ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ
ДВА СОКРОВИЩА В МОНГОЛЬСКОЙ ЮРТЕ
Глава первая
ПРОВОДНИК СТАНОВИТСЯ ДРУГОМ
В один из мартовских дней обессиленная от голода ростовская дружина сделала привал прямо на амурском льду. Народ в изнеможении отдыхал на санях. Мужики, расстегнув верхнюю одежду, подставляли тёплому солнышку вспотевшие рубахи, облеплявшие костлявые тела. Есть было почти нечего, последние крохи берегли на вечер, потому дружескими разговорами коротали время.
- Эх-ма! Раньше достался бы изрядный мясной кус иль рыбина.
- Ныне, браты, токмо лясы точить, да водицы испить.
На расстоянии поприща от места отдыха располагалось маленькое даурское селение. Оттуда вернулась группа ростовчан с проводником Соми. Они остановились на прибрежной круче и приветственно замахали руками. Никонор Новгородец и Иван Алексеевич смеялись, держа кабанью тушу, выменянную на оружие. Фёдор Книга, бывший с ними, громко кричал сидящим внизу голодным соратникам:
- К сумеркам Амур пройдём! Там еще один посёлок дауров!
- Чего мелешь, — подтолкнул толмача вожак, — сам баял, что разорили его мунгалы.
- Главное — реку прошли! Да ещё какую! — возбуждённо отвечал другу Фёдор. — Дай людям порадоваться!
На льду и впрямь возликовали, правда, неизвестно от чего больше: то ли от долгожданного известия, то ли от созерцания туши убитого кабана.
- Исход Амура-батюшки! Исход лютой зиме!
- Земляки, быть может, ещё поймаем удачу за хвост!
Словно крылья за спиной выросли у русских путешественников. Они будто стряхнули с себя и усталость, и голод. Здоровые волокли и поклажу, и больных, преодолевая последние поприща ледовой амурской дороги. Всем хотелось увидеть два притока великой реки, с которых она и начинается. Все стремились быстрей достичь ночного привала, где каждому перепадёт небольшой кусок кабанины, и будут на сон грядущий волнующие душу беседы с близкими товарищами о дальнейшем неизведанном пути. И потом обязательно предстанут в дороге диковинные земли с тамошними народами. А затем, ещё нескоро, блеснёт своей неброской скромной красотой земля святорусская...
То, что узрели ростовчане в ранних сумерках на широком мысе между двух занесённых снегом речных русел Шилки и Аргуни, нельзя было назвать селением. В междуречий, на краю лесной опушки, притулилась одинокая юрта. Из неё вышел ещё не старый, но седой даур в лосиной шкуре. Он спокойно наблюдал за приближением бледнолицых чужестранцев, и не было на его смуглом лице ни тени страха, лишь удивление. В его сгорбившейся фигуре проглядывала какая-то тоска.
Соми и Фёдор подошли к нему и познакомились. Тот, назвавшись охотником Агдой, просто предложил пришельцам располагаться для ночёвки, а их предводителей пригласил к себе в юрту. Пока за войлочной стенкой глухо гудел, обустраиваясь, русский лагерь, даур, не особо расспрашивая нежданных гостей, сам поведал недавнюю трагедию, случившуюся здесь:
- Этой зимой, как застыли быстрые реки, я ушёл на охоту. Вернувшись через день, я не поверил своим глазам: вместо родного стойбища осталось несколько обгоревших юрт, а вокруг лежали трупы моих сородичей. Увидев убитую жену, я так и не обнаружил двух дочерей — видимо, их угнали в неволю. До весны так никто и не возвратился...
Рассказчик весь покраснел, разволновался и, не выдержав пережитого, молча выскочил из дома, за ним тут же последовал Соми. Фёдор, посмотрев вслед даурам, сказал притихшим воеводам:
- Наш проводник обещал мне, что подыщет дружине нового провожатого. Думаю, что Соми пошёл уговаривать Агду помочь нам в дороге.
- И то верно, — согласился с предположением толмача ремесленник Гаврила, — чего тут страдальцу бобылём жить да горе горевать.
- Разумно, — живо откликнулся Никонор, — Агда ведь охотник и как никто другой знает округу.
Алексеевич кивнул и решительно сказал:
- Я смекаю, надо ему, — пострадавшему от табунщиков, открыть наши замыслы по налёту на Мунгалию.
- Что ты, Алексеевич! — поразился Семён Огонёк, вытаращив глаза. — Вот так просто выдать то, что всё время скрывали, высадившись в Азии?
- Вожак прав! — поддержал Ивана Никонор. — Мы скоро выйдем к самой Мунгалии, а толком не знаем мест и боимся о них выспрашивать, чтобы не навлечь подозрений. Идти наобум в поисках родового гнезда Батыя — гибельно...
