка немоты, он руками и ногами шевелить не мог, отлично понял состояние Ин-ин, толкнул ее локтем, и вытянул вперед два растопыренных пальца, показывая, что выколет себе глаза. Ин-ин снова вскрикнула от ужаса, торопливо закричала: «Брат Чун, не смей!»
Юэ Бу-цюнь на самом деле вовсе не собирался изуродовать внешность Ин-ин. Этой угрозой он хотел вырвать у нее рецепт противоядия, а вот если бы Лин-ху Чун выколол свои глаза, то этим бы с доски слетела самая сильная фигура. Он быстро протянул руку, вытащил из сети правое запястье Лин-ху Чуна, заревел: «Давай, действуй!»
Когда они дотронулись друг до друга, Юэ Бу-цюнь почувствовал, как из его тела начинает вытекать внутренняя сила, он заорал: «Ой-йо!» Он дернулся, но его рука уже оказалась прочно приклеенной к кисти Лин-ху Чуна. Лин-ху Чун провернул кисть, и крепко схватил его за ладонь, внутренняя энергия Юэ Бу-цюня стала вытекать из него сплошным потоком. Юэ Бу-цюнь перепугался, размахнулся правой рукой, желая зарубить Лин-ху Чуна мечом. Лин-ху Чун тряхнул рукой, повернув его корпус, и меч вонзился в землю. Юэ Бу-цюнь стремительно терял энергию, он замахнулся второй раз, но сил уже не было, он едва смог поднять руку для разрубания. Он из последних сил поднял меч, собираясь вогнать его Лин-ху Чуну между бровей, его руки тряслись, но он понемногу посылал острие меча вперед.
Ин-ин перепугалась, она хотела бы щелчком отбить меч Юэ Бу-цюня, но ее руки были плотно прижаты к Лин-ху Чуну, сеть была и прочной, и частой, и у нее не было возможности пошевелиться. Левая рука Лин-ху Чуна также была прижата к телу Ин-ин, он тоже не мог пошевелиться, кончик меча приближался, он подумал: «Я медленным мечом убил Цзо Лэн-чаня, ранил брата Линя, а теперь Юэ Бу-цюнь тем же приемом убьет меня, так быстро отомстит за них».
Юэ Бу-цюнь чувствовал, что внутренняя сила стремительно покидает его, но кончик меча уже находился в считанных вершках ото лба Лин-ху Чуна, он и радовался, и беспокоился.
Тут послышался тоненький девичий голосок, девчушка кричала: «Ты... ты что творишь? Быстро убери меч!» Раздался звук шагов, кто-то стремительно приближался.
Юэ Бу-цюнь видел, что, если он сейчас остановит меч в считанных вершках от цели, то у него больше не будет сил убить Лин-ху Чуна, сейчас и его собственная жизнь висит на волоске, как можно останавливаться? Он собрал последние силы, и кончик меча уперся между бровями Лин-ху Чуна, и в этот момент он почувствовал удар в спину со стороны сердца, и меч пронзил его от спины, выйдя через грудь.
Девушка кричала: «Лин-ху дагэ, ты в порядке?», – это и в самом деле была И Линь. У Лин-ху Чуна в груди энергия и кровь забурлили, он уж и не чаял в живых остаться. Ин-ин произнесла: «Сяошимей, большой старший брат Лин-ху в порядке». И Линь обрадовалась: «Вот и отлично!» Ее передернуло: «Это господин Юэ! Я ... я его убила!» Ин-ин произнесла: «Так и есть. Поздравляю, ты отомстила за убитых наставниц. Прошу тебя рассечь сеть, освободи нас».
И Линь произнесла: «Да! Да!» Она смотрела на павшего на землю Юэ Бу-цюня, у того из раны еще лилась кровь, от страха все ее тело обмякло, голос дрожал: «Это... это я его убила?» Она схватилась за веревку, желая развязать, но ее била дрожь, сил не было, и она даже произнести ничего не могла.
Вдруг слева раздался голос: «Маленькая монахиня, ты убила нашего главу, сегодня ты вряд ли уйдешь от справедливого возмездия!» – какой-то старейшина в желтом халате подбежал, размахнувшись мечом – это был Лао Дэ-нуо.
Лин-ху Чун закричал: «Ай-йо!» Ин-ин закричала: «Сяошимей, быстрее бери меч, защищайся».
И Линь одеревенело вытащила меч из спины Юэ Бу-цюня. Лао Дэ-нуо провел три атаки – его меч трижды пропел в воздухе. И Линь отбила три меча, но третий удар коснулся ее руки, прочертив рану.
Приемы Лао Дэ-нуо становились все быстрее, некоторые приемы были смутно похожи на приемы меча Би Се, но они не были отработаны, по форме были слегка похожи, но в скорости очень уступали тем, что проводил Линь Пин-чжи. Опыт у Лао Дэ-нуо был большой, приемы меча совмещали техники горы Суншань и Хуашань, в последнее время он учил меч Би Се, И Линь никак не могла с ним соперничать.
Хорошо еще, что И Хэ, И Цин, и другие прочили ей стать главой клана Северная Хэншань, понуждали ее упорно отрабатывать переданные Лин-ху Чуном удивительные методы меча Северная Хэншань, ее боевое искусство имело прогресс, а методы меча Би Се в исполнении Лао Дэ-нуо были еще не совершенны, он отрабатывал приемы в спешке, к тому же перемешивал их с приемами школ Суншань и Хуашань, и этот сумбур был хуже чем тот уровень, который был у него изначально.
И Линь сперва, подняв руки, видела, что ее соперник намного быстрее, перепугалась, к тому же третий прием поранил ее плечо, но она подумала, что если она проиграет, то Лин-ху Чун и Ин-ин не миновать опасности, горевать было некогда, она подумала, что он может убить Лин-ху Чуна только через ее труп, поняла, что смерть неизбежна, и начала биться самоотверженно. Лао Дэ-нуо увидел, что она бьется, не щадя жизни, такую сразу не возьмешь, и начал ругаться: «Маленькая монашка, да ты, мать твою, та еще стерва!»
Ин-ин видела, что И Линь беззаветно бьется не щадя сил, схватка затягивается, и она непременно погибнет, она тут же собрала все силы, вытянула левую руку, и разблокировала Лин-ху Чуну точки немоты, потом залезла за пазуху, и вытащила короткий меч. Лин-ху Чун закричал: «Лао Дэ-нуо, кто это у тебя за спиной?»
Лао Дэ-нуо был очень опытным, не мог отвлечься на крик Лин-ху Чуна, тем более голову поворачивать, чтобы посмотреть, чтобы дать противнику шанс. Он не обращал внимания на крик Лин-ху Чуна, продолжал плотно наседать. Ин-ин держала в руке короткий меч, хотела его метнуть из сети, но И Линь и Лао Дэ-нуо бились так близко друг к другу, что можно было попасть в нее, и поэтому Ин-ин топталась в нерешительности. Внезапно и Линь снова вскрикнула – ее левое плечо было задето еще раз. Первая рана была просто царапиной, но этот порез был уже более глубоким, и зеленую траву тут же оросила алая кровь.
Лин-ху Чун закричал: «Обезьяна, обезьяна, а так ты же обезьянка шестого старшего брата-наставника! Послушная обезьянка, прыгай на него, кусай его, это тот самый злодей, что убил твоего хозяина!»
Лао Дэ-нуо, чтобы завладеть тайным трактатом «Волшебное искусство пурпурной зарницы» Юэ Бу-цюня, убил шестого ученика школы Хуашань Лу Да-ю. Лу Да-ю постоянно таскал с собой небольшую обезьянку, носил ее на плече, после его смерти обезьянка пропала незнамо куда. Сейчас Лао Дэ-нуо услыхал этот крик, и невольно втайне ужаснулся:
«Если эта зверюга прыгнет кусать меня, то свяжет мне руки и ноги». Он обернулся, и рубанул мечом назад, но разве там была какая-либо обезьянка? И в этот миг Ин-ин Ин-ин метнула меч, раздался свист – он полетел ему в шею. Лао Дэ-нуо припал к земле, короткий меч просвистел у него над головой, и в этот момент он почувствовал, что его ногу обвила веревка. Он поднялся, веревка дернула его, и он рухнул на землю. Оказывается, пока Ин-ин метала меч, Лин-ху Чун собрал все силы, и сумел освободиться из сети. Он использовал ту же веревку, которой их опутали, чтобы свалить его, и закричал И Линь: «Быстрее убивай! Убивай быстрее!»
И Линь размахнулась мечом, и обрушила рубящий удар на голову Лао Дэ-нуо. Но в последний момент ее милосердное сердце смягчилось. Она только что убила Юэ Бу-цюня, но она сделала это, защищая Лин-ху Чуна, в беспамятстве пронзила его, хотя вовсе не хотела убивать, и сейчас кончик ее меча дрогнул, и она рубанула в сторону от головы – по правому плечу.
У Лао Дэ-нуо ключица оказалась разрубленной, он выронил меч, он смертельно боялся, что И Линь рубанет его еще раз, через боль вскочил, отпрыгнул, освободился от веревки с сетью, и бросился вниз, на спуск с обрыва.
Вдруг к утесу подбежали снизу двое, бежавшая впереди женщина кричала: «Эй, это ты сейчас мою доченьку ругал?» Это и в самом деле была мать И Линь, которая раньше прикидывалась в «Висящем в пустоте» монастыре «Немой Матушкой». Лао Дэ-нуо нанес ей удар ногой в прыжке, та матушка уклонилась, раздался громкий треск – тот получил тяжелую оплеуху. Она вскричала: «Ты сейчас ругал ее, «Маленькая монашка, да ты, мать твою, та еще стерва!», так вот, я как раз и есть ее мать, меня ругнуть осмелишься?»
Лин-ху Чун кричал: «Задержите его, задержите его! Не дайте ему уйти!» Та матушка в этот момент уже протягивала руку, чтобы залепить Лао Дэ-нуо новую затрещину, но, услыхав слова Лин-ху Чуна, заорала: «Мелкий чертенок, убей тебя Небо, я назло дам ему убежать!» Она отошла, уступив дорогу, и залепила добрый удар Лао Дэ-нуо пониже спины. Получив таким образом всеобщую амнистию, Лао Дэ-нуо помчался дальше вниз по склону.
Вслед за той матушкой шел еще один человек, разумеется, это был хэшан Бу Цзе, он с хохотом приблизился: «Забавные у вас игры, в рыболовов играете?» И Линь вскричала: «Батюшка, скорее порви рыболовную сеть, освободи большого старшего брата Лин-ху и барышню Жэнь». Но та матушка закаменела лицом: «Я с этим прохвостом еще не рассчиталась, не смей освобождать!»
Лин-ху Чун расхохотался: «Супруги – на кровать, сваху – вон. Вы, двое супругов, воссоединились, что же свата своего не отблагодарите?» Та матушка пнула его ногой: «Вот тебе моя благодарность!» Лин-ху Чун рассмеялся: «Шестеро святых из Персиковой долины, скорее на помощь»!
Та матушка больше всех боялась шестерых святых из Персиковой долины, в страхе отступила назад. Лин-ху Чун вытащил руку из ячейки, развязал туго затянутый узел, распутал Ин-ин, начал выпутываться сам, но та матушка закричала: «Я не разрешаю тебе выходить!»
Лин-ху Чун рассмеялся: «Не выходить,так не выходить. В рыбацкой сети законы иные, чем между Небом и Землей, Великий Муж может согнуться, может выпрямиться, сгибание – это вход в сеть, разгибание – как раз выход, я, Лин-ху Чун...» Он собирался сказать какую-нибудь чушь, но внезапно его взгляд наткнулся на лежащее подле него тело Юэ Бу-цюня, улыбка сошла с его лица, и вдруг горячие слезы наполнили глазницы, и полились на землю.
