На новогоднем корпоративе Раскуров был очень грустен, лишь изредка улыбаясь своей скромной, явно несошедшей с конвейера улыбкой, а деланной самостоятельно в гаражах, какими-то армянскими мастерами.
Развалов же, в отличие от Раскурова был бодр, подтянут и весел, словно на футбольном поле. Ему не хватало только мяча, для полного счастья. Но, имея в своих руках всего лишь микрофон, он оставался рад и ему, время от времени ловко делая им пас в сторону какого-нибудь из приглашенных на сцену гостей
Раскуров понимал, что ему не удалось отличиться, как бы он ни старался. Да и чем он мог выделиться среди таких же серых и невыразительных, как и он управленцев? Разобрать до винтиков машинку мог и ребёнок, а вот для того, чтобы собрать её, требовался целый конвейер, заменить в одиночку, которой он не мог.
Сам ангар, или бывший цех, где проходил нынче корпоратив, объединяющий в себе все три, или четыре института, подвластных Венеровой – был просторен и переполнен, жаждущей развлечений, затравленной и заезженной толпой опущенных и уже частично побежденных проектировщиков.
Да-да, это был самый, что ни на есть цех. То есть в нём, возможно ещё совсем недавно, находилось какое-то производство. Теперь же он вынужден был развлекать людей.
Саша вспомнил, как он, еще при Райкине ходил на корпоротивы, проходившие в доме архитекторов, где и находился их Московский союз. - Почему же так было раньше? – думал он. И не мог найти ответа. Да и надо ли было напрягаться? Просто тогда, несколько лет назад, эти цеха, видимо были заняты производством, и те, кто в них работал, отдыхали в своих домах культуры и клубах, теперь опустевших и влачащих свое существование, в надежде на снос под видом реконструкции.
Саша видел, что институт гибнет одновременно с деградирующей страной, когда-то породившей его, так-как он был необходим.
Сейчас же ни он ей, ни она ему не могли помочь никоим образом.
Саша был на этом последнем корпоративе, последним, который он посетил. Теперь, на корпоративах входили в традицию мордобои среди завистливых сотрудников различных, а теперь объединённых в холдинг институтов. Нет. Что вы? Не стенка на стенку - это слишком мужественно. Просто в мужском туалете, головой в унитаз. И так несколько раз. Потом кого-то увольняли, и на его место приходили новые, уже не способные на такое, кого-то всего-лишь лишали премий.
* * *
Она, по-видимому, использовала его, как возможный вариант, один из множества других, припасённых ею на всякий случай. Будучи младше на двадцать лет, она подходила к возрасту принятия решений. Тем годам, когда современная молодёж почему-то считает, что должна заводить семью.
Саша не искал себе женщин. Всё происходило, само собой. Они, что называется – находились сами. Он устал от той потребительской основопологающей, на которой теперь зарождались семьи, да и сама семья ему уже больше не была нужна. Обе предыдущие попытки кончились разводом, и он не хотел снова искушать судьбу.
Проклятые девяностые перевернули сознание людей, извратив, сделав потребительским. Желание угодить друг другу постепенно превратилось в стремление к приобретению определённых благ. Причём главным в данном процессе, как и прежде, оставался мужчина, с той лишь разницей, что в окружающем мире уже мало было честно работать для соблюдения главенствующей позиции. Теперь требовалась не только хитрость, изворотливость и нахальство, как, каких-то двадцать лет назад, а ещё хамство, и необузданная жестокость. Только будучи обладателем данных качеств можно было добиться успешности, сохранив семью. Только на таких условиях, женщины соглашались быть сговорчивыми и женственными со своими мужьями.
Саша, как и всё его поколение, оказался жертвой перестройки, неумолимо перемоловшей миллионы судеб. Долгое время он был один и ему не хотелось больше участвовать в этом процессе. Своих детей он не бросал. Новых же заводить не хотел, да и понимал, что не справится с их становлением. Он не то чтобы боялся завтрашнего дня, скорее не видел его, не мог представить себе. Он не чувствовал востребованности в своём будущем.
Её звали Инна. И они уже расстались к тому времени. Она не увидела в нём такого нужного ей желания завести семью и детей. Потеряв десять лет на поиски «своего» мужчины, теперь лихорадочно хваталась за наилучшие варианты. Но, время её не было упущено. В запасе ещё было пару лет. Саша видел это и не хотел в третий раз попадать в такую, хорошо знакомую ему историю, не находя в себе сил оставаться и дальше машиной по зарабатыванию денег.
