Пролог.
Она стоит. Совсем рядом, так, что можно дотянутся рукой и прикоснуться к ней. На шее блестит серебряная цепочка. Она улыбается.
Мама.
Мне хочется обнять ее, услышать ее голос, но у меня не получается подойти к ней. Между нами непреодолимая стена, которую я не в силах разрушить. Я зову маму , плачу и снова зову. Она не отвечает, лишь продолжает печально улыбаться. Постепенно она начинает растворяться , теряет свою четкость, исчезает у меня на глазах. Я зажимаю себе рот рукой, чтобы не закричать от ужаса, и только сейчас замечаю красное пятно у нее на рубашке в районе сердца. Все повторяется. Я не в силах ничего изменить.
- Прощай,- шепчу я и просыпаюсь.
Я провожу тыльной стороной ладони по лицу. Щеки мокрые. Как всегда. Из груди вырывается полухрип- полустон. Я судорожно вдыхаю воздух и смотрю в окно.
Утро.
"Иногда, когда я не могла заснуть, мама рассказывала мне истории. Не сказки, нет, а истории, которые она слышала от них. Щурилась, грызла цепочку на шее, и рассказывала. Порой, эти истории были не слишком реалестичны, и больше смахивали на какую-то плохо продуманную байку, иногда слишком пафосны и чопорны ,чтобы быть правдой. Но тогда я не думала об этом. Тогда все было хорошо. Слишком прекрасно, чтобы продлится долго.
В те моменты, с замиранием сердца слушая очередной рассказ, я будто воочию видела какого-нибудь мальчика, просящего милостыню на грязных улочках Лондона 18 века, или женщину, мило улыбающеюся и ждущую, когда художник сделает очередной мазок и наконец запечатлеет ее в веках. Тогда меня не сильно волновало, что в какой-то момент жизнь моей мамы неизбежно оборвется, а за ней должна буду угаснуть и я. Тогда мне казалось, что это произойдет с кем угодно, но только не с нами.
Тогда я не задумывалась о том, что нас может ожидать после смерти. Меня больше волновали другие вопросы. Например, что будет , если мама не придет домой к семи, и мы не успеем посмотреть Хроники Нарнии в сотый раз? Или, куда делись котята Лилли, нашей кошки? Тогда все выглядело радужным, пьяняще интересным . Тем более, что у меня была своя тайна, как мне тогда казалось, делающая меня особенной , выделяющейся из толпы.
Впервые я поняла всю тяжесть своей ноши когда подружилась с девочкой ,нашей соседкой справа, Милли. Она была щуплой, невысокой, с огромными карими глазами, в которых все время скользило удивление.
Мне захотелось ей все рассказать, раскрыть секрет который я так долго хранила.
Я отчетливо помню запах ванили, повисший в воздухе, и свежесть после только что прошедшего дождя. Это было в начале осени, в сентябре. Милли уже пошла в школу, в первый класс, а я обучалась дома. Помню скрип уже начинающей ржаветь качели и протяжное карканье вороны, сидящей на дереве. Помню глаза Милли, как всегда огромные и удивленные.
«Я вижу души умерших людей.»
Сначала Милли мне не поверила. Она недоверчиво моргнула и приказала мне:
- Докажи!
Я доказала. Мне было известно про нее практически все. Ее бабушка по папиной линии была очень разговорчивой леди.
Сейчас я понимаю, что совершила ошибку. Не стоило все рассказывать первой встречной девочке. Тем более, если знаешь, что она все рассказывает родителям.
Я не виню Милли. Может, я поступила бы точно так же, если бы мне так сказали. А может, совсем по другому.
Мэдсоны посоветовали моей маме отвести меня к психиатру. При чем после этого вся улица смотрела на меня с нескрываемым страхом. Тогда, именно в этот момент я поняла, какого это- быть одинокой.
Последний наш дом мне нравился по особому. Он был построен недавно, в нем еще не произошло не одного убийства, и поэтому по ночам я могла спать спокойно. Изредка, правда, просыпаясь от собственного крика я замечала одного из них. Но призрак никогда не оставался надолго –как только начинало светать он исчезал, положив руку на эфес сломанной шпаги.
Тот вечер я всегда помнила отчетливее остальных. Как будто он врезался мне в память, и уже ничто не могло стереть его.
Мы с мамой хотели отпраздновать успешное завершение еще одного расследования убийства. Лия- так звали призрака- была немой и весь вечер пыталась мне что-то показать и предупредить об опасности, но я не обращала на нее ни малейшего внимания. Мама, хотя и лишилась дара, и то почувствовала что-то неладное. Как я могла не понять?
Как могла не почувствовать?
Самым странным было то, что я находилась как будто во сне. Везде было странно душно, словно меня закутали в толстое одеяло. А потом…
Видеть души мертвых людей и вступать с ними в контакт- скорее не дар, а проклятие. Я никогда не могла понять, почему именно наш род, род Синг, обладает такой особенностью- неким шестым чувством. Раньше, когда я только родилась, уже начала замечать неясные тени, скользившие рядом со мной. Позже нечеткие контуры начали складываться в лица и фигуры.
Я поняла, что вижу немного больше чем другие, когда мы с мамой ходили в кафе-мороженое. Оно находилось недалеко от нашего дома, за углом. Тогда еще полил дождь, и мы с мамой, жутко хохоча, бегали по лужам, забыв о зонтиках. Я открыла рот и ловила каплю за каплей языком. Вода затекла за ворот, но мне было жутко смешно и весело.
На противоположной стороне улицы шли мама с дочкой, а рядом с девочкой, зависнув в полуметре от земли, скользил призрак в полупрозрачной дымке. Я привычно хотела с ним поздороваться, как делала всегда когда видела любого представителя потустороннего мира, но мама остановила меня. Когда я посмотрела в ее лицо ,она медленно покачала головой из стороны в сторону. Она так делала всегда, когда хотела предостеречь меня от опасности . А потом я вдруг заметила, что девочка не замечает призрака. Я была так изумлена, что даже прекратила ловить языком дождь.
Она его не видела!
Мама, вместо объяснений, отвела меня домой и оставила одну в комнате. Я до сих пор не могла прийти в себя.
Вернулась она поздно ночью, и некоторое время наблюдала, как я рассеянно мну подушку, пытаясь как-то занять руки. А потом сказала, тяжело вздохнув:
- Воробышек, только ты можешь видеть то, что видишь. Я могла, но теперь не могу. Поэтому на тебе лежит огромная ответственность. Не только за себя, но и за других. Не бойся этого. Просто никому не рассказывай. Люди боятся неизведанного, считая, что все должно подчинятся глупой логике и науке. Ну, правда смешно? – и, не дожидаясь моего ответа, продолжила:- Никогда их не понимала. Может, у тебя когда-нибудь получится.
А после мы начали расследовать преступления."
Из дневников Элизабет Синг