Физтех. Часть2. Старшие курсы
После окончания третьего курса, перед уходом на каникулы каждый из студентов написал заявление, в котором он сообщал, по какой специальности и в каком базовом институте он хотел бы продолжить своё образование и защитить дипломную работу. При этом в заявлении было необходимо указать несколько институтов, расположив их в порядке убывания по привлекательности. Пожелания студентов руководство института обещало удовлетворять в соответствие с оценкой перспективности каждого из них, как будущего научного сотрудника.
В то время на нашем факультете впервые стала формироваться новая группа по специальности теоретическая и экспериментальная физика; многие студенты и я, в том числе, выбрали эту специальность, в качестве основной предполагая, что на ней мы будем изучать фундаментальные вопросы, связанные со строением материи и устройством нашего мира, и наши успехи и достижения в этой области непременно станут, известны всему человечеству! На второе место я поставил Физический институт имени П. Н. Лебедева, где набирало силу новое научное направление – оптические квантовые генератора или лазеры, которое привлекло моё внимание и интерес, и я уже успел прочитать все вышедшие в печати научно-популярные статьи и книжки, посвящённые этой тематике. Кроме этого пришлось назвать ещё два института, названия которых не сохранилось в моей памяти.
Надо отметить, что в силу принятых мной принципов учёбы, по формальному признаку, исходящему из значения среднего балла полученных на экзаменах оценок, моим пожеланием можно бы было и пренебречь, хотя среди студентов, как ни странно, мои способности оценивались выше средних. Однако оказалось, что наши учителя внимательно отслеживали наш потенциал и судили о возможностях студентов не только по оценкам на экзаменах. Уже после окончания института мне, совершенно случайно, довелось прочитать характеристики на себя, данные на разных курсах, где отмечалась моя склонность к экспериментальной работе, глубокое знание основных предметов и высокая работоспособность, качества, о которых я сам, будучи студентом, даже и не подозревал.
В общем, я был направлен на стажировку в Физический институт Академии Наук в лабораторию люминесценции, которую возглавлял профессор Михаил Дмитриевич Галанин.
Первый семестр четвёртого курса мы посещал базовый институт один раз в неделю, второй семестр - два раза в неделю, а, уже начиная с пятого курса, в Долгопрудном мы учились всего один день, проводя практически всё время за исследовательской работой.
На старших курсах занятия в основном посвящались изучению специальных физических и математических дисциплин, набор которых уже определялся для каждой конкретной группы. Как-то само собой получилось, что сдавать эти дисциплины, да ещё, если они читались сотрудниками базового института, хуже других студентов своей группы стало для меня просто неприличным. Поэтому преобладающими оценками стали пятерки, хотя без троек я тоже не обходился, так как ряд дисциплин читаемых в учебном институте посчитал ненужными для моей специализации. При этом надо сказать, что в большинстве случаев мой прогноз был, в основном, правильным, однако изучать в процессе работы новые дисциплины и плохо освоенные в институте мне всё-таки пришлось не один раз! На самом же деле всё, что можно изучить и освоить в молодости, надо изучать и осваивать, так как с возрастом становишься мудрее и опытней, а не умнее и восприимчивей. Поэтому чем старше, тем сложнее и дольше изучать и постигать что-либо новое, хотя учиться, конечно, приходиться всю жизнь!
Кроме отдельных троек, на четвёртом курсе в зимнюю экзаменационную сессию, я умудрился получить двойку по квантовой механике, которая давалась мне на удивление легко. Просто в билетах, в соответствии с новыми веяниями в науке, был вопрос по моей будущей специальности, – лазеры! В учебнике по классической квантовой механике этот раздел физики отсутствовал, а на лекции, где преподаватель изложил основы этого направления, я не ходил. Решив, что лазеры мне всё равно придётся досконально изучать в дальнейшем, я и не стал затруднять себя поисками ответа на этот вопрос, так как шанс его получить в билете на экзамене был один к тридцати семи, а содержание остальных билетов меня не пугало. Однако мне крупно не повезло, и я вытянул билет с довольно сложной задачей и простым вопросом – лазеры!
Задачу я решил, а на устный вопрос, кроме каких-то общих слов, я ничего не смог ответить. Так как безукоризненное решение задачи по квантовой механике оценивалось очень высоко, то преподаватель затратил большие усилия на то, что бы вытянуть из меня хоть какие-то крупицы знаний уравнений, математически описывающих инверсную заселенность электронных состояний в материале лазерных элиментов. Однако я был, твёрд в своём, неумолимом молчании, и он был просто вынужден поставить мне двойку.
Моё, уязвлённое самолюбие не позволяло отправиться домой на каникулы с такой оценкой, и поэтому я остался один в комнате общежития переживать свалившееся на меня нежданное несчастие. Родителям я в своём кратком письме сообщил, что получил двойку и к ним не приеду, так как остался на каникулы в институте готовиться к повторному экзамену. Конечно, много заниматься я не собирался, так как квантовую механику знал все-таки достаточно хорошо, и мог бы спокойно съездить домой, но моему самолюбию так было легче. Мама была очень расстроена этим событием, а папа специально приехал в Москву для встречи со мной, чтобы узнать всё поподробнее из первых уст.
Вопрос он задал мне всего один: “Это случайная двойка или непонимание предмета в целом?”. Я честно всё ему рассказал, попенял на невезение и, набычившись, добавил: “Я эти дурацкие лазеры к экзамену всё равно учить не буду! Не может быть, что бы мне этот вопрос попал дважды!”. Папа заметно успокоился, покачал головой и со знакомой мне с детства интонацией произнёс: ”Ну, ну, тебе видней, ты уже сам мужик”, - и стал рассказывать алатырские новости, разбавляя их вопросами о моей жизни. Мы провели с ним вместе несколько вечеров, но он к этой неприятно теме больше не возвращался.
На пересдачу я пришёл с легким сердцем, быстро решил задачу, подготовил ответ на теоретический вопрос и пошёл отвечать билет одним первых. Преподаватель, Сергей Павлович Аллилуев, доброжелательно выслушал мой ответ, слегка удивился моим познаниям в квантовой механике и начал задавать дополнительные вопросы, пытаясь определить, почему же я казался в числе двоечников. Дело в том, что к старшим курсам Физтеха все нерадивые студенты были уже отчислены из института, а двойки по квантовой механике получали, как правило, студенты, сознание которых просто не воспринимали её своим умом, как новую картину мироздания, которая противоречит привычным для человека законам физики, знакомым ещё со школьной скамьи. Разум этих людей восставал против дуализма частиц, принципа неопределённости, по которому нельзя одновременно знать её координаты и импульс движения, волн вероятности и других положений квантовой механики, делающим наш мир каким-то зыбким и неоднозначным. Вот этот контингент студентов и сдавал экзамены вместе со мной.
Конечно, практически все они не могли глубоко освоить этот предмет поэтому, помучив их для формальности, им ставили тройку и отпускали с богом; никто не был отчислен из института за двойку по квантовой механике. “Вы же знаете квантовую механику на пятёрку! Но на пересдаче её не ставят,– с удивление произнёс С. П. Аллилуев. – За что же вы умудрились получить двойку на первом экзамене?”. Ну, вот только лазеров мне не хватает, подумал я и кратко ответил: “Не помню”. Преподаватель удивлённо хмыкнул, потом улыбнулся, поставил в зачётку четвёрку и пожелал мне успехов. Довольный исходом экзамена, я бегом помчался на почту давать телеграмму родителям о своём успехе. Студенческая жизнь снова стала полнокровной и прекрасной!
На четвёртом курсе у меня явно стало меняться отношение к девушкам. Мне всё больше и больше хотелось не просто проводить время в обществе кого-либо из них, а уже появилось стремление завести постоянную подружку, с которой можно было бы делиться своими радостями и горестям, получать понимание и поддержку, рассчитывать на любовь и ласку. Кроме этого и моё мужское естество всё властней стало заявлять о себе, заставляя, когда осознано, а когда интуитивно искать близости с женщинами!
В то время о свободе нравов говорить не приходилось, хотя и тогда в больших городах существовали отдельные небольшие компании и отдельные личности, проповедующие тайком свободную любовь по “западному” образцу. Обычно же, регулярная половая жизнь была возможна только при образовании семейной пары. Всё остальное многообразие физиологических отношений между мужчиной и женщиной, да и вообще между людьми, преследовалось законом, осуждалось обществом, и находились в подполье! Секс, как таковой, в нашей стране официально отсутствовал, и обсуждать тему половых отношений между мужчиной и женщиной считалось просто неприличным!
Конечно же, начиная с некоторого возраста, в мужской компании обязательно появлялся парень, который хвастался своими победами над женщинами и делился опытом сексуальной жизни, его, обычно, с некоторым любопытством, а иногда и с определённой завистью выслушивали, но всё это очень редко становилось темой общего разговора или обсуждения. Сам я никогда и ничего о своих амурных делах не рассказывал и уж тем более не хвастался успехами, считая, что эта часть жизни мужчины должна быть известной только ему и его женщине.
Неожиданно для меня оказалось, что познакомиться с девушкой, проводить её домой и отделаться кратковременным флиртом достаточно просто и легко, а вот найти девушку по душе, для постоянных, длительных отношений оказалось совсем не просто, тем более, что жениться и брать на себя ответственность семейной жизни, мне тогда совсем не хотелось. Мало этого, был случай, правда, слава богу, единственный, когда инициатором прекращения налаживающихся, как мне казалось, отношений выступил не я, а девушка, которая мне очень нравилась! Все мои усилия сохранить наш союз успеха не принесли. Это бессилие чего-либо изменить в том, что произошло, сильно ударило по моему самолюбию и заставило по новому осмыслить отношения между сильным и слабым полом. Мужчина, оказывается, совсем не царь и бог, а только одна из сторон, в этой паре звезд, которые хоте ли бы вместе двигаться по жизни.