В этот момент в юрту вернулись Агда и Соми. Последний, улыбаясь, сообщил русским, что старожил согласен провести их по здешним землям. Книга, сносно освоив даурский язык, выразил искреннюю благодарность:
- Спасибо за выручку.
Агда в ответ высказал мысль, которая уже вертелась на языке у Ивана:
- Я заметил, проходя по стану, как ваши люди голодают. Пока нужно повременить с дорогой. Я хочу помочь вам. Мне ведомы леса, где держатся сохатые[1] и кабаны.
Когда до Алексеевича дошёл перевод речи, он сорвался с места и обнял Агду:
- Друже, помоги нам! Сам видишь — народ отощал. Голод унёс на Амуре немало моих земляков.
Коренастый даур, засмущавшись и кое-как освободившись от могучих объятий, велел пораньше лечь спать, чтобы русские как следует отдохнули перед охотой. Когда мужиков оповестили о предстоящем деле, в котором будет участвовать местный зверолов, они перекрестились:
- Даст Бог — с Агдой закончится в дружине голодуха.
- Книга вещал, до степей уже недалече, а нас ветром колышет...
Лишь полторы сотни человек на заре собрались с Алексеевичем на охоту, другие остались в лагере из-за различных недомоганий. Ведомые Агдой охотники редкой цепью подходили к опушке лиственного леса, где обычно паслись лоси, находя себе корм суровой зимой. Даур так удачно вывел ростовчан с наветренной стороны на рогатого зверя, что трое сохатых пали от стрел и копий оголодавших бородатых мужиков. На другой день Агда навёл отряд на кабанье стадо. И тут сопутствовал русским успех. Кроме того, на Амуре, благодаря советам аборигена, удалось поймать предостаточно рыбы. За пять мартовских дней дружина на глазах окрепла, и многие теперь могли идти без посторонней помощи. Бывалые мужи не успокаивались на достигнутом. Под началом Огонька и Ухвата готовились запасы пищи впрок. Друзья вдохновляли всех к новым вылазкам в спасительный лес Белокурый Данила, насквозь пропахший копченым мясом и рыбой, оторвавшись от костров, настоятельно говорил воеводам:
- Наседайте на Агду, пусть ещё заветные места кажет.
Ему вторили болеющие за общее дело крестьяне:
- Сызнова добудем зверя!
--------
[1] Сохатые – лоси.
- И сварим, и закоптим мясо впрок!
Ростовчане, пережившие жестокий голод, не могли успокоиться, пока не увидели у себя внушительные запасы еды. Природа явно смягчилась: морозы прекращались, весеннее солнце стало чувствительно пригревать. Но главное — все, наконец, были сыты.
Наступил шестой вечер стоянки в междуречье Шилки и Аргуни. У ярких лагерных костров повеселевшие и отяжелевшие от вкусной и обильной пищи разношерстно одетые молодцы оживлённо галдели, словно перелётные птицы:
- Когда густо, когда пусто, когда нет ничего.
- Кто в нужде не бывал, тот её не видал.
- Зима кончается, весна начинается!
Русские воеводы и Агда, стоя на холме, с нескрываемой гордостью глядели на гудящий людской стан. Предводители осознавали, что пора покидать гостеприимный уголок. Проводник Соми давно отправился к своему дому, а Агда обещал провести чужестранцев на запад. Но не такие в действительности были планы у славян. Свои сокровенные замыслы они решили открыть новому провожатому лишь накануне выхода в путь. И вот такой момент истины настал. Фёдор Книга, переглянувшись с Иваном Алексеевичем, спросил следопыта этих мест напрямик:
- Агда, как можно скрытно подойти к Мунгалии? Мы стремимся туда.
Чёрные глаза охотника, казалось, загорелись, а лицо приняло суровое выражение. Он пытливо осмотрел окружавших его русских и с удивлением спросил:
- Зачем вам идти на верную гибель? Вы же говорили,
что вас интересует дорога на закат солнца, да в полночную
сторону.
Иван честно ответил дауру:
- Я знаю, что табунщики причинили тебе много горя. Мы пробираемся на свою далёкую Родину, которая тоже стала данницей мунгал. Нас пригнали в Азию, чтобы помогать завоевателям грабить и убивать. Дружина энтого не захотела и подняла мятеж, и вот мы здесь. Кровь кипит в жилах, и месть всё равно не даст пройти мимо проклятых кочевий, где томятся в рабстве наши земляки.
Иван замолчал, и Фёдор сам спросил Агду:
- Хочешь ли ты нам помочь в нападении на одно стойбище?
