Я влюблён в Ночь. Как мне кажется, она отвечает взаимностью. Сумрак Ночи струится между пальцев рук, обволакивает сердце волнующим чёрным бархатом. Приятным на ощупь, мягким и податливым. Ночь во мне, я – неотделимая часть Ночи. Нам вдвоём очень хорошо, мы понимаем друг друга с полуслова, с полувзгляда.
«Тари нави, Корвин», – шепчет мне падкая женщина Ночь. – «Рада тебя видеть, вдыхать твой запах, слышать твой голос».
«Тари нави, тари нави», – отвечаю я распутной, но такой желанной женщине. Из тени, отбрасываемой трёхэтажным зданием, робко и стесняясь, прикрывая обрывками Сумрака грудь, выходит Она, женщина Ночь. Свет уличных фонарей обжигает её бархатистую кожу, моя любовь прижимается ко мне всем телом и шепчет: «защити, спрячь огонь, мне больно».
Я не люблю огонь, огонь меня боится, языки пламени масляных фонарей начинают трепетать, тянут ко мне свои жёлто-красные нити-руки. Они плачут и умоляют: «Не губи, пощади, мы с тобой навеки вместе, навеки друзья». Я отвечаю огню: «Да, мы навеки вместе, но сейчас не ваше время. У нас будет время пообщаться, а пока… а пока прочь, сейчас время Ночи. Время звёзд и, стыдливо взирающей на меня и мою женщину, королевы ночного неба – розовой Изабели. Улица исчезает, исчезают уличные фонари, дома, парки и скверы. Исчезает Монтервилль, город разврата и порока, остаёмся только мы: я растворяюсь в Ночи, она становится мной.
«Потанцуем?» – спрашиваю я любимую женщину.
«Больро-эль-Босмо?» – спрашивает Ночь.
«Конечно. Ведь это же наш танец!»
Мы начинаем танцевать: шаг вперёд, два шага назад. Ночь льстится ко мне, проводит по щеке рукой и смеётся. Смех у женщины заразительный, я поддерживаю её со спины, держу левой рукой за талию и веду в танце, который завезли на материк с островов архипелага Борхос моряки.
«Больро-эль-Босмо», – только ты и только она.
«Ты же не просто так пригласил меня на танец, каль-ор-бользо?»
Я не знаю, что такое «каль-ор-бользо», но не подаю вида и отвечаю:
«Ну что ты такое говоришь? Как ты могла такое подумать? Хотя, от помощи я бы не отказался. Ты видишь Тьму?»
«Вижу, – отвечает Ночь и смеётся. – Это же моя сестра!»
«Мне нужно туда попасть. Не хочешь прогуляться во Тьму? Там нам будет очень весело!»
«С таким каль-ор-бользо хоть куда. Пойдём, но только держи меня покрепче руками, прижми к себе, иначе я выскользну из твоих объятий. Готов, милый? Пошли!»
Тень трёхэтажного здания «выстреливает» в сторону соседнего дома, она удлиняется и становится тонкой, как нить. Нить напряжена до предела и от меня сейчас требуется особое внимание. И, естественно, такт и уважение по отношению к женщине, к моей Ночи. Мир, сотканный из полумрака, на прикосновение тени никак не отреагировал. Тень для полумрака – частица самого себя, я в тени, поэтому тоже свой. Мрак отступает в сторону, женщина Ночь держит меня под руку и мы начинаем идти по улице, от одного здания к другому, от дерева к дереву, обходя стороной уличные фонари. Мы – две тени, которые слились друг с другом, нас никто и никогда не сможет разлучить. Мы счастливы и я слышу смех Ночи, смех в ночи.
***
Чем хорош Монтервилль? В нём невозможно заблудиться. От центра города, от Площади Согласия, расходятся восемь лучей, восемь главных улиц. Даже если ты попал в этот город первый раз в жизни, то в нём заблудиться, практически, невозможно. Можно смело идти в какую-нибудь сторону и через некоторое время ты обязательно выйдешь на одну из главных улиц. Такое расположение главных артерий Монтервилля люди называют «паутиной». Город, как огромный паук, заманивает в свою паутину торговцев малой и средней руки, не делает он исключения и для богатеев. Игральные дома, увеселительные заведения, заведения мадам Коко, Жизель, Боргу. Они работают с вечера и до самого утра. Всё для тебя, человек, для воплощения твоих самых сокровенных желаний. Для того, чтобы в твоей голове не возникало никаких крамольных мыслей, чтобы ты не вспоминал, что жизнь, в принципе, дерьмо, и в твоём доме царит разруха, находятся полуголодные дети, страшная, как сама жизнь, жена. Вечно недовольная отсутствием денег и тем, что ты не сделал её самой богатой и знаменитой женщиной города и королевства Норд-Лок. Ты гуляй, человек, пей вино, играй в карты и кости, ни о чём не думай.