Эта возрастная тяга к женскому полу и созданию прочной устойчивой пары для совместной жизни проявилась не только у меня, но и у большинства моих близких друзей, которые один за другим стали вить семейные гнёзда. Первым женился Володя Пашковский, потом Дима Корнеев, Рудик Гюзалян и ещё несколько студентов живущих в общежитие. В начале весны неожиданно для нас всех женился и Валера Устьянцев, которого, как мне казалось, женщины вообще не интересовали за всё предыдущее время учёбы. Как мы не старались, он никогда не составлял нам компании для походов на вечера или поисков знакомств с девушками на улицах, в скверах, на танцевальных площадках и других общественных заведения. Таким образом, холостым в нашей комнате остался только я!
На праздник восьмого марта Дима Корнеев пригласил меня в компанию москвичей, которая состояла из нескольких его знакомых ребят, и такого же количества девушек. Собрались мы на квартире одной из девушек, папа которой имел адмиральский чин и вместе женой ушёл в гости, предоставив всю её в распоряжение дочери. Мы быстро перезнакомились, и я с удовольствием принялся пить горячительные напитки, поглощать закуски, которые не часто мне приходилось пробовать, и танцевать с симпатичными девушками. Моё появление явно вызвало у них интерес к моей персоне, что возбуждало меня не меньше, чем выпитое вино, и шутки, весёлые рассказы стали извергаться из меня бурным потоком! Даже модные танцы и то, вдруг, с лёгкость начали получаться у меня, вызывая восхищение у наших подруг и желание танцевать именно со мной. В общем, я был в ударе!
Через некоторое время из всех девушек я выбрал одну c рыжими, отдающим золотом волосами, которая может, и не была классически красивой на лицо, носик был, слегка приплюснут, но зато выделялась своей прекрасной, хорошо скроенной фигурой, и весь остальной вечер провёл с ней, стараясь завоевать её расположение. Звали девушку Светой, она училась в театральном училище на старшем курсе и уже выступала на сцене в качестве балерины, танцующей в кордебалете музыкального театра имени В. С. Немировича-Данченко. Наше знакомство вызвало взаимный интерес друг, к другу и мы, после окончания вечеринки, отбившись от общей компании, отправились побродить у Кремля в Александровском парке, недалеко от которого на Болотной площади проживала бабушки моей новой подружки.
Потом мы перебрались по мосту через реку, и присели на лавочке в сквере напротив кинотеатра “Ударник”, отдав себя царству чувств, которые бушуют в молодых людях весенним вечером! Время за поцелуями, ласками и невнятным, любовным шёпотом летело незаметно и, когда я, наконец, взглянул на часы, - торопиться на электричку было уже незачем! На чистом, каком-то белесом в свете городских огней небе, сиял серебристый блин луны, дружески поблескивали далёкие звёзды; всё было прекрасно и торжественно, но холодно. Надо было чего-то предпринимать, так как хоть и была весна, однако ночная температура была ещё заметно ниже нуля градусов, и морозец стал донимать нас. Расставаться нам совсем не хотелось, и Света предложила продолжить наше свидание у неё дома, поскольку бабушка на праздник уехала в гости к своим детям, её родителям.
Жила она вместе со своей бабушкой в коммунальной квартире ещё с двумя семьями. Соседи были уже старичками, которых очень интересовали подробности её личной жизни, поскольку их можно было долго и со знанием дела обсуждать со знакомыми пенсионерами во дворе, на лавочке. Однако если я сумею неслышно и незаметно проникнуть к ней в комнату, там не шуметь и не говорить громко, а рано утром тихо исчезнуть, то она готова рискнуть и предоставить её в наше распоряжение.
Я, конечно, согласился с её условиями и оказался в маленькой, тёплой, уютной комнате, на одной стене которой красовалось большая, театральная афиша, на которой была изображена Светлана в балетном костюме застывшая в образе маленького лебедя из спектакля Лебединое озеро. Рано утром пришлось с неохотой покинуть тёплую пастель, получить при расставании обещающий новою встречу поцелуй и отправиться на Савёловский вокзал, где меня поджидала совсем уже не первая электричка!
С утра Светлана была обычно занята учёбой и репетициями, а по вечерам, за исключением дней, когда она принимала участие в спектакле, мы с ней несколько раз в неделю встречались на троллейбусной остановке напротив кинотеатра Ударник. Четыре рабочих дня я ездил на стажировку в Физический институт, расположенный на Ленинском проспекте и место наших встреч лежало прямо на пути моего движения домой, и только иногда в воскресение, на свидание мне приходилось специально ездить в Москву. С бабушкой нам сильно не везло, она безвыездно прибывала в своей комнате, и мы были вынуждены бродить в окрестностях Болотной площади, осваивая небольшие скверики и укромные скамейки и создавая конкуренцию другим влюблённым парам. Не раз нашим прибежищем были последние ряды в зале кинотеатра, однако, чаще всего, мне приходилось всё-таки дышать свежим воздухом и слушать её рассказы о театральной, закулисной жизни, которая удивляла меня существенной ролью интимных отношений между её участниками.
Один разок я вместе с ней побывал среди дня в театре, куда ей пришлось пойти по каким-то своим делам, и она, по моей просьбе, ознакомила с его помещениями. Меня очень поразил контраст между праздничным видом зрительного зала и обыденностью самой сцены и подсобных помещений. Было просто удивительно, как это артисты силой своего таланта и перевоплощения заставляют зрителя видеть на сцене не какие-то там декорации и пространства сцены, а реальную жизнь вместе со всей окружающей ею обстановкой: - дворцами, горами морями, лесными полянами, улицами и площадями! В общем, театр, как я понял, это, прежде всего игра человеческого ума и воображения!
Раза два она приглашала меня на вечеринки, которые по каким-то поводам устаивались её знакомыми из театрального общества. Появление на них будущего физика производило некий фурор и вызывало интерес всех присутствующих. Они начинали активно задавать мне вопросы по самым разным проблемам науки, однако быстро, иногда, даже не дожидаясь ответа на свой поставленный вопрос, возвращались к своим, волнующим их проблемам театральной жизни. В отличие от наших студенческих компаний, на этих встречах мне приходилось знакомиться с людьми разного возраста и явно разного положения.
Тем не менее, никто из собравшихся не являлся объектом повышенного внимания или лидером, мнение которого было основополагающим, хотя каждый участник вечеринки старался чем-нибудь выделиться, привлечь своими действиями или словами внимание остальных и заполучить благодарного слушателя или зрителя! При этом каждый из них слушал и видел только себя и не очень-то считался с остальными. Было шумно и весело, и в тоже время как-то одиноко. С одной стороны быть в такой компании мне было очень интересно, так как по просьбе кого-либо из участников застолья или по своей инициативе всегда находился человек, который брался исполнить песню под гитару, станцевать, прочитать стихотворение или показать отдельный художественный номер. С другой стороны, возникающий периодически общий разговор был связан, как правило, с успехом или неудачей кого-либо из артистов, которые объяснялись только с точки зрения альковных отношений, с режиссёром, художественным руководителем или с каким-либо известным артистом.
И вообще, мне показалось, что большая часть разговоров между ними сводилась вопросам кто, с кем спит, кто, кого добивается, кто, кому, что сказал или навредил, и кто, кого подсидел. Конечно, за всеми этими разговорами стояла своя, незнакомая мне жизнь, которая совсем меня не интересовала, и поэтому находиться в такой компании мне показалось просто потерей времени.
Встречался я со Светой до двадцатых чисел июня, после которых мы расстались до осени; я уехал на летние каникулы, а она на гастроли по стране.
Приобщать меня к культурной жизни столицы начал папа, который каждый свой приезд в Москву обязательно умудрялся добыть билеты в какой-нибудь театр. В одну из командировок он приобрёл билеты в театр Маяковского на постановку, если мне не изменяет память, с непонятным названием “Кавказский меловой круг”, потом в театр Красной Армии. После этих походов, где-то с третьего курса, я и сам стал регулярно покупать билеты на различные спектакли и просмотрел, практически, весь наиболее известный репертуар основных театров Москвы, в том числе МХАТа и Современника, билеты, в которые достать было очень и очень сложно. Сводил он меня и на стадион Лужники, посмотреть матч чемпионата страны по футболу. Однако это зрелище меня как-то не очень увлекло, но зато "сподвигнуло" на посещение международных матчей по баскетболу, которые проводились в Москве.
На том же, третьем курсе, с подачи Димы Корнеева, я вместе с ним стал потихонечку осваивать и различные питейные заведения столицы: недорогие кафе, шашлычные и рестораны. Чаще всего мы любили посидеть в кафе с гордым названием Эльбрус, которое располагалась напротив кинотеатра Россия и было удобным местом для наших встреч.
