Откинувшись на спинку стула, София смеялась весело и заразительно. Все сидящие за обеденным столом тоже улыбались, поддерживая веселое настроение одиннадцатиклассницы, и все ждали продолжения её рассказа об очередном школьном дне.
Нельзя сказать, что ситуация была необычной для нашего родственного сообщества, в котором застолье было, кажется, главной и всеми любимой традицией. София с родителями и мудрой бабушкой Олей жили в относительно небольшой четырехкомнатной квартире, где была замечательная гостиная-столовая с большим массивным столом, такими же стульями и портретами предков на стенах. А поскольку жили мы по-соседству, на втором этаже старого кирпичного дома, то и я частенько оказывался за общим столом на правах дяди Софии и, по общему мнению, её старшего друга.
- Представляю, с каким облегчением вздохнет наша директриса, когда я, наконец, закончу школу! - заявила моя племянница, с хрустом раскусив яблоко, и сразу смутив и встревожив родителей.
- София, девочка, не пугай нас, ради бога! Что ты опять учинила?!
- Да ничего, мамочка, я не сделала. Просто задала вопрос нашему гостю, который читал лекцию в рамках профориентации. Нам сказали, что это талантливый молодой профессор, который защитил докторскую диссертацию в двадцать девять лет. Он действительно молодой, умный и, наверное, очень уважаемый. Рассказывал нам о психологии и современных методах управления персоналом, и уговаривал идти учиться на современных руководителей. Мы его внимательно слушатели, а потом девчонки поинтересовались, как он относится к искусственному интеллекту и какую роль по его мнению займут завтра роботы в сфере производства. Он обрадовался и много чего наговорил, но в основном про то, что роботы уже вытесняют из сферы занятости разных исполнителей. И тогда я поинтересовалась, а что будет делать он сам, когда лишится исполнителей; какую профессию себе выберет. Он стал чего-то объяснять, но это было неубедительно и скучно. Может, конечно, мы его просто не поняли.
- Боже мой, София, ну когда ты научишься придерживать свой язычок?! - всплеснула руками Валентина и бросила быстрый взгляд на мужа.
- Мама! Но нам же предложили задавать вопросы! Я что, должна была спросить женат ли он или про его гастрономические предпочтения? Почему нужно прикидываться восторженной дурочкой?
- Не надо дурочкой. Иногда можно просто промолчать.
- Ну да! Все сразу подумают, что я захворала. Ещё скорую вызовут. Пап, ты тоже считаешь, что молчать полезнее?
- Я считаю, - заговорил папа Антон, с трудом погасив улыбку - что ты у нас большая умница и наверняка сама понимаешь, что нужно уметь и говорить, и молчать. А вот чувство меры между тем и другим это уже признак мудрости, которая приходит с годами.
Антон, человек решительный и твердый в своих убеждениях, с круто вырубленными чертами лица и почти таким же характером, был обычно на стороне дочери и в большинстве случаев одобрял её поведение. Что же касается меня, то в подобных пикировках я старался не участвовать. Родители ценили такую сдержанность, но, каждый в отдельности, временами заводили со мной разговор о дочери, о её возможном будущем. Я же отмечал многочисленные способности Софии, подчеркивая, что она прекрасно мыслит и в состоянии самостоятельно решить вопрос о выборе профессии или, точнее, места дальнейшей учебы.
Снова заговорила Валентина, пытаясь за деланной веселостью скрыть истинную озабоченность и тревогу за будущее дочери. Впрочем, всё это легко читалось на лице моей черноволосой красавицы сестры, казавшейся совсем маленькой рядом со своим Антоном.
- Доченька, но ты же должна занять такое положение в обществе, чтобы тебя уважали и труд твой ценили. И зарплата нужна достойная..
- Знаешь, мамочка, для меня нынешнее общество, это множество людей построенных в пирамиду по принципу подчинения. Одни командуют другими. У тех, кто выше, больше власти, а у кого больше власти у того больше денег. Сегодняшний профессор учил, как забраться повыше, чтобы оттуда.. ну в общем понятно. А я, пока книги умные читала, да людей умных слушала, начиная с вас, мамочка и папочка, поняла одну простую истину, что человеком, если он действительно человек, управлять не нужно. Вернее, нельзя! Человеку нужно помочь вынырнуть на поверхность человеческой жизни, чтобы он мог оглянуться и увидев интересный берег красивый или маяк, плыть к нему. Лучше вместе с друзьями, чтобы помогать друг другу не утонуть.
В общем, разговор за столом, продлившийся еще около получаса, лишь добавил беспокойства матери и, кажется, никак не отразился на позиции Софии. Когда после обеда все расходились по своим делам, я тоже отправился к себе, собираясь поработать над статьёй об образовательном пространстве города. Уже закрывая за собой дверь, я услышал голос племянницы и обернулся.
