26 мая 1938 года в деревне Бор, что в семи километрах от Валдая, родилась девочка. Мать – Прасковья Ивановна до обеда ещё работала в поле. Но пришло время родить, а тут, как известно, нельзя погодить! Послали за роднёй-повитухой! Та и приняла роды. Прошло часа два. Мать и говорит: - Тётя Анна, у меня ещё кто-то шевелится! Та поглядела – головка торчит!
Так в семье Ефремова Степана Ефремовича и появились: девочка Тося и мальчик Миша. Четверо старших детей в это время гуляли на улице. Отец выпроводил. После того, как семья пополнилась двойняшками, отец вышел на улицу и дал старшей дочке записку: - Беги, Нюренька, отнеси бабам! В записке значилось: - «Дорогие женщины, сегодня к Вам придти не могу, ко мне пришли из Валдая два представителя!» Под его началом работала бригада женщин, а он - как бы агроном!
Когда же вернулись старшие ребятишки с прогулки, отец говорит: - Посмотрите на печке, там мальчик и девочка! Поглядели, и правда, завёрнутые два кулёчка! – Папа, а откуда они взялись, ведь утром их ещё не было?- спрашивают. – А вы видели тётеньку, ехала на телеге с бидонами, гремела по булыжнику? Вот она и уронила! - Так она каждый день ездит! А если завтра ещё уронит, опять подберём?
Тося начала ходить в 9 месяцев. Спокойная, никто плача её не слышал. Нюренька и Маруся начинают пол мыть, отвернутся протереть листья фикуса, а Тося уже сидит в ведре с водой. Вытащат её, платьишко переоденут; отвлеклись, по полу тряпками елозят, глядь, Тося опять в ведре сидит!
Тогда как Миша не ходил до двух лет, ползал на попке! В то время по дороге машины возили лес. Местные шофера знали, что у Ефремовых ребятишек - целая орава. А Мишка уже встал на ноги. Пока сёстры не видят, выйдет из дома, подберёт на дороге окурок и, на шатающихся ножках следует к придорожной канаве. Тут ему хорошо! Окурок - в рот, и попкой в полюбившееся гнёздышко. Машина с лесом тихонько мимо едет, шофера сигналят, а малец на канаве с окурком во рту провожает глазами громыхающих железных черепах. Он и живых-то ещё не видел, поэтому и железных не боялся! Сёстры спохватятся, вытащат его, а назавтра всё повторяется. Это уже, став взрослым, Михаилу доведётся служить на подводной лодке на Севере, но отвага, какой наградила его природа, останется с ним до конца!
А пока Мишка сидит на канаве! Возвращаясь с работы, брат матери – шофёр непременно зайдёт в дом и попеняет ей: - Панька, Мишка опять сидел на дороге! Почему они за ним не смотрят? - Привязывать его, что ли? – незлобиво бурчит мать. – У них, кроме Мишки, других дел полно! И то верно! Вода, дрова, картошки ведро начистить – всё они!
Мать с отцом в колхозе с раннего утра и до темноты. Работали без отпуска, без больничного, без декрета. За голые трудодни! Совесть крестьянская не позволяла по другим правилам жить!
В июне 41-го родилась в семье ещё одна девочка – Валя. А завтра была война! Очень страшно, когда бомба летит-свистит, не знаешь – куда упадёт? А следом – ещё одна! Потом – эвакуация! Как добирались в Кировскую область – лучше не вспоминать! Приехали в деревню Чирки. Местные жители встретили приезжих без радости! Но добрые люди везде есть. Получила семья небольшой домик. Первую зиму хорошо перезимовали, а позже и траву ели, и дохлую конину! Отец по вечерам читал ребятишкам вслух книги: «Отверженные» Гюго, «Хижина дяди Тома», «Всадник без головы». Где брал книги – дети не знали. Но все, и старшие, и малыши сидели на полатях. А чтоб не вывалились, отец прибил доску. Тепло, хорошо, словно телята в загородке!
В 1944 году семья вернулась в Бор. Деревню было не узнать! Дом – пятистенок наполовину сгорел. Пекарня в нём находилась. Солдаты печку топили днём и ночью. Поселились в уцелевшей половине. В марте 1945-го родился ещё один сын – Васенька! А в 1947-м отца арестовали. Суд был показательный, и дали Степану Ефремовичу 2 года за то, что, будучи председателем колхоза, разрешил зарезать подыхающую коровёнку. После чего колхозники с полудохлой скотины получили по паре килограммов так называемого «мяса»! Судили двоих – председателя и счетовода; но инвалиду войны, вернувшемуся без ноги, повезло больше, по этапу не пошёл! А вот отца восьмерых детей не пощадили! И два года Прасковья Ивановна без кормильца тащила семью!
