На следующее утро еще затемно я на озеро отправился, ведь слово дал, что каждый день на рыбалку ходить буду, а слово держать надо. Я был в этом твердо убежден. Хотя, что греха таить, позвали бы меня ребята в такую рань в карты играть, я, скорее всего, про свое твердое слово забыл бы и, не раздумывая, за карточный стол сел. Но они в это время еще сны досматривали, а я крутил педали старого велосипеда. Клевало у меня не плохо, но поймал я мало и причина в этом одна. Я в уме все утро вчерашний выигрыш свой вспоминал, да мечтал, что сегодня еще столько же выиграю, деньги получу, ведь Петр твердо сказал, что отдаст, и деньги я у него в кармане видел, да на станцию сбегаю и на всех мороженного накуплю. Вот вместо того, чтобы вовремя подсекать, я мечтам предавался. Дед Миша мне сколько раз говорил, чтобы я подсекал скорее, но пока я на помост наш из поднебесной выси, где парил, возвращался, рыба мотыля моего стаскивала и я, под общий смех пацанов рядом сидящих, один голый крючок из воды вытаскивал. Надоело мне это, я ведерко с пятком окунишек взял, да домой покатил. А там дождаться никак не мог, когда же мама яичницу пожарит, чтобы быстренько ее заглотить, да играть помчаться.
В тот день моя очередь сдавать первой подошла, но с самого начала карта мне редко приходила, и я почти все, что накануне выиграл, спустил. Обидно стало и я решил рискнуть. К 16, которые у меня на руках были, еще одну карту попросил. Петр уже не раз говорил, что это делать не принято. 16 очков, чуть ли не священной суммой является. Тот, кто к ней прикупает, всегда в проигрыше будет. А я рискнул. И, чтобы вы думали, вместо любой картинки, которая могла бы исправить мое положение, банкующий Пашка мне туза подсунул. Видели бы вы, как они оба хихикали, когда мы карты вскрыли. У Пашки на руках 17 было, у Петра так вообще 16, а у меня перебор, да какой. Вот я сразу Пашке целых два червонца и проиграл. Они мне сказали, я должен за перебор разницу между моей суммой и очками победителя заплатить, да в двойном размере, а я дурачок и поверил. Потом уже дома сообразил, что они меня обманули, договаривались, что в случае перебора разницу считают от 21-го. Решил напомнить им потом. Домой расстроенный возвращался, надо же хотел всем мороженного купить, а вместо этого сам остался должен, да еще целых двадцать пять рублей. Завтра отдавать, а где такие деньги взять я не знал, не у мамы же просить, в конце концов.
Домой пришел, а мама как раз к ужину картошку чистить закончила и начала ее на тоненькие такие полосочки резать. Значит жаренную картошку есть скоро будем. Я ее так любил в то время, да и сейчас любому другому блюду из картофеля предпочитаю. Но тогда жаренная картошка, да с хрустящими поджарками моим самым любимым кушаньем была. Вот я и любовался, как мама ловко целую картофелину в руку берет, несколько движений ножом делает, а затем на сковородку эти тоненькие кусочки так и сыплются. Смотрел, смотрел и чувствую, что есть ужас как захотелось. Обед-то я пропустил, мы с ребятами все время в карты резались, не до обеда было. Я, когда меня мама позвать обедать, крикнул ей, что меня ребята покормят, ну она и не стала настаивать, чтобы я домой шел. Ну, а потом я расстроился очень из-за проигрыша, вот о еде и забыл совсем. А, тут картинка эта – как мелкие кусочки картошки на сковородку падают, мой аппетит разбудила, и он просто зверским стал. Ждать никакой мочи не стало, я и о проигрыше даже забыл. Но, когда мама бутылку с маслом подсолнечным в руку взяла, меня, как током ударило. Понял я, где мое спасение. Бутылки… Те самые, которые я с непонятным упорством каждый день собирал в кустах. Даже сегодня я до того, как залез на наш помост, обежал все вокруг и нашел три бутылки, которые добавил к куче, набранной раньше.
