4.
Пожилая женщина забрала талоны. Делая вид, что пристально рассматривает названия продуктов, она мурыжила Бет ожиданием и добилась своего.
– Слушайте, давайте как-нибудь поживее, пожалуйста, я тороплюсь, – попросила она.
Крючок подцепил рыбку. Задев нужное настроение, кладовщица взялась ворчать таким тоном, что, вроде бы, и не громко, но достаточно, чтобы Бет услышала.
– Спасатели, наспасались уже… Говорили, что хорошо будет, что заживем…
Бет бесстрастно смотрела, как в тележку на колесиках безобразно летели хлеб, сахар, кофе, крупы; небольшой кусок сыра придавило мешком картошки и бутылкой растительного масла.
– …а мы в конуре в этой, – продолжала бабка, – мечемся черт-те где, солнца не видим, жрать нечего, зато спаслись, так спаслись, что спасенные колбасу едят только по праздникам, а спасатели, пропади они пропадом, каждый день…
И в сердцах зашвырнула сверху палку сырокопченой. Выкатив из-за прилавка тележку, женщина резко кинула талоны в специальный ящик внизу. Спокойно перекладывая еду себе в рюкзак, Бет заговорила:
– Мы просто не знали, что вы будете готовы удавить себя и будущие поколения за ливер. Но если хотите, я могу вас вернуть, внучат прихватите с собой заодно.
Осекшись, Бет задумалась. Расстроенная старушка стала раздувать скандал, но все ее колкости пролетали мимо ушей. Вместо того, чтобы вторить и начать выпускать пар на всю катушку (иногда это и космонавтам полезно), Бетельгейза положила перед ней еще три бумажки.
– Извините, я забыла. Можно еще вот это.
Пока бабушка принесла сгущенку, Бет уже успела упаковать провизию. Положила банки в боковое отделение и ушла.
Многоэтажные коробки упирались в высокие потолки базы. Заменители неба. Ей вон туда – в такую же коробку, только с квартирой попросторней, чем у обычных граждан. По статусу Бетельгейзе положено жить на широку ногу, шире аж на двадцать квадратных метров. По пути алькандары отдавали ей честь или просто здоровались. Она не отвечала – язык сломается отвечать всем, да и народ это прекрасно понимал и не воспринимал это за моветон.
На светлой кухне поджидал Вернер с бутылкой вина и острым штопором. Очень необычный молодой человек. Это ее непосредственный начальник с искусственным сердцем по хай-теку (вылечил свой порок, напихав в себя пластика), но почему-то неизменно в очках, как ископаемое. Офисный солдат, прикрывающий ее во всех тех бюрократических делах, в которых она разбирается не очень хорошо. Им как коллегам на неравной ступени иерархии не положено вместе выпивать, но Вернер для себя давно уяснил, что Бетельгейза и словосочетание «не положено» тот еще оксюморон. А еще он единственный на базе человек, так что, прощалось ему за красивые глаза очень многое. Как и Бет прощались мелкие грешки за высококлассную работу.
– Меня обругали за колбасу, – сказала Бет и стала разгружать продукты. – Что мне, типа, положено. Представляешь, какая я сволочь.
– Добро пожаловать в клуб космических бомжей, да здравствует дефицит, – ответил мужчина и с глухим хлопком откупорил красненькое.
– Ага, так плохо питаемся, так плохо живем, народ вот не просил роботизацию приостановить, чтобы было чем заняться, а мы заставляем батрачить, как проклятых. Тормозим прогресс, требуем расселяться по квартирам и воду даем всего по пять часов в сутки.
– А могли бы по два, – поддержал Вернер.
– И вместо огуречных теплиц построить, например, отдельные виллы. А то соседи по потолку достали бегать в чугунных тапках.
– Вообще неправильно себя ведем.
– Ужас. О, ты уже налил, начальник. Сажусь.
Дверца холодильника автоматически плавно закрылась. Бет поставила на стол тарелку с сыром, взяла свой бокал и опрокинула внутрь, как водку. Со вторым повела себя деликатнее – покрутила, рассматривая, как густой сок медленно стекает по стеклу, понюхала.
– Как твое плечо? – вежливо поинтересовался Вернер.
– Чешется. Слушай, начальник, я, конечно, благодарна, что ты меня две недели не дергал, но вообще-то у меня есть пара вопросов. Например, кого на Дизмарк в Черный Век отправят?
– Алькандаров, в чьей профессии ты ничего не понимаешь. Экологов. Дело, как бы, ты только не расстраивайся, перешло в другую контору вообще.
– Я и не расстраиваюсь, наоборот хорошо. Только нам местный нужен, проводник.
– Так ты описание дала, этого, как его… Короче, найдут, расспросят.
– Дурачье, он с вами даже говорить не станет. Я же не сказала, как его подкупить. Вернер, – Бет наконец-то улыбнулась и заискивающе прищурилась, – отправь меня туда еще разок.
– Нет.
– Ну давай, напиши бумагу, поставь там свои эти волшебные печати чернильные…
– Тебя там чуть не пристрелили, ты подцепила какую-то доисторическую заразу, и вообще до сих пор на больничном.
– …распишешься где галочка, ладонью так махнешь, мол, работать, бездельники.
– Пей давай, – кивнул Вернер на бокал будто бы закрывая вопрос, безуспешно.
– Это важно лично мне, понимаешь? Я же так люблю свою работу, она меня талонами на колбасу кормит.