Посещение театров спортивных мероприятий кофе и ресторанов, кроме наличия свободного времени, требовало определённых финансовых затрат, которые не могли быть выделены родителями, даже если бы я вдруг, спятив с ума, об этом их попросил! Во первых, они давно меня уже предупредили, что всё, что выходит за рамки средств необходимых для получения высшего образования, я должен зарабатывать сам и на них не рассчитывать, а во вторых, в институт поступил и мой средний брат Володя, размер стипендии которого был заметно меньше моей и они так же должны были помогать ему деньгами. Конечно, я старался тратить на всё это минимальное количество средств, покупая самые дешёвые билеты и сильно ограничивая себя при заказах в кафе и ресторанах, однако эти мероприятия всё равно ложились заметной нагрузкой на мой бюджет.
Сначала мне удавалось эти очень скромные деньги изыскать, экономя те средства, которыми я располагал, но, когда на четвёртом курсе я стал проводить время ещё и с девушками, их стало явно мне не хватать. Кроме этого, у меня проснулось желание красиво и модно одеваться, что бы выглядеть, по крайней мере, не хуже тех молодых людей, с которыми мне приходилось встречаться в посещаемых вместе с девушкой местах. Общение с девушками мне ясно показало, что для женского пола существенную роль играет как, и во что, одет сопровождающий её мужчина. Плохо и не модно, по их мнению, одетый партнёр мешает им самоутвердиться в обществе и заявить о себе, хотя лично меня, это совсем не смущало, и сейчас не сильно смущает, лишь бы мне в своей одежде было удобно и комфортно. Но я уже стал бывать, в общественных местах, не один, а с девушкой и с её мнением нужно было, хочешь этого или не хочешь, считаться! Таким образом, передо мной возник вопрос нахождения способа заработать дополнительные деньги!
Первоначально я решил попробовать себя на ниве репетиторства, и с помощью Володи Пашковского, который серьёзно занимался этим видом деятельности, нашёл двух девушек, желающих поступить в институт, но плохо разбирающихся в физике и математике. Родители девушек, адвокаты по профессии, были готовы заплатить хорошие деньги за занятия с ними, и я дал согласие преподавать физику. Я честно отработал два месяца и, не выдержав вдалбливания в их тупые головы очевидных для меня вещей, занятия прекратил, хотя и получал за это хорошие деньги, хотя родители и просили, что бы я довёл их чад до вступительных экзаменов в институт, и даже были готовы увеличить расценки за моё преподавание. Деньги мне, правда, удалось заработать совсем неплохие, но они не могли целиком решить возникшую у меня проблему с гардеробом.
Как раз в это время среди студентов других институтов начали создаваться строительные отряды, в которых за летние каникулы можно было вполне прилично заработать, но на Физтехе этого движения ещё не было и в помине. И тогда, всё тот же неугомонный Володя Пашковский предложил отправиться в Сибирь на лесосплав, где всегда был голод на рабочие руки, и постараться заработать там большие деньги, с помощью которых можно было бы решить финансовые проблемы до конца нашей учёбы в институте. Кроме этого, он уже узнал, что лесосплавные конторы оплачивают билет до места работы в оба конца и поэтому, если даже нам не удастся заработать больших денег, то мы хоть сможем бесплатно посмотреть страну и попробовать таёжной романтики! Предложение показалось мне заманчивым, я с ним согласился и втянул в эту затею и своего лучшего друга Диму Корнеева.
Мы активно собрали всю доступную нам информацию, связанную с вербовкой рабочих на лесосплав, и решили отправиться в район среднего течения Ангары на Тасеевский лесосплавной участок. Сдав досрочно весеннюю сессию, мы с Димой, вслед за выехавшим ранее Пашковским, отправились через всю страну поездом до Красноярска, а потом вдоль берега могучего Енисея автобусом до посёлка Стрелка, который стоял в устье Ангары и служил воротами ко всему Приангарью. Дальше двигаться можно было только по реке, так как в этих глухих таёжных местах каких-либо дорог просто не существовало! Романтика!
Надо сказать, что трудились мы не покладая рук , используя любую возможность дополнительного заработка. В Москву я приехал с кучей денег, позволившим как следует приодеться по последней моде и хорошо отметить это событие.
На пятом курсе вся учёба, практически, происходила в стенах базового институт, где лекции по специальности читали такие известные учёные, как Леонид Вениаминович Келдыш, Игорь Ильич Собельман , Михаил Дмитриевич Галанина, а семинары по лазерам вёл сам академик Александр Михайлович Прохоров. В институте мне нужно было посещать военное дело и философию, которая показалась мне в исполнении наших преподавателей очень скучным и декларативным предметом.
Вместе с друзьями, я весело отметил своё окончание летней работы и возвращение в родной институт в одном из известных ресторанов Москвы, где неожиданно для себя узнал, что после моего отъезда в Сибирь, к некоторым из них обращалась Света с просьбой сообщить ей адрес проживания моих родителей. Поскольку они его не знали, то всё этим и ограничилось, не имея никакого продолжения. Естественно, что эти её действия меня очень удивили и как-то насторожили, и я, при первой же встрече, поинтересовался у Светы, зачем ей вдруг понадобился адрес моих родителей? Оказалось, что её труппа была направлена на летние гастроли по городам среднего Поволжья, и она решила воспользоваться этой возможностью, чтобы познакомиться с моими родителями в качестве моей девушки. От меня в разговоре она слышала, что я вырос в этих местах, и ей захотелось сделать мне маленький сюрприз! Всё это она произнесла с милой, трогательной улыбкой, а меня бросило в дрожь только от одной мысли, как бы этот визит выглядел для патриархального Алатыря, и, чтобы сказали мне родители, которым я ничего не говорил о своей личной жизни. И, вообще, в какое положение они бы попали из-за меня? Как её встречать? Она, кто? Брошенная Арианда, а я, – подлец, сбежавший в Сибирь от бедной девушки, и бросивший её на произвол судьбы? Или, она гражданская жена, существование которой я почему-то скрыл от них?
Пищу разговорам в Алатыре такой визит дал бы на год, не меньше! После её появления в Алатыре у родителей, мне уж точно пришлось бы жениться на Свете, не дожидаясь окончания института. Вот тебе и скромная артисточка, с наивными глазками!
Надо сказать, что жениться я не собирался, по крайней мере, до получения диплома о высшем образовании, так как устроиться на хорошую работу в Москве холостому выпускнику Физтеха было намного проще, чем женатому, а уж иметь жену артистку, я точно не хотел!
В общем, мне пришлось недрогнувшим голосом признаться ей, что встречи с ней мне изрядно надоели, и я склонен подыскать себе новый объект для своего внимания, который меня бы больше устраивал, чем она. Поскольку некая простота и цинизм отношений между мужчинами и женщинами в их артистической среде явно наблюдался, то я не удивился, что мои слова она встретила спокойно, и даже пригласила меня на очередную вечеринку, где бы я мог подыскать себе девушку среди её знакомых. “Ты знаешь, - сказала она – ты пользуешься у наших женщин большой популярностью, и многие из них с удовольствием заменят меня!”. На вечеринке, состоявшейся примерно через неделю после нашего разговора, она “сдала” меня из рук, в руки понравившейся мне девушки, с которой я провёл оставшуюся часть времени. Потом, конечно же, как положено, проводил девушку до подъезда дома, в котором она жила, взял у неё номер телефона, поцеловал на прощание, однако о новом свидании договариваться с ней не стал. Больше с этими людьми я не встречался, потеряв к артистической среде всякий
Главным для меня в то время становилась дипломная работа, которая служила первой ступенькой в такой, долгожданный мир, большой науки. Это совсем не означало, что меня перестали интересовать девушки, просто проблемы с ними связанные отошли на второй план.
В конце зимы я познакомился с девушкой, которая мне понравилась, и с которой мне было интересно проводить свободное от учёбы время. Она была на год старше меня, училась, в институте и жила в частном доме возле станции Новодачная. Она познакомила меня с родителями, я стал иногда появляться у неё дома, и наши отношения развивались медленно, по классическому сценарию, с известным для такого случая финалом. Встречались мы не часто, так как основным для меня, всё-таки, была учёба в институте! В соответствии с традицией, сложившейся в лаборатории люминесценции, мне поручили самому смонтировать лазерную установку на кристалле рубина, после чего провести на ней исследования пространственно-временных характеристик светового, лазерного излучения в зависимости от конфигурации оптического резонатора, режима его модуляции и скважности импульсов накачки. Мне были предоставлены для работы оптическая скамья, металлический короб для блока питания и принципиальная схема установку, включая электрическую часть. Нужно было подобрать соответствующую элементную базу, заказать в центральных мастерских института типовые устройства и блоки, начертить различные вспомогательные и крепёжные детали, изготовить их, смонтировать и запустить установку в целом. Я горячо, не жалея времени и сил взялся за порученную мне работу. В то время, лазерная техника находилась в зачаточном состоянии, элементная база практически отсутствовала, и многие технические и конструкторские решения надо было находить самому. Во всей лаборатории была всего одна лазерная установка, которая было спроектирована и собрана инженерным составом под руководством Александра Михайловича Леонтовича, и я должен был запустить вторую, более совершенную установку. Не было ещё даже полной ясности, как точно юстировать неплоский резонатор рубинового лазера и как наиболее правильно располагать оптическую ось рубинового кристалла относительно плоскости ламп оптической накачки в двухламповом, эллипсоидном осветителе! Всё было ново и неизвестно, а значит интересно!
