К туманному берегу через океан времени

Борисова Алла
(на основе фильма Д. Торантино "Легенда о пианисте".)

— Еле тебя нашёл - я вытер пот со лба носовым платком — Что за кадр за тобой гонялся?
Тысячадевятисотый развернулся на каблуках и пошёл к выходу из салона. Пришлось, молча, плестись за ним следом. Надо же было узнать про того бородатого, смахивающего на Санту.

На палубе холодновато. Стояли рядом с трапом, глядя на тех, кто суетился внизу. С борта "Вирджинии" всё выглядит каким-то мелким.
— Паршивый мирок, Макс.
— Чем он опять тебе не угодил?
— Не мне. Видишь ли, я виделся с Дедом Морозом. Ну так, он себя назвал, когда догнал меня, чуть ли не в трюме. Представь, парень сбежал от людей.
— Как же Новый год? Больше не празднуем? - что-то ехидное прозвучало в моей интонации.
— Почему ты сразу думаешь о худшем для всех вас? Он же волшебник, к тому же, спокойно путешествует где захочет, и делает всё, как ему взбредёт в голову. Я же говорю — паршивый мирок, но плюс в том, что в нём есть такие, как этот парень.

Абсолютно ничего не понимая, решил не перебивая, дослушать до конца, а уж, потом задавать вопросы.
— Ты поверишь, что он вызвал меня на дуэль? - пианист спокоен, как никогда - не на музыкальную. Пари по организации этого паршивого Нового года. Не пытайся меня отговорить, я уже принял вызов.
— С ума сошёл? Он же волшебник. Ты же, всего лишь, пианист, играешь джаз и никогда не ходил по твёрдой земле. Не видел, в живую, ни одного города, ни одной улицы. Сдурел?
— Что ты так переполошился? Конечно, я проиграю.
— Почему проиграешь?
— Потому что, он лучше. Он знает всё о своём ремесле. Гений волшебства. А я тот, кто ты сказал.

Я почувствовал, что Тысячадевятисотый не волновался.
— Может поделишься, что тебе дали, чтобы ты хоть попробовал стать Духом Рождества или Нового года.
— Исполнение нескольких желаний. Не так уж и много, неправда ли?
— И теперь, ты у нас, волшебник?
— В какой-то мере. Только я ничего не буду менять в себе. Всё, что у меня есть — это восемьдесят восемь клавиш и бесконечность. Та самая, что живёт и в каждом человеке. Надо просто это понять и играть дальше.

— Помнишь, Макс, я говорил тебе когда-то — вы удивительные. Зимой вам слишком холодно, летом вы недовольны жарой. А сейчас, слишком тёплая зима, но вы опять злитесь. Мечтаете о холоде, крутых морозах. А ведь, если они грянут, снова забрюзжите на погоду.
Его пальцы, лишь слегка прикасались к клавишам, слегка наигрывали ещё неуловимый, нестройный мотив.
— Макс, ты ничего не замечаешь?

В салоне всё было, как обычно. Редкие танцующие пары, официанты разносили еду по столикам. Кто-то курил, кто-то разговаривал, флиртовал. смеялся...
— Что я должен заметить?
— Мы в океане, Макс.
И тут до меня дошло. Только что болтали на палубе, а теперь преспокойно сидим в тёплом, уютном салоне "Вирджинии", да ещё и ночью.
— Я упал в обморок? Ты перенёс меня на руках? - о да, я старался шутить, хотя ничего юморного, в таком провале памяти, не видел.
— Не дрейфь, всего-то одно из желаний исполнилось — время превращено в океан, и на борту "Вирджинии" приличная часть человечества.

"Интересно, он бредит или как всегда шутит", - спросил я сам у себя, и не почувствовал правильного ответа.

Однако, пол в салоне слегка покачивался, плеск воды доносился даже сквозь музыку.
— Всё, конечно, здорово, но где та часть человечества, о которой ты так легко говоришь? Лично я, вижу несколько десятков и всё.
— Совсем не обязательно переноситься сюда физически. Дружище, вникни в суть — мысленно каждый здесь. Захочешь, сможешь всех их почувствовать. Это не сложно. Попробуй. Ну? Получается?
— Понял — твоё второе желание? - мне оставалось делать вид, что верю. Тогда будет шанс не выглядеть дураком, когда он рассмеётся и заявит, что здорово меня разыграл.
— Макс, ты спрашивал откуда я беру свою музыку? - его взгляд стал серьёзным - Вот, послушай. Впервые могу видеть так много разных людей. Ты только представь, они довели своим нытьём самого нужного им волшебника. Теперь, я его понимаю.

Он начал играть. Всё случилось так, как всегда — стоило ему сильнее пройтись по клавишам, выудить из них нечто неподражаемое, и оркестранты опустили свои инструменты, улыбаясь. Все давно знали, что угнаться за ним невозможно, а отгадывать его импровизации бесполезно.