Та матушка все еще сердилась: «Мелкий прохвост! Пока не побью тебя хорошенько, сердце не успокоится!» Тут же врезала Левой рукой по правой щеке Лин-ху Чуна. И Линь крикнула: «Ма... не... не надо...» Лин-ху Чун вытянул руку – и в ней оказался меч – Ин-ин бросила ему меч, вынутый из раны на спине Юэ Бу-цюня. Он легко направил его вперед, коля в точку на правом плече той матушки, заставив ее отступить на шаг. Та матушка еще больше рассердилась, ее тело металось, как тень, она рубила ладонями, била кулаками, сметала подсечками – в один миг провела семь - восемь атакующих приемов.
Лин-ху Чун был опутан сетью, но меч в его руке плясал совершенно свободно, постоянно указывая на уязвимые места на теле неистовой матушки, но в последний миг перед касанием он всегда убирал его обратно. Эти приемы «Девяти мечей Ду Гу» не имели противников в Поднебесной, если бы Лин-ху Чун захотел, то уже раз семь или восемь мог бы ее убить. Снова разобрали несколько приемов, и матушка убедилась, что ее мастерство совершенно недостаточно для победы, вздохнула протяжно, опустила руки, прекратив атаки, выражение ее лица было крайне жалким.
Хэшан Бу Цзе начал ее увещевать: «Женушка, мы все – хорошие друзья, к чему сердиться?»
Та матушка все злилась: «Ты-то к чему в разговор встреваешь?» Еще и говорить не закончила, а уже решила на нем свой гнев излить, драться приготовилась. Лин-ху Чун махнул мечом, выпрыгнул из разрезанной сети, рассмеялся: «Ты хочешь меня побить, хорошо, дам тебе побить себя!» Матушка размахнулась, и отвесила ему тяжеленную оплеуху, Лин-ху Чун простонал: «Ай-йо!», – но уклоняться и защищаться не стал. Матушка зло спросила: «Почему ты не уклонился?»
Лин-ху Чун ответил: «Вот не буду уклоняться, что из того?» Та матушка сплюнула, понимая, что Лин-ху Чун уступает ей только ради И Линь, подняла левую руку, размахнулась, но бить не стала.
Ин-ин взяла И Линь за руку: «Сяошимей, к счастью, ты вовремя успела на помощь. Но как ты здесь оказалась?» И Линь ответила: «Меня и всех сестер его, – она кивнула на труп Юэ Бу-цюня, – его подручные схватили, я с тремя сестрами была заперта в одной из пещер, только что батюшка с мамой меня освободили.
Батюшка, мама и я, а еще хэшан Бу Ке Бу Цзе и трое сестер разделились, чтобы искать остальных пленниц. Я подошла к утесу, услыхала наверху голоса, один из них был голосом большого старшего брата Лин-ху, и пошла посмотреть». Ин-ин произнесла: «Мы с ним повсюду искали, никого не видели, оказывается, вы были заточены в подземной пещере».
Лин-ху Чун произнес: «Этот только что сбежавший старый преступник в желтом халате – самый плохой человек, быстрее за ним, а то на сердце нехорошо». Он подхватил меч: «В погоню!»
Пятеро побежали вниз с утеса, двигались не долго, увидели Тянь Бо-гуана и семерых учениц из школы Северная Хэншань, карабкающихся наверх, среди них была И Цин. Все очень обрадовались, увидев друг друга. Лин-ху Чун размышлял: «Местность на горе Хуашань, боюсь, мало кто из людей знает ее так же хорошо, как и я. Я не знал, что там внизу есть еще пещеры, брат Тянь здесь человек посторонний, а вот он узнал, разве это не странно?» Он потянул его за рукав, и они отошли подальше от остальных.
Тянь Бо-гуан смущенно улыбнулся: «Да разве это какая-то диковинка». Лин-ху Чун произнес: «А, точно. Оказывается, ты захватил учеников из клана Хуашань, и допросил их». Тянь бо-гуан ответил: «Как раз нет». Лин-ху Чун удивился: «Но как же ты тогда тогда узнал, прошу пояснений». Тянь Бо-гуан окончательно сконфузился, жалко улыбнулся: «Это дело весьма неприглядное, уж лучше и не заговаривать». Лин-ху Чун изумился еще сильнее, ему непременно захотелось узнать, он улыбнулся: «Да мы же с тобой те еще повесы с рек и озер, между братьями, что там может быть неприглядного? Быстрее говори, интересно ведь».
Тянь Бо-гуан начал: «Подчиненный расскажет, прошу главу школы Лин-ху не винить». Лин-ху Чун рассмеялся: «Ты спас сестер-учениц из клана Северная Хэншань, благодарность к тебе не выразить словами, как еще можно обвинять?»
Тянь Бо-гуан понизил голос: «Не буду от тебя скрывать, подчиненный прежде имел дурной нрав, ты это и так знаешь. С тех пор, как великий отец-наставник обрил мне голову, дал мне буддийское имя Бу Ке Бу Цзе – «Не может не соблюдать запреты», само собой, уже не могу вновь вернуться на путь развратных преступлений...» Лин-ху Чун подумал о том, каким образом хэшан Бу Цзе его покарал, обуздывая развратные преступления, и на его лице невольно пробилась улыбка. Тянь Бо-гуан понял, о чем тот подумал, покраснел, и продолжил:
Но я с тех пор отработал один навык, и он все еще не забыт. Стоит только, не важно, как далеко, появиться женщинам, подчиненный... подчиненный сможет их почувствовать». Лин-ху Чун очень удивился: «Что же это за способ?» Тянь Бо-гуан ответил: «Да не знаю я, что это за способ, но достаточно почувствовать запах женщины, его с мужским невозможно перепутать».
Лин-ху Чун расхохотался: «Говорят, что высшие бонзы буддизма овладевают способностями «Небесного ока», «Небесного уха», а вот брат Тянь сподобился «Небесный нос» получить!» Тянь Бо-гуан забормотал: «Позор мне, позор!» Лин-ху Чун рассмеялся: «Брат Тянь, этот дар изначально использовался для совершения множества дурных поступков, получен длительным опытом, кто бы мог подумать, что ныне он пригодится для спасения учениц клана Хэншань».
Ин-ин направилась было к ним, желая спросить, что произошло смешного, но, увидав сконфуженный вид Тянь Бо-гуана, догадалась, что вряд ли тут что-то приличное, и воздержалась от вопросов.
Вдруг Тянь Бо-гуан замер: «Похоже, по левую сторону снова найдем учениц Хэншани». Он с силой принюхался, и пошел по заросшему травой склону, опустив голову, и с усилием втягивая воздух. Он прошел немного, и радостно вскрикнул, указывая на место на земле: «Здесь!» На этом месте был навален с десяток больших камней, каждый весом в двести - триста цзиней, тут же начал оттаскивать их. Лин-ху Чун и Бу Цзе бросились к нему на помощь, растащили камни, и под ними обнаружилась каменная плита. Они с огромным усилием отодвинули ее, и обнаружили за плитой вход в пещеру. Внутри и в самом деле лежали на земле ученицы клана Хэншань.
И Цин и И Минь торопливо спрыгнули в пещеру, начали вытаскивать сестер. вытащили нескольких, но внутри были еще, и все – на последнем издыхании. Все начали вытягивать пострадавших, увидели там И Хэ, Чжэн Э, Цинь Цзюань и других – в этой пещере было заперто более тридцати человек, еще пара дней – и никого из них уже нельзя было бы спасти.
Лин-ху Чун представил себе коварство своего шифу, и его сердце заледенело от ужаса, он похвалил: «Брат Тянь, этот твой навык вовсе не шуточный, все эти сестры были скрыты глубоко под землей, а ты вот сумел их унюхать – в самом деле заставил людей восхититься». Тянь Бо-гуан ответил: «Да это вовсе не диковинка, хорошо еще, что среди них были наставницы - мирянки, дядюшки и тетушки-наставницы...»
Лин-ху Чун произнес: «Дядюшки и тетушки наставницы? А, И Линь тебе отцом-наставником приходится, ты ее ученик...»
[Тут юмор в том, что несчастного Тянь Бо-гуана так перевоспитали, что он молодую монашку называет отцом-наставником, а более старших учениц - дядюшками и тетушками-наставницами, хотя они все женщины, и, когда он называет ученицу-мирянку дядюшкой-наставницей, то остальные относятся к этому с некоторым пониманием]
Тянь Бо-гуан уточнил: «Если бы среди запертых под землей все были бы сплошь отрешившиеся от мира монашки, я бы их не нашел». Лин-ху Чун ответил: «Оказывается, женщины-мирянки и монахини так отличаются». Тянь Бо-гуан ответил: «Это само собой. От мирянок всегда пахнет пудрой и благовониями», – и только тут Лин-ху Чун, наконец, понял, в чем дело.
Все суетились, оказывая помощь. И Цин, И Линь и другие в шапках принесли воды из горного ручья, напоили всех одну за другой. На счастье, в пещере были щели , через которые поступал воздух, к тому же ученицы Хэншани владели гунфу – хотя все были предельно измучены, но угрозы жизни не было. У И Хэ и других старших учениц навыки были глубже, после нескольких глотков воды они начали приходить в сознание.
Лин-ху Чун произнес: «Мы пока не спасли и трети, брат Тянь, прошу тебя еще раз проявить свое мастерство, поищем еще».
Та матушка сварливо стрельнула взглядом на Тянь Бо-гуана, с подозрением спросила: «Откуда ты узнал, что все эти люди были здесь заперты? Скорее всего, когда их здесь прятали, ты был поблизости, и смотрел – так?»
Тянь Бо-гуан отнекивался: «Нет, вовсе нет! Я постоянно следовал за великим наставником, не отходил от него никуда». Та матушка помрачнела, заорала: «Так ты все время с ним был?» Тянь Бо-гуан втуне возопил, что дело плохо, вспомнил, что всю дорогу супруги то плакали, то смеялись, то ругались, то ластились, постоянно что-то друг другу шептали на ушко, супруга его наставника так на него набросилась – значит, дело скверно, он тут же добавил: «Эти полгода ученик постоянно был подле наставника, только в последние десять дней мы расстались, с огромным трудом удалось сегодня встретиться на горе Хуашань». Та матушка не отбросила подозрений: «А как ты тогда узнал, что эти ученицы Хэншани спрятаны в этой пещере?»
Тянь Бо-гуан залепетал: «это... это...», – он так и не нашелся, что сказать, и уже мечтал дать стрекача. И в этот миг со склона горы донеслись звуки труб, затем грохот барабанов, будто снизу поднималась огромная армия с тысячами солдат и десятками тысяч коней.
Люди в изумлении замерли. Ин-ин тихонько шепнула Лин-ху Чуну на ухо: «Это мой батюшка пожаловал!» Лин-ху Чун произнес: «А!», собирался сказать: «Оказывается, это мой досточтимый свекор осчастливил блестящим визитом!», – но почувствовал, что шутить в такой момент не подобает, и слова замерли у него в горле.
Барабаны отгремели, и снова запели трубы. та матушка встревожилась: «Это что, правительственные войска?»
Внезапно звуки труб и барабанов смолкли, и человек семь или восемь вместе прокричали: «Глава учения Солнца и Луны, совершенный в гражданском поприще и воинской добродетели, вскармливающий всех живущих глава учения Жэнь прибыл!» Эти семь или восемь глашатаев имели очень развитую внутреннюю силу, от их крика эхо пошло гулять по горным долинам, величие и мощь устрашили людей, хэшан Бу Цзе и остальные тут же изменились в лице.