Сначала пришлось в полном объёме разработать монтажную схему всей установки, включая оптическую часть, выполнить необходимые для её изготовления чертежи и эскизы и согласовать их со службами института. К моей радости оказалось, что я легко нахожу общий язык с самыми различными людьми и вызываю у большинства из них чувство симпатии и желание помочь мне. Кроме этого мне удаётся достаточно быстро и правильно решать возникающие технические и организационные проблемы. Разместив все заказы в центральных мастерских, я принялся за пайку схем управления, монтаж узлов силовой части электрической схемы и изготовление нестандартных деталей и крепежа.
Когда я со своими эскизами шпилек, стоек, шайб, специальных клемм и токонесущих пластин явился в мастерские лаборатории, и попросил их начальника срочно приять их в изготовление, то получил от него отказ, так как у них уже было набрано много срочной работы, и все люди были заняты на них. Поэтому мой заказ он может принять только на следующий месяц, и делать его они будут месяца два. Я не стал возмущаться и спорить, а попросил халат, слесарный инструмент, требуемый материал и на свободном рабочем месте взялся сам делать свои детали. Приходил я в мастерские раньше всех, а уходил последним.
Через неделю я стал для рабочих своим, уважаемым человеком, и они стали потихонечку помогать в сложных случаях, когда требовались профессиональные навыки работы на станках. А ещё через неделю они дружно отправили меня на сборку установки, пообещав без задержки доделать необходимые детали, а в дальнейшем, без очереди делать мне мелкую работу, даже если заказ ещё не будет подписан руководством лаборатории. И надо сказать, что своё обещание они честно выполняли.
Это существенно облегчило и ускорило мою работу по монтажу установки, так как необходимость доработки вспомогательных деталей по месту возникала достаточно часто, так же как и доводка основных узлов изготовленных в центральных мастерских.
Установка состояла из оптической системы, мощного выпрямителя, напряжением до пяти тысяч вольт, ёмкостного накопителя энергией на восемь тысяч Джоулей, разрядного контура и блока контроля и управления. Всё это нужно было изготовить, собрать в единый комплекс, запустить в работу и всё отрегулировать, чтобы получить требуемые режимы работы квантового генератора. Так как выходное рабочее напряжение на электродах ламп могло достигать нескольких тысяч вольт, то прежде чем запустить установку, мне пришлось сдать экзамены на допуск к работам с высоким напряжением и получить удостоверение на право руководить рабочими, обслуживающими и ремонтирующими высоковольтные установки.
Где-то в конце апреля все трудности были преодолены, институтская комиссия по технике безопасности дала добро на ввод установки в эксплуатацию, и мною были получены импульсы лазерного излучения, как в свободной генерации, так и в режиме модулированной добротности с требуемыми характеристиками. Я внутренне ликовал и готовился приступить к долгожданным, научным исследованиям! Однако до исследований дело у меня, так и не дошло.
В нашу же лабораторию в качестве стажёра был направлен аспирант одного из Тбилисских институтов, который в порядке подготовки национальных научных кадров для Грузии, должен был выполнить кандидатскую диссертацию в Физическом институте академии наук. Под эгидой руководительницы моей дипломной работы, ему поручили модернизировать одну из действующих установок с тем, чтобы он провёл исследования по определению времени жизни различных возбуждённых состояний ионов хрома в сапфировой матрице. Надори, так звали, если мне не изменяет память, аспиранта был весёлым, прекрасно одетым молодым человеком, появление которого в стенах лаборатории сопровождалось смехом, оживлённым разговором, грузинским вином, а иногда и коньяком! После достаточно длительной беседы с кем-нибудь из научных сотрудников, он торжественно облачался в халат и, чего-то, напевая, начинал, не торопясь, перепаивать блок управления своей установки. Как правило, рабочего запала у него хватало всего на несколько дней, а потом он на недельку отправлялся в библиотеку изучать научную литературу, чтобы потом снова осчастливить всех своим, кратковременным появлением.
При таком вольном подходе к своей работе, установку Надори вовремя смонтировать не сумел, сроки стажировки стали приближаться к концу, а к предполагаемым исследованиям он преступить так и не смог.
Так как обеспечение материалами для диссертации командированного, грузинского национального кадра лежало на лаборатории, то её руководство приняло решение предоставить в распоряжение Надори мою, так вовремя появившуюся установку, для проведения на ней исследований по теме моего диплома, чтобы он сделал на этом свою диссертацию. Таким образом, получалось, что если для Физтеха эти исследования были хорошей дипломной работой, то для аспиранта из южных и восточных республик этого материала хватало для кандидатской диссертации! Так в то время ковались национальные кадры физиков для университетов с окраин.
В общем, Надори поехал домой с подготовленной диссертацией, а я, по детски обиженный таким несправедливым, по моему мнению, решением, отказался помогать ему в его исследованиях, и почти месяц отсиживался в библиотеке, читая литературу по лазерам. Кроме того, я обратился к руководительнице практики с просьбой найти мне новую тему дипломной работы несвязанной со сделанной мной установкой!
На отчёте по практики, которые устраивал Михаил Дмитриевич Галанин для студентов в виде доклада на семинаре лаборатории люминесценции о проделанной работе, я взбунтовался. В своём выступлении я заявил, что за прошедший год мне удалось хорошо освоить профессию монтажника, чертёжника, слесаря, сборщика оптических систем и даже инженера, однако ничего не пришлось делать, как исследователю и поэтому материала для доклада у меня фактически нет. Все попытки сотрудников лаборатории убедить меня в том, что настоящий физик-экспериментатор просто обязан научиться грамотно, выполнять технические работы, и что участие в семинарах и чтение статей в журналах являются обязательной составляющей части исследовательской работы научного сотрудника, успеха не имели. Замечание своей руководительницы, что я могу спокойно отчитаться по практике освоением современного, лазерного оборудования и методов измерения характеристик светового излучения, я не принял и с глупым упрямством продолжал твердить о потере мною целого учебного года.
Всегда спокойный и уравновешенный Михаил Дмитриевич не выдержал и заявил, что за дипломную практику, раз я её считаю бесполезной, он просто вынужден поставить мне тройку, первую за всё время руководства им лабораторией. В связи с этим он сменит мне тему дипломной работы и её руководителя, хотя сам он считает, что работа практиканта, а значит и его руководителя, заслуживает более высокой оценки!
Моя тройка за практику была единственной среди дипломников нашего института за многие годы его существования. Моё упрямство, наверное, свидетельствовала, не только о моей детской обидчивости и глупости, но и о наличии незаурядного характера, честолюбия и научных амбициях. Это, по-видимому, и сумели разглядеть мои учителя в моём поступке. Они меня просто пожалели, хотя я, конечно, в то время ничего не понимал и был удовлетворён и даже обрадован таким решением М. Д. Галанина. Мне всё произошедшее показалось победой справедливости и торжеством логики, а не глупостью неопытного в жизни мальчишки. Наверняка же после моей злополучной тройки, Михаилу Дмитриевичу пришлось иметь неопрятный разговор с руководством учебного института и с моей первой руководительницей дипломной работы, которая после этой истории стала относиться ко мне с определённой прохладцей, однако сам он сделал вид, что ничего особенного не произошло!
В конце пятого курса, все студенты должны были пройти учебные сборы в военном лагере и сдать экзамены, чтобы получить офицерские звания. Перед ними все мы прошли тщательное медицинское обследование, которое выявило у меня практически полную потерю слуха левым ухом и выявило наличие разрушения его стенки, воспалительным, гнойным процессом в кости черепа. Меня отправили в Долгопрудненскую городскую больницу, где поставили неутешительный диагноз - холестотома! Заболевание было запущенным до такой степени, что требовалось срочное, хирургическое вмешательство, так как в любой момент воспалительный процесс мог прорваться в головной мозг и вызвать печальные последствия, вплоть до смертельного исхода.
На второй день я уже лежал в больнице, а родителям ушла телеграмма с вызовом их к врачу для решения вопроса об операции. Утром следующего дня папа был уже в больнице и разговаривал с лечащим врачом, Надеждой Ивановной Валынской, которая и должна была делать мне хирургическую операцию. Два дня папа был со мной, морально подготавливая меня к предстоящей операции, ну а потом, оставив расписку о своём согласии на неё, был вынужден вернуться на работу в Алатырь, возлагая все свои надежды на мастерство и профессионализм Надежды Ивановны.
Такая операция считалась, в то время, сложной, хотя и проводилась под местным наркозом, так как существовала реальная опасность задеть лицевой нерв или повредить участок головного мозга. Поэтому одна из медсестер должна была в течение всей операции разговаривать с пациентом и следить за выражением его лица, определяя его состояние. Кроме того, после её завершения, могли возникнуть серьёзные осложнения, связанные с нормальным функционированием повреждённого вестибулярного аппарата, или за ухом остаться заметные следы хирургического вмешательства, вызванные большой площадью повреждений кости черепа. В общем, ситуация с операцией была не такой уж простой, как мне бы хотелось, не говоря уж о том, что во время её можно было просто уйти в страну, из которой нет возврата. Было мне о чём задуматься!
В отделение лежало человек пятнадцать пациентов, мужчин, женщин и детей. Практически все они оперировались по поводу гланд, и только мне предстояла серьёзная операция. Поэтому относились все они ко мне с определённой предупредительностью и сочувствием, тем более что родные меня не посещали, а ребята из общежития появлялись на короткое время и приносили мне однообразные “дары” из ближайшего к больнице магазина, а не домашние разносолы, как другим больным. Молодые девушки взяли надо мной негласное шефство и дружно начали подкармливать меня приносимыми родителями продуктами питания, от которых я, естественно, не отказывался!