Она сидела за соседним столом, со своей подругой, которая не работала в холдинге, а просто купила билет на это мероприятие у института.
Инна прислушивалась к её мнению, а может быть и пригласила с собой сегодня специально. Ведь она много раз спрашивала до этого у Саши, будет ли он на корпоративе. Видимо, как раз сегодня был тот вечер, когда она хотела определиться в своем опрометчивом решении, которое приняла совсем недавно – расстаться с Сашей. У них был роман. Инна выбрала его сама. Она даже приезжала к нему в больницу, когда он лежал с поломанной ногой. Более того – это не только не отпугнуло её, а ещё больше возбудило.
Инна и ещё одна его сотрудница явились в палату, где лежало помимо него ещё пять человек, неожиданно, без предупреждения. Более того, в руках у них был какой-то нелепый, напоминающий ёлку букет. Они поставили его на окно и с улицы, наверно можно было бодумать, что скоро новый год. Но, был конец мая.
В палате наступило тревожное молчание. Все затихли и наблюдали за происходящим. Мужчины с поломанными ногами и руками, их жёны, которые пришли навестить их, все смотрели на происходящее, каждый со своим чувством. Женщины по большей части завидовали, мужчины по той же причине осуждали.
Саша сначала не обратил внимания на эти цветы, тем более от двух девушек сразу. Ведь не может быть такого, чтобы одновременно сразу двоим стал интересен мужчина с поломанной ногой.
Потом, постепенно он догадался о том, что они стеснялись друг друга – эти две его сотрудницы и прикрылись букетом. Одним на двоих. Ведь так было не понятно со стороны, какой из двух девушек имеются чувства к нему.
Тогда он выбрал Инну. Они начали переписываться в вотсапе.
Они смешно смотрелись вместе. Он, сорока-восьми летний, на костылях и с бородой. И она – молодая, красивая, с тёмными, длинными волосами и карими глазами. Но, поразительное дело – когда шли рядом, казалось, что прожили вместе лет десять. И разница в возрасте не бросалась в глаза. Единственное, что расстраивало Инну – это то, что рядом с ним она казалась старше. Молодые боятся возраста больше, чем старики. Это так. Но, Саша притягивал её чем-то. Чем именно, возможно она сама до конца не понимала, но доверялась своим чувствам, будучи очень горячим человеком. Только одно, «но» не давало ей покоя – она не ощущала уверенности в нём, в том, что он способен пойти на третий заход.
Так необычно начавшиеся отношения, постепенно пошли на спад, и они расстались.
- Только не говори обо мне ничего плохого. Ладно? Договорились? – попросила она.
- А с чего ты взяла, что я могу сказать о тебе плохо? – удивился Саша.
- Не знаю… Просто не говори.
И вот сегодня Саша чувствовал, что с её стороны будет попытка вернуться.
За несколько месяцев, прошедших с того времени, как они расстались, Инна успела уже найти кого-то и бросить его. Но, что же привлекало и тянуло её к нему, Саша не понимал. Зарплата, которую он получал, хоть и была намного больше Инниной, но этого так мало для того, чтобы на пустом месте начать семью. Своей квартиры у него не было. Он жил с мамой. Неужели Инна так верила в его потенциал, в котором он сам уже разочаровался?
Еды на столах было, как всегда и бывает на этих массовых мероприятиях, очень мало, зато алкоголя хоть отбавляй. Это способствовало быстрому опьянению. За их круглым столом, впрочем, как и за всеми остальными, разбросанными, по этому бескрайнему ангару, все давно уже были навеселе.
Музыка долбала так, что казалось она нужна только для того, чтобы выбить последние мысли из уставших от тяжёлой работы голов. Приходилось орать на ухо друг другу.
Огромная армия прожекторов высвечивала столы, сцену, и шарила по углам в такт музыке, словно пытаясь поймать там кого-то спрятавшегося от этого всеобщего помешательства. Но, таких, увы, не было.
К тому моменту. Основные поздравления и выходы на сцену закончились. Только изредка появлялся Развалов с микрофоном, и приглашал к себе на эшафот очередную жертву.
И сейчас ей оказался Мышкин Анатолий.
- А теперь я хотел бы пригласить на сцену победителя конкурса, «Лучший архитектор года», главного архитектора института Мышкина Анатолия. Его жилой комплекс, является не только для института, но и для всего холдинга знаковым объектом. И, в итоге, кто, как не он может являться не только победителем, но и обладателем билетов в Китай, на архитектурную выставку, - пытаясь переорать гром дешовой тум-тум-тумкающей и ухающей музыки, буквально проорал в свой миниатюрный микрофон Развалов.