Отголоски эха еще не замерли, как послышались новые крики: «Тысяча осеней, десять тысяч лет, объединим реки и озера! Глава учения Жэнь восстановил славу учения, долголетие ему от Неба!» Кричавших было самое малое, две - три тысячи человек, эхо отражало их крики со всех сторон.
Прошло некоторое время, крики стихли, вокруг повисла тишина, и вдруг звонкий голос прокричал: «Глава учения Солнца и Луны, совершенный в гражданском поприще и воинской добродетели, вскармливающий всех живущих глава учения Жэнь издал приказ: Главам школ меча Пяти Твердынь со всеми подчиненными учениками собраться у каменного возвышения на пике Чаоян для совещания». Это сообщение было провозглашено трижды, и после паузы снова послышалось:
Главам двенадцати залов с заместителями, главам курильниц возглавить людей, обыскать все горы и долины, перекрыть дороги, не допускать празного шатания. Тех, кто не повинуется приказам – убивать на месте без разговоров!» тут же человек двадцать - тридцать разом откликнулись.
[Пик Чаоян – «Встречающий Рассвет», то есть, иносказательно о Восточном пике горы Хуашань.]
Лин-ху Чун переглянулся с Ин-ин, и они сразу поняли. что эти распоряжения были отданы для того, чтобы никто из кланов Пяти Твердынь не смог уклониться от встречи на пике Чаоян. Лин-ху Чун подумал: «Он – отец Ин-ин, я не так давно решил на ней жениться, должен же я в конце концов, с ним встретиться». Он обратился к И Хэ и остальным: «Множество наших сестер-наставниц по-прежнему находятся в опасности, попросим уважаемого брата Тяня показать дорогу, как можно быстрее спасти их. Глава учения Жэнь – отец барышни Жэнь, полагаю. что он не намерен нам вредить. Мы с барышней Жэнь первыми отправимся к Восточному пику, после того, как вы все соберетесь, также приходите на Восточный пик на собрание». И Хэ, И Цин, И Линь и другие откликнулись согласием, поспешили за Тянь Бо-гуаном на спасение оставшихся.
Та матушка разозлилась: «Да на каком основании он тут раскомандовался? Я назло не пойду с ним встречаться, посмотрю как этот Жэнь будет убивать меня на месте без разговоров». Лин-ху Чун знал, какая она упрямая, никаких советов слушать не будет, даже если послушается, и придет на встречу, то наверняка ему нагрубит, и последствия наверняка будут нерадостными. Поэтому он торопливо попрощался с хэшаном Бу Цзе и его супругой, и вместе с Ин-ин отправился на Восточный пик.
Лин-ху Чун спросил: «На горе Хуашань три высоких пика – Восточный, Южный, и Западный. Восточный среди них самый высокий. Настоящее имя Восточного пика как раз и есть Пик Чаоян – «Поклониться Солнцу». Твой батюшка решил встретиться с героями пяти школ меча именно на этом пике, идея в том, что они должны ему поклониться. Неужели сейчас все ученики всех пяти школ находятся на горе Хуашань?»
Ин-ин ответила: «Из школ меча пяти твердынь, господин Юэ, Цзо Лэн-чань, господин Мо Да – три главы школ уже погибли на этот день, уж не знаю, кто там сейчас глава школы Тайшань, из пяти великих школ меча остался только один глава фракции – это ты». Лин-ху Чун произнес: «Лучшие герои пяти школ меча, за исключением мастеров школы Северная Хэншань, почти все погибли в пещере на утесе Размышлений, а ученицы клана Северная Хэншань все попали в заточение, я опасаюсь...» Ин-ин произнесла: «Ты опасаешься, что мой батюшка воспользовался случаем, чтобы за один бросок сети захватить все школы меча Пяти Твердынь?»
Лин-ху Чун покачал головой, вздохнул: «На самом деле, ему и стараться не нужно, в школах меча Пяти Твердынь почти никого не осталось».
Ин-ин тоже вздохнула: «Господин Юэ обманом завлек лучших мастеров меча пяти кланов, отвел их в пещеру, чтобы они могли увидеть схемы приемов меча, вырезанные на ее стенах. У него была мысль заручиться поддержкой самых сильных мастеров меча пяти кланов, что бы приструнить глав школ, а люди из других кланов ему были не соперники. Этот ход был очень ловким, но кто мог предположить, что Цзо Лэн-чань додумается использовать этот случай, чтобы при помощи слепых мечников уничтожить их всех в темноте пещеры».
Лин-ху Чун спросил: «Ты говоришь, Цзо Лэн-чань хотел убить моего шифу, а не меня?» Ин-ин ответила: «Он не ожидал, что ты явишься. У тебя высочайшая техника меча, ты уже видел раньше эти приемы, и овладел ими, ты не должен был появляться в этой пещере, это было совпадение».
Лин-ху Чун подтвердил: «Ты верно сказала. На самом деле Цзо Лэн-чань не имел ко мне особой вражды. Это шифу выколол ему глаза, отнял у него место главы объединенного клана Пяти Твердынь, эта ненависть проникла ему в кости».
Ин-ин произнесла: «Похоже, что этот план Цзо Лэн-чаня состоял в том, чтобы господин Юэ вошел в пещеру, а потом в темноте убить его. Не могу понять как, но Юэ Бу-цюнь разгадал этот план, и наоборот, спрятался на входе в пещеру, чтобы сетью накрыть выживших. Вот уж в самом деле, получилось, что богомол ловил цикаду, не замечая воробья за спиной. Но сейчас они оба, и Цзо Лэн-чань, и твой шифу – уже покинули этот мир, боюсь, уже никто не узнает всей подноготной этого дела».
Лин-ху Чун только печально покивал головой. Ин-ин продолжила: «То, что господин Юэ заманил мастеров меча в эту пещеру, на самом деле, было его очень давним планом. В тот день, когда он отобрал у Цзо Лэн-чаня место главы единого клана, твоя сяошимэй продемонстрировала изумительные секретные приемы кланов Тайшань, Южная Хэншань, Суншань и Северная Хэншань. Высокие мастера четырех кланов увидели эти приемы в первые в жизни, и они были одержимы овладеть ими. Только в клане Северная Хэншань уже знали от тебя эти приемы меча, и для них это не было диковинкой. Мастера кланов Тайшань, южная Хэншань и Суншань всячески старались узнать, откуда господин Юэ получил эти секретные приемы. Тогда Юэ Бу-цюнь распустил слух, назначив день тайной встречи, разве эти высокие мастера из трех кланов могли не попасться в ловушку»
Лин-ху Чун произнес: «Мы, люди практикующие боевое искусство, едва заслышим, что где-то есть несравненное боевое учение, как бы это не было опасно для жизни, не можем не прийти, особенно, если это высокие приемы нашего клана – тем более нельзя не взглянуть. Поэтому высокие мастера, такие как дядюшка-наставник Мо Да, независимые и самодостаточные люди, тоже направились на убой в эту пещеру».
Ин-ин продолжила: «Господин Юэ догадывался, что ты не придешь, поэтому приготовил еще один план с одурманиваем и пленением твоих учениц, и тайной их перевозкой на гору Хуашань». Лин-ху Чун произнес: «Я не могу взять в толк, ради чего шифу проделал эту совершенно избыточную работу, чтобы захватить моих учениц, и привести их сюда? Путь неблизкий, всякое могло произойти. Он ведь мог убить их всех еще на горе Северная Хэншань, разве это было не проще?»
Он помолчал, и произнес: «А, я понял! Убить всех учениц клана Северная Хэншань – после этого из пяти гор останется только четыре. А ведь он хотел быть главой школы меча Пяти Твердынь. Без одной из гор это не просто мелкая помарка, а прямо-таки, имя, не соответствующее действительности».
Ин-ин согласилась: «Это, само, собой, одна из причин. Но я догадываюсь, что была и другая важная причина». Лин-ху Чун заинтересовался: «Но какая?» Ин-ин начала: «Лучше всего ему было бы захватить тебя, чтобы обменять мне на одну вещь. Ну, а не получится – то захватить как можно больше последователей, чтобы тебя ими прижать. Я в стороне не смогла бы остаться, и пришлось бы мне ради тебя отдать ему одну важную вещь». Лин-ху Чуна осенило, он хлопнул себя по ноге: «Точно! Шифу нуждался в противоядии от «Пилюли трех трупов»«. Ин-ин ответила: «Господин Юэ, с тех пор, как получил «пилюлю трех трупов», днями и ночами не знал покоя. Он спешил, и каждый день промедления был для него мучением. Он знал, что заполучить это лекарство он сможет, только если заполучит тебя».
Лин-ху Чун согласился: «Это само собой. Я же драгоценное сокровище твоего сердечка, если использовать меня, только тогда можно было заставить тебя пойти на обмен» Ин-ин сплюнула: «Если бы он меня тобой шантажировал, то я бы не отдала. Ингредиенты для противоядия крайне дорогие, процесс приготовления крайне сложен, это бесценное сокровище, разве могла бы я ему так легко это отдать». Лин-ху Чун произнес: «Права поговорка, ради бесценного сокровища, трудно не пожертвовать любовником». Ин-ин покраснела, прошептала: «Мышонок залез на аптекарские весы, стал себя расхваливать, тоже не стыдился». Едва она это произнесла, как они вышли на тропку, зажатую в узком горном проходе.
Эта тропка была прямой, как кисть, но очень узкой, двоим не пройти плечом к плечу. Ин-ин предложила: «Ты иди первым». Лин-ху Чун отказался: «Все-таки ты иди вперед, если сорвешься, я тебя обниму и удержу».
Ин-ин ответила: «Нет, ты иди первым, и не вздумай даже оборачиваться, чтобы взглянуть на меня, слушай, что бабушка велит, не смей отказываться». Сказав, залилась смехом. Лин-ху Чун ответил: «Хорошо, так я пойду первым. Если я свалюсь, то ты меня обхватишь, и спасешь». Ин-ин торопливо произнесла: «Не пойдет, не пойдет!» Она испугалось, что тот специально оступится, разыграет ее, и тут же пошла вперед по горной тропе.
Ин-ин заметила, что, хотя он и шутил, но дух у него был угнетен, и после смеха лицо его вновь приобрело скорбное выражение. Она понимала, что он тяжело переживает из-за смерти Юэ Бу-цюня, и всю дорогу он пытался шутить, чтобы развеять печаль.
Они сделали несколько поворотов, и достигли пика Нефритовой Девы, Лин-ху Чун показал ей, где находятся таз для умывания Нефритовой Девы, где находится каменный туалетный столик для пудры и румян. Ин-ин понимала, что пик Нефритовой Девы был тем местом, где в былые годы он часто проводил время с Юэ Лин-шань, ей не хотелось доставлять ему дополнительные терзания, и она поспешно двигалась вперед, не утруждая его расспросами.
Они стали спускаться по склону, выходя на дорожку к Восточному Пику. Тут они заметили, что на всех возвышенностях и хребтах тут и там стоят сторожевые посты; в учении Солнца и Луны люди делятся по цвету одежд – они семи цветов, и соответствуют цвету их знамен. Сравнивая это с тем, ч то он видел на Утесе Черного Дерева в прежние дни, он заметил, что дисциплина стала значительно строже. Лин-ху Чун втайне восхитился:
«Глава учения Жэнь в самом деле обладает обширными познаниями. В те дни, когда я возглавил тысячи молодцов на штурм Шаолиня, у нас был полный хаос, мы шли толпой дураков, разве сравнить с отрядами учения Солнца и Луны, которые повинуются управлению, как пальцы повинуются руке? Дунфан Бубай сам по себе был непревзойденной личностью, но потом повредился в рассудке, переложил великие дела учения на Ян Лянь-тина, от утеса Хэйму тогда веяло ледяным холодом, а вовсе не величием.