Эта мысль меня воодушевила и даже вдохновила, и я решил, что сегодня, конечно, поздно уже, папа вот-вот из Москвы приедет, а завтра я точно идею эту в жизнь воплощу:
- Мам, смотри какая замечательная погода стоит. Разреши, я завтра с собой на рыбалку Серого возьму, пусть он поучится рыбу ловить, а потом там в водичке по бултыхается чуточку, он это так любит, да и я поплаваю капельку. Ты не беспокойся, я его без внимания не оставлю, все время рядом буду, и уплывать никуда далеко не стану, у самого берега поплаваю, а через часок мы вернемся.
На следующий день с самого утра мама собиралась клубничное варенье варить, вот возможность по колдовать на кухне, когда дети, то есть мы, не будут путаться под ногами, ее и соблазнила. Да, тут еще Серый, молча, рядышком стоял, но так умоляюще на нее смотрел, что она не выдержала:
- Гарантируешь, что не оставишь его одного?
- Конечно, мам. Я же уже большой. В шестой класс перешел, теперь ты на меня можешь положиться.
- Ну, я возражать не буду. Только прежде давай с папой посоветуемся, если он тоже твою идею поддержит, то попробуйте, сходите, но не задерживайтесь там, а то я волноваться стану. И через пути аккуратней перебирайтесь. Там поезда не ходят, а летают прям.
- Мам, но ведь когда поезд идет, переход шлагбаумом закрывают.
- Ну, тогда, ладно. Утро наступит, попробуйте, а сейчас давайте к ужину готовьтесь. Руки идите мыть.
Она в комнату ушла, а я быстренько в шкафу большую хозяйственную сумку нашел, в нее авоську бросил, и под свой диванчик засунул.
Папа против нашего утреннего похода на озеро не возражал. Серый даже в ладоши захлопал, так радовался. А после ужина мы с папой весь вечер в шахматы играли. Он мне фору дал, ферзя своего с доски снял, да так без самой главной фигуры и играл, но как я не старался, все десять партий он выиграл. Правда, в одной я ему чуть было мат не поставил, все к этому шло, просто не успел я этого сделать. Папа сам мне мат поставил, а ведь мне всего одного хода не хватило.
- Ничего сын, - папа сказал, - будет и на твоей улице праздник. Научишься еще. Конечно, наука имеет много гитик, но человек настолько изобретателен, что придумывает все новые и новые.
Ничего я из его последней фразы не понял, но она мне так понравилась, что я даже переспросил, что она означает. Никогда ведь обычно не переспрашивал, до всего пытался сам дойти, а тут не выдержал и переспросил.
Папа на меня посмотрел и ответил как-то странно:
- Эта мнемоническое выражение, ничего не значащее, которое используют карточные фокусники. Как-нибудь напомни мне, и я тебе этот фокус продемонстрирую. Тогда поймешь.
"Ну, вот, - подумал я, - и даже здесь, карты. Нет от них покоя". Папа спать ушел, пришлось и мне ложиться. Лег, а сам все про эту папину фразу думал, но так ничего и не придумал, а заснул. Ночью мне сон приснился, что на меня гитик напал. Оказывается, это такое чудовище доисторическое, страшное и огромное. Я долго с ним боролся, никак справиться не мог, но, наконец, сумел изловчиться, палку здоровенную схватил и по голове ему, как дал. Он и сдулся, словно воздушный шарик, одна только шкура волосатая осталась. Больше в ту ночь мне ничего не снилось.
Проснулся я, а за окном совсем темно, и глухая тишина стоит. Только луна ветви яблонь слегка подсвечивает. Вдруг откуда-то издалека собачий лай раздался. Лает и лает, какой-то пес, то ли идет кто мимо, то ли тоска на него напала. Луна на небе круглая совсем, вот он может и разлаялся на нее. Не знаю, мне думать над этой темой не хотелось. Я пытался сообразить, как Серого разбудить, чтобы родители не услышали и не проснулись. Дверь к ним в комнату приоткрыл тихонько, а там ничего не видно. Ну, я на ощупь к дивану, на котором Сергей спит, и начал пробираться. Не знаю, как это получилось, но я в стол уперся и рукой случайно будильник задел, а он взял да на пол грохнулся. Вот звона было. Мама с кровати вскочила, и свет тут же включила. Папа голову с подушки приподнял, меня увидел и сказал, на часы настенные посмотрев:
- Ну, ты брат даешь.