– И свинцом.
– Да! И тяжелыми металлами, представляешь. Они так вкусненько на зубах скрипят.
– Ты для этого позвала меня в гости? Чтобы споить и склонить к нехорошему?
– Ну, нет, иначе я бы этот разговор завела попозже. Ты мне трезвый нужен, начальник. Ты сыр бери, он для сердца полезный.
Вернер попытался строго и осаждающее зыркнуть, но его выдала непроизвольно ползущая улыбка, а когда прикидываться недовольным шуткой стало совсем невыносимо, он засмеялся и зажевал закуску. Обычно парень редко веселился искренне, как правило, обходясь растянутой миной «ради приличия». Бетельгейза выждала еще два бокала, когда начальник уже настолько подобрел, что был готов для душевных разговоров, и стала просто по-нормальному, по-человечески и по-алькандарьи рассказывать кто такие Рамин и Маеджа…
Спустя несколько дней с отбытия из Черных Веков Бет снова топтала битое стекло. Там поворот. Перекресток. Туда. Стоп, обратно – в другую сторону.
Вернер, должно быть, сейчас тяжко вздыхал на тему того, что Бет единственная подчиненная, которой удается вить из него веревки красивыми словами, а самое грустное, что она безобразно этим пользуется. Ну, это ничего страшного, подрастет, наберется опыта и перестанет вестись. Кто-то же должен учить его не быть мягкотелым.
А вот и Рамин с Маеджей. Он развешивает по натянутой проволоке новую найденную одежду, она спит на сколоченной из досок и покрышек лежанке. Маеджа вообще вызывала уважение тем, что даже в такое тяжелое время ведет себя, как нормальная беременная женщина, то есть, спит и ест. Иногда ходит и, закатив глаза, пригибается от дроби к полу, словно это не перестрелки, а какие-то назойливые помехи. Заприметив Бет, Рамин небрежно закинул рубашку сушиться, не расправив ткань, и потрусил навстречу.
– Ну что, мать, поняла, что без нас тяжко, да? Хе-хе, – сказал он, дергая хвостом и жадно рассматривая новый комбез.
– Еще бы. Я вообще по небольшому делу, так что ставь кипяток, будем чаи гонять.
Маеджу не пришлось уговаривать проснуться, сама услышала и подорвалась. Они выглядели получше, умытые, отдохнувшие, захваченные новым бытом, но по-прежнему с голодными глазами и надеждой, что Бет их покормит вкусненьким. Она заварила ребятам чай в пакетиках и взялась размазывать сливочное масло по печенью, раздавая по очереди то девушке, то парню. Сама не ела – первые сутки.
– Где ты такую вкуснятину берешь, – риторически восхитилась Маеджа.
– Вот я про это как раз хотела поговорить, – сказала Бет.
– О, нычки? Кого-то грабишь втихаря? Я в деле! – Рамин аж заерзал.
– Не совсем, мне нужен проводник еще раз, а я расплачусь и едой, и одеждой, в общем, не обделю. В прошлый раз не обделила же, помните?
И тут пара неожиданно засомневалась.
– Слушай, Бет, – неуверенно начал Рамин, – у Маеджи уже и живот растет, как на дрожжах, и у нас дом появился, мы уже с соседскими познакомились, как ты советовала, и даже кошку присматриваем. Короче, нам будет немного напряжно опять переезды, туда, сюда…
– Я не говорю, что вы нужны оба, – сказала спасательница.
– То есть, я остаюсь? – уточнила Маеджа, жуя печенье.
– Да, нужен только Рамин, и я не потащу тебя с животом на север, в тучу, даже если ты проситься станешь. Соседи, думаю, смогут тебе несколько дней помогать по хозяйству, а едой я обеспечу, чтобы ты не сидела голодная, – и авансом, сняв с плеч, положила перед ней небольшой мешок на завязках с консервами.
– С севера никто не возвращался, так что я против, – отказалась девушка и дернула Рамина за полу пальто, чтобы тот тоже отказывался, хотя на мешок поглядывала жадно.
– С севера никто не возвращался, потому что там умирали от радиации. У меня есть защита, мы хоть в ядерный реактор спуститься можем. В общем, я не одна теперь, со мной отряд ученых, мы хотим остановить тучу, но нам нужен проводник, который знает местность, чтобы найти заводы и источник гари.
Бет чуть не брякнула «местность этой эпохи», но вовремя осеклась.
– Вы подумайте, но я безопасность гарантирую, и достойную оплату.
– А слушать, что я тебе говорю, будешь? Чтобы не получилось, как на тачке, с этими двумя, – поинтересовался Рамин. – Ну, хорошо, тогда есть о чем подумать. Завтра скажу.
– Нам к вечеру надо отчаливать, поэтому до вечера думайте. Я буду ждать на выходе из города, где мы зашли, – сказала Бет и поднялась с покрышки. – Мне пора, надо готовиться.
– Хорошо, я в любом случае подойду и скажу, – неуверенно протянул парень, а Маеджа надулась. Впрочем, Бет ее прекрасно понимала – она бы на месте Маеджи не просто бы обиделась, а размотала Рамина на лоскуты.