Довольно много свободного времени я проводил с дежурными медицинскими сёстрами, стараясь за пустыми разговорами поменьше думать о предстоящей операции. Из них мне очень понравилась восемнадцатилетняя Нина Данилова, которая была самой молодой и красивой. Худенькая, стройная, c копной уложенных в высокую причёску густых, покрашенных в чёрный цвет волос, она весело смотрела на мир широко открытыми, зеленоватыми глазами, стараясь внешне выглядеть строгой и недоступной. Весна брызнула ей на лицо веснушки и одарила звончатым, рассыпчатым смехом, от которого наливались розовым цветом её маленькие, аккуратные ушки! Когда она, чуть покачиваясь на высоких каблуках, шпильках, в хрустящем, накрахмаленном, белоснежном халатике и высокой шапочке грациозно входила в палату, то всем казалось, что в месте с ней в палату проскальзывал и лучик солнца, от которого всем сразу становилось как-то уютней и добрей.
После её ухода, мужчины довольно часто брались обсуждать её достоинства и недостатки, как женщины, и конечно же брались рассказывать о своих любовных похождениях в молодости. Обычно я от такого рода разговоров уклонялся, хотя как-то заметил в виде шутки, что Нина, конечно, хороша, да мужем то её быть плохо, так как все руки можно отбить в бане об её косточки! Однако интерес к ней у меня становился всё больше и больше.
В ночь перед операцией мне дали снотворного, чтобы я хорошо выспался, и утром, голодного и раздетого уложили на каталку и отвезли в операционную, предварительно накачав меня каким-то наркотическим средством. Обработав операционное поле йодом, и проведя местную анестезию, Надежда Ивановна приступила к операции. Сначала я услышал хрустящий звук иссекаемой скальпелем мышечной ткани, затем треск отрываемого, кожного покрова и вот, мой мозг заполнился ударами долота по кости черепа. Эти звуки заглушали во мне всё, биение сердца, шум дыхания, голоса людей в операционной и даже собственные мысли; казалось, что они заставляли содрогаться даже моё тело, которое, вроде бы, и не стало принадлежать мне. Моё сознание стало уходить в мир галлюцинаций и тумана тупого безразличия, отрезая себя от происходящего с моим телом. И тут через весь этот возникший в голове хаос, в моё сознание пробился чистый, девичий голосок, который спрашивал меня о самочувствии, явно стараясь привлечь к себе моё внимание и вернуть меня к реалиям жизни!
Этот голос, как свет маяка в бурю, позволил мне прийти в себя, сориентироваться в пространстве и начать чётко воспринимать окружающий мир. Я увидел врача, склонившегося надо мной, медицинских сестёр, хлопочущих вокруг моего тела, белую стену операционной и яркий, безжизненный свет электрических ламп.
Оказалось, что этот голос, вернувший меня из подступавшего небытия, принадлежал Нине Даниловой.
Боли я, практически, не ощущал. Мысли о своём незавидном положении одна, за другой стали непроизвольно проноситься в моей голове. Они заставляли по-новому оценить итоги своей, не очень длинной жизни, которая в любой момент могла закончиться здесь, на этом операционном столе! “Господи! Я же ведь ничего не успел в жизни сделать! И, если мне придётся умереть, - подумал я, – то, на земле после меня ничего материального не останется, даже следа моего пребывания на земле и то не будет! Только родители, пожалуй, будут помнить меня до конца своей жизни, да иногда вспомнят братья, а больше ведь никто!”. “Господи! – взмолился я. – Не дай мне умереть так рано, я же совсем ещё молодой!”.
Я разговаривал с Ниной, автоматически отвечал на её вопросы, а мысли далёкие от них бежали в голове своей чередой. “Наверное, совсем не зря в народе считается, что настоящий мужчина в своей жизни должен построить дом, вырастить детей и посадить дерево, - думалось мне, – а я чем занят? Надо, чтобы у меня были дети, тогда частица меня будет в них, потом во внуках, и я уже не потеряюсь, а хоть чего-то оставлю после себя на земле!”.
По репликам окружающих операционный стол людей мне стало понятно, что операция идёт успешно, моей жизни уже ничего не угрожает, и я с некоторым облегчением снова стал изучать окружающую меня обстановку. Я лежал на боку, Нина держала меня за руку, и, низко нагнувшись, внимательно следила за мимикой моего лица и выражением глаз, разговаривая со мной, она по ним определяла моё состояние. Я внимательно поглядел на её, и увидел в её глазах неподдельную тревогу за меня и сочувствие моему незавидному положению. Мой взгляд скользнул по её стройной фигурке и отметил её девичьи округлости, увиденные через верхний край халата и в голове у меня мелькнула простая мысль: “Господи! Если я останусь, цел и невредим после этой операции, то женюсь, пожалуй, на этой молодой, красивой девушке, нарожает она мне троих детей, будет у меня семья и свой дом, да и дерево сумею посадить! Только бы пронесло!”.
Операция закончилась, меня на каталке повезли в палату, и тут я только осознал, что лежу на ней под простынёю абсолютно голый. В моей одурманенной голове, вдруг возникла идея срочно найти и надеть свои штаны. Я оттолкнул медсестру, встал с каталки и, покачиваясь, как пьяный собрался двинуться в палату за штанами. Одно из медсестёр бегом принесла мне штаны, я их взял в руки, удовлетворённо снова лёг на каталку, положил их под голову и спокойно позволил отвезти себя в палату.
Надо сказать, что с врачом мне повезло, операцию Надежда Ивановна сделала на высочайшем уровне, не оставив видимых следов на моей голове и, как отмечали не один раз врачи, самым оптимальным способом, когда потери для меня были сведены к минимуму.
Мне сделали обезболивающий укол, дали снотворного, и я уснул до следующего дня. Дела мои явно пошли на поправку, но дня через три, всё-таки возникли осложнения с вестибулярным аппаратом. После перевязки и первой смены марлевых тампонов в ушном канале, вдруг весь мир для меня начал качаться, как будто я оказался на палубе корабля, попавшего в шторм.
Это ощущение не проходило ни стоя, ни сидя, ни лёжа, вызывая головокружение и даже рвоту. Только в лежачем положение, закрыв глазами, мне становилось легче, и качка прекращалась. Однако только стоило открыть мне глаза, как изнуряющие и одурманивающие мозг волнообразные колебания окружающих предметов становились кошмарной явью! Вокруг суетились врачи, медсёстры, что-то делали, кололи мне какие-то лекарства, а я с ужасом думал, что вдруг это всё не пройдёт и мне придётся жить в этом колеблющимся и зыбком мире всю оставшуюся жизнь! “За что же мне такое наказание? – чуть не закричал я в слух!”.
Мною стало овладевать отчаяние, и я не мог заставить себя уснуть, хотя и почти всё время лежал на кровати с закрытыми глазами, отвернувшись лицом к стенке. Это состояние продолжалось более суток, а затем, так же неожиданно прекратилось, как и началось, и взбесившийся мир вокруг меня успокоился, приняв нормальный вид. Боже мой, каким же мне он показался прекрасным, и как же мне хотелось жить!
Свои мысли на операционном столе я не забыл и принялся активно ухаживать за Ниной Даниловой, которая с течением времени становилась для меня всё прекрасней и желанней. Все плохое, что мне о ней услужливо говорили некоторые, медсёстры, казалось или несущественным или даже неким достоинством. Меня уже ничего не пугало! У неё не было законченного среднего образования – значит, помогу ей учиться; она молода и неопытна - это позволит мне сформировать из неё нужного человека; у неё невысокий культурный уровень – будем вместе его развивать; у неё уже были мужчины – но и я не святой, и так далее и тому подобное! В общем, к концу моего пребывания в больнице я оказался в неё по уши влюблённым и забыл думать о своих прежних девушках.
Я мог часами сидеть возле неё, наблюдая за её работой и рассказывать ей какие-нибудь занимательные истории, которые она внимательно слушала. По её глазам и лицу я видел, что она испытывает от получаемой информации те же чувства, как и я. Мне казалось, что, наконец то, я нашёл девушку, которая смотрит на мир моими глазами и сможет понять и разделить мои мысли, чувства и переживания!
Постепенно, она стала оттаивать, её неприступность сменилась явным расположением ко мне, а затем и взаимностью. В тот день, когда меня выписали из больницы, она явно была сильно взволнована и не находила себе место! В её выразительных глазах, то вспыхивала надежда, то проскальзывал испуг, то они темнели от внутренних переживаний и какого-то испуга. Было хорошо заметно, что она явно боялась оказаться на виду больницы в роли “брошенной” девицы, которая была мне нужна только от скуки, чтобы быстрее летело время. Надо было просто видеть, как вдруг засияли звёздами её глаза, когда я попросил её проводить меня из больницы до общежития!
Весь медицинский персонал отделения с любопытством и вниманием наблюдал за развитием нашего романа и по-своему переживал за Нину. Надежда Ивановна, пожелав мне не болеть, и очень довольная моей просьбой отпустить Нину со мной до конца рабочего дня, c понимающей улыбкой дала согласие это!
С этого времени, все вечера я стал проводить только с ней! Увлечённые друг, другом мы бродили до полуночи по перелескам и берёзовым рощам вокруг Долгопрудного, любуясь луной, звёздами, вздыхая аромат весеннего воздуха и, конечно, не забывали целоваться! В общем, мы делали всё то, что делают влюблённые люди, да ещё весной, когда в воздухе плывёт аромат цветов черёмухи, пахнет свежей зеленью и слышаться соловьиные трели. Всё живое вокруг нас было занято любовью и строительством семейной жизни и это всё, конечно, усиливало наше влечение друг, к другу. Погружаясь в природу, мы невольно сами становились её частицей!