Седой даур живо откликнулся:
- Я сам мечтал отомстить степнякам и подговаривал ближних соседей, но они в страхе за родных лишь махали руками. Слабы мои сородичи против мунгал. Мой отец рассказывал, что Чингисхан выгнал дауров и с Шилки, и с Аргуни, где под покровительством китайцев у нас были рудники и плавильни для получения разного металла. А я жизни не пожалею — поквитаюсь с ними за всё, что со мной сделали!
Книга обрадовано выспрашивал далее:
- Ведаешь ли ты о землях близ реки Онон, где находятся родовые кочевья убитого ранее Джучихана? Ныне там правит его вдова Ори-Фуджинь — мать нашего заклятого ворога Батухана.
Старый охотник задумался. Иван Алексеевич не выдержал и умоляюще спросил:
- Вспомни, может, слыхал? У меня там любимая девушка в неволе — выручить надобно!
Даур закивал головой и, наконец, ответил:
- Я был много лет назад на мунгальских реках Онон и Керулен. Наше племя возило к тамошним ханам дань. Слышал про Джучихана и его жену Ори-Фуджинь, но точного места, где стоят их юрты, указать не могу. Зато как скрытно выйти к реке Онон, ближе к стойбищам, я покажу. А там как уж повезёт. Хочу только вас предупредить: мы можем оказаться в лапах свирепых хищников, и надо подумать ещё, как выбираться оттуда...
Агда не успел договорить, как его подхватил могучими руками ростовский богатырь Иван и радостно закружил над головой:
- Дорогой брат! В пути обговорим и обсудим всё. Главное, ты покажешь дорогу. Мы долго жили с надеждой на отмщение. И вот то, о чём грезилось — начинает сбываться! Ты — мой друг навек! ...
Глава вторая
СТЕПИ РЯДОМ
Воеводы ростовской вольницы, обретя в лице охотника Агды надёжного друга, союзника и проводника, уже утром, перед выходом дружины в путь, строили дерзкий план налёта на монгольскую степь.
Русские предводители и даур расселись на сосновых чурках у жаркого костра. Повернувшись спинами к огню, все с интересом следили за Фёдором и Агдой, что-то чертившими на снегу. Толмач подробно выведывал у местного жителя самую короткую и скрытную дорогу к логову врага:
- Ныне мы на распутье двух речных русел — Аргуни и Шилки. По какой из них следует путь держать?
Даурский охотник, ни на мгновение не задумавшись, сказал чужестранцам:
- Вверх по Шилке выйдем к устью Онона. Далее будем незаметно пробираться берегом монгольской реки. Есть там небольшие горы, покрытые лесом, которые клином вдаются в равнинные просторы. Другой скрытной дороги к тем кочевьям я не знаю. Аргунь же течёт с полдневой стороны — она нам ни к чему.
- Где же в степи искать заветное стойбище? — чесал затылок Гаврила Молчун.
- Без языка нам его не найти, — с грустью молвил, наклонившись к снежному рисунку, Иван. — Станем ловить табунщиков, кои сунутся по какой-либо надобности в лес — другого выхода не вижу.
Опытный в военном деле Никонор заговорил взволнованно:
- Велика опасность преждевременного столкновения с противником, который может случайно обнаружить нашу дружину. Потому вперед надо выслать дозор человек в десять.
- Мы пойдём с Агдой, — вызвался Фёдор Книга, — Без нас в дозоре не обойтись.
Все молча закивали. Тут встрепенулся Огонёк, оглядывая собеседников:
- А я вот о чём кумекаю — как в степи без лошадок?
- Дело толкуешь! — согласился, улыбаясь в бороду, Алексеевич — Токмо поначалу языка бы взять, а после уж к коням прицениваться.
- Верно! — поддержал старого друга Фёдор. — Ежели в ближних лесах заплутает пара местных кочевников, от энтого не сразу сполох будет, а коли сгинут косяки лошадей — вот тогда окрестности завопят.
- Эх! — грохнул кулачищем по чурке кузнец Гаврила и, тряхнув кудрями, в запале сказал: — Пасть бы на нехристей, как снег на голову. Да разорить и пожечь!
- Вот жечь как раз и не надо — издалека дым заметен, а нам то ни к чему, — возразил Семён и, зажмурившись, мечтательно замурлыкал: — Лучше поболе набрать коней, пропитания, оружия, да полные короба злата-серебра.
- У тебя губа не дура! — раскатисто захохотал Иван.
- А вы что, хотите уйти из Мунгалии с пустыми руками? — удивился рачительный селянин. — Там уйма награбленного добра! Мы оборванцами в пути стали, и сапог дельных ни у кого нет.