Всё, о чём написано выше, я почерпнула в дневнике-мемуарах «Нюркино детство». А восемь человек детей выросли, и каждый нашёл свою дорогу!
Тося – тихая, сдержанная, умная в середине пятидесятых поступила в лесотехническую академию и уехала в Ленинград. Студенчество – лучшая пора! А если ещё и однокурсник Лёня как-то не так смотрит на Тосю, а по-особенному, чего ещё желать? Тем более, что Лёня красив, строен и высок; и на кафедре военной в академии не какой-нибудь тюфяк, а очень даже перспективный, подающий надежды студент! На последнем курсе, в аккурат перед защитой диплома Тося и Лёня поженились; и в начале шестидесятых приехали по распределению в северный район Ленинградской области и были приняты помощниками лесничих в Важинский леспромхоз.
Где-то и жили, а вот что это было за жильё – не будем углубляться! Чуть позднее получили крошечную квартирку. Об удобствах в те годы и речи быть не могло. Да и какие в леспромхозе удобства, если контора на куличках, а вокруг леса, болота и опять леса! И профессия у молодых специалистов вовсе не кабинетная! Равно, как и одежда с обувью. Зимой – фуфайка и валенки. Летом – куртка и резиновые сапоги. Да не забыть намазаться средством от комаров. Иначе – сожрут! И ножками на работу лесом, через болото, и снова в лес. – Ага, вышла на делянку, которая подлежит рубке. Свериться с картой, не ошиблась ли? Нет, всё правильно!
Работа лесничего требует выносливости, знаний! А Тося хрупкая, и росточком не велика! Но она сама выбрала профессию, и училась лучше всех на курсе, поэтому внимательна, несуетлива! И лес для неё – не враг, а дружище – мудрый, степенный, понятный!
Дочка Наташа родилась ещё в Важинах. В квартирке с одним столом, кроватью и удобствами во дворе. А родившийся человечек ночами хнычет, сам не спит и маме не даёт! Что-то ему не ладно! Мама, уснувшая час-полтора назад, (пока пелёнки простирнула; да трубу в печке закрыла, дождавшись, когда дрова прогорят), услышав хныканье, один глаз открыла и, нащупав очки, из-под тёплого одеяла вылезла! И, шепча: - Сейчас, Наташа, сейчас! – вынимает её из мокроты. И, заученно припевая: - А-а-а! – споро отворачивает крышку двухлитрового китайского термоса, какой они купили на последнюю стипендию, наливает в тазик горячей воды и, разбавив холодной, с тем же припевом: - «Ну, вот, хорошо! Наша девоч-ка-а чистенькая!» - Расстилает фланелевую пелёнку, (к утру в комнате будет не выше +10) и пеленает дочку; она поправит чепчик и уложит своё сокровище в постельку. Сверху же – одеяльце! Потом всё уберёт. И к… Наташе!
Дочка, в сухом белье, после маминого покачивания во сне чуть-чуть шевелит губками. Она ещё совсем крохотуля, но уже улыбается и, как говорит мама, «всё, всё понимает!» Забираясь к мужу под одеяло, сама Тося, опасаясь разбудить его, дышит совсем тихо и засыпает не сразу! О чём думает? Да о разном! С глазами вот у неё проблема. Ещё с детства! Ну, да ладно! Главное – это здоровье семьи!
Я познакомилась с Антониной Степановной в семидесятых, когда пришла на работу в новую организацию и вписалась в штат, где не было зависти и злости, подсиживаний и нашёптываний! Небольшой коллектив, а вот источником света, доброты и порядочности являлась Антонина Степановна. Никогда она не стремилась выпятить себя, казаться выше других по образованию, интеллекту. Но всё это в ней незримо присутствовало. И среди инженеров, техников, служащих она была, не знаю – как правильно сказать, «костяком», что ли; как бы связующим организмом! Всегда приветливая, ровная, по-домашнему заботливая! Своей чистотой и скромностью она притягивала к себе людей. Тем, кто работал с нею в отделе, чувствовали себя уверенно, зная, что старший инженер непременно посоветует, объяснит, а если нужно – то и не обидно поправит!
В то время семья уже в Подпорожье жила. Леонида Александровича перевели на работу в органы и предложили занять отдельный домик на ул. Героев. С тех пор Тося обосновалась на горе с видом на реку Свирь. Кра-а-сивое место. И зрелище с горы – залюбуешься! Не хуже Валдая. Не забывала она и родные места.