Не желая больше нагнетать, спасательница ушла к новенькому электрокару. Как и в прошлый раз машину намеревались растащить, да только это был самый натуральный БТР футуристического дизайна и серебристого цвета, который кроме как бомбой с направленным ударом или термитной смесью не вскроешь. Слой свинца, слой антирадиационного сплава, слой бронебойного сплава, слоеный пирожок весом с мини-танк, по внешнему виду похожий на машину из самых первых компьютерных игр, где еще царствовали угловатые текстуры, далекие от реализма. Бет подошла к зверю на колесах, алькандары разошлись в стороны.
– Посмотрите на крутую, мы не открыли, а она, можно подумать…
В общем, Бетельгейза нажала кнопку на ключах; машина мигнула фарами, и щелкнул замок. Только толпа собралась бежать воровать из машины, как женщина, взлетев по ступеньке в кабину, вполне разумно заперлась изнутри. «Идите вы к черту… Зомби-апокалипсис.»
К вечеру грустные алькандары бросили попытки тщетные разломать двери и стекла арматурой и камнями и разошлись, оставив электрокар в покое. Бет высыпалась перед ночной поездкой на мягкой лежанке, как в дальнобойных фурах, и уснула так крепко, что потеряла ход времени. Из сна ее вероломно вырвал грохот у тонкой полоски освинцованного стекла: какой-то дебил опять швырнул на капот булыжник.
– Эй, тетка! Тетка, открывай, я знаю, это твоя тачка! Хватит молчать, ты, баба глупая! Сама меня звала, эй!
– Залазь, – ответила она, выглянув через дверь. – С той стороны.
Рамин оббежал машину и, радостно влетев в кабину, плюхнулся в амортизированное кресло. Под шумный выдох его обрез упал на кнопочную панель, туда, где обычно находится коробка передач. Бет не стала учить и объяснять, просто убрала оружие в просторный бардачок.
– Маеджа, полагаю, не в восторге, – сказала она.
– Вообще не в восторге, но я обещал, что если будет опасно, я не пойду. У нас, понимаешь, моя жизнь важнее еды, она одна с ребенком не управится, хотя бы поэтому.
– Понимаю. Поехали.
Мощные лучи фар пробили темень, БТР тронулся. Электрокар превосходил древний внедорожник, от коего позади остался лишь помятый прострелянный остов, по всем параметрам, поэтому дорога до Велезара заняла времени много меньше, и уже к утру кибернетический монстр подъезжал на место первой встречи Бет и Рамина. Второй спал, как убитый, изредка шмыгая носом сквозь сон.
– Вставай, давай поедим.
– Давай… – протянуто отозвался алькандар и от души потянулся, постепенно доходя до понимания сделанного предложения, продирая глаза рукой, дребезжа хвостом. Сел поудобнее, внимательно изучал, как Бет глушит мотор, выдвигает пластиковый стол около лежанки, выкладывает из рюкзака термос, хлеб, колбасу, отваренную картошку…
– А это что такое? Каша? Тушенка? – Спросил Рамин, ткнув пальцем в консервную банку: единственный узнаваемый предмет из представленных.
– Это сгущенка. Перебирайся, – Бет хлопнула по флисовому покрывалу.
– Что такое сгущенка?
Можно о сгущенке рассказывать бесконечно – и что раньше она была вкуснее, и гуще, и слаще, и так далее, но лучше раз съесть, да так, чтобы аж зубы сводило, поэтому женщина дала Рамину проспиртованные салфетки, чтобы тот хорошенько вытер ладони перед едой, а сама взялась очищать картошку от шкурок ножом.
– Все, садись давай. Сгуха будет к чаю.
И подвинула Рамину небольшую часть его завтрака, показав, как надо картошку солить и как складывать бутерброды с колбасой. Парень ел жадно, плохо пережевывая, и вскоре его половина столика опустела. Бет жевала медленно, чтобы насытиться на целый день.
– Можно еще?
– Можно. Только не торопись, никто не отберет.
Только алькандар взялся за бутерброд, как у изголовья лежанки, со стороны, где сидела Бет, раздался шепот рации.
– Говорит М-142, Б-15, прием, ответьте.
– Б-15 на связи, прием, – сказала Бет в станцию с набитым ртом.
– Бет, доброе утро, все готово, подтягивайся.
– Поняла, буду в течение часа, конец связи, – рация плюнула «пш-шт», и Бет обратилась к Рамину: – Полчаса еще сидим и закругляемся.
– Бет, а что это? Откуда у тебя вообще такая еда, тачка, вот эта шикалка говорящая?
– Ты еще многое не видел.
– Это все из Миттеварльдена? С другого материка? У вас там, как у людей? Слушай, а можно мы с Маеджей к вам приедем?
Бетельгейза пристально глядела на обнадеженного парня. Фраза «как у людей» кольнула ее достоинство, как озерный слепень, потому что у алькандаров никогда не будет, как у людей. Где-то лучше, где-то хуже – по-другому. Тоже еще, люди, эталон, оставили север Дизмарка алькандарам, и носитесь с ним, как хотите. А Рамин так окрылился с одной только мысли, что где-то может быть, «как у людей», что даже забыл про откушенный кусок колбасы и с надеждой смотрел на спасательницу глазами, размером с дно трехлитровой банки.
– Это не из Миттеварльдена, Рамин, – строго ответила она. – И не как у людей. Мы специально обученные алькандары, которые приезжают в места, вроде Велезара. Сейчас мы занимаемся тем, что ликвидируем тучу, чтобы она не накрыла весь Дизмарк.