Высокая, в лёгком коротком полупальто тёмно шоколадного цвета, с кажущейся небрежной стрижкой и проницательным взглядом лукавых глаз, она выглядела человеком, рассуждать о самостоятельности которого было как минимум поздно.
- Влад, подожди секунду! Вот, посмотри, пожалуйста.
Она протянула мне несколько страниц с распечатанным текстом. И помахав рукой побежала вниз по лестнице.
- Вечером поговорим! - донеслось снизу, хлопнула входная дверь и снова стало тихо.
Усевшись в кресло, я стал просматривать полученные от Софии листки. Здесь было несколько симпатичных коротких литературных зарисовок, затем следовали рассуждения, которые меня особенно заинтересовали. «Семья» - было крупно выведено от руки. Первую букву украшал тщательно прорисованный растительный орнамент. Зная любовь Софии к рисованию и некоторые её привычки, я догадался, что она довольно долго размышляла перед чистым листом.
Подвинув кресло к окну, манившему картинкой солнечного денька, я несколько раз внимательно перечитал страницы с плотным текстом, напечатанным десятым кеглем «Корпусом». И в очередной раз мне стало ясно, насколько глубже тщательно сформулированные суждения и мысли моей племянницы, чем те ироничные высказывания, которые спровоцированы попытками старших поучать и тем более порицать её.
София размышляла о роли отца в семье, а поскольку мы уже говорили об этом раньше, я сразу отметил изменения в её позиции, ставшей глубже и серьёзнее. Настолько, что я даже решил пройтись, поскольку так мне всегда лучше думалось.
Одевшись, я вышел из дома и направился к обласканному ещё слабым солнечным теплом бульвару, обычному месту моих прогулок. Ни ветра, ни шумящей толпы прохожих не было, и я без помех погрузился в размышления.
Первая мысль Софии состояла в том, что старший человек для младшего это не только образ собственного будущего, но и возможность сформировать свои жизненные ориентиры. «Хочу или, наоборот, не хочу стать таким же, похожим на него». Младший же для старшего тоже не менее важен, поскольку, по мнению Софии, может служить для него живым ответом на вопросы о том, почему сам взрослый оказался именно таким, как это всё произошло и что ещё можно поменять, исправить. Главным же было то, что она сумела разглядеть потребность этих двоих друг в друге, их особое, совершенно необходимое для развития обоих единство.
Рассуждениям об отце племянница придала особое значения. Мысли формулировались четко и, кажется, даже осторожно, что явно объяснялось бережным отношением к любимому родителю.
Раньше семейный уклад опирался, по мнению Софии, на сформированный веками образ главы семьи, патриарха, укорененный в сознание ребёнка вместе с другими традиционными представлениями. Теперь же многие традиции просто устарели. Современный глава семьи, положительное представление о котором у ребенка изначально формирует мама, должен постоянно оправдывать поступками свое место во главе семейного стола.
И в конце текста София заключает, что на основе старых традиций должны формироваться новые культурные потребности друг в друге, а не право управлять другими членами семьи.
Я сидел и размышлял о феномене моей племянницы, сочетающей в себе подростковую ранимость и порой раздражительность с какой-то удивительной проницательностью, когда меня вдруг окликнул Антон.
На лице отца Софии не было и следа того беспокойства, которое терзало Валентину. Усевшись рядом со мной и глянув на листки в моих руках, он спокойно поинтересовался, что нынче пишет дочь. Это был уже традиционный для наших давних доверительных отношений вопрос, и я, не показывая ему сам текст, поведал о новой ступени в формировании мировоззрения его дочери.
- Послушай, Влад, а ты сохраняешь её тексты? Со временем, я думаю, они для самой Софии обретут большую ценность.
-А как же иначе? Всё это - богатство, пока не оцененное, но которое безусловно ещё сыграет свою роль в жизни нашей Софии.
- Знаешь, я уже несколько дней собирался поговорить с тобой вот о чём. Мне предложили двухлетнюю стажировку в Штатах, в Калифорнийском университете. Ты понимаешь, насколько для меня это интересно и важно, учитывая имеющуюся там экспериментальную базу. Один я, конечно, не поеду. Баба Оля, слава богу, крепка и вполне сможет обойтись пока без нас. А вот София не хочет даже слышать об американском вузе, хотя с английским языком у неё совсем не плохо. Может ты поговоришь с ней как-нибудь осторожно? Похоже, это для меня последний шанс.