И только сейчас Саша разглядел, что в свете прожекторов, его ноги кажутся, огромными, словно у страуса. Это, безусловно были ноги футболиста. Такие конечности мог иметь только нападающий, или капитан команды, не меньше. Только неопытные болельщики считают, что в футболе у всех короткие ноги, путая нападающих, или защитников с вратарями, которым длина совершенно не нужна. Они бегают в своём загончике семеня ножками, словно обезьянки. Развалов же был капитаном сборной команды холдинга.
На сцену поднялся Мышкин. Он был в длинном, словно снятым с самого президента, пиджаке.
Зал вяло захлопал. Не выпуская рюмок из рук.
Развалов пожал ему руку и передал грамоту, и билеты в Шанхай.
- Мне очень приятно ощущать себя победителем этого конкурса. Но, я бы хотел отметить то, что это работа целого коллектива, и прежде всего тех, кого с нами здесь нет, так, как их забыли пригласить из Италии, - прокричал сквозь грохот апокалипсической музыки главный архитектор.
Но, его уже никто не слышал. Всем было хорошо, и весело, ни о какой архитектуре не хотелось говорить, когда уже так скоро можно было начинать макать друг друга головой в унитаз.
- А теперь. Я хотел бы объявить победителя конкурса на лучшего конструктора института, - проорал, срываясь местами на визг Развалов.
И тут уже зал разразился настоящими, громкими аплодисментами, а вовсе не такими, какими он встречал Мышкина.
- На сцену приглашается конструктор седьмой мастерской Инна…, - начал торжественно обьявлять в микрофон Развалов, как раз в то мгновение, когда затих грохот музыки, переходя с одного ритма на другой, более жестокий, и беспощадный для простого, человеческого уха.
Встав из-за стола, на сцену стала подниматься Инна.
Саша знал заранее о том, что победила она. Ведь было объявлено голосование через Outlook, в котором участвовал, и он сам.
Развалов вручил Инне, путевку, и билеты.
- Спасибо огромное всем тем, кто в меня верил и проголосовал за! – коротко сказала она, вызвав тем самым бурю аплодисментов, и отдав микрофон генеральному «футболисту», бросилась вниз, быстро приняв из рук Развалова грамоту и билеты в Шанхай.
Не прошло и минуты, как Саша ощутил на своих плечах чьи-то руки. Он повернул голову. Позади него стояла Инна.
- Пошли! – сказала она.
- Куда? – не понял он.
- Танцевать.
- Пойдем, - ответил послушно он.
Танец был медленный. И она прижалась к нему. Так сильно, что он вспомнил всё.
Это был недолгий роман, всего полгода, или месяцев девять от силы. Они даже ездили вместе в Питер на неделю.
Была зима, новогодние каникулы.
Он любил умных людей. Или тех, которые такими казались? Для него ум, прежде всего, заключался не в многословии, а в умении слушать другого. Это было очень важно. И ему нужны были только сильные женщины, другие его просто не интересовали. Они не могли проникнуть в его внутренний мир. Он был к ним снисходителен и чувствовал жалость. С сильными же страдал сам. Но не от их силы. А от невозможности получить то, что так легко получал от других. Ласку, внимание, и соучастие. Конечно же он понимал, что сразу всё в одном не бывает, да и не должно такого быть. Но, всё время, желая этого совершенства, мечтая о нём, он сам и являлся, каждый раз, причиной разрушения только лишь зарождающихся отношений.
Инна, была сильным человеком, несмотря на свой возраст. Ведь каждый ещё в детстве проявляет себя, как личность. И от того, в какой семье родился, и как воспитывался, зависит, насколько решителен, честен, и самодостаточен. Окружающий мир лишь слегка корректирует то, что человек получает при рождении.
Уже в Питере Саша понял, что не сможет дать ей того внимания, что она хочет от мужчины. Такой уж он был человек. Скорее эгоист, чем способный отдать всего себя кому-то, даже и очень близкому. А может быть Саша не видел в ней ту, что могла понять в нём это и принять таким, какой он был на самом деле. Со второй женой ему удалось быть заботливым и внимательным. Но, к сожалению, не так, как это нравится женщинам, но в конкретных, важных случаях, всегда готов был, да и отдавал всё, что требовалось в эти минуты жене.