– Я не тупой, понимаю это, я спрашиваю, откуда у тебя все это.
– Не положено говорить.
– А как я буду помогать вам, если я даже не знаю, кто вы. Вдруг вы еще хуже делать собрались, просто решили меня подкупить всякими вкусными штуками. Меня подкупить легко, мне не нужна тачка или эта твоя коробка, которую ты в Велезаре постоянно из кармана хватала, потому что все, что я понимаю, это провизия, патроны и одежда. Но я, вообще-то, начинаю сомневаться, потому что ты молчишь.
– Ладно, – Бет подняла ладони. Не хватало сейчас лишиться проводника или еще что хуже, чтобы он привел ее и команду на смерть. – Мы из далекого будущего. Звучит фантастически, но это так. И мы не делаем хуже. Если мы не ликвидируем ту тучу, пылевое облако с химическими и радиоактивными осадками, то мы просто не родимся, потому что ты, Маеджа, все твои соседи и другие алькандары вымрут. Понял? Я не только ваши хвосты спасаю, но и свой тоже, это в моих интересах. Так что ты сам того не осознавая помогаешь спасать мир и своих пра-пра-правнуков. Все, давай ешь резвее, у нас график.
– Не ври, мать, я знаю, что люди были умные и могли всякое, – Рамин таки продолжил есть, – а алькандары, ну, я из алькандаров, мы даже не знаем, как консервы делать. Мы их только доедать можем.
– Сейчас да, а потом? Или ты всерьез думаешь, что алькандары до конца времен будут крыс ловить и гадить под кустами? Люди тоже не всегда умными были, у них электричество появилось только на шестом тысячелетии после того, как они поселились на Катарсисе, и это великая загадка истории – откуда они взялись и, главное, как, если они поначалу мотыгами землю вспахивали. Мы, Рамин, не пальцем деланные. Вот вы сейчас живете в полной клоаке, а пройдет, скажем, пятьсот лет, когда природа угомонится, и вы начнете развиваться на спокойной земле, построите на руинах новые города, что, что, что-о-о ты на меня так смотришь?!
– Дай сгущенку попробовать.
«Не верит, думает, я сумасшедшая, вот и хорошо!» – решила Бет и закрыла тему. Она бы на его месте тоже так подумала. Пусть бы дура, главное, что кормит знатно, вот и вся арифметика.
К Рамину подъехала кружка с черным кофе, но он, попробовав, не оценил, и Бет кинула в нее ложку сладкого густого молока. Банку оставила – пусть ест, сколько влезет. Его мимика выдавала противоречивые эмоции. Он хмурился, пил повкусневший кофе, и вот, съев тянущейся сгущенки и слизав капли прямо с голубой этикетки, совсем расклеился. Рамин закрыл лицо драным рукавом пальто, а затем снова и снова, расплакавшись, стараясь не пролить ни грамма, опускал ложку в сладость, звякая ей о края. На половине парень остановился, так как больше не мог, морщился от сахара, как от удара по зубам, и это окончательно его подкосило. Теперь он рыдал в голос, и Бет, не сумев оставаться бесстрастной, пересела к нему и просто обняла, несмотря ни на грязь, ни на запах. Вот как не захотеть предложить ему и его жене переехать к ним на базу? Каково ему слушать весь этот бред и не понимать, где находится эта прекрасная жизнь?
– Недавно одна недовольная женщина ругалась на то, что ей положена хорошая колбаса только по праздникам, – выпалила Бетельгейза, поглаживая напарника по плечу.
– Праздники? Ругалась? – Рамин старательно приходил в чувства.
– Ругалась. Когда-то все алькандары будут недовольны тем, что таких банок им будут давать не два раза в неделю, а всего один.
– В неделю?
– В неделю.
И Рамин сам обнял спасательницу. Ненадолго.
– Я очень хочу, но больше не могу, – расстроено смотрел он на сгущенку, и Бет сама ее быстро, в два укуса, выскребла, чтобы не стращать беднягу, после чего налила в пустую жестянку кофе, поболтала по стенкам и подлила Рамину в кружку.
По окончанию завтрака алькандары отчалили к станции, что подготавливалась за неделю до прибытия Бет, и вскоре оказались на ее въезде у железных сетчатых ворот. Ограждение выглядело слабо, хлипко, зато с устрашающими черно-желтыми табличками «Осторожно, напряжение!». Проинструктировав Рамина не трогать забор ни под каким предлогом и строго-настрого запретив ходить под него по малой нужде, дождавшись, когда М-142, она же Магента из отряда экологов, их пропустит и укажет парковку, Бет вышла из электрокара и осмотрелась.
– Мег, вот этого товарища надо отмыть, одеть и на планерку через полчаса, – и кивнула на Рамина. Он непонятливо озирался: еще два БТРа, ноутбуки на их капотах, что подзаряжались прямо от аккумулятора машины, минималистичные жилые светло-серые боксы и рослые здоровые алькандары, все почему-то женщины, в темно-зеленых комбинезонах, кроме Бет – та единственная была в синем, ну, и здоровее каждой из работниц.
– Рамин, – окликнула она и кивком указала на кобуру на поясе. – Оружие сдай, нам не понадобится. Там, куда мы пойдем, даже тараканы подохли, не переживай.
Магента повела парня готовиться к заданию, а тот лишь растерянно оглянулся на Бетельгейзу и скрылся в светлом помещении казармы.
5.
