Светлана Геннадьевна поверить не могла. На какой сеанс она сегодня попала, и билетов не попросили… Мамы увели ребят на кухню и насели на сыновей градом доводов и путанных объяснений, зачем им смотреть нашумевший в кругах их друзей ролик. Те бойко отбивались, отшучивались, отнекивались мягко лирично приобнимая своих «наседок», мамы меняли тактику, бомбардировали их заботой, уговорами, увещеваниями. Парни не сдавались. «И я считаю, что… не время...» - вертелся подле них Виталий Вячеславович… Светлана Геннадьевна сидела на диванчике напротив облюбовавшего кресло у входа третьего мальчика. Поджав губы, смотрела на него опасливо-вопросительно. Красивый талантливый элегантный аристократичный младшенький Леша прятал глаза. Все и так поняли, что его нет на этом видео… На этом. В тот день…
Но в данном случае они оба — гости — ничего не решали в сей семейной дилеме. Каким бы абсурдом и фарсом она ни казалась со стороны, но находиться внутри нее — было щекотливо и тревожно… Она совсем не знала, какую сторону занять. То есть знала, разумеется, но почему-то
не занимала…
Нет, незачем, совершенно незачем ворошить такую скользкую тему… Но... на кого же делать ставки?
Разве она еще не разворошена донельзя? Пускай пока и только словами и намеками... Разве мальчики не сами виноваты, что не обрубили сию тему сразу, не припрятали? Разве не они раздвигали границы сознания людей другого поколения своей беспечностью эти последние дни? Разве не они привели в дом к родителям эту пускай и поразительную, но все же… общую... женщину... Леша, такой юный и такой заметный, сказавший вчера под шумок про красоту ролика, сейчас, разделив с ней гостиную, невольно подслушивая вместе с ней, прятал глаза - он умел замечательно «пожимать плечами» - не задействуя плечи — одним лицом… Артист, что еще тут скажешь. Все они… артисты… Что ж они там исполнили-то, аА?
- Светлана Геннадьевна! А вы что думаете? - прилетело ей прямо. Она встрепенулась. Ну что за мракобесие здесь творится! Надо срочно домой, возвращаться к вязанию!!!
Она подняла растерянные глаза на дверной проем. Мамы смотрели на нее с надеждой как на воина из их лагеря. Мальчишки смотрели на нее с надеждой как оплот благоразумия и чопорной сдержанности… Она растерянно оглянулась в поисках выхода из нелепейшей в ее жизни ситуации. И очень по-педагогичному выпалила…
- Ну… только если без гениталий в кадре...
И тут вдруг поняла, что мальчики —
проиграли. Оба синхронно вздохнули, их плечи упали, взгляды остановились, упершись вникуда, выразительные лица пропитались досадой. Они переглянулись, Леша — привычно хихикнул, зажмурившсь. Светлана Геннадьевна почувствовала себя обронившей иголку в пушистый ворс, но ставки были сделаны.
За последним словом нужно было лишь дождаться последнюю участницу видео. И получить благословение от нее.
* * *
Стоило Татьяне появиться в комнате, даже безмолвно и на цыпочках, тенью, потупив взгляд, как сразу становилось понятно: она — этой самой породы. Которая словно подсвечена, окутана особой дымкой. Каждый ее шаг и поворот головы запускал новый спектакль. Это люди со- и для сцены. Все, к чему она прикасалась, превращалось в декорации. Даже без макияжа, одетая в что-то неприметное и почти обычное, она приманивала внимание. Манкая. Это — в ее натуре, в ее природе. Ее особое умение себя подать давно пропитало ее, и теперь каждое ее движение, от поворота головы до тембра голоса — дорисовывало что-то скрытое от глаз и завораживающее своей недоступностью. Лиричные выразительные в своей сдержанности черты могли превратить ее и во властную средневековую княгиню, и 14-летнюю Джульетту. Ее возраст странным образом читался, но не выявлялся. Ей не страшнО произношение этой цифры в ее присутствии. Ее утонченные часто застывшие черты оставляли пространство для образов и вариаций. Она едва заметно засвечивала какую-то яркую краску, но тут же прятала под свою «рясу» умеренности и благочестивости.
И улыбка — как придержанная, мелькающая как веяние ветерка. Натуральные сочные губы, блестящие каштановые волосы, припрятанный взгляд, способный выстрелить и пришпилить к стенке — эта дама никогда не выпустит попавшихся из своего гипноза, окажется выше всяких слов и суждений. Ухоженная на столько, что самый простой look на ней выглядит дорого, вся такая чуть по-классически манерная. Аристократичная, строгая, неприступная, даже в своей легкой элегантной порочности. Обтекаемая для любых некрасивостей - словно недостижимая для всякого рода грязи в человеческих мыслях и сознаниях. Способная восхищать даже раздражая. Такой позволительно все, она — все вывезет и облагородит… Она — вне ценок, на енедосягаемой от них высоте...
Когда ей чуть путанно был задан тот же вопрос со всей неуклюжестью классических мам, Татьяна замерла, чуть вздернув подбородок, дернула бровью, и выдержала поистине невыносимую паузу лирической задумчивости. Потом заблудилась взглядом в собственном свитере, потом в диванной накидке, на которой она покоилась, закинув одну ну другую ножки в облегающих джинсовых штанинах, визуально осмыслила найденный наконец свой потерявшийся взгляд, улыбнулась улыбкой вежливости без выражения, и произнесла:
- Возвращаю им право решать. - она кивнула на ребят. И чуть трогающая губы улыбка, обратившаяся в ним, начала живописно напитываться теплотой.
- Тань, в данной ситуации — ты — самый уязвимый персонаж… - покаялся кто-то из старших парней.
Она — взрослая и разумная, не привыкла впадать в отрицания очевидного: она и сама немало растрепала за эти дни. Она — приехала к ним. Она ничего не отрицала всем присутствующим. Она сделала свой выбор и окунулась в эту «воду». И она готова была ответить по своим «счетам».
- В данной истории я - просто есть. Вряд ли тут идет речь об уязвимости. На данном этапе... - рапортовала королева любого пространства. И тем самым разрешение было получено.
Ребята напряженно переглянулись. По перестрелке этих взглядов стало окончательно понятно, что дело тут не в качестве потенциальных зрителей, а в том, что они в принципе не планировали делиться этой историей, и она действительно является чем-то личным, а не просто поводом попробовать и похвастать. Потом они вновь глянули на невозмутимую возмутительницу. Ее не было необходимости защищать. И тогда в ком-то взыграл вторичный гендерный признак настоящего мужчины: а-ааа, была-не была!
Сделать, и забыть.
Взгляды вновь метнулись по сторонам в последних поисках возражений или отвлекающих маневров, потом обратились друг к другу.
И стало понятно, что всё: «взрослые» - сами напросились.
Комната скукожилась в неуютности и ожидании. Поникшие мальчики, закусив губу и подозрительно притихшие, закопались в своих телефонах. Оглянулись, убедившись, что присутствуют только те, кому можно доверять.
Светлана Геннадьевна напомнила себе, что бежать — еще не поздно.
Мамы — сложили руки на коленках. Папа — обрядился в непроницаемую суровость. Таня — устроилась поудобнее в рисованной небрежной позе беспечности.
Загорелся просторный экран плазменного тв.