Увидев Ин-ин, последователи учения Солнца и Луны кланялись с величайшим почтением, с Лин-ху Чуном тоже были крайне любезны. Знаки флагами подавались от подножия горы до ее середины, а оттуда передавались дальше на самую вершину, сообщая информацию самому Жэнь Во-сину.
Лин-ху Чун увидел, на всем протяжении пика Встречающего Рассвет, от подножия до самой вершины, на каждом участке стояли группы людей, их было самое малое, больше двух тысяч. В этот день учение Солнца и Луны «покинув гнездо», выступило в полном составе, да и, похоже, взяли на подмогу немало бойцов из «боковых школ, левого пути», это был великий сбор всех сил.
Лучшие бойцы школ меча пяти твердынь тоже собрались на горе Хуашань, если бы они прежде не попались на тщательно продуманный секретный план, и не начали ожесточенно убивать друг друга, то и тогда, пожалуй, шансов на победу было бы мало, а на разгром – достаточно. А теперь людей осталось ничтожно мало, и они никак не могли оказать никакого сопротивления. Сила Жэнь Во-сина была огромна, хоть он сам и не желал школам пяти твердынь поражения, но, но сейчас ситуация дошла до этого, в одиночку ему не справиться – «один столб не может быть опорой большого дворца» – оставалось только слушать волю Неба, принимать решения шаг за шагом. Решит Жэнь Во-син уничтожить под корень все пять школ меча, – он не будет прятаться, воровски спасать жизнь – останется только вступить в неравный бой, и полечь на Пике Встречи Рассвета всем составом школы Северная Хэншань.
Он, хоть и был сообразительным и умным, но вовсе не обладал особой мудростью, не умел строить сложных рассчетов, не стремился к великим свершениям, он мог только откликаться на вызовы. Видя, что его клан Северная Хэншань попал в ловушку, он вовсе не строил планов выжить и спасти школу, во всем полагался на естественный ход событий, вслушивался в волю Неба. Также принимал во внимание, что Ин-ин родная дочь Жэнь Во-сина, она, скорее всего, никакой стороне не будет помогать, тем более поддерживать его против родного отца. В этот миг на вершине пика Встречающего Рассвет у всех «стрела была на тетиве» – ситуация держалась на волоске, но сабли еще не покинули ножен, и он предпочел пока только перебрасываться шуточками с Ин-ин.
Однако у Ин-ин уже кишки узлами свивались от горя, она не была столь самоуверенной, как Лин-ху Чун, который легко «мог поднять, мог выбросить», всю дорогу ее мысли метались туда-сюда, она была в отчаянии, что не могла придумать реальный план: «Молодец Чун «Неба не боится, Земли не страшится», если Небо обрушится, он посчитает, что это его одеяльцем накрыло. Уж лучше помочь ему самому найти способ, и то хорошо». Похоже, что отец привел сюда такие силы вовсе не для доброго дела, позиция на доске крайне опасная, остается только импровизировать на ходу, тут никак не просматривается другого хорошего способа.
Они вдвоем мало-помалу поднимались на пик, как вдруг послышались звуки труб, гром петард, а потом оркестр из «шелковых струн, бамбуковых флейт и барабанов» грянул музыку – было ясно, что происходит радостный прием почетных гостей. Лин-ху Чун прошептал: «Драгоценный тесть зятя принимает с первым визитом новобрачных!» Ин-ин метнула на него взгляд, огорчившись: «Вот ничего не может внутри сердца держать, все у него в шуточки превращается».
Вдруг кто-то громко и радостно рассмеялся. громко провозгласил: «Барышня, брат Лин-ху, глава учения уже давно ждет вас». Быстрым шагом к ним двинулся худой старец высокого роста, облаченный в пурпурный халат. Его лицо было полно счастья, он протянул обе руки Лин-ху Чуну – это был Сян Вэнь-тянь.
Лин-ху Чун тоже пришел в восторг, увидев его: «Большой старший брат Сян, здравствуй, я так часто тебя вспоминал».
Сян Вэнь-тянь рассмеялся: «На утесе Хэйму я постоянно слышал новости о тебе, как твое имя гремело в мире боевых искусств. Пил за твое счастье неоднократно, самое малое – десять больших кувшинов опустошил. Быстрее идем, увидимся с главой учения». И он двинулся по каменным ступеням, ведя его за руку.
Эти ступени составляли огромную каменную пирамиду, подобие величественного здания, самой природой возведенного на вершине Восточного Пика. На вершине этого каменного дворца вздымались в небо пять каменных колонн – вершина пика Встречи Рассвета называлась «Ладонь святого» с пятью пальцами, «поддерживающими Небо», и средний палец был выше всех. Оказалось, что на вершине этого пальца восседает величественный наставник – это был сам Жэнь Во-син.
Ин-ин подошла к Ладони святого, и, задрав голову, крикнула: «Батюшка!»
Лин-ху Чун склонился в поклоне: «Позднерожденный Лин-ху Чун приветствует главу учения».
Жэнь Во-син расхохотался: «Маленький братец пожаловал, вот радость, мы же все свои, не нужно много церемоний. Сегодня данное учение собралось встретиться с блестящими героями, сначала поприветствуем всех по порядку, потом займемся семейными делами. Добродетельный... добродетельный младший брат, присаживайся рядом».
Лин-ху Чун услыхал его слова, и как он поколебался после слова «добродетельный», будто хотел сперва назвать «добродетельным зятем», однако, это обращение не было делом решенным, так что он изменил обращение на «добродетельный младший брат», это говорило о том, что он полностью одобряет их брак с Ин-ин, к тому же он говорил что-то о том, что они «свои люди», сначала поприветствуем всех по порядку, потом займемся семейными делами», пожоже было, что он твердо намерен принять его в семью. Он втайне обрадовался, тут же поднялся, и вдруг в этот миг в его «даньтяне» возникла волна энергии холода, все его тело бросило в дрожь, ледяной холод атаковал его изнутри. Ин-ин испугалась, бросилась к нему: «Ты как?» Лин-ху Чун ответил: «Я... я...», – он больше ничего не смог произнести.
Жэнь Во-син восседал очень высоко, но взгляд имел зоркий, тут же спросил: «Ты бился с Цзо Лэн-чанем?» Лин-ху Чун покивал головой. Жэнь Во-син рассмеялся: «Ты втянул в себя его энергию холода, ничего, она постепенно рассеется, беды не будет. Почему Цзо Лэн-чань не явился сюда?» Ин-ин ответила: «Цзо Лэн-чань придумал коварный план, чтобы погубить меня и Лин-ху дагэ, он уже убит большим старшим братом Лин-ху».
Жэнь Во-син ахнул, он сидел высоко, и выражение его лица не было видно, но в голосе было очевидное разочарование. Ин-ин понимала мысли отца, Он сегодня привел в действие все силы, чтобы захватить и потрясти кланы меча Пяти твердынь, чтобы все признали его превосходство, а Цзо Лэн-чань, заклятый враг всей его жизни, преклонил перед ним колени. Огромная потеря – теперь ему уже никогда не увидеть стоящего на коленях Цзо Лэн-чаня.
Она протянула левую руку, и взяла Лин-ху Чуна за правую, помогая рассеять энергию холода. В тот же миг Сян Вэнь-тянь взял его за правую. Оба тут же взялись за дело, и Лин-ху Чун почувствовал, что смертельный холод мало-помалу исчезает. Когда-то Жэнь Во-син бился с Цзо Лэн-чанем в монастыре Шаолинь, поглотил немало его энергии холода, тогда это было абсолютной неожиданностью, теперь он не собирался повторять ту же ошибку, и получил совсем небольшую порцию холода – прошло совсем немного времени, и он уже не дрожал, поблагодарил: «Отлично, премного благодарен!»
Жэнь Во-син произнес: «Маленький брат, ты, едва услышал мой приказ, тут же поднялся на Восточный пик увидеться со мной, очень хорошо!» Он повернул голову к Сян Вэнь-тяню: «А почему же остальные четыре школы не спешат приветствовать меня?»
Сянь Вэнь-тянь провозгласил: «Позвольте подчиненному еще раз проверить!», – он махнул левой рукой, подавая знак, и вперед вышли из рядов восемь старейшин, одетых в желтое, хором стали докладывать: «Глава учения Солнца и Луны совершенный в гражданском поприще и воинской добродетели, окормляющий всех живущих, издал указ, чтобы подчиненные кланов Тайшань, Суншань, Южная Хэншань и Хуашань спешно прибыли на пик Встречающий Рассвет. Главы курильниц каждого из залов сейчас пошлют повторное напоминание, чтобы не было ошибки. Тут же из толпы десятки голосов откликнулись криками подтверждения, добавив «Тысячу осеней, десять тысяч лет, объединим цзянху!» – это и были те главы курильниц каждого из залов.
Жэнь Во-син рассмеялся: «Глава школы Лин-ху, садись рядом».
Лин-ху Чун увидел, что к западу от «Ладони святого» расставлены пять мест для сидения. Каждое было своего цвета. Каждый стул был украшен накидкой из дорогого шелка – там были черный, белый, зеленый, красный и желтый цвета. На каждой накидке были тщательно вышиты контуры пяти священных гор. Горе Северная Хэншань соответствовал черный цвет, и на черной накидке белым щелком был вышит пик Созерцания Сущности. Вышивка была великолепной, но порядок расстановки мест выдавал тайные мысли главы учения Солнца и Луны. Обычно, гора Суншань почитается первой среди пяти священных гор, она соответствует Центру, и ее место – самое почетное. Гора Северная Хэншань соответствует Северу, и ее место всегда последнее. Но в этот раз порядок был изменен: первое место занимал стул главы фракции Северная Хэншань, за ним шло место Запад – горы Хуашань, а место фракции Суншань было последним. Было очевидно, что таким образом Жэнь Во-син собирался унизить Цзо Лэн-чаня. Так или иначе, но Цзо Лэн-чань, Юэ Бу-цюнь, господин Мо Да, даос Тянь Мэнь уже покинули этот мир, и Лин-ху Чун спокойно отправился к стулу с черной накидкой: «Благодарю за приглашение сесть!»
Толпа собравшихся на пике Встречи Рассвета молча ждала известий. Прошло довольно много времени, и Сянь Вэнь-тянь сделал знак рукой восьмерым старейшинам в желтых одеждах, чтобы они повторили клич, но как и прежде, никто не пришел. Сян Вэнь-тянь произнес: «Эти люди не понимают, что им оказали честь, вызвав первыми, опаздывают на аудиенцию с Главой Учения, так что прежде позовем своих!» Восемь старейшин в один голос возвестили: «Уважаемые братья с Пяти Озер, Четырех морей, каждого острова, каждой пещеры, каждого союза и каждого стана, каждой горы, каждого зала – поднимайтесь все на аудиенцию с Главой Учения!»
Едва они успели это сказать, как со склонов пика раздались крики, подобные грохоту грома: «Повинуемся приказу!» Звуки голосов перекатывались по горам и ущельям, услышав эти крики, Лин-ху Чун почувствовал страх – судя по крикам, людей было не менее двадцати – тридцати тысяч человек.