– Сто восемьдесят четыре рентген в час.
К черноте примешался сильный красный туман, плотный настолько, что, наверное, его можно было бы пить. Световые лучи практически на выходе из стекол упирались в грязную стену. Их отряд походил на заблудших призраков, ищущих дорогу там, где ее уже давно нет. То и дело Рамин, не привыкший к скафандру, спотыкался о камни и валуны, светил не вперед, а под ноги. Кровавый ореол вокруг фонаря напомнил Бетельгейзе иллюстрации сказок, где описывались зрачки подводного чудовища, выглядывающие из кромешной тьмы – их называли еще глазами Катарсиса.
– В километре объект, обозначен шурфом, – глухой голос из динамика в шлеме.
– Это Гора, – ответила в микрофон Бет.
– Как почесать нос?
– Никак, терпи.
– А почему мы не поехали на машине?
– Потому что, как только салон будет разгерметизирован, гамма-излучение…
– Потому что не видно ни хрена, – перебила эколога Бет. – Если мы так решили, значит, надо. Твоя задача показывать дорогу, показывай, остальное сделают за тебя, а теперь хватит загрязнять эфир.
– Мне думать нельзя, что ли… – буркнул Рамин.
– Ты должен думать только о дороге, обо всем другом подумают другие. Занимайся своей работой, мы тебя страхуем.
– Видел я, как вы страхуете! Вы бы, девки, знали, из-за этой сумасшедшей нас всех чуть не перестреляли. Но если в здоровячке я уверен, и знаю, что от этой глупой бабы можно ожидать, то вас вижу впервые, поэтому буду думать за всех, на всякий случай.
– Рамин, прекрати загрязнять эфир.
– Мой эфир чистый, не беспокойся, отмыл с мылом и мочалкой.
Из динамиков послышались женские смешки, Бет шумно выдохнула носом. В ее эпохе мужчины уже давно вымерли, а класс млекопитающих плавно эволюционировал во что-то совершенно новое, большое, однополое и способное к партеногенезу, так что немудрено, что Рамину достается много внимания. Обладатели Y-хромосомы редкая птица, доступная только путешественникам во времени. Другое дело, что Бет таких парней на каждом задании наблюдает – ничего особенного. Захватывает не необычная внешность, а характер. Впрочем, Рамин удивительный, конечно, экземпляр, и все же нарушает дисциплину. Жалко, что командиром отряда назначена Магента, так бы Бет навела порядок. С другой стороны, все и так напряжены, похихикать, чтобы не паниковать, пожалуй, позволительно. Это как шутки в моргах: вроде неуместные, а вроде и никак без них.
– Надо было луноход пригнать, – сказала одна из экологов.
– В следующий раз. Отставить разговоры, – наконец-то вмешалась Магента.
– Сорок четыре рентген.
– Туман рассеивается.
– А, я понял! Там дождь прошелся.
– Радиоактивные осадки?
– Похоже на то, придется в воздухе еще прибираться. Приплюсуйте к луноходам еще квадрики.
– Квадрокоптеры сдохнут от радиации…
– Что такое квадрики?
Бет снова вздохнула. Экологи… Им бы сидеть на базе, чаи в столовой гонять и бумажки в кабинетах перекладывать, а не все вот это. Она быстро нагнала до Рамина и пошла впереди него.
– Т-35, побудь замыкающей, пожалуйста, – попросила она.
– Без проблем!
Она посмотрела на парня. В желтом затонированном шлеме скафандра видно только собственное отражение, поэтому она не знала, как Рамин реагирует на происходящее на самом деле, но он, вроде, на шибко хитрые выверты не способен, только на примитивные. Хотя это совершенно неизвестное для него, новое, космическое приключение, и, возможно, сейчас он боится так сильно, что болтает не по привычке, а чтобы заглушить собственные переживания. Ладонь Бетельгейзы мягко легла на его плечо, как бы подбадривая, как умеет, а он взаправду боялся – взялся за руку и не хотел отпускать. Очень вовремя: Бет ловко подхватила Рамина, когда тот в очередной раз споткнулся и полетел падать на колено.
– Гора в ста метрах.
– Добровольцы? – Спросила Магента, и, не дождавшись ответа, отправила к бывшей тюрьме Рамина и Бетельгейзу.
Инфернальную Гору со времен человечества все здравомыслящие создания обходили стороной. Вопрос о добровольцах заранее был обречен на фиаско. Когда-то давно Дизмарк создал в северных хребтах многоэтажную длиннейшую Гору, цилиндр, с трех сторон которого стояли неприступные скалы, а с четвертой выстроена стена, оплавленная, монолитная, неизвестно достоверно какой толщины. Никто никогда в Гору не спускался, кроме преступников. Тех, к кому были милосердны, сбрасывали, чтобы заключенный сломал ноги и умер как можно скорее; кто сумел заставить себя ненавидеть весь материк, спускали осторожно, чтобы человек жил долгие годы, как крыса в замурованном бункере, пока его не убьет эпидемия, «сограждане», старость или он сам.
Абсолютно варварский способ решать социальные проблемы, как считала и Бет, и весь ее родной материк Стормакт, и соседствующие с Дизмарком Штормовые Острова. Самое страшное, что даже в продвинутый век человечества и алькандаров Гора действовала. Всегда действовала. Сколько бы протестных акций не устраивали и петиций не подписывали, Дизмарк – другая цивилизация, более жесткая, военная, индустриализированная, с мощнейшим коллективным разумом и строжайшим порядком, и она не ведется на уговоры, а воевать за отбросы общества с империей милитаризма никто так и не решился. Даже Рамин, если бы жил в эпоху процветания, наверняка выступал бы против ликвидации Горы как гражданин Дизмарка.