Поздним, тёплым, пьянящим вечером мы подошли к берегу Долгого пруда, поверхность которого отливала серебром в свете полной луны, и, обнявшись, застыли зачарованные окружающей нас красотой! Сонные берёзки, едва шевеля листочками, стояли стеной вокруг водной глади, создавая то там, то здесь таинственный, манящий полумрак, сплетённый из лунных теней, на темно-синем шатре неба мерцали переливающиеся звезды, бархат молодой травы казался таким шелковистым и мягким, что хотелось опуститься на него и больше никуда не двигаться!
Нам захотелось подольше побыть с этой красотой. Я нашёл уютную полянку, с одиноко стоящей березой, и развёл небольшой костерок, чтобы поменьше надоедали не признающие романтики комары. Мы, не нарушая дивной гармонии природы, тихонечко расположились на удачно подвернувшемся, сухом брёвнышке, шепча нежные слова и обмениваясь поцелуями. Я счёл эту обстановку самой подходящей для признания в любви и сделал Нине предложение выйти за меня замуж! В подтверждение серьёзности своих слов, я предложил Нине не откладывать это дело до завтрашнего дня, а взяться за руки и по солнцу обойти вокруг берёзу, что по древним славянским обычаям делало нашу пару мужем и женой! После совершения этого таинства, мы дали волю своим чувствам и действительно стали мужем и женой, призвав, в свидетели раскинувшееся над нами бесконечное небо, и дух озера, зеркало которого виднелось между деревьями!
На второй, а точнее в тот же день, мы, никому ничего не сообщив, отправились в городской ЗАГС, получать свидетельство о браке. Там нам объяснили, что сначала мы должны подать заявление на регистрацию брака, и только потом, как минимум через месяц, нас в порядке очереди, пригласят на бракосочетание, и только после этого мы получим требуемый нами документ. Заявление мы, конечно, написали и слегка расстроенные, что придётся так долго ждать официального начала нашей совместной жизни, отправились по своим делам.
У меня началась полномасштабная учёба на военной кафедре по моей будущей, воинской специальности, а Нина должна была продолжать работу в больнице в качестве медицинской сестры. Встречаться мы могли только по вечерам, хотя в одну из суббот не выдержали, взяли с собой брезентовую, туристическую палатку и отправились с ночёвкой на реку с названием Уча, где располагался пионерский лагерь, вожатой в котором работала её ближайшая подруга, что позволяло Нине легализовать свою поездку.
Недалеко от лагеря, мы нашли достаточно удобное и глухое местечко, где поставили палатку, которая явилась нашим первым, семейным гнёздышком в течение почти одного дня и целой ночи! Днём мы встретились с её подружкой, ну а вечер и ночь были уже только наши. Нина, положено жене занималась питанием и устройством ночлега, а я костром, водой и палаткой. Постель из елового лапника была жестковатой, каша, приготовленная на костре неумелыми руками, сырой и подгорелой, комары, из-за отсутствия в палатке полога, пили нашу кровь литрами, но мы были молоды, сильны и поэтому счастливы! Домой мы возвращались усталыми, сильно покусанными комарами, но очень довольные друг, другом!
После почти месяца теоретических занятий, у меня началась строевая подготовка, которая занимала, практически, целый день. Батарея, за батареей мы маршировали по плацу, учась различным армейским премудростям и навыкам офицера. В это же время, параллельно начались зональные соревнования первенства СССР по ручному мячу, в котором город Долгопрудный был представлен командой нашего института и детской спортивной школы, юноши.
Так как без моего участия наша команда выглядела слабоватой, то городской, спортивный комитет и кафедра физкультуры, обратилось к руководству института и военной кафедры с ходатайством об освобождении меня на время проведения соревнований от строевой подготовки, а прохождение лагерного сбора - службой при военной кафедре. Дирекция института и руководство кафедрой сочли возможным это ходатайство удовлетворить, и моим основным занятием стало участие в играх первенства. Конечно, играть я старался как можно лучше, чтобы оправдать надежды тренеров на моё мастерство, а кроме этого на вечерние игры я приглашал с собой Нину. Её восхищения и восторги моими действиями, значили для меня куда больше, чем любые овации других зрителей!
Тренировки и игры были почти каждый день, и поэтому я довольно сильно уставал, тем более что от вечерних свиданий, затягивавшихся часто далеко за полночь, отказаться мне было просто невозможно. Не мудрствуя лукаво, я просто перестал ходить утром на плац, используя это время для сна. Руководству военной кафедры моё слишком вольное поведение не понравилось, и с меня потребовали, чтобы я являлся утром на построение своей батареи. К девяти часам утра я приходил на плац, становился в строй, участвуя в перекличке, а после завершения расчёта, командир батареи громко отдавал команду: “Курсант Матюшин, выйти из строя! - я чётко её выполнял, после чего звучало. - На спортивные занятия, шагом марш!”. Батарея отправлялась на военную подготовку, а я, - в общежитие досыпать свой прерванный сон. Так это продолжалось до тех пор, пока ребята не уехали в лагеря, после чего, мне предписали в первой половине дня являться на кафедру, где мне давали какую-нибудь работу, связанную с приведением в порядок наглядных пособий, после выполнения которой, я был свободным человеком.
Соревнования завершились где-то месяца за полтора, как раз к возвращению остальных студентов из лагеря. Наша команда выступила на соревнованиях вполне пристойно и заняла хорошее место в верхней части таблицы первенства, хотя в тройку призёров всё-таки не попала. За игру меня похвалили, а я был несказанно рад тем, что моё спортивное увлечение, даже на Физтехе, неожиданно принесло мне ощутимую пользу в самое нужное для меня время! Да и в глазах любимой женщины, участие в играх позволило показать себя мне мужественным, ловким и смелым парнем.
Ну, наконец, в ЗАКСе нам официально назначили день и час начала нашей церемонии бракосочетания. А буквально на второй день после этого, на военной кафедре мне сообщили дату принятия воинской присяги студентам нашего факультета. Она точно совпадала со временем нашего бракосочетания! Я, как был в спортивном костюме и кедах, так и бросился к своему непосредственному командиру с просьбой обратиться к заведующему кафедрой генерал-лейтенанту, герою Советского Союза Белякову Александру Васильевичу с ходатайством о назначение мне другого дня для принятия присяги.
Командир внимательно выслушал мою, немного сбивчивую, эмоциональную речь, улыбнулся и отправился поговорить с А.В. Беляковым. После, показавшихся мне вечностью, двадцати минут отсутствия, он вернулся ко мне и сказал, чтобы ровно через пятнадцать мину я прибыл в кабинет заведующего кафедрой военного дела для принятия воинской присяги. “ Не дрейфь, всё будет нормально!- добавил он. – Но, чтобы к твоей выправке у генерала не было никаких вопросов!”.
С замиранием сердца, пытаясь в кедах печатать шаг, я вошёл в кабинет и, как положено, отрубил: “Курсант Матюшин для принятия воинской присяги явился!”. После окончания церемонии, Александр Васильевич всё-таки не удержался и спросил: “ Курсант Матюшин, почему вы одет не по форме, а в спортивный костюм и кеды?”. “На принятие присяги прибыл с тренировки!”, - уверенно доложился я в ответ. Один из офицеров рассказал о моих спортивных достижениях, Беляков заулыбался, пожал мне руку, поздравил с вступлением в брак, пожелал мне счастья и спортивных успехов!
В общем, неожиданно для меня проблема с присягой разрешилась легко и просто, за что я до сих пор испытываю благодарность к сотрудникам военной кафедры за проявленную ими, по отношению ко мне, человечность и благожелательность.
А ещё через некоторое время нам, всем студентам пятого курса, перед строем был зачитан приказ о представлении нас к офицерским званиям! Впереди оставалась учёба на шестом курсе и защита дипломных проектов.
Своих родителей, родственников и знакомым о своей предстоящей свадьбе и о переходе меня в разряд женатых людей я в известность не поставил, считая это своим сугубо личным делом, и не желая ажиотажа вокруг этого события. Буквально за несколько дней до бракосочетания, я сообщил об этом событии ближайшим друзьям по общежитию, которые активно взялись за организацию свадьбы, собрав вскладчину деньги с её будущих участников.
На кануне похода в ЗАГС, Нина познакомила меня с членами её семьи, состоящей из матери, отчима, бабушки по матери и младшего, двенадцатилетнего брата, Николая. Мать и отчим жили в самом центре Москвы, на улице Маросейка, в одной из комнат большой, коммунальной квартиры. Нина вместе с братом и бабушкой Прасковьей, проживали отдельно в одной из комнат трёх комнатной, коммунальной квартиры, но в городе Долгопрудном недалеко от железнодорожной станции. После знакомства со мной, её родители вернулись в Москву, а мне предложили остаться ночевать у Нины, с тем, чтобы на следующее утро было удобнее отправиться вместе в ЗАГС, который располагался буквально напротив её дома. ”Боитесь, что сбегу?”, – немножко нервно пошутил я и, конечно же, остался ночевать, так как это соответствовало и моим желаниям!
Мы с Ниной натянули получше ширму, отделяющую её постель от остальной комнаты, создав себе некое подобие спальни и уединились в свои апартаменты.