Все эти люди скрытно сосредоточились, не выдавали себя даже шорохом, наверное, это была идея Жэнь Во-сина, он хотел, чтобы после того, как бойцы из школ меча Пяти твердынь соберутся вместе, внезапно вызвать эти десятки тысяч человек, чтобы напугать людей из пяти школ меча, и лишить их воли к сопротивлению. В один миг на вершину со всех сторон хлынули потоком десятки тысяч людей. Хотя людей и было много, однако, ни малейшего беспорядка в их движении не было. Каждый занял свое место, похоже, что они заранее в совершенстве все отработали.
На самый пик поднялись две - три тысячи человек, то были выдающиеся вожаки сообщества бокового пути, а остальные их подчиненные стояли ниже по склонам горы.
Лин-ху Чун тут же заметил среди них Лань Фэн-хуан, Цзу Цянь-цю, Лао Тоу-цзы, Цзи Ву-ши, и прочих. Все эти люди либо напрямую подчинялись учению Солнца и Луны, либо имели с ним постоянные связи. В те дни, когда Лин-ху Чун возглавил толпу храбрецов штурмовать монастырь Шаолинь, все эти люди уже собирались вместе. Все эти люди смотрели на Лин-ху Чуна веселыми взглядами, но никто не проронил ни слова, и не сделал и жеста. Кроме шороха множества ног, эти тысячи людей не произвели никакого постороннего шума.
Сян Вэнь-тянь поднял над собой правую руку, и провел круг. Тысячи людей тут же опустились на колени, хором произнеся: «Малые рек и озер пришли на встречу с совершенным в гражданском поприще и воинской добродетели, окормляющим всех живущих гениальным главой волшебного учения! Гениальному главе Волшебного учения – тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить реки и озера!» Эти люди были высокими мастерами боевого искусства, сильными бойцами, каждый кричал громче, чем десять обычных людей. Последние слова: «Главе Волшебного учения – тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить реки и озера!» прокричали вместе с ними все люди из учения Солнца и Луны, а также герои, заполнившие склоны горы – звук их голосов был таким, Что сотрясались и Небо, и Земля.
Жэнь Во-син величественно восседал на своем месте, не шелохнувшись, дождался окончания криков, и поднял руку в знак внимания, произнес: «Уважаемые затруднились, прошу всех подняться!» Тысячи откликнулись: «Благодарим гениального главу Волшебного учения!», – и разом поднялись.
Лин-ху Чун подумал: «Когда я прежде побывал на утесе Черного дерева, и увидел, как толпы людей пресмыкаются перед Непобедимым Востоком, и то тошноты не сдержал. Вот уж не думал, что глава учения Жэнь, едва получит это место, увеличит еще более все эти славословия, к «главе учения», еще и иероглиф «гениальный» добавит, в «Гениального Главу учения» превратится.
Опасаюсь, что сотни военных и гражданских чиновников, увидев нынешнего императора, провозглашая «Нашему императору десять тысяч лет, десять тысяч по десять тысяч лет», и то так не раболепствуют. Я всю жизнь среди людей боевых искусств, причисляю себя к героям-рыцарям, глядя на это позорище, разве можно считать их «Стоящими на Земле, подпирающими Небо» добрыми молодцами, Великими Мужами?» Подумав об этом, невольно позволил энергии устремиться вверх, «киноварное поле» пронзила острая боль, в глазах потемнело, и голова закружилась.
Он двумя руками впился в подлокотники, до крови закусил нижнюю губу, понимая, что с тех пор, как он выучил «Великий метод Звездного дыхания», хотя и пытался заречься, только что в ситуации между жизнью и смертью, когда Юэ Бу-цюнь поймал его рыболовными сетями, пришлось прибегнуть к этому злому методу, отобрать внутреннюю силу у Юэ Бу-цюня, он сам получил значительные повреждения. Он изо всех сил старался сдерживать себя, и сумел не застонать.
Но у него по всему лицу выступил пот, тело пробила дрожь, мышцы лица свело судорогой, выражение было предельно страдальческим, так что это любой мог это увидеть. Цзу Цянь-цю и другие смотрели на него в тревоге, не отводя глаз.
Ин-ин подошла и встала позади него, прошептав: «Чун гэ, я здесь». Под пристальным взглядом тысяч героев она могла сказать только это, но и этого было достаточно, чтобы она покраснела от стыда.
Он тут же вспомнил, как в Ханчжоу Жэнь Во-син рассказывал, что после того, как он выучил «Великий метод Звездного дыхания», то получил множество разнородных энергий от разных людей, и, наконец, наступил тот день, когда каждая попытка привести в действие энергию стала вызывать неимоверные страдания. Так получилось, что Жэнь Во-син позволил Непобедимому Востоку узурпировать свое место – он был слишком занят тем, что пытался упорядочить разнородные энергии, циркулирующие в его теле, и ни на что больше не мог уже обращать внимания, чем Дунфан Бубай и воспользовался. Жэнь Во-син попал в темницу под озером Сиху, и пробыл там более десяти лет, полностью погрузившись в решение этой проблемы, и предлагал Лин-ху Чуну передачу этого способа в обмен на его вступление в учение Солнца и Луны.
Тогда Лин-ху Чун ответил категорическим отказом, так как с детства получал наставления в своей школе, глубоко верил, что Добро и зло не могут существовать вместе, и решительно не соглашался слиться в одном грязном потоке с демоническим культом. Потом он увидел, что Цзо Лэн-чань и подобные ему высокие старейшины истинных школ также полны коварства и подлости, и стал с равнодушием относиться к разграничению истины и зла. Иногда он думал, что, если Жэнь Во-син решительно захочет, чтобы он вступил в колдовское учение, и за это отдаст ему в жены Ин-ин, то так или иначе, в это учение все же придется вступить. Характер у него был уживчивый, он ничего не воспринимал слишком серьезно, войти в демоническое учение – да и ладно, не входить – тоже все равно, эти вопросы для него не относились к числу особо важных.
Но, когда он посмотрел, как на утесе Черного Дерева герои и отличные китайские парни пресмыкаются перед Жэнь Во-сином и Дунфан Бубаем, его чуть от этого не стошнило, невольно он испытал отвращение, решил, что если он вступит в это учение, то человеком себя не будет считать. Жизнь и смерть – это судьба, так принято считать у людей истинно благородных, вымаливать себе жизнь в унижении Лин-ху Чун никак не собирался. Сейчас он увидел, что Жэнь Во-син стал настолько богатым и могущественным, что уже превзошел в блеске и поклонении императора, он сразу подумал, что когда-то тот сидел в темнице на дне озера, а теперь принимает такие почести, унижая героев Поднебесной – было в этом что-то абсолютно неприличное.
Он думал об этом, когда внезапно раздался громкий голос: «Докладываю Гениальному Главе учения, прибыли последователи клана Северная Хэншань!»
Лин-ху Чун вздрогнул – показались И Хэ, И Цин, И Линь, и другие ученицы клана Северная Хэншань, поддерживая друг друга, они поднимались на вершину. Хэшан Бу Цзе с супругой и Тянь Бо-гуан также шли за ними. Бао Да-чу громко прокричал: «Приглашаю прибывших друзей на встречу с Гениальным Главой учения».
И Цин и другие увидели сидящего в стороне Лин-ху Чуна, поняли, что Жэнь Во-син относится к нему, как к будущему зятю, и и, хотя в сердце считале, что добро и зло вместе не уживаются, но увидели, какое место у их главы клана, и решили ответить на приветствие. Они подошли к «Ладони Святого», поклонились, и произнесли: «Ученики клана Хэншань приветствуют главу учения Жэнь!»
Бао Да-чу прокричал: «На колени, бейте челом!»
И Цин громко ответила: «Мы, люди отрекшиеся от мира, на коленях кланяемся Будде, Бодисатве, Отцу-наставнику, мирянам не кланяемся!» Бао Да-чу возвысил голос: «Гениальный Глава учения не обычный человек, он святой божественный мудрец, то же самое, что и Будда, то же самое, что Бодисатва!»
И Цин обернулась, и посмотрела на Лин-ху Чуна – тот отрицательно покачал головой.
И Цин ответила: «Хочешь убивать – убивай, ученики клана Северная Хэншань мирянам не кланяются!»
Хэшан Бу Цзе расхохотался: «Хорошо сказано, сказано хорошо!» Сян Вэнь-тянь с гневом обратился к нему: « Ты из какой школы, какой фракции? По какому делу сюда пожаловал?» Он видел, что ученицы клана Северная Хэншань категорически отказываются бить челом Жэнь Во-сину, ситуация тупиковая, если силой принуждать монашек, то будет очень неудобно перед братом Лин-ху, и он тут же переключился на склоку с хэшаном Бу Цзе, надеясь отвлечь этим Жэнь Во-сина, и как-нибудь замять проблему с земными поклонами. Хэшан Бу Цзе рассмеялся: «Не получивший великого храма хэшан, на маленький скит не согласный, скиталец без школы, без фракции, услыхал, что здесь устраивают великое сборище, явился поглазеть на жаркие события». Сян Вэнь-тянь ответил: «Сегодня на этом месте учение Солнца и Луны встречается со школами меча Пяти твердынь, праздным зевакам здесь не место, ступай-ка ты отсюда!» Сян Вэнь-тянь сказал это, щадя репутацию Лин-ху Чуна, он видел, что хэшан Бу Цзе шел с толпой его учеников, видимо, был с ними связан, и ему не хотелось ставить Лин-ху Чуна в трудное положение.
Бу Цзе рассмеялся: «Так гора Хуашань и к твоему колдовскому учению не относится, я захотел прийти – и пришел, захочу уйти – и уйду, кроме наставников и учеников горы Хуашань мне тут никто не указ». Вот эти два иероглифа «колдовское учение», в учении Солнца и Луны были под великим запретом, хотя люди в воинском сообществе у них за спиной частенько так поговаривали, но, если не находились уже во враждебных отношениях, то в лицо так не называли. Хэшан бу Цзе был бесхитростен и прост в речах, говорил то, что ему хотелось, услыхал, что Сян Вэнь-тянь собирается его прогнать с горы, это ему не понравилось, и плевать ему уже было на численный перевес противника.
Сян Вэнь-тянь обратился к Лин-ху Чуну: «Брат Лин-ху, какое отношение имеет данный хэшан к драгоценной фракции?»
Лин-ху Чун только едва ожил от той боли в груди и животе, котороя чуть его не доконала, трясущимся голосом произнес: «Это... Это Великий наставник Бу Цзе...» Жэнь Во-син слышал, как хэшан Бу Цзе только что его учение Солнца и Луны «колдовским учением» назвал, воспылал гневом, боялся, что сейчас Лин-ху Чун скажет, что у него с этим хэшаном глубокие дружеские отношения, ему так захотелось крови. что он не стал дожидаться окончания ответа Лин-ху Чуна, и закричал: «Прибейте этого безумного хэшана!»
Восемь старейшин в желтых одеждах откликнулись: «Повинуемся приказу!», и атаковали хэшана Бу Цзе врукопашную.
Бу Цзе закричал: «Преимуществом в численности решили воспользоваться?» Не успел договорить, а эти восемь уже его атаковали. Та матушка разругалась: «Вот бесстыжие!», – вклинилась в толпу, и встала спина к спине с хэшаном Бу Цзе, подняв ладони в боевой стойке. Эти восемь старейшин были в учении Солнца и Луны бойцами высшего уровня, их боевые качества были вровень с уровнем матушки и хэшана Бу Цзе, но восемь больше двух, и после нескольких приемов их преимущество стало очевидным.
