Борис Рябухин
ТРИ ВСТРЕЧИ
10 февраля 2019 г.
Трижды мне удалось пообщаться, вольно или невольно, со знаменитым поэтом и замечательным человеком Риммой Федоровной Казаковой. Но лишь недавно в интернете я узнал, что родители дали ей имя Рэмо, что означало «Революция, Электрификация, Мировой Октябрь». И только в 20 лет она изменила его на более понятное - Римма.
Первый раз общение было, как сейчас говорят - виртуальным, в 1970 году. Я тогда работал в издательстве «Молодая гвардия», научным редактором. В редакции комсомольской литературы я придумал создать книгу «Молодая гвардия труда». В ней были опубликованы очерки заметных журналистов того времени об инициаторах передовых производственных починов: «И за того парня», «Работать по – Злобински» и другие. Почему об этом пишу подробно, потому что таким пришел со своими стихами в газету «Московский комсомолец», по рекомендации автора, которому помог довести до издания книгу о комсомольской работе «Потому что верю». Принял меня доброжелательно чуть ли ни главный редактор, потому что мой автор, как я выяснил позже, оказывается, был заместителем главного редактора этой солидной газеты. Но, прочитав мои стихи вслух, он, все-таки, как показалось мне, был не очень доволен моими метафорами, которыми я пытался украшать свои произведения, начитавшись в Астрахани с друзьями-литераторами французских символистов Артюра Рембо, Шарля Бодлера, Тристана Корбьера, Поля Верлена …
Вот, например, начало моего стихотворения «Сын»:
Мерцание плода на дне цветка
В лице своей любимой я заметил.
И сын, которым столько лет я бредил,
Дохнул теплом парного молока.
Эта лирика не соответствовало духу моих очерков о передовиках производства из «Молодой гвардии труда».
– А есть у вас такие стихи, как, например, у замечательной поэтессы Риммы Казаковой? – спросил он меня, указав на стихи Риммы Казаковой, которые были опубликованы в 1970 году в издательстве «Молодая гвардия»:
Мы молоды. У нас чулки со штопками.
Нам трудно. Это молодость виной.
Но плещет за дешевенькими шторками
Бесплатный воздух, пахнущий весной…
Я понял, что мой визит в редакцию газеты провалился. И сквозь обиду сказал только одну колкость:
«У меня нет чулок со штопками».
«А жаль»,– ответил редактор
Я извинился и ушел.
Даже сейчас я продолжаю удивляться, какая же нищета была в нашей жизни и потому отражалась в наших стихах. Рады были «бесплатному воздуху». Все эти песни: «Я надела праздничное платьице…», «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить…», но говорить о любви бесплатно могу…
Представляете, молодая красивая женщина Римма Казакова не написала, что у нее дорогие колготки полезли (предмет всеобщей зависти), она могла сказать только про заштопанные (фильдеперсовые) чулки.
Но тогда я обиделся на другое: такие стихи я уже научился называть «паровозом», который может «возглавить» подборку стихотворений о любви без ложного патриотического пафоса.
Какое же было моё удивление, что в очередном номере газеты «Московский комсомолец» были опубликованы мои стихи (и произведение «Сын»). Подборка занимала полстраницы, подвал, озаглавленный моим именем крупными буквами: «БОРИС РЯБУХИН». Я не верил своим глазам. А в редакцию мне позвонила сотрудница какой-то подписной организации и предложила мне за договорную плату присылать вырезки подборок моих стихотворений в газетах и журналах. Я понял, что это розыгрыш, сказав:
– Мои стихи никто не будет печатать.
– Будут! – уверяла сотрудница. – Я вас познакомлю с замечательным композитором, Шаинским, Владимир Яковлевич напишет песни на ваши стихи. Приходите, мы находимся около Центрального Телеграфа на улице Горького».
«Спасибо», – ответил я. Но не пришел. А зря.
Один завистник съязвил, что моя подборка в газете опубликована как некролог. Но всё же «Московский комсомолец» два-три раза давал позже мои подборки стихов под рубрикой «Книга в газете», один раз – с «напутствием» замечательного писателя Валентина Берестова.
Второй раз я встретился с широко известной к тому времени Риммой Казаковой через 15 лет, когда меня приняли в Союз писателей СССР. Не хотели принимать, но за меня заступился поэт Владимир Соколов, которому я посылал свою книгу в стихах «Степан Разин». Встреча состоялась по инициативе Риммы Фёдоровны в буфете Центрального дома литераторов. Какой-то неизвестный мне писатель подошел и сообщил: «Римма Фёдоровна Казакова хочет с вами поговорить. Что вам взять в буфете, она заплатит?» Я был удивлен, но подсел к ней за отдельный столик. Она купила мне сто грамм водки, хотя я робко попросил пятьдесят, какие-то бутерброды, наверное, с красной рыбой, которую я очень люблю. Познакомились, разговорились. Почти не помню, о чем был разговор. Кажется, она спросила:
– Чем дальше вы намерены заниматься после «Степана Разина»?
– Собираю материалы о Кондрате Булавине.
– Но это – повтор темы?
– Надо написать не хуже «Степана Разина», – занервничал я.
Римма Казакова о себе ничего не рассказала. Я – тоже.
Может, она думала, что я что-то попрошу у нее. Но я ничего не попросил. Хотя меня пытались несправедливо уволить из журнала «Молодая гвардия», для чего не приняли из кандидатов в члены партии. Может, эта история её заинтересовала? Она, я знал, помогала всю жизнь другим писателям.
А мне просто было приятно, что такой большой поэт проявил внимание к моим произведениям.
Третья встреча с Риммой Казаковой была сугубо деловой. Она, в то время писательских судов и раздоров, возглавляла Литфонд России. Писатель Станислав Золотцев пытался рекомендовать меня на работу в Литфонд на Гоголевском бульваре. Я с огорчением наблюдал борьбу за писательское наследство. Сочувствовал этим испытаниям таких значительных писателей, как Юрий Бондарев и Станислав Куняев (будучи известным поэтом, Куняев, тем не менее, откликнулся на мою книгу «Степан Разин», и прислал мне свою книгу с автографом: «Отдарился».
В 2004 году я решил пойти к Председателю Международного литературного фонда Римме Казаковой за новым билетом. Ведь я – член Литфонда с 1986 года.
Она доброжелательно закрыла мои невольные пропуски оплаты (не понятно было, кому платить членские взносы) и подписала мне новый билет. Но настроение у неё в пустом огромном здании Литфонда на улице Усиевича показалось мне далеко не радужным.
Ещё хочу заметить, что мне нравятся песни Риммы Казаковой, особенно «Ты меня любишь». На ее стихи писал музыку и Владимир Шаинский, с которым меня обещали познакомить.