А пока он, стоя у пропасти, развернувшейся на горизонте, устланной ядовитым туманом, в кромешной темноте, смотрел на открытый люк под ногами. Луч фонаря рассеивался, так и не достав до пола верхнего этажа древней тюрьмы.
– Как ты думаешь, там кто-то живет? – спросил он.
– Вряд ли.
– А что это?
– Неважно, никаких выбросов отсюда не идет, так что можно возвращаться.
– А разве нам не надо спуститься вниз? Нас же за этим послали?
– Нет, Рамин, не за этим.
Но они продолжали стоять. Чернь бездны гипнотизировала, что-то шептала. Иногда до Бетельгейзы откуда-то издалека доносились как будто бы крики, ржавый скрежет или громкие стуки железа. Бездна дышала приторной затхлостью, плесенью, пробираясь через воздухоочистительные системы в легкие, через скафандр, разъедала носовые пазухи и глаза, споры забивались в глотку и дырявили тело, как гамма-излучение, навевая недомогание и тошноту. «Нет, там никого нет…»
– Здесь неприятно, – подал голос парень и перемялся с ноги на ногу.
– Да, это плохое место.
– Я вообще. Темно, отравлено, пусто. Скажи, когда это закончится? Когда мы будем жить хорошо?
– Не знаю…
– Ты же из будущего, должна знать.
– Рамин… Никто из вас не умеет читать. Вы не документируете события, не ведете летописей. Хуже всего то, что вы сжигаете уже существующие книги. Поэтому будущие поколения почти ничего не знают. Нам просто неоткуда это знать, понимаешь?
Бетонная плита безысходности сдавила обоих. Они понимали, что даже если будут стараться изо всех сил сохранить остатки прогресса, сам дух времени не позволит уберечь им хоть что-то созданное ранее.
– Пойдем, – коротко сказала Бет.
Отряд отправился севернее и севернее. Рамин, помня тропинки и дороги из детства, которые разве что поросли высушенными мертвыми куртинами, вел алькандаров вперед, в горную глубь, проходя под каменными арками, мимо отвесных скал, спускаясь в долины и пересекая плато, пока не вышел на широкую поляну, чистую от тумана. Далеко впереди что-то мигало синим рассеянным прожектором маяка.
Бетельгейза включила режим ночного видения: черные клубы ядовитых газов и химикатов растянулись панорамой по всему горизонту, от левого края до правого, и только маленькая голубоватая точка в ночи была одной из серных шахт, несущественной по сравнению с соседями. Ее сияющий синий огонь безобидно мерк перед масштабами техногенной катастрофы, оставшись какой-то нелепой случайностью, не вписывающейся в рамки того ужаса, что творился на квадратные километры вокруг. Горные хребты, задохнувшись своими собственными ископаемыми, почернели и были занесены сугробами пепла.
– Что там? – спросил Рамин. Наивный голос. Как здорово иногда быть слепым.
– Не так страшно, как казалось, – быстро ответила Бет. – Ты сделал дело, дальше обойдутся без нас.
– Тысяча двести тринадцать рентген.
– Отметьте координаты, возвращаемся, – лаконично завершила экспедицию Магента. Они развернулись.
За пару километров до станции, уже за пределами тучи, отряд отмывался в специальных кабинах со сбором зараженной воды в боксы. Рамин не понимал зачем, но послушно расставив руки, стоял, вертелся, помалкивал. Окатывая тугой струей воды ему спереди шлем и грудь, Бет услышала вопрос, от которого оторопела.
– Я умру? – вдруг сказал Рамин.
– Нет!
– Но с севера никто… Ладно, вам лучше знать. А почему вы говорите иногда «загрязнение», а иногда «заражение»? Я чем-то заражен? Я могу вернуться к Маедже?
Красное солнце отражалось в шлеме Рамина ярким пятном; брызги воды очертили маленькую тусклую радугу около рук Бетельгейзы. Вдали вертелись прибывшие с экологической станции женщины, которые помогали раздеваться участникам экспедиции, а затем забирали скафандры, складывали их в специальные бочки и увозили. Теперь это твердые радиоактивные отходы.
– Ты ничем не будешь заражен, потому что я тебя сейчас отмываю. Это, кстати, не моя забота, ты меня напрягаешь!
– Потому что ты делаешь на совесть, а я не хочу заболеть!
– Это делают на совесть все, помоешь плохо – заболеют все! Поэтому расчехлять тебя будут вон те бабы, ясно? Я устала!
– Мой хорошенько!