Тянь Бо-гуан выхватил свою коорткую саблю, И Линь подхватила меч, и они тоже влетели в кольцо битвы. У них боевое искусство было послабее, из восьмерых старейшин двое отделились им навстречу, Тянь Бо-гуан со своей «быстрой саблей» еще кое-как держался, а вот И Линь ничего не могла поделать с противником, благо еще, тот приметил, что она одета в цвета клана Хэншань, пощадил ее ради уважения к Лин-ху Чуну, а то бы убил прямо на месте.
Лин-ху чун согнулся, придерживая живот левой рукой, правой вытащил меч, крикнул: «По... Подождите!» Он тоже вклинился в кольцо боя, его меч затрепетал, провел сразу восемь приемов, заставил четырех старейшин отступить, развернулся, и провел еще восемь приемов. каждый из этих шестнадцати приемов «Меча Дугу» указывал на уязвимые точки противников. Восемь старейшин из-за этого спутали свои движения, да и не собирались они бросать ему вызов, так что пришлось попятиться. Лин-ху Чун без сил присел на землю: «Глава... Глава учения Жэнь, прошу о снисхождении, поз... позвольте им ...» , – так и не смог выговорить последующие слова «уйти». Жэнь Во-син посмотрел на ситуацию, понял, что у того тоже проявилось действие разнородных энергий внутри тела, да и его дочь ни за кого другого не согласилась бы выйти замуж, он сам его уважал, как редкий талант, относился, как к родному сыну, к тому же собирался сделать преемником на посту главы учения – покивал головой: «Раз уж глава клана Лин-ху за них просит, то сегодня, как говорится, приоткроем одну сторону сети».
Сян Вэнь-тянь метнулся расплывающейся тенью, заработал руками, и поочередно заблокировал точки на теле хэшану Бу Цзе с его супругой, Тянь Бо-гуану, И Линь – всем четверым. Он был настолько быстр, что даже супруга хэшана Бу Цзе, на что уж была стремительной, не сумела от него уклониться. Лин-ху Чун забеспокоился: «Сян... Сян...» Сян Вэнь-тянь рассмеялся:
«Не беспокойся, Гениальный глава учения уже распорядился приоткрыть сеть с одной стороны». Он обернулся: «Восемь человек сюда!» Из толпы вышли восемь человек в зеленых одеждах: «Повинуемся приказу Левого Посланника Сяна!» Сян Вэнь-тянь произнес: «Четверо мужчин, четверо женщин!». Четверо мужчин отступили, их место заняли женщины.
Сян Вэнь-тянь произнес: «Эти четверо бессовестные слова говорили, следовало бы их убить. Но Гениальный Глава учения великодушен, пощадил их ради главы клана Лин-ху. Отнесите их на спинах вниз с горы, там разблокируйте точки, и отпустите». Восемь человек откликнулись согласием, согнувшись в поясных поклонах. Сян Вэнь-тян прошептал: «Это друзья главы фракции Лин-ху, не смейте быть с ними непочтительными. Восемь человек хором откликнулись: «Слушаемся!», схватили четверых, и на спинах понесли вниз с горы.
Лин-ху Чун и Ин-ин увидели, что эти четверо избегли неминуемой смерти, оба перевели дух. Лин-ху Чун произнес дрожащим голосом: «Пре... премного благодарен!» Он упал на колени, и уже не смог более подняться. Он только что провел шестнадцать атак, хотя восемь старейшин и отступили, но их уровень владения боевым искусством и энергией был очень высоким, к тому же он очень старался не поранить их, хотя эти приемы были проведены в мгновение ока, но полностью истощили его. Боль в груди и животе стала еще более нестерпимой.
Сян Вэнь-тянь с тревогой посмотрел на него, но виду не подал, весело рассмеялся: «Брат Лин-ху, тебе малость нездоровится? Они с Лин-ху Чуном когда-то вдвоем сражались против толпы могучих врагов, стали «побратимами золотой орхидеи», хотя виделись после этого очень редко, но братские чувства были очень сильны, ни жизнь ни смерть этого не могли стереть.
Он протянул руку, помогая встать, и повел к его месту для сидения. По пути он нащупал пульс Лин-ху Чуна, и начал передавать ему энергию, помогая обуздать восставшие внутри тела потоки разнородной энергии. Лин-ху Чун подумал, что он владеет «Великим методом звездного дыхания», мог бы вытянуть из него эту энергию, но друг сам отдает ему свои жизненные силы, будто позволяя ему применить этот способ. Он торопливо отдернул руку: «Большой старший брат Сян, так не годится! Мне... мне уже лучше».
Жэнь Во-син провозгласил: «Среди всех школ меа Пяти Твердынь только школа меча горы Северная Хэншань пришла на собрание. Последователи остальных школ очевидно, не собираются подниматься на вершину, так что нам не придется отбросить учтивость».
Но в этот момент на вершину со всех ног вбежал Шан-гуань Юнь, подбежал к «Ладони святого» и склонился в поклоне: «Докладываю Гениальному Главе учения: в пещере на утесе Сыгуо обнаружены несколько сотен трупов. Среде них глава клана Суншань Цзо Лэн-чань, сильные бойцы кланов Суншань, Тайшань, Южная Хэншань. Точное число пока неизвестно, похоже, что они поубивали друг друга».
Жэнь Во-син охнул, спросил: «Глава клана Южная Хэншань Мо Да, в их числе?» Шан-гуань Юнь ответил: «Подчиненный тщательно разведал, среди мертвых нет Мо Да, и нигде на горе Хуашань он не обнаружен».
Лин-ху Чун и Ин-ин были и поражены, и обрадованы. Они обменялись взглядами, равно думая: «Господин Мо Да владеет искусством перемещений на уровне демонов, раз он сумел избегнуть смерти, значит, сначала притворился мертвым, потом, когда ветер стих и волны улеглись, воспользовался моментом, и скрылся».
Тут снова раздался голос Шан-гуань Юня: «Последователи клана Тайшань вместе с Юй Цин-цзы, Юй Инь-цзы также все лежат мертвыми в пещере на утесе Сыгуо. Жэнь Во-син был очень не рад известиям: «Да что же это такое?» Шан-гуань Юнь продолжил: «Снаружи от этой пещеры также найдено одно тело». Жэнь Во-син поспешно спросил: «Чье?» Шан-гуань Юнь ответил: «После исследования, подчиненный удостоверился, что это, и в самом деле, глава фракции горы Хуашань. также недавно захвативший место главы единого клана Пяти твердынь, «Благородный меч» господин Юэ Бу-цюнь». Он знал, что Лин-ху Чуну суждено в ближайшем будущем получить огромную власть в его учении, но Юэ Бу-цюнь был его первым наставником, поэтому он постарался быть максимально деликатным.
Услыхав, что Юэ Бу-цюнь уже мертв, Жэнь Во-син невольно растерялся: «Кто... кто же его убил?» Шан-гуань Юнь доложил: «Когда подчиненный проводил расследование в пещере на утесе Сыгуо, снаружи раздался звук боя, оказалось, что это люди из клана Хуашань и даосы из клана Тайшань вступили в схватку, обвиняя друг друга в убийстве главы их единого клана. Обе стороны бились крайне ожесточенно, убитых и раненых было немало. Сейчас их всех ведут на вершину, в соответствии с указаниями Гениального Главы учения».
Жень Во-син колебался: «Юэ Бу-цюня убил клан Тайшань? Разве в клане Тайшань есть бойцы такого уровня?»
Из клана Северная Хэншань выступила И Цин: «Нет! Это сестра из нашего клана Хэншань разделалась с Юэ Бу-цюнем». Жэнь Во-син произнес: «Какая?» И Цинь ответила: «Как раз та, та И Линь сяошимей, которую ты только что отправил вниз с горы. Юэ Бу-цюнь убил главу нашего клана наставницу Дин И, весь наш клан ненавидел его до глубины костей. Сегодня Бодисатва оказала нам помощь, души убитых главы клана и наставницы успокоились, руками самой слабой в боевом искусстве сестры нашего клана было уничтожено это ужасное зло».
Жэнь Во-син произнес: «Ага, вот оно как было! Так что можно сказать, что и в самом деле, Небесная сеть широка, ускользнуть из нее нельзя». В его голосе слышалось разочарование.
Сян Вэнь-тянь и старейшины недоуменно переглядывались, не понимая, что так огорчило Жэнь Во-сина. В этот раз учение Солнца и Луны все подготовило особенно тщательно, не только вывело всех своих лучших мастеров меча, но и призвало всех мастеров из подчиненных им банд. каждый отряд, каждый разбойничий стан, каждую пещеру, каждый остров – отовсюду собрали лучших бойцов, чтобы привести кланы меча Пяти твердынь к покорности.
Если бы Пять кланов оказались подчиниться, следовало их тут же уничтожить на месте. После этого Жэнь Во-син и его учение Солнца и Луны стали бы гегемонами в Поднебесной. После этого свергли Шаолинь и Удан – тогда среди истинного учения не осталось бы ни одного клана, способного сопротивляться учению Солнца и Луны. Великое дело их девиза «Тысяча осеней, десять тысяч лет – объединим Реки и Озера» [qian qiu wan zai, yi tong jianghu] было бы торжественно заложено сегодня на горе Хуашань, на этом самом пике Приветствующем Рассвет. Кто мог подумать, что Цзо Лэн-чань, Юэ Бу-цюнь, лучшие бойцы клана Тайшань и другие погубят друг друга в ожесточенной схватке, господин Мо Да скроется невесть куда, а младших членов четырех кланов останется совсем ничтожное количество. Жэнь Во-син составил столь тщательно продуманный план, а оказалось, что все пошло впустую.
Жэнь Во-син, чем больше размышлял, тем больше гневался, громко произнес: «Всех недобитых щенков из кланов меча Пяти твердынь приволочь сюда ко мне». Шан-гуань Юнь откликнулся: «Слушаюсь», – и помчался выполнять приказ.
Внутри Лин-ху Чуна разнородные энергии постепенно перестали неистовствовать. Когда он услыхал приказ Жэнь Во-сина о «щенках из кланов меча Пяти твердынь», то почувствовал себя оскорбленным: его клан Северная Хэншань не оскорбили напрямую, но ведь он тоже относился к кланам меча Пяти твердынь.
Прошло некоторое время, послышались крики, и двое старейшин учения Солнца и Луны привели на вершину учеников кланов Суншань, Тайшань, Южная Хэншань и Хуашань – тех оказалось всего тридцать три человека.
В клане Хуашань изначально было немного учеников, а из тех мастеров кланов Суншань, Южная Хэншань, и Тайшань, что пришли на гору Хуашань, погибли девять из десяти. Мало того, что эти тридцать три ученика все были из не составившего себе имя молодняка, так к тому же все были сплошь изранены, если бы их не тащили под руки люди из учения Солнца и Луны, они бы сами не смогли подняться на вершину.
Увидев их, Жэнь Во-син пришел в бешенство, не дожидаясь, пока их подведут ближе, заорал: «На что эти щенки годятся? Уберите их отсюда, вон!». Двое старейшин приняли приказ: «Повинуемся указанию Гениального Главы учения». Израненных учеников четырех кланов тут же повели вниз с горы.
Жэнь Во-син несколько раз выругался, а потом внезапно рассмеялся: «Эти пять кланов меча, видать, немало нагрешили против Неба, не смогли более существовать, нам и рук не пришлось прикладывать, они в собственном доме сами себя истребили, с этих пор их имя больше не будет числиться среди рек и озер».
Сян Вэнь-тянь и десять старейшин поклонились, вознесли хвалы: «Это счастье от Неба для Гениального главы учения! Прыгающие скоморохи сами себя уничтожили».
