Потолок высокий, метра четыре, окно высокое, окон три - и дверь, из окна видна Луна. Она высоко,путается в верхних ветках высокого дерева. Это старый тополь - огромный, корявый. Несколько стволов нагло выросли из основного, подавляя его, лезли-лезли в небо, не долезли. Нужно выйти на улицу зачем-то, но он не идёт. Он задрал вверх голову и не может оторвать глаз от сияющего в темной вышине не совсем ровного круга. Он даже приоткрыл рот. Наверное, я схожу с ума, подумал он. А внизу, рядом – снег, совсем близко под окном. Снег, освещённый этим небесным объектом, единственным и неповторимым. Этот объект - друг земли, спутник ночного одиночества, это - светило.
Мне не страшно с ним, думает он, а без него, в новолуние, я совсем один, сумасшедший дурак. Лишь напряжённо жду, когда светило ночи вернётся, как ждал бы я сестру или брата, или лучшего друга. Где она была, спутница наша, когда я заблудился в горах? Помню яркие большие звёзды, а её не помню. Тогда моим лучшим другом был фонарик и спички. И не пошёл ведь там ни дождь, ни снег, и я вернулся на рассвете на тропу, так и не прожив телом необходимую временную грань, переходную точку – ночной сон, "отсутствие присутствия". Вернулся в новый день, как из другого измерения, где время горизонтальное. А у нас, он усмехнулся – вертикальное? Или диагональное?
А однажды, вспомнил он опять, когда я шёл озером к берегу, завершая ледовый этап своего похода, светило было круглым, полным, совершенным, даже оранжевым и провожало меня до самой деревни. Он стал вспоминать все свои странствия. Они часто запаздывали, он не достигал ночлега засветло и шел или ехал ночью, если просто не уходил иногда в ночь погулять, как однажды в октябре: с корабля в лес.
Она всегда его сопровождала, эта самая так называемая Луна, и он вдруг поёжился: а если и она помнит всё и теперь зовет его куда-то? Нужно выйти.
Он посмотрел на Луну опять, ему показалось, он проследил её взгляд – она точно смотрела на какое-то место во дворе на снегу. И снег теперь тоже звал его. А он всё не шел. Он сидел в тепле, и даже здесь космос доставал его мозг. Он был бессилен спрятаться – он ощущал всем своим позвоночным столбом какое-то сквозное, беспрепятственное единство с всемирным пространством, пусть здесь кислород, а там вакуум, здесь разнообразная жизнь, а там чёрт знает что. Но если мой взгляд – что может быть проще! – невооруженный, так сказать, глаз пронизает эту бесконечную даль, эту неизмеримую толщу расстояния, заполненного подобием воздуха, в котором вполне недурно себя чувствуют твёрдые тела, значит, я часть этой толщи, и она вправе забрать меня куда угодно.
И какая слабая преграда мне это стекло окна и эти столетние лиственничные бревна, которые ещё помнят – ох, они тоже злопамятны! – первых настоящих хозяев, господ, знавших цену хорошей жизни, но не сумевших эту жизнь защитить для себя. Меня защищает пока только моё сознание, нежелание поддаться настойчивому зову космоса, космической тяге, думал он.
Светило немного изменило своё место в вышине, переползло в сторону запада. Он чувствовал, что и снег в нескольких метрах от него, на который продолжала смотреть Луна, и толща космическая, поглотившая сплошное излучение всех остальных галактик и звёзд, кроме тех, которые ещё могут достичь наших глаз – связаны и добиваются чего-то одного. Чего, чего они хотят от него? Снег ночью ужасен.
(13 декабря 2019)