Отряд, слышащий их диалог, расслабленно посмеялся. Атмосфера разрядилась. Конечно, одной помывкой дело не обошлось, и они все прошли сканер на подхваченную дозу радиации, а потом дружно обкололись антирадами, для профилактики. Вот Рамин и узнал, как работает шприц из аптечки. Благодаря специальным скафандрам из будущего они облучились даже меньше, чем если бы проплыли по городскому каналу из гранитной плитки на какой-нибудь дурацкой длинной лодке. Народ проголодался и уже затемно, после всех процедур, скопился в столовой, где накрыли и первое, и второе, и даже хороший некрепкий алкоголь с закуской. Звучали шутки и смех, и беззаботная атмосфера, непринужденная, как будто в мирное время, как будто они и не смывали с себя смертельное количество радиоактивной пыли, поселилась где-то под потолком и накрыла уютом всех присутствующих, как теплым одеялом. Рамин в чистой форменной одежде «Катарсиса-1» немного тонул, хотя это вовсе не помешало ему посвежеть и начать выглядеть хотя бы на пять лет ближе к своему реальному возрасту. Работу обсудили без его присутствия, за полночь, когда он видел уже десятый сон, и все единогласно пришли к мнению, что Бетельгейза больше ничем помочь не может, и только рассвет, она отправляется на базу, а Рамина довезут до Райкона уже без нее.
Перед сном к Бет подошла Магента, затормозив спасательницу в коридоре, ведущему в казарму. Оглянувшись и убедившись, что рядом никого нет, начальница экспедиции тихо произнесла:
– Ты нарушила в этом деле все инструкции, какие только возможно, но знаешь…
Бет скрестила руки на мощной груди. «Давай, вздрючь мне мозги, это ведь именно то, чего мне так сильно не хватает в конце дня»: подумала она.
– Я считаю, что ты все делаешь правильно, и я не стану сопротивляться и мешать, потому что все уже и так предрешено, – и заговорчески подмигнула.
Утром настало время отправляться по домам.
– Рамин, пристегнись! – гаркнула Бет, и электрокар сдернулся с места, пробуксовав внушительную борозду.
– Я не знаю как!
Ба-бах! Ворота вылетели, как пенопластовые, и БТР, проигнорировав попытки электрического разряда как-то помешать, помчался на неистовой скорости в пустыню.
– А зачем пристегиваться? Ты там все сломала.
– Да, сломала, ты глянь в окошко, никто не едет позади?
– Какая-то из теток выбежала, а, не вижу ничего уже. А зачем, что за паника?
– Я немного побаловалась, пока все спали, – и Бет довольно оскалила острые зубы.
Экологи (читай – Магента, умница) разумно рассудили не трогать Бетельгейзу и не пытаться за ней гоняться, по крайней мере, радар показывал, что все вокруг вымерло, поэтому вскоре Бет убавила скорость и спокойно поехала в сторону Райкона.
И вот Рамин снова топчется в своих гетрах мимо битых осколков. Вот улицы, знакомый, почти что уже родной поворот. В воздухе стоят разного происхождения зловония: вонь запекшейся крови, вонь похлебки из крыс, вонь мочи и вдруг свежий ветер, увлекающий все запахи, оставляя прохладный шлейф, где кружатся пожелтевшие листья. Припекающие лучи сушили отстиранные от пыли одежды и одеяла, уставшие алькандары грелись на солнечных островках с умиротворенными лицами. Маеджа, сидя на крыльце здания, рассматривала картинки из выпотрошенной книжки, об ее ноги терлась трехцветная кошка, бодала лобиком носки кроссовок.
Они с Рамином долго обнимались, прислушивались к ребенку в животе, и вообще, казалось, что им больше и не нужно ничего. Ни обещанных припасов, ни одежды…
– Прости, что я поел сгущенки, а тебе не принес, это было очень вкусно, и если будет надо, я еще куда-нибудь съезжу, но принесу тебе банку, – на полном серьезе извинялся Рамин, а Маеджа смотрела на него, как на дурака, и совсем не обижалась.
Бет вынужденно нарушила момент своим присутствием. Рюкзак ненавязчиво примостился возле ног девушки.
– Это вам, спрячьте, – тихо шепнула спасательница.
И следом вложила Маедже в руки две пластиковых банки с таблетками.
– А это витамины для беременных. Просто пей их, по одной в день, по утрам. Как родишь, тоже пей, быстро восстановишься, и будет много молока… Корми молоком вообще сколько сможешь, сколько получится.
И Бет на всякий случай посмотрела Маедже на грудь. Да, она пока что есть.
– Весь? – растерянно прошептала Маеджа, кивнув на здоровый баул.
– Да, весь, вместе с рюкзаком. Постарайтесь не разбазарить, потому что мне и Магенте предстоит написать очень много объяснительных, почему я ограбила собственную станцию, – и Бет улыбнулась Рамину. – Нельзя, я думаю, дразнить своих героев благами на один вечер, поэтому я сперла все, что смогла унести, насовсем. В общем, я думаю, что вы разберетесь дальше сами. А мне пора.
– Объясни некоторым, что ругаться за то, что сгущенка положена раз в год, тупо, потому что кто-то получил ее раз в жизни и остался доволен, – назидательно сказал он, позабыв, то речь шла про раз в неделю. – И скажи… А ведь это правда, что у наших детей или внуков все будет хорошо?
– Скажу.
– Бет, ты мне рассказала, а Маедже нет. Слышишь? Про то, что будет потом.
Маеджа внимательно посмотрела на женщину, задев этим светлым обнадеженным взглядом в Бетельгейзе тот неуставной бунтарский дух. Нельзя говорить о том, что будет. Ни под каким предлогом. Рамину пришлось, без него их отряд заплутал в темноте на первом же километре, а вот от Маеджи ничего такого важного не зависит, поэтому черт знает, следует ли.