А мама добавила:
- Иди ложись. Времени еще только два часа. Я вас сама в пять разбужу.
Пришлось идти. А мне совсем спать не хотелось. Ни в одном глазу сна не было. Лежал я, лежал, искрутился весь, никак не мог удобную позу найти. Все об этом гитике таинственном думал, но ничего придумать не смог. Поэтому встал, свет зажег и к книжкам потянулся, что на столике небольшом в углу в стопку были сложены. Смотрю, а там сверху новая книжка лежит. Наверное, ее папа вчера принес, а мне сказать не успел, мы на него как насели с двух сторон, вот он и забыл. А книжка вот она. На обложке крупно напечатано – Лев Кассиль, Макс Полянский Улица младшего сына. Кассиля я люблю. Думал все его книги уже прочитал, а оказалось, что вовсе и не все. Вот эту еще не читал. Ну, я и принялся за чтение. Такая здоровская книжка оказалась. В школе надо всем будет рассказать. Она о мальчике, таком же пионере, как и я – Володе Дубинине. Вот герой так герой. Как он в такие щели пролезал, куда никто не мог. Настоящий разведчик. Он все, что вокруг творилось видел, а его никто не замечал, таким ловким он был. Жалко погиб совсем молодым.
Я почти треть книги успел прочитать, так увлекся, но тут дверь в комнату приоткрылась, и мама вышла:
- Ой, да ты, что так и не ложился?
На книгу, которая у меня на коленях лежала, посмотрела и спросила:
- Как книга? - и заметив мой большой палец, поднятый вверх, новый, неожиданный для меня вопрос задала:
- Так может дома останешься? Дочитаешь? Вот и Сережка никак просыпаться не хочет. Оставайтесь-ка.
Я ничего ответить не успел, хотел только сказать, что еще почитаю немного, а потом все равно пойду, но не успел. Серый на терраску вышел, одной рукой глаза трет, а в другой штаны держит. Пришлось книгу закрыть, потом дочитаю.
Мама снова нам целую лекцию прочитала, что делать, да как быть, а я соображал, как мне сумку из-под дивана достать, чтобы она не заметила. Но, тут мама вспомнила, что Сережке надо обязательно панамку надеть и в комнату за ней вошла. Вот тут я и подсуетился, стремительным броском под диван нырнул, сумку достал и с крыльца за бочку, в которую дождевая вода льется, засунуть успел. Мама Сереге панамку надела и осталась на крыльце, наблюдала, как я велосипед на улицу вывожу, да удочки к нему прилаживаю. В тот день я решил с двумя удочками ехать. Большой я сам хотел половить, ну а с маленькой пусть брат повозится, не просто же так он рядом со мной без дела торчать будет. Мы с Сережкой маме помахали, я надеялся, что она в дом вернется, а она все стоит на крыльце и стоит. Пришлось брата на раму посадить, и мы покатили. До поворота доехали, я обернулся и с облегчением вздохнул – мама спать ушла. Так, велосипед на землю, палец ко рту, чтобы Серый молчал, и бегом за сумкой. Мигом вернулся, мы же еще не успели далеко отъехать. Так быстро, как в тот день, я еще ни разу не ездил. Крутил педали, словно бешеный. Примчались мы на озеро, под светом луны мотыля намыли, причем Сергей так ловко его из мусора вылавливал, что на заполнение двух спичечных коробков у нас ушло всего несколько минут. Когда мы добрались до рыбацкого помоста, там никого не было, народ, наверное, еще в снах своих рыбу ловил.
