В медицинском атласе такого не было.
Мону захлопнул книгу, с удовольствием вдохнув запах дорогой полиграфии, зевнул и опустился на стул. Роен-Йокочи-Лютьен-Дреколл (можете вдохнуть) лег на полку, сдвинув к стене «Имя розы» Умберто Эко, «Эксклюзивный гобелен» без обложки, написанный венгерским энтузиастом, и трупик жука-листоеда, созданного природой задолго до появления теплокровных. В нем-то и состояло все дело.
Вверх по улице по кривым как походка пьяного рельсам крался трамвай с открытыми настежь окнами. В нем сидели трое. Двое рядом – непримечательные работники бакалеи, с детства живущие по соседству в многоэтажке на Питер-штрассе, в которой полвека тому назад родился известный импрессионист, позже переехавший в Прагу; и еще один – далеко от них, в самом хвосте вагона – борющийся с газетой мужчина под пятьдесят в серой летней паре и бумажной сорочке, топырившейся на округлом брюшке. (Мону забыл посчитать водителя, так что на самом деле в трамвае сидело четверо.)
Тот, что с газетой, внезапно чихнул и умер от апоплексического удара.
Мону покачал головой, глядя на возникшую суету. Трамвай остановился прямо напротив его квартиры.
– Интересно, успел он удивиться? – спросил сам себя Мону. – Эти двое из бакалеи точно.
(На лацканах живых пассажиров красовались большие трехцветные значки с говорящей надписью: «Я работаю в бакалее», поэтому Мону не мог ошибиться – тем более, что водитель носил фуражку с золотой на голубом вышивкой: «Депо № 11»).
Итак, все началось с жука…