Сян Вэнь-тянь произнес: «Из кланов меча Пяти твердынь только клан Северная Хэншань остался в стороне от прочих, все это благодаря мудрому руководству главы клана Лин-ху. С этого дня клан горы Северная Хэншань и наше учение Солнца и Луны будут едины энергией, связаны поддержкой, вместе наслаждаться славой. Поздравляю Гениального Главу учения, что выбрал себе в помощники такого талантливого молодого рыцаря, не имеющего равных в Поднебесной».
Жэнь Во-син произнес: «Так и есть, Левый посланник Сян хорошо сказал. Братец Лин-ху, начиная с сегодняшнего дня, твой клан Северная Хэншань распускается. Наставницы вашей школы и рядовые монашки могут присоединиться к нам на утесе Черного Дерева, мы будем очень рады. Если захотят вернуться на гору Хэншань – тоже препятствий нет. Находящийся под горой Северная Хэншань внешний двор – это теперь твои солдаты, тебе, как Заместителю Главы учения, это положено». И он, задрав лицо к Небу, расхохотался. Эхо его могучего хохота пошло гулять меж горных пиков и ущелий.
Едва люди услышали, что он назвал Лин-ху Чуна Заместителем Главы учения, так замерли, а потом разразились радостными криками. Со всех сторон неслось: «Великий рыцарь Лин-ху стал Заместителем Главы учения, это же прекрасно!», «Поздравляем замечательного помощника Гениального Главы учения!», «Поздравляем Гениального Главу учения, поздравляем Заместителя Главы учения!»
«Гениальному Главе учения десять тысяч лет, Заместителю Главы учения девять тысяч лет!» Все знали, что Лин-ху Чун станет зятем Главы учения, теперь становится его заместителем, и место будущего главы может принадлежать только ему, знали что у него характер компанейский, в последующем всем уже не придется ежедневно дрожать за собственную жизнь, опасаясь ужасных бедствий по любому поводу. Среди остальных бродяг рек и озер почти половина была из тех, кто вместе с Лин-ху Чуном когда-то штурмовал Шаолинь, вместе с ним прошел через череду тяжелых испытаний, да еще получал благодеяние противоядия от Ин-ин, так что крики одобрения и поддержки были абсолютно искренними.
Сян Вэнь-тянь рассмеялся: «Поздравляю Заместителя Главы учения, сперва надо выпить за вступление в наш союз, а потом уже выпьем за твой союз с барышней Жэнь. Вот это и называется, что хорошие дела происходят парами, на одну радость накладлывается другая».
Лин-ху Чун был в замешательстве. Он понимал, ни в коем случае нельзя соглашаться на это, но совершенно не понимал, в какой форме можно выразить отказ. Он также думал, что если категорически отказаться, то не только будет разорвана возможность «повязать супружеский пояс» Ин-ин, в гневе Жэнь Во-син может просто убить его.
Сам-то он умрет – не велика беда, но все ученицы клана Северная Хэншань, тоже могут погибнуть одна за другой. Нужно ли отказаться прямо сейчас, или пока согласиться, чтобы дать ученицам клана Хэншань в безопасности спуститься с горы, а потом уже говорить начистоту? Он думал и так, и эдак, вертел головой, глядя на учениц Хэншани, но видел, что лица у них у всех нахмуренные, некоторые повесили головы, упав духом, некоторые полны гнева, и не знал что же предпринять.
Тут послышались слова Шан-гуань Юня: «Имея главой Гениального Главу учения, имея его заместителем Заместителя Главы учения, бросим вызов Шаолиню, покорим Удан, Куньлунь, Эмей сами разбегутся без боя, потом еще надо будет истребить Союз Нищих, это будет, как руку протянуть. Гениальному Главе учения тысяча осеней, десять тысяч лет, объединим реки и озера! Заместителю Главы учения долголетия, подобно горам Наньшань, неиссякаемого богатства и карьерного роста!»
До этих хвалебных слов Лин-ху Чун еще колебался, не в силах принять решение, но, услыхав, как Шан-гуань Юнь рассыпался в льстивых речах, то понял, что для него уже заготовлены хвалебные девизы, Жэнь Во-сину желают десять тысяч лет, ему девять, и как к Жэнь Во-сину прилепилось «Тысяча осеней, десять тысяч лет, объединим реки и озера!», так и к нему теперь навечно пристанет вот это «Заместителю Главы учения долголетия, подобно горам Наньшань, неиссякаемого богатства и карьерного роста!», ему это показалось настолько комичным, что он не выдержал, и расхохотался.
Этот смех был явно вызывающим, едва люди его услышали, как на пике Встречи Рассвета установилась мертвая тишина.
Сян Вэнь-тянь произнес: «Глава клана Лин-ху, Гениальный Глава учения предоставил тебе место заместителя, это второе место среди героев Поднебесной, выше десятков тысяч людей воинского сообщества, скорее иди, поблагодари его!»
Лин-ху Чун вдруг ощутил необычайную ясность, больше он не колебался, встал, и громко произнес перед «Ладонью святого»: «Глава учения Жэнь, позднерожденный имеет два великих дела, о которых нужно подробно сообщить Главе учения».
Жэнь Во-син рассмеялся: «Говори , нет никаких препятствий».
Лин-ху Чун начал: «Первое, позднерожденный получил от госпожи-наставницы Дин Сянь, прежней главы клана Северная Хэншань, задачу взять на себя пост главы школы Северная Хэншань. Хотя и не смог прославить школу Северная Хэншань, но и не могу вместе с ней войти во врата клана Солнца и Луны, в противном случае, в мире девяти источников как посмотрю в лицо госпоже-наставнице Дин Сянь? Это первое дело. Второе является делом личным, я прошу главу учения одарить меня своим любимым сокровищем, позволить взять ее в жены».
Все присутствующие, услыхав о первой проблеме, разом почувствовали, что дело может кончиться скверно. Услыхав о второй просьбе, когда он при всех просил о свадьбе, не смогли удержаться от улыбочек.
Жэнь Во-син хохотнул разок, произнес: «Первое дело легко решается. Ты передай место главы школы одной из наставниц, и все дела.
Когда ты станешь Заместителем Главы учения, о деле вступления клана Северная Хэншань в наш союз поговорим более подробно. Что касается второго дела, ваших с Ин-ин сердечных дел, то уж вся Поднебесная об этом знает, разумеется, я отдам ее тебе в жены, к чему об этом заботиться? Ха-ха! Ха-ха!»
И все присутствующие дружно присоединились к его смеху.
Лин-ху Чун обернулся, ища взглядом Ин-ин, увидел, что она покраснела до корней волос, на лице – выражение счастья, подождал, пока люди отсмеются, затем продолжил громким голосом: «Глава учения одарил прекрасным предложением, чтобы послерожденный вошел в союз, да еще и занял столь высокое место, но позднерожденный простоват, не способен соблюдать правила, если войдет в драгоценный клан, непременно испортит великое дело Главы учения. После серьезных размышлений, прошу Главу учения отозвать свое предложение».
Жэнь Во-син пришел в великий гнев, ледяным тоном произнес: «Исходя из этих слов, ты решительно отказываешься вступать в мое учение?»
Лин-ху Чун громко ответил: «Именно так!» Эти два иероглифа прозвучали будто он срубил гвоздь, рассек железо, окончательно, и бесповоротно.
В один миг у всех героев-рыцарей на пике Встречающем Рассвет кровь отхлынула от лица.
Жэнь Во-син произнес: «Сегодня разнородные энергии, накопленные в твоем теле вырвались из-под контроля. Это повторится снова, самое малое – через три месяца, самое большое – через полгода, и каждый раз будет все хуже и хуже. Во всей Поднебесной только один я знаю способ, как рассеять эти разнородные энергии». Лин-ху Чун ответил: «Однажды в Сливовом поместье в городе Ханчжоу, а потом еще во время снегопада у подножия горы Шаошишань, глава учения уже касался этого вопроса. Поздерожденный только что почувствовал на себе этот приступ атаки разнородных энергий. Ощущения, будто тебя казнят тысячами казней. Но, когда Великий Муж уходит в реки и озера, то жизнь и смерть, радость и горечь уже не имеют для него большого значения».
Жэнь Во-син помолчал некоторое время, потом угрюмо проговорил: «А ты все-таки очень упрям. Сегодня весь ваш клан Северная Хэншань у меня в руках, я могу вас всех оставить на этой горе, никто не спустится отсюда живым, для меня это просто, как ладонь перевернуть».
Лин-ху Чун ответил: «Хотя в клане Северная Хэншань большинство относится к женскому роду, но они абсолютно неустрашимы. Глава учения захочет нас убить – так мы вступим в смертный бой, всего и дел-то».
И Цин взмахнула рукой, и ученицы Хэншани встали в строй позади Лин-ху Чуна. И Цин звонким голосом прокричала: «Ученицы нашего клана Северная Хэншань не боятся смерти, разделим судьбу нашего главы клана» Ученицы откликнулись: «Не боимся смерти!» Чжэн Э воскликнула: «Врагов множество, мы – в одиночестве, мы снова в окружении, покажем сегодня героям рек и озер, пусть все узнают, что наш клан Хэншань бился насмерть, но не покорился».
Жэнь Во-син разъярился до предела, подняв лицо к Небу, расхохотался, потом прокричал: «Если убью вас сегодня, то скажут, что я тайными кознями заманил вас в ловушку, коварством погубил. Лин-ху Чун, забирай своих учениц, возвращайся на гору Северная Хэншань, в течении месяца я непременно явлюсь на пик Прозрения Сущности. Если после этого на горе Хэншань выживет хоть одна собака, хоть одна курица – то считайте, что я, Жэнь Во-син – слабак!»
Толпа хором взревела: «Гениальному Главе учения тысяча осеней, десять тысяч лет, объеденитиь цзянху! Уничтожим Хэншань, кур и собак не оставим!»
Мощь и сила учения Солнца и Луны были таковы, что вырезать подчистую клан Северная Хэншань на горе Прозрения Сущности для них было не многим сложнее, чем уничтожить здесь прямо на месте – что ручей перейти. Какие бы планы клан Северная Хэншань не использовал для защиты, учение Солнца и Луны совершенно точно могло уничтожить их всех до единого.
Прежде кланы меча Пяти твердынь вели вражду с учением Солнца и Луны, пять школ друг друга взаимно поддерживали, один клан попадал в беду – четыре других клана приходили на помощь, да и то – сто лет назад едва сумели сохранить равновесие на доске. Теперь из пяти кланов остался только один, разумеется, тут никак нельзя придумать план сопротивления учению Солнца и Луны. Это в клане Хэншань все прекрасно понимали. То, что Жэнь Во-син решил истребить их клан вплоть до собак и куриц, было не пустыми словами.
На самом деле, в сердце Жэнь Во-сина в это время рождался иной план: хотя техника меча у Лин-ху Чуна была превосходной, одной ладонью такого не прихлопнешь, но клан Северная Хэншань, в целом, не заслуживал его внимания. Его на самом деле беспокоили кланы Шаолинь и Удан. Он рассчитывал, что, когда Лин-ху Чун вернется на гору Хэншань, то немедленно попросит Шаолинь и Удан о помощи, и они будут вынуждены послать лучших бойцов к вершине Созерцания Сущности на подмогу.
А он как раз не будет нападать на Северную Хэншань, а тайно расставит три засады между горами Шаошишань и Уданшань. Удан и Шаолинь всего в ста ли друг от друга, когда проблемы в клане Удан, они, само собой, вызывают на помощь Шаолинь. А у Шаолиня уже половина высоких мастеров ушла на подмогу горе северная Хэншань, оставшиеся выйдут на подмогу Удану.