Когда училась в Ленинграде, каждое лето на каникулах приезжала к родителям. Да и все они собирались в родном доме. Работали на земле, на сенокосе. Мать жалела девчонок, а вот отец строжил всех. Время такое, летом не поработаешь – зимой не покушаешь!
Хоть и уставали, но к вечеру, конечно же, на танцульки! Тем более, что и мать напутствует: - Мне не довелось в молодости поплясать, да попеть, так вы хоть за меня погуляйте! Ну, и выбегали сёстры Ефремовы за ворота в простеньких шестиклинках-юбочках, в ситцевых кофтёнках иль платьишках весёлые, а уж голосистые, словно из хора Пятницкого приехали на гастроли в деревню. А вечеринка-то на улице. На завалинке молодые гармонисты развернули меха – девчата этого ждут. И полилось:
- Эх, ёлочки-сосёночки, зелёные колючие! Валдайские девчоночки весёлые, певучие!
И куда усталость подевалась? Долго гуляли. Утром не выспавшиеся, отец рано поднимал, с граблями иль с окучниками, едва-едва волокли ноги. Но наступал вечер, невдалеке призывно звучала радиола и …! Ближе к сентябрю шумная летом деревня затихала.
Когда Тося вышла замуж, бывал на Валдае и Леонид – рыбак, охотник! Отец, вернувшись из мест, не столь отдалённых, силой похвастать уже не мог. И в 69-м мир этот покинул! А в 1971-м - родился сын Дима. Наташа, окончив в Ленинграде институт, вышла замуж, да там и осталась! Зато Дима женился на однокурснице и, получив дипломы, вместе с Викой приехали в Подпорожье. Сначала жили в доме на Героев. Но вскоре приобрели квартиру!
В смутные времена лесное хоз-во пришло в упадок. Лес вырубали, где ни попадя! И неуёмная жадность принесла свои плоды. Лесные угодья с остроконечными елями, корабельными соснами на тысячах гектаров стали плешивыми! Антонина Степановна по мере своих возможностей старалась этому помешать. Но в лес пришла чума и на чёрных, оставшихся от леса пеньках, праздновала победу! Немного в то время могла сделать старший инженер, но если удавалось отстоять делянку или лесной квартал от порубки, верила, что день прожила не зря. Если же не удавалось, то она – по природе романтик, нутром ощущала, как молодая, ещё не созревшая ель, стонет от приближения ревущей техники. Но всё ещё красуется, устремив шпиль в небеса; а от визжащей пилы падает гордо, стоя и, лишь рухнув на землю, прижимается к кормилице ещё живыми ветвями! На пенсии Антонина Степановна работала ещё лет 7, но профессии не изменила!
Несколько лет тому назад Антонина Степановна заболела. Серьёзно! В Петербурге её спасли! У неё четверо внучат. Ксюша и Катя – музыканты, окончили консерваторию! Живут в северной столице. Сонечка учится в ветеринарной академии. Глебу 15 лет. Школьник!
Дом на Героев в ноябре 16-го остался без хозяина. Проводили подполковника Леонида Александровича Смиренникова с почестями. Из Петербурга на чёрных автомобилях приехали соратники и в день тот тишину на погосте разбудили оружейные залпы!
Мы с Антониной Степановной не являлись близкими подругами, и перезванивались не часто. Её Леонид Александрович и мой хозяин не одобряли «бабий трёп»! Но я всегда знала, что она – неподалёку! Вскоре и в мой дом пришла беда! С тех пор я регулярно слышала: - «Петровна, я была в церкви, помолилась за тебя и мужа твоего; поставила свечки!» Я – невежда, божий дом не посещаю, полагая, что бог у каждого – в душе! Но её участие и в моём несчастье, сопереживание и желание утешить о многом говорят! И не только я благодарна ей! Кто бы с нею ни работал или, по воле случая, лежал в одной палате, она к каждому найдёт подход, приласкает, обнадёжит!
Нынешней осенью Антонина Степановна побывала на Валдае. Близкие тревожились – как доедет? Однако, не перечили! Зная, что желание посетить родину великО! Доехала! Последыш – брат Вася живёт в Свердловске! На Валдае – сестра Валя, младшенькая! Обнялись с радостью и печалью! Наговориться не могли! Навестила и вечное пристанище ушедших, где с фотографий смотрят мамины глаза, и родные лица многих Ефремовых!Перед разлукой сестрёнки, в прошлом певуньи, дуэтом запели? – Нет! - речитативом наговорили: -«И нас осталось только трое из восьмерых родных ребят!
Домой привезли! Вернулась просветлённой, словно в родник со святой водой окунулась!