– Вы это вряд ли увидите. И ваши дети тоже вряд ли, – неуверенно начала она и запнулась. Пришлось собраться с мыслями и сделать правильное решение. – Пройдет немало времени, прежде чем выживание перестанет быть смыслом всей вашей жизни. Просто будьте уверены в том, что однажды ваши потомки окажутся в прекрасном и достойном мире.
– Все будет хорошо?
– Да, Маеджа. Все будет хорошо.
Теплые объятия немного отсрочили уход Бетельгейзы, буквально на несколько мгновений, после чего она шагала к электрокару, стараясь не оглядываться по сторонам. Хрусть! Хрусть. Хрусть. Подошвы ломали стеклянные крошки, как тонкую корочку наста. Выругавшись под нос, Бет развернулась.
– Рамин, – она снова подошла к крыльцу. На покрышке сидел он самый, жевал хлеб, запивал водой, пока Маеджа где-то внутри разбиралась с содержимым рюкзака. Бесцеремонно схватив парня за щиколотку, Бет приложила его ступню к своему берцу, прикидывая размер. Алькандар с набитым ртом даже ничего говорить не стал, просто наблюдал не без удивления. Она дала ему обувь вместе с носками. – Примерь давай, по размеру, вроде, нормально.
Он примерил. Зашнуровал. Походил.
– Ну-у, классные, конечно, удобно, и ноги не мерзнут, – пожал он плечами и попрыгал.
– Вот и хорошо. Носи. И кстати, там в рюкзаке еще две сгущенки лежат.
Рамин опешил и встал, как вкопанный, не понимая, как на это реагировать. Бетельгйза отдала ладонью честь и пошла босиком по холодному асфальту. На базе выделят еще: пройти до машины без обуви не далеко и не страшно. Зимовать без нее гораздо страшнее.
Около остова старого внедорожника с прострелянной крышей сидели двое алькандаров. Один на четвереньках, согнувшись в три погибели, мучился пустыми рвотными спазмами; второй, съежившись, снимал с головы отросшие волосы, слегка зажимая пряди между пальцев. Бетельгейза подалась в их сторону. Безучастный, спокойный, даже когда вместе с волосами слезал кусок кожи, алькандар поднял глаза.
– А-а-а, это ты, – прохрипел лысеющий, – я видел тебя, ты на этой тачке ехала. Не остановилась.
– Нет, не остановилась.
– Я понимаю. Мы бы с братом тоже не остановились. Мы не обижаемся.
Алькандар, что страдал от рвоты, вдруг выхаркнул сгусток крови.
– Ты такая опрятная, чистая, не голодаешь, – хрипел мужик. – Врач, да? Скажи, врач, чем мы приболели? Тошнит страшно, даже жрать расхотелось. Дай таблетку там, траву какую завари, помоги, а. Нас в город не пустили жители. Сказали, что мы прокаженные. Но это не так, мы нормальные, простыли чуть-чуть, от холода.
Ей вспомнилось, как эти двое убегали со стороны Велезара. Истлевший труп на выходе из города. Вспомнила, как Рамин неожиданно рассвирепел, когда она хотела их подобрать. Направив к ним дозиметр, Бет на секунду посмотрела в небо и мысленно поблагодарила напарника за то, что тот взялся размахивать пистолетом и защищать машину самыми радикальными методами. Вспомнила, что дома у кровати лежит дробь на удачу. Как хорошо, что женщина про нее забыла.
– Вас уже нельзя вылечить. Вы умираете. Простите.
Хрипатый грустно улыбнулся и посмотрел в землю.
– Умираем…
– Мне жаль это говорить, и это прозвучит ужасно, но вам надо уйти. Вы действительно зараженные и останетесь такими еще долгое время после смерти.
– Даже так… Да, действительно грустно. Но мы не хотим делать плохо другим, мы уйдем. Дай нам просто немного отдохнуть, мы устали с дороги.
Она кивнула и ушла. «Не оборачивайся, – говорила она себе, – не оборачивайся…» И обернулась. Алькандар смотрел на клочья волос в ладонях и ронял на них слезы.
Добежав трусцой до машины, Бет забралась в кабину и завелась. Включились диоды, подсветка спидометров. Отогнав транспорт далеко от города, женщина смерила вид из окна тяжелым взглядом. Если бы она не разучилась это делать за все годы своей работы, то расплакалась бы. А так нет, сидит, сверлит пустоту, не моргая, перекладывает мысли в голове, как офисный «белый воротничок» вещи на своем столе.
Алькандаровая Ночь, та самая, когда они, теряя остатки самообладания, молодые, сильные, полные жизни, не хотели улетать из своего дома на дрейфующей базе «Катарсис-1». Эта трагедия затронула абсолютно всех, унесла жизни миллионов. У кого-то просто остановилось сердце, как у Вернера, ставшего свидетелем происходящего, кто-то убил себя сам. Кто-то прятался, не позволяя спасателям найти себя на просторах материков и забрать насильно. Родная планета с Островами, Дизмарком и Стормактом разлеталась миллиардами частичек горящей плоти по солнечной системе. Бетельгейза видела это вживую, выхватывая глазами на доли секунд осколки третьей планеты и гадая на каком из них был когда-то ее собственный дом. Кожей ощущался холодный приступ массовой истерической паники и боли.
И это чистая правда, что даже тогда, когда все алькандары остались без дома, без неба и солнца, без озер и горных вершин, все стало хорошо.
А дальше будет только лучше.