А в это время учение Солнца и Луны нападет на храм Шаолинь, сожгет его, а потом устроит засаду, зажмет спереди и сзади тех воинов Шаолиня и Удана, которые бросятся обратно спасать Шаолинь, уничтожит их полностью, а затем начнет мощную осаду горы Уданшань, однако, атаковать не будет. Он дождется, когда бойцы Шаолиня и Удана, пришедшие на помощь клану Северная Хэншань, получат известия о бойне, бросятся обратно за тысячу ли, примчатся к Удану, бойцы учения Солнца и Луны со свежими силами «в покое будут ждать утомившегося противника», на полпути нанесут удар из засады, наверняка добьются успеха. После этого взять штурмом Удан, уничтожить Северную Хэншань будет так же легко, как ладонь перевернуть.
В один миг он тысячи раз продумал все варианты истребления Удана и Шаолиня, и счел, что шансы на успех составляют девять из десяти. Лин-ху Чун отказался войти в его учение Солнца и Луны, хотя это и унизило его престиж, но именно из-за этого великое дело объединение мира цзянху наконец закончится успехом, он так радовался, что было трудно скрыть эту радость на лице своем.
Лин-ху Чун обратился к Ин-ин: «Ин-ин, ты идешь со мной?» У Ин-ин уже были полные глаза слез, в этот миг она уже не смогла более сдерживаться, и горючие слезы полились потоком: «Если я отправлюсь с тобой на гору Хэншань, то проявлю непочтительность к родителю; если брошу тебя, то это тоже будет несправедливо. Верность или почтение к родителям – что за выбор, Чун гэ, Чун гэ, с сегодняшнего дня, забудь обо мне. Так или иначе, ты...» Лин-ху Чун произнес: «Что?» Ин-ин продолжила: «Так или иначе, тебе осталось жить совсем немного, и я не собираюсь переживать тебя хоть на один день».
Лин-ху Чун рассмеялся: «Твой батюшка только что лично сказал, что отдает тебя за меня замуж. Он является «тысячу осеней, десять тысяч лет, объединим реки и озера» Гениальным Главой учения, как он может проглотить обратно свои слова? Может быть, нам следует немедленно прямо сейчас брачную церемонию с тобой совершить?»
Ин-ин вздрогнула, она, хоть и знала, что Лин-ху Чун тот еще сорвиголова, не знающий удержу, но не ожидала от него таких слов, невольно покраснела: «Это... как такое возможно?»
Лин-ху Чун расхохотался: «Ну, тогда мы на этом расстанемся».
Он очень хорошо знал натуру Ин-ин, Жэнь Во-син только что собирался возглавить могучую армию для атаки горы Северная Хэншань, после его смерти она наверняка совершит «самоубийство разбитой любви», эта ситуация была неизбежной, отговорить ее не было способа. Если бы она была в силах отвергнуть все условности этого мира, прямо на этом пике Встречающем Рассвет сочетаться с ним брачными узами, вместе вернуться с горы, насладиться считанными деньками медового месяца, а потом «умереть вместе, взявшись за руки», это бы не вызвало никакого сожаления. Но такая идея слишком выходила за рамки обычаев и приличий, разнузданный Лин-ху Чун, все делает без капли сомнения, но для сдержанной и застенчивой барышни Жэнь такое совершенно невозможно, она погубит не только репутацию, но и нарушит заповедь почтения к родителям. Так что он рассмеялся, отдал дань уважения Жэнь Во-сину обниманием кулака, затем попрощался с Сян Вэнь-тянем и другими старейшинами, сделав ритуальный поклон «и» на все четыре стороны,
[«Самоубийство разбитой любви» – принятая в древнем Китае форма самоубийства влюбленных, которым не суждено было быть вместе. Обнимание кулака – приветствие с минимальным самоуничижением, принятая у странствующих рыцарей, накрывание ладонью кулака без поклона в поясе, резкий контраст с коленопреклонением, к которому уже привык Жэнь Во-син. Поклон «и» сочетает обнимание кулака и наклон поясницы.],
произнес: «Лин-ху Чун на пике Созерцания Сущности будет с почтением ожидать уважаемых!» Сказав, развернулся, и пошел прочь.
Сян Вэнь-тянь произнес: «Подожди! Выпьем в знак уважения! Брат Лин-ху, если сейчас не напьемся вместе, другого случая уже не будет». Лин-ху Чун рассмеялся: «Прекрасная мысль, прекрасная мысль! Старший брат Сян прекрасно меня знает». В этот раз, когда учение Солнца и Луны явилось на Хуашань, они все подготовили очень тщательно, приготовили все, едва Сян Вэнь-тянь произнес: «Принести вина», как подчиненные тут же принесли несколько кувшинов вина, сорвали печати, и разлили по чаркам. Сян Вэнь-тянь с Лин-ху Чуном тут же осушили по чаше.
Из толпы вышел низкорослый толстяк – разумеется, это был Лао Тоу-цзы, он произнес: «Княжич Лин-ху, я обязан тебе великой милостью, старый и малая никогда этого не забудут, давай-ка сегодня с тобой выпьем по чарке». Сказал, и осушил свой кубок. Он был всего лишь бродяга рек и озер, подвластный учению Солнца и Луны, и его положение было несравнимо со статусом Сян Вэнь-тяня. Сегодня Лин-ху Чун отказался вступить в учение Солнца и Луны, прилюдно оскорбил Жэнь Во-сина, для такого малозначительного персонажа выпить с Лин-ху Чуном было крайне смелым поступком, и он мог очень скоро за это расстаться с жизнью. Но он придавал важное значение справедливости и мало ценил жизнь, не обращал внимания на жизнь и смерть. Толпа молодцов, увидев его смелость, втайне восхитилась.
За ним и Цзу Цянь-цю, Цзи Ву-ши, Лань Фэн-хуан, Хуан Бо-лю, и другие один за другим стали подходить к Лин-ху Чуну, чтобы выпить с ним. Лин-ху Чун выпил до дна, увидел, что поток молодцов идет один за другим без перерыва, и задумался: «Такое множество друзей так уважают меня, отплатить за это мне, Лин-ху Чуну, и целой жизни не хватит, как же смогу их убивать?» Он поднял большой кубок: «Дорогие друзья, Лин-ху Чун уже не в силах одолеть силу вина, сегодня больше не может пить. Когда уважаемые придут с атакой на гору Северная Хэншань, у ее подножия будет приготовлено прекрасное вино, все смогут еще раз вдоволь напиться!» Сказав, осушил кубок до конца. Толпа героев разразилась криками одобрения: «Глава клана Лин-ху, отличный человек, отличные слова!» Кто-то кричал: «
«Напьемся вина, в помутнении устроим всеобщую свалку, пусть и будет так».
Лин-ху Чун швырнул чарку на землю, и, захмелевший, пошел вниз по склону горы. И Цин, И Хэ, и остальные ученицы клана Северная Хэншань стали вслед за ним покидать пик.
Когда герои пили вино с Лин-ху Чуном, Жэнь Во-син только молча улыбался, но в сердце непрерывно продумывал тончайшие детали своего планирования – как лучше расставить три засады между Шаолинем и Уданом, как притвориться, что атакует северную Хэншань, чтобы вынудить лучших бойцов Шаолиня и Удана броситься на помощь; как атаковать Удан, но оставить сеть приоткрытой с одной стороны, чтобы люди из клана Удан сумели послать в Шаолинь за подмогой; как зделать это правдоподобным, чтобы лучшие стратеги противника не смогли разглядеть его истинные намерения. Пока Лин-ху Чун пил прощальное вино, и опьяневший, спускался с горы, он уже разработал план уничтожения Удана и подчинения Шаолиня во всех подробностях.
Он снова задумался: «Эти парни, невзирая на мою репутацию, осмелились пить вино с этим малявкой Лин-ху Чуном, я постепенно составлю план, как с ними рассчитаться. Среди такого множества людей лучше пока спрятать свой гнев, подождать, пока будут истреблены кланы Шаолинь, Удан и Северная Хэншань, все, кто сегодня пил вместе с Лин-ху Чуном, добром не кончат».
Вдруг раздался голос Сян Вэнь-тяня: «Все слышали: Гениальный Глава учения отлично знает, что Лин-ху Чун упрямый и несговорчивый, не принимает поддержки и возвышения, однако по-прежнему увещевает его добрым советом, это показывет его широкую душу, он ценит талантливых, а кроме того есть еще одна важная тайна, ее знает только этот грубиян Лин-ху Чун. Мы сегодня, не приложив и на пылинку усилия, уничтожили кланы Суншань, Тайшань, Южная Хэншань – сила и могущество учения Солнца и Луны возросли многократно!»
Тут все разом закричали: «Гениальный Глава учения, тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху!»
Сян Вэнь-тянь дождался, пока крики стихнут, продолжил: «В боевом искусстве есть еще Шаолинь и Удан, весьма досаждающие нашему учению; Гениальный Глава учения возложил на Лин-ху Чуна важную миссию: путем удивительной по хитрости стратегии смести Шаолинь, истребить Удан. Рассчеты Гениального Главы учения не имеют погрешностей, у него есть готовый план. Его мудрейшество заранее гениально рассчитал, что Лин-ху Чун не осмелится войти в наше учение – вот он и в самом деле не осмелился. То, что все сейчас выпили вина вместе с Лин-ху Чуном, также было провидческим замыслом Гениального Главы учения!»
Все, как это услышали, тут же разом подумали: «Так вот оно что!» И все вновь закричали: «Гениальный Глава учения, тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить цзянху!»
Сян Вэнь-тянь следовал за Жэнь Во-сином множество лет, глубоко понимал его характер, сам любил справедливость, он пил в знак уважения к Лин-ху Чуну – это наверняка вызвало недовольство, себя самого он не слишком жалел, но за ним и другие пошли пить, а это им риском для жизни грозило. Поэтому он тут же и заговорил, чтобы взять всю ответственность на себя, желая спасти жизни Лао Тоу-цзы, Цзи Ву-ши, и остальных. После этих слов получилось, что репутация Жэнь Во-сина не потерпела никакого ущерба, наоборот, стала очевидна его прозорливость и талант предвидения, божественное понимание сути вещей.
Жэнь Во-син услышал ловкие речи Сян Вэнь-тяня, в сердце обрадовался, втайне размышляя: «В конце концов, левый посланник Сян следует за мной так много лет, понимает все мои мысли. Хотя он и понимает, что я собираюсь смести Шаолинь, искоренить Удан, однако, каким образом я собираюсь их истребить, он так и не догадался. Все последующие шаги моего плана даже ему разъяснять нельзя».
Но, когда послышались славословия «Тысяча осеней, десять тысяч лет, объединить реки и озера! «Цянь цю ван цзай, и тун цзянху!», этот призыв громом потряс Небо и Землю, стоящие на склонах горы бойцы подхватили этот призыв, и он эхом стал возвращаться со всех сторон, Жэнь Во-син был полностью удовлетворен, и поднялся со своего места.
Люди увидели, что он встал, и тут же стали кланяться до самой земли. В один миг на всей площади Пика Встречающего Рассвет установилась полная тишина, даже дыхание людей не было слышно.
Лучи солнца светили Жэнь Во-сину прямо в лицо, освещали его тело, он был воинственным и грозным, подобным Духу Небесному.
Жэнь Во-син расхохотался: «Хотелось бы жить тысячу осеней, десять тысяч лет, вечно, как сегод...» Едва начал слово «сегодня» выговаривать, почувствовал в груди судороги, и до конца договорить уже не сумел. Он прижал к груди правую руку, стараясь не дать клокочущей в груди горячей крови вырваться через глотку, но в этот миг голова у него закружилась, и свет померк в его очах.