ЭТОТ БЕЗУМНЫЙ, БЕЗУМНЫЙ SEX ИЛИ ЭКСПЕРИМЕНТЫ НА ГРАНИ...
ИСКУШЕНИЕ...
Барбадос... Бар-ба-дос... Огромное ярко-белое солнце, словно расплавленное во влажном воздухе растекающееся серебро... Белый песок... Настолько белый, мягкий и мелкий, что есть ощущение, будто ходишь по муке. И приветливо рокочущее море: абсолютно прозрачное вблизи и перламутрово-лазурное чуть дальше от берега... И теплое-теплое, ласковое, как нежные руки юного мужа...
Одинокое бунгало на берегу... Точнее, небольшая беленькая вилла, прячущаяся в густой зелени тропической растительности: качают резными лапами высоченный пальмы, алеют удивительные, невиданные ранее цветы, шелковистая трава щекочет босые ноги и манит прилечь... Зелень везде: она окружает плотной изгородью портик и каскадами струится из каменных вазонов, расставленных тут и там, она стелется роскошным цветущим ковром перед террасой, островки её топорщат упругие стебли вдоль кромки причудливого бассейна и в вазах внутри него... И цветы, цветы, цветы, упоительный тягучий аромат которых облаком окутывает виллу во всё время дня, усиливаясь к ночи... Барбадос... Бар-ба-дос...
Мы одни… Совсем-совсем одни: нет ни единой живой души в обозримом пространстве… Только вечные небо, солнце, море, пляж и наш маленький домик…
И его чёрные сияющие глаза, бездонные и завораживающие, манящие и обещающие что-то, ещё доселе не испытанное, волнующее и немного пугающее… И его скульптурно вылепленное тело с упругими твёрдыми мышцами и гладкой смуглой кожей… И его сильные руки, уверенно блуждающие по моему телу, рождающие дикие фантазии… И его губы…
Протяжный стон срывается с губ моих, и выгибается дугой тело моё, распластанное на мягком песке… И эти новые игры, эти непознанные забавы, дарящие новые ощущения, отменяющие все табу и увлекающие в дикий водоворот первобытной силы…
- Ты хочешь так? – шепчут его пухлые губы, едва касаясь моих возбуждённо торчащих сосков.
Хочу ли я? Хочу ли того нового, обещанного тобою? Хочу?
Он дрожал от сжигающей его страсти и ждал… Ждал ответа… Хочу?
________________________________________________________
Её ресницы трепетали. Длинные, изогнутые, напоминающие чёрных бабочек. Зелёные глаза казались тёмными в их густой тени, хотя на самом деле они зелёные, похожие на искрящийся хризолит.
- Ты хочешь ТАК? – повторил я вопрос, решив, что она не расслышала.
Она обвила ладонями мою шею, слегка царапнув острыми ноготками, запустила пальцы в волосы. Хриплый стон, порочный и сладострастный, как стон Вселенской блудницы, вырвался из груди её:
- Да-а…
Моя девочка. Моя жена. Рядом с нею я становлюсь безумцем, жаждущим только одного – обладать её безупречным телом, быть властителем её, покровителем, ревностным служителем ей – моей богине, моей преданной и покорной рабыне.
Я поднялся и помог ей встать. Она встрепенулась грациозным движением недовольной кошки, пытаясь стряхнуть налипший на влажную кожу песок.
- Иди вперёд, к бассейну, - приказал я.
Она крутанулась на пятке и пошла по мозаичной дорожке, виляющей среди подстриженной травы. Точёные тонкие плечи, узкая талия, длинные стройные ножки - всё в песке. Видно было, что это ей неприятно: она постоянно передёргивала плечами. Упругая попка сердечком выписывала восьмёрку. Так обычно ходят девушки - танцовщицы. Я не сводил с неё глаз, с этой манящей, гладкой смуглой попки.
Она вскинула голову, и рассыпались небрежно собранные в пучок вьющиеся волосы. Их тугие кольца пружинками скользили по гибкой спине.
Моя девочка. Только моя...
У бассейна остановилась, спросив взглядом, можно ли поплавать. Я кивнул.
Она грациозно скользнула с бортика и вытянулась под водой. Некоторое время плыла "дельфинчиком", едва заметно работая одними стопами, и солнечные лучи, преломляясь, расцвечивали смуглое подтянутое тело пятнами бликов. Оттолкнулась от противоположного бортика и повернула обратно, на середине остановилась, взмахнула руками, оживляя мириады ослепительных радужных искр, и рассмеялась, поманив меня.
Я присоединился к ней.