Если бы нашлась та женщина, которая могла бы не просто увидеть в нём это качество, а и дожить с ним до этих важных моментов семейной жизни, когда он вёл себя, как и подобает мужчине, не прячась за сиюминутным ухаживанием, красивыми словами, и мелкими подарочками, делая акцент на важных моментах. Покупка машины, мебели. Попытка взять ипотеку, и так далее.
Но, на то и нужны женщины наверно, чтобы видеть главное во второстепенном, получая это моментально, по первому желанию. Только так и можно сохранить семью, создать новые, крепкие отношения, но он был неисправимый прагматик, и жил реальными поступками и вещами.
Инна поняла это. А может быть и почувствовала, ещё тогда, той зимой, в холодном, мокром, продувающем насквозь своим ветром Питере.
- Я хочу детей. Много детей. Мне уже пора. Если не сейчас, то я готова ещё ждать два года, и потом выйду замуж за кого угодно, кто хоть как-то будет меня устраивать, - неоднократно повторяла она ему.
- Я не готов к этому сейчас, с тобой. Я не могу так, моментально. Пойми, у меня уже двое детей, - пытался он ей объяснить свой страх. Страх, но не отказ.
- Ты, просто уже не хочешь детей.
- Так, не хочу. Я ещё не знаю тебя.
- А что мне сделать для того, чтобы ты меня узнал побыстрее? – спрашивала она. И от этого вопроса он больше убеждался в том, что она совершенно ещё ребенок.
Понимая, что он представляет собой на самом деле, она ничего не могла с собой поделать, оставаясь, прежде всего женщиной. Они расстались как-то само собой. Просто перестали видеться, хотя и работали в одном институте.
И сейчас он чувствовал её тело в этом плотном объятии, но не верил ей. Нет, не считая её обманщицей. Ни в коем случае. Он не верил ей в том, что она, приняв его таким, как он есть, сможет и сама оставаться собой сегодняшней. Он смотрел ей прямо в глаза. А она ему. Они были так близко. И он мог легко поцеловать её. Несмотря на то, что за ними наблюдал весь институт. И ему было наплевать на всех. Но только не на себя. Разница в возрасте, давала себя знать. И он не хотел опять быть выгнанным, при этом имея ещё и очередного ребенка на стороне.
- Соскучилась?
- Да. Очень.
Но Саша знал, что стоит за этой, такой мимолетной уверенностью. Двадцать восемь лет. Она могла бы быть его дочерью. Зачем ему все это? – думал он.
Танец кончился. Затем был ещё и ещё. И он уже почти поцеловал её….
Сев, к себе за стол, спросил Сергея:
- Водка есть еще?
- Да, - ответил тот.
- Выпьем?
- Давай, - ответил Сергей и разлил по рюмкам, прозрачную, как слезу жидкость.
Они выпили.
- Саша, ты что такой решительный?
- Потому, что я принял решение.
- Какое?
- Не важно Сергей. Короче, обстоятельства складываются так, что я должен сейчас бежать!
- Куда? – с зарождающейся на лице всепонимающей улыбочкой, спросил его Сергей.
- Не кудыкай, - сказал Саша и стремительно рванул в сторону выхода, в свете ожесточенно мигающего стробоскопа.
Он бежал. Бежал, что есть мочи. Бежал, сначала до метро. Потом на переходе, потом от метро к дому, пешком, все свои шесть остановок. Но, по дороге зазвонил телефон. Он ответил. Это была Инна.
- Ты где? Я тебя потеряла, - весело, но в то же время и грустно сказала она. Её голос говорил о том, что она слегка пьяна.
- Я на Первомайской.
В телефоне на несколько мгновений зависла тишина, только громкие удары музыкального ритма раздавались в ухе, словно это его сердце бешено гоняло кровь по его венам.
- Ну, спокойной ночи, тогда, - сказала Инна.
И в переводе на Русский язык это означало. Зря ты так со мной. Но я всё выдержу, ты даже и не переживай. Я очень сильная. И ты прекрасно знаешь, что я найду себе то, что ищу.
Саша подходил домой. Но он не жалел о том, что только что произошло. Он никого не обижал. Просто из этого ничего не могло вырасти и развиться, кроме как очередного развода, алиментов, и страданий.
Да, она действительно очень сильный человек. Дай ей Бог приобрести то, такое редкое и недоступное, что она ищет в этом насквозь эгоистичном мире мужчин. Думал он.