Среди ночи, я проснулся от обжигающей боли на спине и груди, включил свет и обомлел! По всей кровати и примыкающей к ней стене, маршировали полчища клопов, привлечённых, по-видимому, запахом свежей добычи, появившейся в их владениях! Надо сказать, что за всю свою сознательную жизнь, мне не приходилось вообще видеть этих кровососущих, да ещё в таком количестве! В общем, так уж получилось, что война с клопами оказалась нашей первой совместной работой на семейном поприще!
На утро к нам зашли свидетели, Валера Устьянцев с моей стороны, и ближайшая подруга, Галина со стороны Нины, и мы все четверо отправились в ЗАГС. Там нас быстро и без каких-либо праздничных церемоний, правда, под свадебный марш Мендельсона и поздравительную речь депутата городского совета, зарегистрировали, как мужа и жену и выдали свидетельство о браке, после чего мы вернулись домой, и занялись подготовкой к свадьбе.
Свадьба была очень скромной и немногочисленной, хотя и по-студенчески весёлой! Ночевать мы пошли к Нининой подруге, так как в нашей комнате остались спать её родители, а уже на второй день, один из нас отправился на учебные занятия, а второй на работу, но уже в ранге супругов. По прошествии восьми дней занятия в институте у меня закончились, Нине предоставили очередной отпуск, и я направил родителям телеграмму, что женился, и буду дома, у них через два дня, вместе с женой! Встречайте на вокзале! И через два дня я, жена и Валера Устьянцев спускались по ступенькам пригородного поезда на станционную платформу в родном для меня городе Алатыре.
Родители встретили нас у поезда с букетами цветов, поздравили с бракосочетанием и на машине довезли до дому, где нас ждал гостеприимно накрытый стол, ломившийся от домашней снеди. Родители старались быть радушными и весёлыми, хотя мне было видно, что они, всё-таки, обижены моим неожиданным решением, жениться, и поэтому периодически в разговоре чувствовалась некая напряжённость, особенно в вопросах касающихся моей дальнейшей, уже семейной жизни. Родители явно не могли понять, чем обусловлено моя скоропалительность в браке и прибывали, поэтому в некоторой растерянности. В целом они делали вид, что ничего особенного не произошло, а просто наша семья увеличилась ещё на одного человека.
После трех дней пребывания Валеры Устьянцева в Алатыре, он взял билет на проходящий поезд Адлер-Свердловск и продолжил свой прерванный путь к себе на родину, а мы с женой с головой погрузились наш первый семейный отдых.
Для проживания нам была предоставлена отдельная комната, и мы использовали любую, представившуюся возможность уединиться вдвоём, понимая, что в дальнейшем такая возможность, по крайней мер год, нам вряд ли светит.
Вместе с родителями и младшим братом Сашей мы много путешествовали на автомобиле по окрестностям Алатыря, стараясь показать Нине самые красивые и любимые места. По нескольку дней мы всей семьёй жили в палатках на крутом, поросшем соснами, песчаном, берегу Суры возле деревеньки с громким названием Княжий Яр, где нам удавалось ловить стерлядь, которую когда-то, с этих мест направляли к царскому столу! Появление у нас друзей детства, которые также приезжали на каникулы домой к своим родителям, сопровождалось праздничными застольями в честь нашего бракосочетания, и совместными походами на танцы, в кино и, конечно же, купаться на Суру возле нашего дома, хотя мы и не забывали посещать и остальные речки! В общем, отдыхали на природе от души!
Родители по отношению ко мне старались везти себя так же, как и до моей женитьбы, показывая, что для них я остаюсь старшим по возрасту сыном и членом нашей, большой, дружной семьи.
Мама, хорошо зная мой характер, и понимая, что, став взрослым, я сам никогда не попрошу у родителей денег, обычно, как-то вовремя находила повод подбросить мне небольшую сумму, чтобы я, будучи студентом, мог сводить девушку в кино, на танцы, поучаствовать в вечеринках с друзьями и, вообще, на мелкие расходы. Надо сказать, что большую часть своей летней стипендии я тратил на подарки домой, и поэтому в Алатыре оставшихся денежных средств мне хватало на пару недель, не более, а мамины вливания позволяли мне быть на равных с остальными друзьями, которым родители тоже помогали с финансами. Примерно такую же по объёму денежную помощь я продолжил получать от мамы и в своём новом, женатом положении.
Папа в одном из разговоров довёл до моего сведения, что до окончания моей учёбы в институте, они с мамой будут поддерживать меня материально в том же объёме, как и раньше. И поэтому, как уже взрослый и даже женатый человек, я должен сам уметь, рассчитывая на свои силы, зарабатывать деньги для своей семьи, хотя они, при возможности, и будут подкидывать денежки на отдельные, самые необходимые покупки.
Оценок моему поступку и поведению они никогда не давали, так же, как и никогда не вмешивались в наши семейные отношения. Только однажды, в разговоре со мной мама произнесла: “Сын, ты стал уже взрослым человеком, тебе жить, тебе решать, но мне всё-таки, кажется, что ты срубил дерево не сосем по себе! Однако тебе видней. - и добавила – Дай бог, чтобы у тебя в семье всё было хорошо, и вы были счастливы!”. Больше она к этому вопросу никогда не возвращалась. Ну, а папа, перед самым моим отъездом в институт, не выдержал и объяснил мне значение моего поступка в его понимании: “Женившись, ты добровольно взял на себя ответственность за жену, будущих детей и внуков, будь во всём мужчиной, береги их, чтобы в жизни не случилось! И помни, ты - Матюшин! И ты у нас старший! И жениться нужно только один раз!”
Для себя я сделал вывод, что сам факт моей женитьбы они, в общем, одобряют, а вот как это произошло по форме и содержанию, их явно расстроило и не понравилось. Похоже, им не очень-то импонировал и мой выбор супруги, но они очень старались этого не показывать и держаться корректно и доброжелательно.
Когда мы ссорились, родители всегда занимали нейтральную позицию и никогда не претендовали на роль третейских судей в наших с Ниной делах, хотя недовольство моими действиями и поступками они иногда высказывали. В целом, они очень старались сделать наш первый, супружеский отдых в Алатыре светлым и праздничным, как это и положено быть медовому месяцу у молодожёнов!
К первому сентября мы с Ниной вернулись в Долгопрудный и я сразу же приступил к дипломной практике. Из-за операции весной, мне не удалось сдать вовремя два экзамена по своей специальности, и надо был срочно сдавать их, чтобы заняться основной работой. Если первый экзамен по теории твёрдого тела, Леонид Вениаминович Келдыш принял у меня с оценкой четыре без задержки и проволочки, то сдачу второго экзамена по специальности, лазеры, Игорь Ильич Собельман всё время откладывал, ссылаясь на свою занятость делами, и согласился меня принять, только после звонка моего руководителя Михаила Дмитриевича Галанина.
Когда я, не откладывая дела в долгий ящик, толкнулся в дверь кабинета Игоря Ильича, то она, почему-то, не открылась, хотя из кабинета явственно доносились голоса, среди которых я хорошо различал и голос хозяина кабинета. Не раздумывая, я постучал и почти одновременно навалился плечом на дверь; замок жалобно хрустнул, дверь широко открылась и я, буквально, ввалился в кабинет и очутился перед столом, за которым пили кофе И. И. Собельман и его ближайшие сотрудники. От неожиданности, они замолчали и с удивлением воззрились на меня! “Мне нужно вам сдать экзамен по лазерам, - заявил я - Галанин с вами об этом договорился”.
Явно разъярённый Игорь Ильич ответил, что, уж если я без всякого разрешения спокойно вхожу в запертые двери кабинетов руководства, то, наверное, “сильно” умный и к тому же нахальный студент. Поэтому, прежде чем он примет у меня экзамен по специальности, мне придется проявить смекалку и найти правильный ответ на вопрос, который являлся предметом прерванного мною обсуждения. Если правильного ответа он не услышит, то я покину его кабинет и явлюсь сдавать экзамен на следующей неделе, в удобное для него, Собельмана время! Проблему он сформулировал следующим образом: “Как технически можно состыковать восемьсот метровые плети железнодорожных рельсов, если под действием окружающей температуры их удлинение превышает двадцать сантиметров?”. Я, немного подумав, ответил, что стыковочный узел может быть выполнен в виде достаточно длинного, продольного косого среза, как это делается на переводных стрелках обычных железнодорожных путей.
Не найдя возражений к предложенному мною, техническому решению, все эти специалисты по теоретической физики, дружно взялись задавать мне каверзные вопросы по теории лазеров, явно показывая, что уж в этой области они явно знают больше меня. Они были, по-видимому, немного шокированы простотой технического решения сложной с их точки зрения, теоретической задачи! Наконец, они добрались до вопроса, который меня поставил в тупик: “Почему при электронной температуре газа в трубке лазера в несколько тысяч градусов, её стенки остаются, практически, холодными?”. Довольные собой, как дети, они сказали, что выше тройки оценки я не заслуживаю, но они готовы послушать меня примерно через неделю ещё раз, если у меня есть желание получить более высокую оценку. “ Нет уж, ставьте тройку, и я пошёл”, - ответил я, после чего довольный отправился в лабораторию люминесценции решать вопрос с темой моей, дипломной работы.
Мой новый руководитель дипломной работы, Александр Михайлович Леонтович, был расстроен полученной мною тройкой по лазерам больше, чем я, однако, услышав от меня вопрос, на который я не сумел ответить, сказал, что и ему, с ходу, правильный ответ в голову не приходит, поскольку он специалист по твёрдотельным лазерам. Ну, а я пошутил, что если мне по специальности лазеры стабильно не везёт на экзаменах, значит, она меня сильно любит, и я буду точно хорошим лазерщиком!