Подумал я немного, да Сережке предложил пойти покупаться. Темно еще, как рыба мотыля в темноте разглядеть сможет? А просто так сидеть и ждать, когда светать будет, толку мало. Удочки я обе подготовил, самые хорошие места, которые с левой стороны находятся, занял, и мы на пляж спустились. Я в воду зашел, по лунной дорожке, которая от берега на середину вела, поплыл, а потом о брате вспомнил. Пришлось назад вернуться. Смотрю, а он тоже в озеро по пояс зашел и вот себе руками по воде хлопает, да так, что брызги во все стороны летят. Здорово это у него получилось. Маленький, маленький, а ведь додумался же до такого. Я его похвалил, а он на меня, как плесканет, да еще сразу двумя руками, пришлось ответить. Вот так мы стояли и плескались друг на друга. Вроде только начали, а уж озеро все осветилось. Надо на помост спешить, сейчас самый клев начаться должен. Рыба ведь проголодалась, вот мы ей мотыля, на крючок насаженного, и подкинем. Она еще от темноты никак отойти может, а ей на тебе, прямо к носу еду подают. Кто ж откажется.
Вскоре народ подошел, да много так, что все стояли чуть не прижимаясь друг к другу. Но рыба клевала просто на загляденье, и, что удивительно, у Серого вообще почти без перерыва. Я только и успевал ему мотыля свежего на крючок насаживать, да рыбок с крючка снимать. Самому ловить почти не удалось.
Иван Александрович замолчал и задумался. Прошло сколько-то времени, как он вновь заговорил:
- Я после тех двух или трех лет, что мы около Бисерова озера жили, больше никогда рыбу не ловил, а братец, как подсел на эту иглу, так с нее до сих пор слезть не может. Для него отдых без рыбной ловли – пустая трата времени. Вот ведь как бывает, - и он опять замолчал.
Любови Петровне надоело сидеть и молчать, вот она и подтолкнула мужа:
- Дальше, что было? Рассказывай.
- А? Что? – вынырнул он из своих дум, и через секунду продолжил:
В тот день наловили мы полведра. Серого было не оторвать, но, как только клевать перестало, он начал ныть:
- Что мы здесь застряли, пойдем, да пойдем.
Вот и опять вниз на пляж пришлось пойти. Купальщиков еще никого не было, но Сережка в воду не полез, а сразу же за строительство дворца из песка принялся, ну а я оторвался немного, и поплавал, и понырял всласть. А потом смотрю, Серегин замок вырос, да настолько, что уже местами сам осыпаться стал. Ну, он строит, а я его потихоньку водой поливаю, чтобы стены крепче стали. Тут голоса послышались, народ на берегу появился. Вот тут я заволновался даже:
- Давай бегом домой, а то мама сюда сама прибежит. Небось столько времени прошло, она волнуется уже, я и то это чувствую. Опоздаем, она нас с тобой больше вдвоем не отпустит, поэтому не хнычь, в следующий раз еще выше построишь, а я тебе помогать буду.
Уговорил я брата, велосипед схватил и бегом к кустам своим, где бутылки, спрятанные, лежат, помчался. Сережка рядом бежит, спрашивает:
- А что это мы бегом, а не на велосипеде, на нем же быстрей?
Я ему на ходу и начал объяснять, что дело у меня еще одно есть, секретное. О нем он никому рассказывать не должен, поскольку это мой секрет, а чужие секреты, которые тебе доверены, раскрывать никому постороннему нельзя. К кустам мы подбежали, и я начал бутылки в сумку складывать, а, когда она наполнилась, прав я был, что еще авоську из дома прихватил, остальные в нее попытался запихнуть, но три штуки не поместились, и я их опять листьями укрыл.
Пока бутылки из-под листьев по одной доставал, да в сумку засовывал, попытался их считать, да, где там, сбился и рукой махнул, решил не пересчитывать. Что толку здесь пересчитывать, если на пункте, где стеклотару принимают, их снова пересчитывать придется. Тяжелая сумка получилась, полегче чем те, которые мы из Москвы привезли, но все равно я ее с напрягом до велосипеда дотащил. Авоська тоже ничего себе так получилась. Начал я соображать, как же их сподручней везти. Ведь еще и ведро с рыбой есть, его уж точно не бросишь, а багажника нет. Вот и решил я назад бутылки из авоськи в кусты отнести, лежали они там спокойно, пусть и еще полежат. Сказано – сделано. Затем велосипед поставил и пока его Серый держал, на руль с одной стороны сумку повесил. Ничего нормально получилось и Сергей молодец, видно, что ему тяжело, но держал молча, сопли не распускал. Он у нас вообще молодец, в садик без проблем ходит. Вернее, это вовсе не детский сад был, то куда он на полдня ходил в то время называлось ;группа;. С детскими садами тогда совсем плохо было, не хватало их, вот маме и пришлось моего братца к одной тетеньке пристроить, которая за денежки за несколькими детишками дошкольного возраста согласилась присматривать. После завтрака их к ней отводили, она с ними гуляла, обедом их кормила, а после дневного отдыха их по домам родители разбирали. Стоит Сергей пыхтит, велосипед с сумкой на руле держит, а я с другой стороны пытаюсь ведро с рыбой подвесить. Только я его вроде бы совсем за руль зацепил, как велосипед на землю грохнулся, только звон пошел, это бутылки в сумке друг о друга стукаться стали. Хорошо я еще дужку ведра из рук выпустить не успел, и оно у меня в руке осталось, а то пришлось бы нам вновь рыбной ловлей заняться – с травы весь улов подбирать.