- Ладно, в дальней дороге всё сгодится, — умиротворённо кивнул Алексеевич и, повернувшись к Фёдору с Агдой, спросил выжидательно: — А куда после налёта отходить? Ведь табунщики уж верно погоню вслед за нами пошлют. Обратно к Амуру отступать не хочется — наша Родина лежит на закат солнца.
Русский толмач, переговорив со старым охотником, передал его совет:
- Уходить можно поначалу вдоль реки Онон на закат, а затем на полночь — к рубежам мунгальским. Там у гор и лесов, где кончается степь, начинаются земли бурят. Агда ещё слышал про реку Селенгу и про священное озеро Байкал...
И снова таёжная дорога, и снова поскрипывает снег под ногами усталых путников. Миновал первый походный день по ледовому руслу Шилки. Солнце опустилось за частокол хвойного леса, и беззвездная тьма сгустилась над ростовским станом, лишь костры светляками мерцали в ночи. Укладываясь спать на сон грядущий, Фёдор Книга долго ворочался с боку на бок и, не стерпев, взволнованно сказал в темноту соратникам:
- Вы токмо помыслите, други! Мунгалы хвалиться: на энтом веку ни один народ не посягнул на их земли. А мы идём в волчье логово, будто на праздник какой.
Поначалу слова Фёдора повисли в тишине, и он решил, что все уже уснули. Но вдруг откликнулся Иван:
- Значит, на то у нас нужда большая, коль поспешаем на кровавый пир...
Вдоль Шилки дружина двигалась осторожно. Впереди таился дозор, в коем неизменно несли службу толмач Книга и охотник Агда. Лишь на ночёвках они присоединялись к русскому лагерю, хоронившемуся в глухой чащобе.
Тёплые лучи дневного светила, настойчиво припекая землю, на открытых берегах уже сняли толстое покрывало зимы. Мужики по дороге стали скидывать в сани потрёпанные шубы и армяки, оставаясь в старых заплатанных домотканых рубахах. Разговоры велись приглушённо. Два неразлучных друга — поморы Еремей Студёный и Пахом Полночный, вполголоса перебрасывались словами:
- Ныне идём и чихнуть боимся.
- Потому как ворог недалече.
- Ничего, со дня на день лёд тронется, и река загрохочет. Тогда душу отведём — за сотню локтей никто не услышит.
Шедший за ними Максим Балагур прыснул от смеха:
- До чего же дошло. Вчерась на охоте был — так и там всё молчком. Рядом Гаврила Молчун — ну тому хоть бы что, как язык проглотил.
Однажды, когда до устья реки Онон оставалось совсем немного, а по Шилке уже с шумом неслись, налетая друг на друга, рыхлые апрельские льдины, от передового дозора пришла тревожная весть: вдоль реки в их сторону идёт вооружённый монгол, судя по всему, охотник. Разведка обещала его отловить, если выяснится, что он один.
Вечером в ростовском стане, между разлапистыми высокими елями, было непривычно тихо, не жгли костров. В лагере напряжённо ждали. Наконец, когда стало темнеть, появился дозор со связанным пленным и его лошадью. Захваченным оказался коренастый мужчина средних лет с плоским бронзовым лицом. Он затравленно озирался на высоких бородатых воинов, убеждаясь, что спасения от них нет.
Фёдор и Агда задавали пленнику настойчивые вопросы: из какого тот стойбища и далеко ли до главного кочевья Батухана, где ныне правит его мать Ори-Фуджинь. Местный охотник отвечал нехотя, пытался юлить и сам допытывался, на кого идут войной неизвестные люди. После долгих выяснений и пререканий Книга сообщил:
- Мунгал Халубей принадлежит роду Гаюкхана — сына великого кагана Угедея, умершего в позапрошлом году. Он наотрез отказывается показать даже ту сторону света, где лежит его селение. Но место родового кочевья нашего злейшего ворога выдал, ведь для них род Батыя недружеский.
- Нам на руку их вражда! — воскликнул Иван Алексеевич и нетерпеливо спросил Фёдора: — Так в какой стороне от ближнего леса лежит стойбище Ори-Фуджинь, где томятся в неволе ростовские девы? Постращай табунщика, ежели скажет неправду, то лишим живота[2].
Когда Книга по этому вопросу вновь обратился к Халу-бею, тот упорно показывал рукой в сторону заката и что-то твердил. Русский переводчик не замедлил передать уверения кочевника:
- Он клянётся синим небом, что не обманывает нас. Не пройдёт и трёх дней, как мы с ним выйдем к последнему лесистому пригорку, вокруг которого будет расстилаться бескрайняя степь.
За считанные мгновения волнующая весть: «Степи рядом!» облетела, будто порыв ветра, ростовский стан.