В результате довольно горячих обсуждений на коллоквиуме лаборатории темы моей будущей дипломной работы, мне было поручено создать газовый лазер с тем, чтобы попробовать впервые получить генерацию на азоте, предпосылки для чего имелись в нескольких теоретических работах опубликованных за рубежом, но для разных электронных переходов. Мне эта тема показалась интересной, и я с энтузиазмом принялся за разработку и изготовление своей, новой лазерной установки.
Установка должна была состоять из заводского блока питания с постоянным напряжением до тридцати тысяч вольт, высокочастотного, стандартного генератора поджога газового разряда, вакуумной установки для откачки воздуха, системы заполнения исследуемым газом и газоразрядной, стеклянной трубки.
В ноябре месяце установка была мною полностью смонтирована, и в трубке устойчиво поддерживалось свечение разреженного столба воздуха. При этом мне пришлось срочно еще, и освоить профессию стеклодува, хотя, конечно, все ответственные работы, выполнялись приглашённым в лабораторию мастером, стеклодувом высокой квалификации.
При опробовании системы накачки, я, по неопытности, не заземлил, как следует, источник высокого напряжения, подал на него питание, набрал восемнадцать тысяч вольт, дотронулся до тумблера, сбрасывающего напряжение, и получил удар высоковольтным разрядом. Разряд прошёл через руки и плечевой пояс, оставив две глубокие язвы на пальцах руки, касающихся заземлённой части стенда, боль во всех суставах рук и плеч и отбросил меня на несколько метров под соседнюю установку! Было уже поздно, в лаборатории никого не было и, слава богу, что мне повезло, и разряд не затронул жизненно важных органов, пройдя по телу кратчайшим путём, а ток оказался достаточно слабым, так как тумблер оказался изготовленным из полимера, с хорошими, изоляционными свойствами.
Через небольшое время я пришёл в себя и отправился домой, осмысливая, дорогой всё произошедшее.
Больше никогда в жизни не попадал под напряжение, и не работал с ненадежно заземлённым оборудованием или с неснятым, высоким напряжением!
К концу декабря, установка была готова к заполнению её чистым азотом, и я остался после работы, чтобы ещё раз убедиться в её надёжном функционировании. Из интереса, ко мне присоединился и Толя Ведута, который был аспирантом у А. М. Леонтовича, и, обычно, сидел допоздна, работая над диссертацией. Мы вместе с ним азартно гоняли установку в разных режимах, когда он предложил, рискнуть, и попробовать получить генерацию на азоте воздуха, подавив тушащее влияние кислорода, путём подачи в трубку высокой плотности энергии разряда. Мы стали постепенно увеличивать напряжение на трубки, пока разряд в трубке не достиг пинч-эфекта, появление которого свидетельствовало, что больше увеличивать энергию накачки просто бессмысленно. Генерации мы на воздухе мы не получили и спокойно отправились по домам спать.
Утром, придя в лабораторию первым, Толя обнаружил, что стеклянная часть моей, лазерной установки превратилась в пыль, которая лежала на стенде, воспроизводя свои контуры. По-видимому, при проведении наших исследований плотность энергии в разряде оказалась такова, что в нём возникло очень "жёсткое" ультрафиолетовое излучение, которое разрушило стеклянные стенки.
Одним словом, к новому году установки у меня не было и руководству лаборатории надо было снова искать новую тему для моей дипломной работы!
Меня никто ни в чём не упрекал, все сотрудники мне дружески сочувствовали и предлагали свои установки для исследований, так как создать ещё одну новую установку и провезти на ней, какие-либо исследования мне было просто нереально.
После моего разговора с Михаилом Дмитриевичем Галаниным, было решено представить мне установку, смонтированной Толей Ведутой, которую я должен буду модернизировать для проведения исследовательских работ по изучению деформаций лазерных, активных элементов из рубина и стекла в условиях анизотропной, оптической накачки.
Модернизированная мною установка позволяла провезти исследования оптических изменений, происходящих в лазерных элементах, применяя для этого интерференционную схему Физо, с использованием гелий-неонового газового лазера в качестве источника света. При изучении деформации поверхности торца активного элемента мне пришлось её перенастроить на метод Майкельсона. Съёмки интерференционных картин во времени производились мною на скоростном фоторегистраторе СФР-2М в режиме по кадровой развёртки и скоростной кинокамерой СКС-1М.
Исследования оказались настолько актуальными и важными, что Леонтович ещё до защиты мной дипломной работы доложил их на международной конференции в Берлине, и они были опубликованы в немецком журнале Техническая Физика. Кроме этого, результаты работы были мною изложены на семинаре у Александра Михайловича Прохорова, и направлены в редакцию журнала Прикладной Спектроскопии.
Вся моя дипломная работа была изложена всего на восемнадцати страницах и была удостоена оценки отлично. Сама по себе защита дипломной работы для меня не принесла волнения, так как я уже предварительно прошёл горнило Прохоровского семинара, на котором присутствовали лучшие в стране специалисты по лазерам.
Как не странно, окончание института и получение дипломом не сопровождалось никакими торжественными мероприятиями или поздравлениями. Я просто и буднично явился в отдел кадров МФТИ, получил диплом инженера-физика по специальности радиофизика и электроника и расписался за него в какой-то ведомости! Столько же сил и времени в течение шести лет было отдано учёбе, институт, можно смело сказать, стал родным и близким, и тут такое безразличие к выпускникам, по сути, ставшими его неотъемлемой частицами и носителями его духа и традиций! Обида жила в душе достаточно долго, пока время и воспоминания о романтике студенческих лет не вытиснили её.
И вот, наконец, наступил день распределения выпускников института на работу, которого все, включая и меня, ждали с волнением и надеждой. Этот день, фактически, определял мою дальнейшую судьбу и жизнь моей семьи на многие года!
Надо сказать, что сразу после защиты дипломной работы, Михаил Дмитриевич пригласил меня к себе в кабинет и предложил мне стать его аспирантом, от чего я с благодарностью отказался, так как на первое место в моей жизни стала выдвигаться жилищная проблема. Мы с Ниной уже знали, что у нас осенью будет ребёнок, появление которого сделает нашу семейную жизнь в перенаселённой, коммунальной квартире просто невыносимой! Понимая всё это, к предстоящему распределению я был уже готов поехать работать по специальности куда угодно, лишь бы получить сразу отдельную квартиру со всеми удобствами. С этой простой мыслью я и вошёл в читальный зал института, где заседала институтская комиссия, и находились представители предприятий, которые претендовали на первоочередное получение работников нужных им специальностей. Учитывая специфику института, все они были сотрудниками оборонных предприятий, научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, расположенных в Москве, Московской области и в других крупных научных и промышленных центрах страны.
Спрос на специалистов лазерщиков был очень большой и меня, как прошедшего стажировку в самом известном научном центре по квантовым генераторам, каким был в то время Физический Институт Академии Наук, сразу окружили человек шесть с предложениями рабочего места. При моём самостоятельном решении вопроса с московской прописки один из почтовых ящиков, готов был выдать ключи от квартиры, хоть сей час, два предлагали Московскую прописку и комнату в общежитие, представитель Королёвской фирмы из города Подлипки обещал сразу высокую заработную плату, но без жилья. Остальные, предлагали временно пожить в семейном общежитии и только потом через пять, шесть лет перебраться в отдельную квартиру.
Вокруг меня образовалась целая толпа народу, поскольку я медлил с ответом, ожидая более приемлемого варианта. Сквозь неё, как-то робко протиснулся пожилой, чуть прихрамывающий человек интеллигентного вида, который преставился полномочным представителем московского Научно-исследовательского института органических полупродуктов и красителей Министерства химической промышленности.
Тихим голосом он мне сказал, что у него для меня есть очень интересное предложение, и мы с ним вышли в коридор, под пристальными взглядами остальных работодателей. Севостьянов, так была фамилия этого человека, предложил мне работу по специальности младшим научным сотрудником, с максимально возможным окладом в 132 рубля и квартальными премиями за хорошую работу, а главное, твёрдо гарантировал получение отдельной квартиры в доме, который должен заселяться в ноябре месяце текущего года. Я вполне резонно спросил, какая же работа может быть у инженера-физика в институте химического профиля, да и есть ли хоть один лазер в его лабораториях? Тогда он, видя моё сомнение, предложил сесть в его автомобиль, чтобы я сам, воочию смог убедиться в серьёзности его предложения, тем более, что помещения физической лаборатории находятся совсем недалеко, в Долгопрудном, на площадке опытного завода института.
Мы доехали до институтских корпусов и прошли в лабораторию, где я увидел современные оптические и измерительные приборы и оборудование, даже хорошо знакомый мне СФР-2М и две лазерных установки, допотопного вида. Но это всё-таки были настоящие рубиновые лазеры, и я дал согласие распределиться в НИОПиК, так кратко назывался этот институт. Вот так, неожиданно для себя, я, физик по образованию, оказался на работе в Министерстве химической промышленности, которое, по моим представлениям, не имело никакого отношения к квантовой электронике, а уж институт полупродуктов и красителей, тем более!
Ну, вот и всё, учёба в институте закончилась, впереди работа, впереди уже своя, самостоятельная, семейная жизнь! Позади целый этап моего жизненного пути!
26.12. 2019