Я перебегаю от одной тени дома к другой, замираю на какое-то время, чтобы через секунду остановиться под каким-нибудь раскидистым деревом, перевести в очередной раз дыхание. Хорошее расположение основных, самых значимых, зданий Монтервилля для рядовых горожан и гостей, сейчас никак не играло мне на руку: чтобы дойти до полуразрушенного здания библиотеки, нужно пересечь Площадь Согласия, или, как вариант, обойти её стороной. Придётся долго пробираться по плохо освещённым улицам, рискуя в любую минуту почувствовать прикосновение холодного металла к горлу или получить предложение отдать свои кровно заработанные сбережения, одежду, обувь. Не факт, что ты после этого предложения останешься в живых и вернёшься домой. Слева от меня находится полицейский участок, хорошо освещённый как и улица. Миновать участок незамеченным, практически, невозможно. Здесь нет теней. Но невозможного, как говорит дед Молк, не существует: я услышал цокот копыт по мостовой, который становился всё громче и ближе. Из круга света уличного фонаря появилось ландо. Извозчик тянул какую-то заунывную песню, лошадь отчаянно размахивала хвостом. Лучшего варианта мне может не представиться. Вспомнив, что денег с собой не взял, я выругался. Дождавшись, когда ландо поравняется со мной, оттолкнулся от ступеньки откидной лестницы, сел на сидение открытой повозки и замер, забыв что такое дышать. Извозчик покрутил головой, «угостил» лошадь ударом кнута, равнодушно спросил:
— Куда?
— К Собору Всех Святых.
Извозчик вздохнул:
— И не заплатишь, поди?
— Заплачу, но позже. Может быть. С собой денег нет.
— А если я закричу? Вон, сколько на улице полицейских и стражников.
Я вытащил из ножен короткий меч, с щелчком отправил его обратно.
— Понятно, – опять вздохнул извозчик. – Но, милая. Пошла, красавица. И чего вам не спится, парень? Скоро полночь..
Колокол на башне ратуши сделал двенадцатый удар именно в тот момент, когда мы проезжали мимо полицейского участка. Ландо выехала на Площадь Согласия, в это время открытая для пассажирских повозок. Потом повозка объехала вокруг гордости Монтервилля, – огромного фонтана, свернула на улицу Королевского дворца. Метров через триста-четыреста ландо обязательно остановит патруль, рисковать нельзя. Я похлопал извозчика по плесу, соскочил с повозки.
— Тьфу, лихоманка тебя забери, – выругался мужчина, обхаживая лошадь кнутом. – Да чтоб я ещё хоть раз согласился на подмену, да никогда…
Я посмотрел вслед удаляющейся ландо, которая в свете уличных фонарей имела чётко очерченный силуэт.
«Мне туда нельзя, каль-ор-бользо», – испуганно произнесла женщина Ночь.
«Успокойся, мы туда не пойдём, нам сейчас налево, в Королевский парк».
«Я люблю парки и скверы, милый. Там много деревьев, кустарников и теней. Причудливых, протягивающих свои щупальцы во все стороны. Это моя стихия, это твоя стихия. Ведь ты это я, я это ты».
В парке тихо, очень уютно. Я вдыхаю нежно-трепетный запах роз. Красных, белых, розовых. Мне нравится терпкий запах смолы сосен, запах яблонь. Меня бодрит запах листьев деревьев. После прошедшего дождя он особенно сильный. Все запахи сплетаются в тугой жгут, они пьянят голову. Как вино, как запах кожи любимой женщины, запах её волос, как вкус её трепетных губ.
«А куда мы идём, каль-ор-бользо?»
«Мне нужно попасть к Собору Всех Святых».
«С ума сошёл? Мне же нельзя туда! Никогда Ночь, Тьма и Сумрак не ладили с верой людей. Ты хочешь меня погубить, милый?»
«Как ты могла такое подумать? Нет, конечно! Ты спрячешься за спину Тьмы, своей сестры. А я поднимусь на верх Собора».
«Зачем?»
«Хороший вопрос, милая. Мне нужно попасть в библиотеку. Её тщательно охраняют стражники, тайная полиция. Но мне нужно попасть внутрь этого здания».
«Зачем?» – повторила свой вопрос Ночь.