________________________________________________________
Тропический дождь налетел ниоткуда. Короткий, но ошеломляющий своей стремительностью и мощью. Это был именно ливень, когда нельзя открыть глаза, чтобы увидеть хоть что - то, когда нельзя вдохнуть! Казалось, это остатки древнего Всемирного потопа хлынули из разверзшихся небес. В это время года тут часто бывают дожди. А вот ураганы, вопреки уверениям знакомых, сюда не заглядывают. Они налетают на соседние острова, обходя Барбадос стороной.
Мы спрятались на террасе, надёжно укрытые от всего мира колышущейся серебристой занавесью. Непроницаемой занавесью. Где-то под сенью густой растительности, куда не проникали тугие струи, щебетали и посвистывали многочисленные птицы.
Дождь шипел, шуршал, плясал на ступенях, а мы стояли друг против друга обнажённые, вымокшие с головы до пят, усыпанные прохладными каплями. Волосы мои намокли и чёрными змеями облепили спину и грудь, скрывая сокровенное. Он осторожно убрал пряди с груди, открывая взору то, что хотел видеть и пристально посмотрел мне в глаза.
- Ты хочешь ТАК? - снова тихо спросил он. - Твоё тело... Оно сводит с ума, распаляя воображение, вызывая дикое желание обладать тобою... Твоё нежное, ангельски-прекрасное лицо... Меня возбуждают твои слёзы, твоя беспомощность, твоя покорность... Я хочу не просто ошеломительной, дикой, необузданной страсти, что ты даришь мне... Я хочу большего! Понимаешь, о чём я? Ты хочешь ТАК? Это будет наша игра... Самая восхитительная игра!
Я трепетала перед ним, обнажённая, готовая подарить то, о чём он просил. Я хотела этого сама... Этого нового, неизведанного, пугающего, но такого манящего... притягательного... одурманивающего...
- Да...
Голос мой прозвучал звонко и нежно, сменившись чуть хрипловатым шёпотом:
- Да... Я хочу всего, что хочешь ты... Я - твоя... Твоя жена, твоя любовница, твоя наложница... Ты мой повелитель, которому я доверяю... Ты мой господин...
Губы его легко коснулись напрягшихся сосков моих, влажный язык затрепетал на них и сомкнулись белоснежные зубы, чувствительно прикусывая и отпуская раз за разом.
- Девочка моя... Люблю тебя...
Дыхание наше стало прерывистым. Ладони его легли на мою грудь, и пальцы сильно сжали соски. Острая боль коротко пронзила плоть, и одновременно волна нового, доселе неведомого, дикого вожделения растеклась по телу. Я затрепетала... А он продолжал сжимать и крутить соски мои, и властно целовать губы, доводя до пика сладострастной неги...
- Да-а...
Резкий, несильный, но обжигающий удар по груди прилетел неожиданно, и я инстинктивно закрыла грудь ладонями.
Он смотрел на меня из-за чуть прикрытых век. Ноздри тонкого носа его трепетали, чуть дрогнули уголки губ.
- Убери руки. За голову, - спокойно приказал он. Я повиновалась. Мне хотелось повиноваться, мне хотелось почувствовать его безграничную власть надо мной, его силу...
Ещё удар, и ещё, и ещё... Я покорно стояла перед ним, заложив руки за голову и ждала, ждала этих обжигающих ударов, чувствуя, как невыносимое желание заполняет всё естество моё...
Жалящие шлепки сменились нежными касаниями: ладонь легко скользила по груди, выписывая круги и восьмёрки, едва касаясь напряжённых сосков, чуть сжимая их и поглаживая. И этот переход от обжигающей боли, от которой плоть ещё горела и трепетала, к милым нежностям будил дикие инстинкты, глубоко запрятанные где-то в недрах сознания моего, сильнее ванильных ласк...
- Моя маленькая сучка... Я вижу, тебе нравится... Очень нравится это...
Левая рука его легла на мою шею сзади, под растрепавшимися мокрыми волосами, скользнула к затылку и застыла, не давая мне отпрянуть, а правая нежно коснулась лица. Он гладил его, пристально глядя в глаза. Я обвила руками его шею.