Неожиданно подул холодный и порывистый ветер. Я глянул на небо, затянутое тяжёлыми мрачными тучами и подумал о том, что на сегодня хорошая погода закончилась. Впереди явно был дождь и стоило поторопиться. Антон, который уже успел замерзнуть в своей ветровке, махнул призывно рукой и энергично зашагал в сторону дома, заставив и меня поспешить.
- Конечно, я поговорю с Софией, но вовсе не уверен, что сумею её переубедить. Думаю, её протест это далеко не каприз.
Добравшись до дома и ещё раз пообещав Антону рассказать Софие о заманчивых перспективах обучения в Соединенных штатах, я закрыл за собой дверь.
Видимо простудившись, к вечеру я почувствовал себя неважно. Валентина глянула на мои гланды, потрогала лоб и заявила, что жить я буду, но пить таблетки и полоскать горло всё равно должен вовремя. Приготовив всё, что нужно для лечения и оставив блюдо с румяными пирожками, которые виртуозно пекла баба Оля, сестра ушла. А около девяти вечера в дверь позвонила София. В глазах её была тревога, а в голосе появилась позабавившая меня материнская нотка.
- Ну вот, тебя уже нельзя одного оставить! Ты что, под дождем гулял?
Убедившись, что я выполняю все предписания Валентины, София уселась в кресло и сразу ошарашила меня вопросом.
- Будешь меня агитировать за американский вуз? Давай, послушаю.
- Почему ты так решила, София? Я ведь ещё ни слова не сказал ни за ни против?
Да потому, что раз отец загадочно молчит и спросил только, намерена ли я тебя проведать, значит он передал полномочия тебе и теперь ждёт результата. Или я ошиблась?
Честно говоря, я слушал Софию с удовольствием. Разобраться в ситуации было, конечно, не трудно, но у неё это получилось и легко, и весело. Хотелось бы ещё понять, что она надеется услышать и о чем говорят весёлые лукавые чёртики, прыгающие в её чуть сощуренных глазах под неизменной чёлкой.
- Я так понимаю, что ты уже представляешь себе как устроена жизнь студента в американском университете и каковы достоинства образования, которое ты могла бы там получить?
- Влад! Ты ведь не думаешь что меня так уж волнует студенческий быт, развлечения и тому подобное. Я не сомневаюсь, что там комфортно и есть на что тратить время и деньги. Но я уверена и в том, что американское образование в любом вузе и по любой специальности нацелено на формирование у студента американского сознания. А вот это меня не устраивает. Ну, никак! И если родители решили осчастливить меня идеями западной демократии и поставить на путь истинной рыночной свободы, я говорю «Нет!» по всем позициям сразу. Так и передай, раз в моём предыдущем исполнении они смысл слов не уловили.
Веселые чертики в глазах Софии исчезли, уступив место гневной вспышке. Она явно не намерена была возвращаться к обсуждению этой больной темы. А поговорить было нужно и не только потому, что я обещал Антону, но и потому, что позиция и аргументы Софии показались мне пока не достаточно убедительными для родителей.
- София, ты что, и на меня заодно рассердилась?
Задумавшись на мгновение, она вдруг улыбнулась и почти спокойным голосом произнесла:
- Да, немного. Ты ведь всё знаешь лучше меня, а защищаешь родителей, которые и так могут делать всё, что сочтут нужным. А сердиться я ещё продолжаю, но ты не обращай внимания... А что ты собирался мне сказать?
- Ты действительно не хочешь в Америке побывать? Неужели не интересно?
- Да ну тебя Влад! Конечно, хочу! Я вообще весь мир хочу повидать, особенно Австралию и Антарктиду.
- А учиться там не хочешь! Нет, нет. Помолчи пока. Насколько я понимаю, ты считаешь, что в России среда общения и вообще всё образовательное пространство качественно отличается от американского. А в чем по-твоему состоит столь важное отличие и что именно тебя пугает?
София уже совсем спокойно и сосредоточенно смотрела на меня своими зелеными глазищами, не торопясь отвечать. Затем встав и подойдя к окну заговорила.
Сначала о нашем жизненном пространстве, которое, как ты сам мне объяснил, должно быть образовательным по природе своей культурной. Мне кажется, его характеризует единственный на всю страну голос, который кричит с рекламных щитов, телевизоров и радио одно только слово «Купи!». А почти всё остальное — грязная изнанка жизни, в которой царит не культура, а физиология и ещё преступность, глупость беспросветная и ложь, откровенная и бессовестная. Речь дикторов на телеэкране часто безграмотна. Ну, не могут они научиться произносить числительные! Видимо им «двухста» граммов не хватает! - Так, кажется, у них там теперь принято выражаться. Все более или менее приличные передачи по ТВ, даже детские, показывают ночью. Чего или кого они боятся? И почему все они, рассуждающие о благе общества, о России, которую любят беззаветно, не скажут однажды прямо и честно, что высшая ценность для них, а значит и их идеал это деньги!