— Вот мелодия отчаявшихся. Слышишь? Люди с пустым взглядом, бродят бездумно. Заходят во все магазины и уходят с пустыми руками — им больно. А эта музыка уставших. Смотри, как им трудно вставать и идти, трудно улыбаться. Как они ничего не замечают вокруг себя...
На минуту он задумался, словно вслушиваясь в плеск волн океана и вновь уже играл.
— О ком тогда эта? - она давила на меня, сжимала сердце и вызывала такую тоску, что хотелось встать и убежать прочь.
— Молодец, Макс. Услышал их основную мелодию — безнадёжность.
— Почему основную? - мне показалось, что Тысячадевятисотый произнёс это слово с некоторой злостью.
— Почему-почему-почему? Ваш вечный вопрос. А почему теряют надежду, только из-за плохой погоды? Почему, идя навстречу празднику, никто не хочет подбодрить другого? Почему в оставшиеся дни слушают грустную музыку и забывают гулять, подставляя лицо солнцу или ветру, а может и дождю? Почему им так хочется кричать повсюду: "Настроение ни к чёрту! Праздника не будет! Волшебники исчезли! Нас никто не развеселит... Почему?
— А ты сможешь всё изменить? - я чувствовал, что мне хочется наорать на этого затворника, крикнуть прямо в оба уха, чтобы слова влетели в его, забитую музыкой, голову: "Праздники начинаются задолго до торжества, для них нужно особое состояние", - но я промолчал, понимая, что у него есть какой-то свой план, и именно его он сейчас и пытается мне подсказать.

— Мой мир никогда не менялся. Люди входили и выходили из него, и я их больше не видел. Не знаю другого мира, другой жизни. А сейчас мы все в моём мире. Теперь и для них, как и для меня, это, лишь плаванье в бесконечном океане. Где каждый не считает минуты до его окончания, а проводит время так, как может и хочет. И делает это просто для того, чтобы оно шло само по себе, без подсчёта или ожидания.
— Хочешь показать им край - моему удивлению не было предела

Он, слегка, улыбнулся:
— Нет, Макс, я перенёс всех в свою атмосферу не для этого. Говорил же, что не выиграю пари. Я мало, что умею и знаю.Край нужен мне. Все остальные умеют жить без него, только они сейчас об этом забыли. Там, впереди берег. Маленький кусочек земли. Кто-то, как всегда, заметит его первым - его руки вновь заскользили по клавишам, извлекая из них тревожную музыку, потом несколько аккордов и мелодия радостно взлетела и быстро потерялась, где-то над плывущим кораблём.

— Чья музыка была сейчас?
— Моя - Тысячадевятисотый нахмурился - я увидел этот берег.
— Но она оборвалась - нечто, крайне неприятное, зашевелилось у меня в душе.
— Ничего странного, Макс - эту музыку мне не понять до конца. Не я сойду на берег, и ты знаешь почему.

***
Утро выдалось хмурым. Туманная дымка окружала корабль, казалось, ни один солнечный луч не сможет её пробить. Шум волн за бортом, серая мгла и тишина. Корабль спал.

Мужчина в поношенном пальто, не торопясь поднимался по ступенькам на палубу. Ёжился от холода, угрюмо смотрел себе под ноги. Тоненький, слабый луч, вырвавшийся из-за тучи, скользнул по нему и исчез. Человек поднял голову, прищурился, всматриваясь вдаль...

Впереди, что-то виднелось. Мужчина, забыв о холоде, перепрыгнул последнюю ступеньку... Миг и его рука, с вытянутым пальцем, взметнулась в сторону, приближающейся полоски берега.
Счастливая улыбка озарила его лицо.
— Смотрите! Это же Новый год! - он кричал и показывал на берег. Смеялся и радовался, как ребёнок. Он был счастлив.

***
Мы стояли на опустевшей палубе "Вирджинии". Тысячадевятисотый выглядел смущенным, но довольным. Мне захотелось его поддеть:
— А я, ведь, поверил, что ты просто так проиграешь, даже не попробовав вытащить, что-то из своей бесконечности.
— Макс, они сами разозлил меня. Какая разница плыть ли в спокойных водах, мокнуть ли под дождём, качаться ли от шторма, перепрыгивать ли волны? Какое это имеет значение, когда ты обязательно окажешься там, где тебя ждут родные, друзья, традиции, куча подарков и праздник?

После плаванья в безбрежном океане безвременья остаётся одно — импровизировать. Никакой подготовки не было. Всё время потрачено здесь — в мире ограниченных возможностей. Зато, теперь у них есть всё, что важно каждому.
— Так ты знал весь их мир? Всё, что они считают для себя лучшим?
— Откуда? Пойдём, Макс. Сыграю ту музыку, что услышал в людях, бегущих к новому берегу, который они не готовились увидеть сегодня на рассвете.

----------------------------------------------
Иногда я тоже не понимаю, как у меня получается выбрать одного человека, с которым пойдёшь по жизни. Одну улицу, один дом и один путь к смерти...
Или один путь к празднику.
В моём фильме, наверное, это делает судьба, а я распределяю своё внимание.
А чтобы было если бы путь к празднику просто исчез? И если бы он наступил внезапно? Без подготовки, без ожидания?
Тогда бы это был, всего лишь день, который случился, и в нём оставалось бы только одно — импровизация.