«Видишь ли… я прожил двадцать четыре года и до сих пор не знаю кто я, откуда у меня, или во мне, такие способности к магии. Как я научился танцевать танец «Больро-эль-Босмо». Как влюбился в тебя, – мне тоже никто не объяснил. В библиотеке должны быть какие-то книги, в которых, возможно, я найду ответы на вопросы: «кто я», «где я». Чем старше становлюсь, тем чаще мне кажется, что окружающий меня мир – не совсем мой».
«Понятно», – приторно-сладко вздохнула Ночь. – «Ты очень сильно рискуешь собой, любимый».
«Я знаю, и прекрасно это понимаю. Но найти ответы на свои же вопросы Корвин просто обязан».
«Ох, Корвин, мой милый Корвин …»
Парк закончился, я прижался к ограде, увитой плющом, осмотрелся. Странно…нет хорошего освещения, хотя тыловая часть любого здания всегда менее защищённая. Дворец короля – не исключение. Но мне до этого нет дела, мне это на руку: пройдя вдоль ограды, я незамеченным подойду к Собору. Надеюсь, что никого на своём пути не встречу. В скрытых нишах, за свисающими ветками плюща, спрятались гвардейцы. Они – как каменные изваяния, как немые свидетели происходящего, всех тайн Дворца. Бдят, стерегут, охраняют покой первого лица государства, покой королевской семьи. Высота кованной ограды метров пять, может и больше. Короли оградили себя от шума города, от назойливых и любопытных взглядов горожан. Короли боятся людей, хоть и говорят совершенно обратное. Но мне, опять же, до этого нет никакого дела. Пока нет. Собор, как монумент вечному и несокрушимому, построенный на пожертвования людей, встретил меня молчаливой тишиной. Из окна арочного типа тьму прорезает тонкая полоска света. Кованая ограда, огромные въездные ворота, калитка запертая изнутри. Но для меня такое препятствие, после походов в Мёртвые города, детская забава, шалость, развлечение. Куполообразная крыша, в свете Изабель, переливается серебристо-золотисто-белыми огоньками. Красиво, да. Купол окружают установленные на причудливых постаментах всевозможные фигуры: ангелы с белоснежными крыльями, горгульи, оскалившиеся в немом крики свои пасти, фигуры крылатых рептилий. Драконы. Огнедышащие и безжалостные к людям и ко всему живому в мире людей. Очень-очень давно, когда горы, исчезая в одном месте появлялись в совершенно другом, когда только-только появились первые поселения людей, драконы верой и правдой служили людям, охраняя их дома от всякой напасти и нечисти. Почему драконы исчезли, точно никто не знает. Но в одном предании говорится, что драконов уничтожил сам человек, открыв на них большую охоту. Кровь с лечебным эффектом, непробиваемая чешуя. Всё это продавалось и покупалось. Деньги – самое ужасное, что придумали люди.
Я посмотрел налево – никого, направо – … Мне показалось, что потайная калитка в ограде Дворца чуть приоткрылась. Вроде как из непугливых, надо же! Перелезть через невысокую оградку – дело одной минуты, несколько минут ушло на пробежку до стены Собора. Достав из заплечной сумки «кошку» с привязанной к ней тонкой верёвкой, сплетённой из липких нитей пауков скарберов, я посмотрел вверх. Метров сорок, должен добросить. Верёвка, сложенная кольцами, начала разматываться, «кошка», сделав полный оборот вокруг ног горгульи, надёжно зафиксировалась. Надев перчатки, пропитанные выделением всё тех же пауков скарберов, я начал подниматься наверх. Когда до горгульи оставалось совсем ничего, скрипнула дверь Собора, из неё вышел седовласый старец. Услышал он шум, что-то, или… ? Служитель, или охранник, подошёл к калитке, проверил запор, зашёл внутрь Собора. Сердце учащённо забилось в груди, я сделал несколько вдохов-выдохов. Крышу Собора, которую не видно с земли, давно никто не убирал от невесть откуда взявшихся пожелтевших листьев деревьев. Выбрав верёвку и спрятав «кошку» в сумку, я, проваливаясь по щиколотку в ковёр из листьев, подошёл к противоположной стене Собора, посмотрел в сторону библиотеки. Пройти сто метров по земле для нормального человека со здоровыми ногами – совсем ничего. Но мне предстояло преодолеть эти сто метров по воздуху. Точнее, по переброшенной с Собора до крыши библиотеки тонкой верёвке. У меня будет одна попытка закрепить верёвку на шпиле библиотеки. Всего она попытка: выстрел из арбалета в тишине ночи обязательно привлечёт внимание стражников, которых я сейчас наблюдал возле двери библиотеки.