- Погоди, София, не кипятись так. Я понимаю твои чувства и полностью согласен с тем, что среда, в которой мы живем стала ядовитой. Но ты критикуешь нашу действительность, а не американскую.
- А зачем я буду её критиковать? Там люди веками формировали условия своей жизни. У них доллар это символ борьбы и побед целых поколений. И я уважаю их за то, что они берегут свои ценности. Но эта культура всегда будет мне чужой! Хватит того, что мне её суррогаты здесь постоянно тычут в лицо то в виде примеров для подражания, то в качестве методик, то в виде хот дога с колой.
Ты сам, сколько я себя помню, старался встроить меня в исторический поток российской культуры. И сейчас, когда я начала осознавать то целое, частью которого являюсь, вы хотите, чтобы я всё это растеряла, потеряв заодно и себя во имя... , - София замолчала, набирая в легкие воздух, и резко повернувшись ко мне, закончила фразу вопросом, — во имя чего, Влад?
- Нет, София. Думаю вопрос можно поставить иначе. Например спросить себя, готова ли ты сохранить своё представление о мире и свою систему ценностей в условиях культуры другого народа; и готова ли ты распахнуть своё сознание и свою душу людям из другого общества, даже не рассчитывая на взаимность?
Некоторое время моя племянница молча смотрела на меня, словно пытаясь отыскать в моих глазах что-то, что я не договорил или специально скрываю от неё.
- Ты хочешь сказать, что беда не в том, что в отношении меня планируется определенное насилие, а в том, что я сама не готова с радостью его принять?
Да нет никакого насилия, София! Есть необходимость в диалоге, который ты сама с порога отвергаешь! А ведь ситуацию, о которой мы говорим, ты сама только что описала в своих размышлениях о старшем и младшем. Ты сама...
- Погоди, Влад. Позволь я ….
София приподняла руку, призывая сделать паузу, и посмотрев несколько секунд сквозь меня, отвернулась к черному ночному окну.
Я выпил таблетки, вскипятил воду и уже закончил заваривать чай, когда София вдруг веселым и деланно капризным голосом заявила:
- Я с мятой хочу! У тебя же есть мята?
- Ну конечно, есть. А чай уже с мятой. Наливать?
Некоторое время мы молча наслаждались вкусным горячим чаем со сладкими воздушными пирожками бабы Оли. Затем, после второй чашки, София вдруг отодвинула от себя тарелку с надкушенным пирожком и объявила:
- Я совершенно бестолковый ребёнок со слабо выраженной способностью к саморефлексии. А ты опять оказался прав... как всегда. Конечно, мне нужно говорить с родителями, чтобы понять значение этой поездки для них и помочь им понять, что она значит для меня. С этим всё ясно. А вот о чем мне хотелось бы сейчас поговорить.
София задумчиво поднесла к губам пустую чашку и, обнаружив что чай кончился, некоторое время рассматривала голубой затейливый рисунок на фарфоровой поверхности. Затем, потеряв вдруг интерес к Гжели и отставив чашку, она решительно заговорила.
- Заканчивая общеобразовательную школу, я завершаю и основной период социализации, в итоге которого я должна осознать себя частью мира, вернее человечества во всём его культурном многообразии. В противном случае, картина мира, составляющая содержание моего сознания, окажется не полной. Как бы не была я привержена российской культуре, я должна сегодня активно осваивать и другие её формы в том числе и для того, чтобы глубже понять жизнь собственного народа. Правильно?
- Как всегда, после того как подумаешь. Ты просто молодчина!
Выражение лица Софии было спокойным и немного печальным. Мелькнула мысль, что разговор в это позднее время утомил её и что продолжать не стоит, но племянница снова лишила меня выбора.
- Ну давай, Влад, договаривай. Что у тебя ещё?
- Да ничего, собственно, кроме вывода. В Штаты учиться я бы тебя не отпустил уже потому только, что ты здесь ещё не прошла основные образовательные ступени. Далее. Оказаться наблюдателем в другом культурном пространстве и стать объектом специального психолого-педагогического воздействия - это вещи совершенно разные. Второе в условиях сильнейшего культурного кризиса просто неприемлемо, поскольку требуют как минимум серьёзного опыта и специальной подготовки. Так что я с тобой.
А с родителями нужно говорить и желательно постоянно. Им такой диалог очень нужен, чтобы и тебя правильно понимать и, главное, в себе разобраться.
Мы обменялись с Софией понимающими взглядами и пожелав мне спокойной ночи она убежала к себе.