Живёт в доме и Дымок! Маленький, пушистый кобелёк. Живёт давно! Хозяйка кличет его Дымкой! После ухода Леонида, когда Дымок видел, что Антонина Степановна плачет, он становился на задние лапы, головой утыкался ей в колени и в унисон с хозяйкой горестно, по-собачьи оплакивал ушедшего. И его вид, слёзы, протяжные вздохи выражали то, о чём сказать не мог! Она, поглаживая его, всё понимала; а он, поскуливал, мол: - Не, плачь! Я же с тобой! И так будет всегда! А если ты плачешь, то и мне плохо!
Мы редко наведываемся друг к другу. И всё-таки – случается! Она принесёт мне яблок, малины, зелени! Через месячишко я кандёхаю на ул. Героев. Антонина Степановна стоит у калитки, а под ногами у неё – Дымок. Уж так он меня облаивает, страсть! Не гляди, что махонький, а голос сипло-пронзительный, аж захлёбывается!
– «Дым, нельзя! Кому сказала? - Нельзя!» Дымок глазами-пуговками преданно смотрит на хозяйку и уступает мне дорогу, провожая в дом! Мы беседуем больше часа, а Дымок сидит под столом у моих ног. И так уж ему хочется то ли пощекотать мою коленку, то ли почесаться об неё, только вот юбка мешает! Носиком он помеху приподнимает и… мордашкой елозит по колготкам! – Фу, Дымок! – улыбаясь, говорю я, и, нащупав рукой загривок, уговариваю его вылезти на свет. У калитки Дымок неотрывно смотрит на хозяйку и снова лаем заходится! Я: - «Ну, чего ты? Мы же с тобой, вроде, уже приятели? Забыл, что под юбкой у меня шкодил?» Дымок гостью в расчёт не берёт. Ему важно, чтобы хозяйка не вышла за калитку. Лаем верный пёсик выражает тревогу – как бы не остаться во дворе без присмотра? А уж любовь и преданность дому, где живёт, Дымок не раз доказывал!
У Антонины Степановны двое правнуков. Лёне – три года, («старшой» - величает его А.С.) Ниночка появилась совсем недавно. – Вы повидали её? – спрашиваю. – А как же? И за пальчик подержала, и коляску покатала! В Петербурге дождь проливной шёл. И ветер, аж свистит! Я насквозь промокла, поэтому отправили меня в квартиру. Разделась и размышляю: - Когда же всё это высохнет? Ксюша вернулась с прогулки, достала сушилку и… пожалуйста - всё сухое! - У них совсем другая жизнь! – радуется. - И двухлитровый китайский термос с горячей водой, (в то время – большая редкость) такой необходимый, когда родилась бабушка Ниночки, канул в лету! Поклон ему!
Скоро Новый год! И в дом на ул. Героев непременно приедут (по возможности) все родные и близкие, где их всегда ждёт Антонина Степановна – берегиня! Маленькая, неприметная! Но она тот фундамент, который замешан густо и выложен с любовью. Поэтому и стоит, словно монолит! Силой духа, умением творить добро!
Классные мастера рода Ефремовых строили дом. Сами они ушли, а род живёт – на Свири, в Петербурге, на Валдае, и не только… С давних пор семья Новый год встречает в лесу, у костра. Так уж повелось, когда дети были школьниками; и продолжилось, когда внуки появились. Не изменили привычке и в наши дни. Уже не было хозяина, но у костра встречал Новый год правнук Лёня; он ещё не ходил, а посиживал в сумке-туеске, но традицию не нарушил!
Где будет берегиня нынче, не ведаю? Но природа и зимняя ночь обязательно услышат Валдайско-Свирскую мелодию! Первый Новый год, верю, встретит и Ниночка, а Лёня из 19-го своими ножками перебежит в 20-й!
А утром раздастся звонок: - Всё путём? - телефон вопрошает. - То Степановна, ясно, звонит. - Ну, конечно, путём! - отвечаю. - Нам ли с ней о худом говорить?
Мы из прошлого века молодки, довелось и лишенья терпеть! Уяснили, что нынче сиротки! Не беда, коли станем пе... ! (гудеть?)
На дороге, случись, обернёмся! Поглядим - не услышал ли кто? От смущенья чуть-чуть усмехнёмся, если рядом гуднул Дед Пехто!
В одиночку гуляем, тетёрки! Потеряли своих глухарей! За окном лишь снегирь яркий, вёрткий колупает любимой трофей!
Разлетелись и наши ребята. Гнёзда вьют, чтоб самим токовать! Пожелайте ж себе, глухарята, всё, что мы вам хотим пожелать!
Декабрь 2019 г.