- Что же ты удержать-то не смог, - начал я было выговаривать Серому, но увидев его огорченные глаза, сразу же замолчал, и уже примирительным тоном закончил:
- Да ерунда это все, если, что и разбилось, новых наберем, тут сегодня вечером их полно валяться будет.
Теперь мы по-другому поступили. Велосипед к ближайшему дереву прислонили, и Сергей его только слегка поддерживал, скорее даже не поддерживал, а так слегка на всякий случай присматривал и все. Нацепил я на руль сумку с ведром, Серого на раму посадил и сам на седло взгромоздился. Сижу, а от дерева оторваться боюсь, вдруг упаду. Дядя к нам какой-то незнакомый подошел, выровнял велосипед и нас немного вперед подтолкнул, я ноги на педали поставил и закрутил ими, как смог. Поехали мы, может не очень быстро, но поехали. Когда дорожка вниз шла, мы даже разгонялись, а вот там, где небольшие пригорки встречались, я с трудом педали крутил, но не останавливался, боялся, что стоит остановиться, мы обязательно грохнемся.
Не помню даже, как мы до станции добрались. Там я Серого с рамы снял, и руками велосипед к сараю, где бутылки принимают, подкатил. Там открыто уже было, и даже приемщик сидел рядом со входом на пустом ящике. Только глаза у него закрытыми были. Наверное, его на солнышке разморило, он и задремал. Я стоял и не знал, что в таком случае делать надо, а Серый подбежал и дернул дядю за рукав. Тот на ноги вскочил, головой крутит, наверное, пытается сон досмотреть, от которого его Сережка оторвал, а потом нас увидел и заулыбался:
- Вот молодцы, что пришли. Доставайте, что там у вас.
Мы начали бутылки на стол перед ним выставлять. Я из сумки доставал, а Серый на стол ставил. Приемщик каждую бутылку рукой тер, проверял нет ли сколов, и в тот ящик, на котором недавно сидел, их ставил. Всего я притащил штук пятнадцать бутылок, но несколько штук дядя в сторону отставил, мол, хотите назад забирайте, и принял всего 12 штук. Поковырялся он немного в небольшом железном ящике с крышкой, достал оттуда 12 рублей и 20 копеек и мне протянул.
- Это, чтобы вы два эскимо на палочке купить смогли, - улыбнулся он.
- Спасибо, - хором прокричали мы и бегом к палатке с мороженым помчались. Серый по дороге оглянулся и заметил, что дядя, как мы ушли, все те бутылки, которые он в сторону отставил, в тот же ящик, где целые стояли, отправил. Но, он мне об этом уже потом сказал, поскольку мы уже к палатке, в которой тетя-мороженщица сидела, подбежали.
- Так, - сказал я, - ни о бутылках, ни о мороженом дома ни слова. Ясно? Едим здесь и только потом на дачу поедем. Все понял?
Серый так головой мотал и себя в грудь бил, да и на словах обещал секрет этот в тайне держать, что я понял – он не проговорится, и успокоился. Купил два эскимо на палочке, так вот для чего он мне двадцать копеек лишних дал, понял я, ведь эскимо рубль десять стоит, и мысленно приемщику еще раз спасибо сказал. Посидели мы на лавочке рядом с платформой, съели мороженое, через линию перебрались, и домой покатили.