- В твоём сердце сидит дьявол... Ничем другим не объяснишь то, что ты, такая ангельски нежная и прекрасная, вызываешь отнюдь не ангельские желания... Ты целомудренна и безумно сексуальна одновременно, скромна и, как это ни странно, порочна... В твоих глазах сквозь нежность сквозит вожделение... Я вижу это всегда, когда ты смотришь на меня... Эта дикая смесь, этот взрывной чувственный оксюморон срывает тормоза у любого, кто видит тебя... Я знаю это... Я вижу... Наблюдаю за тем, как мужчины пялятся на тебя, пуская слюни похоти и раздевая глазами... Все без исключения... И неопытные подростки, и крепкие пятидесятилетние мужики... А ты моя... Только моя... Я единственный, кто обладал и обладает тобою, я твой первый мужчина, только я имею на тебя право, и осознание этого срывает башню!
________________________________________________________
Она приняла игру. Приняла безоговорочно, потому что сама хотела этого, я не ошибся в ней. Она примет все мои фантазии, уверен, что примет. Впрочем, в них нет никакой извращённой грязи, этой мерзости, лишь игры на грани жестокости... На грани, но не за гранью. Я слишком люблю её и дорожу ею, чтобы причинить ей реальный вред. Ведь она не только жена моя. Она будущая мама моих детей.
Она приняла игру. О, как она разочаровалась, когда я внезапно прекратил ласки и отправил её в душ! Она жаждала продолжения, жаждала открыться новым, упоительным ощущениям. Отдаться так, как ещё никогда не отдавалась. Но нет. Я не буду спешить. Я хочу насладиться искушением, этим ожиданием, волнующим, порою, больше реальности. "И ожидание любви сильнее, чем любовь волнует"... Прав был Александр Сергеевич... В ожидании своя изысканная прелесть... Пусть она прочувствует её... Прочувствует до конца, наполнится ею, как прекрасный сосуд дорогим вином... Тогда переход от увертюры к самой симфонии изысканного наслаждения буден намного ярче... Я хочу, чтобы ей было хорошо со мной... Чтобы она была счастлива...
________________________________________________________
Мы едем в клуб. В ночной клуб, расположенный непосредственно на пляже: кокосовые пальмы, танцы босиком на песке под зажигательные ритмы местных музыкантов и диджеев, экзотические напитки и барбекю под открытым небом, захватывающее представление танцоров, акробатов, пожирателей огня... Карибская музыка зажигательна и красива: микс африканских, европейских, индийских и местных влияний, в основном созданных потомками африканских рабов.
Она любит танцевать. Как и я. Именно за этим мы и посещаем клубы. Кому-то хочется напиться ядрёных экзотических коктейлей, покурить, завести необременительные знакомства, развлечься. Мы же ездим танцевать. Музыка, ритмы, движения раскрепощают, наполняют тела лёгкостью и живительной энергией. Это классно!
Она движется легко и грациозно в густой толпе молодёжи. Пластичное тело её гибко извивается в пьянящем ритме. Я подхватываю её, кружу, то отбрасывая от себя, то резко притягивая, словно накручивая на руку. Мы танцуем странное подобие латины, вплетая в в него движения совсем откровенные и дерзкие в этой откровенности, но не опускаемся до пошлости. Короткая юбка её взвивается, обнажая стройные ноги до предела. Мелькает кусочек аппетитной попки...
Мне нравится ловить на ней восхищённые взгляды. Это сводит с ума. Я словно ребёнок, заполучивший желанный подарок. А она и есть подарок... Подарок судьбы. Такие девушки, как она, редки. Мир заполонили алчные и прагматичные шкуры, которые понятия не имеют о девичьей чести, о любви, о верности. Шкуры парня рассматривают лишь как источник материальных благ. Были у меня такие. Нарывался по юности и глупости. Слишком доверчив был и открыт.
Она другая. С ней я могу быть самим собой, так как точно знаю: она не предаст, не обманет, не растопчет самое дорогое - любовь. А я люблю, безумно люблю её. Это наваждение, паранойя, это безумие, но сладкое безумие, от которого не хочется избавляться никогда и ни за что.
Она другая. Нежная, заботливая, ранимая, верная, милая, умная, понимающая, добрая, и любящая. Она любит меня, как не любила ни одна другая, что были до неё. Те хотели денег и развлечений с мажором. Она хочет иного. Мы оба хотим иного: гармоничного слияния душ и тел. У нас одна жизнь на двоих. Она часть меня, я часть неё... Моя маленькая девочка...
Он взял меня за руку и повёл из толпы танцующих. Туда, к морю… Голубая и невероятно прозрачная вода, раскрывающая красоты песчаного дна, потемнела, стала синей, как чернила каракатицы. И на поверхности её качались огни дискотеки. Мы шли вдоль кромки пляжа, и ажурная пена, лениво наползающая на берег, щекотала наши босые ноги. Море шипело и негромко ворчало, фыркало и урчало, потрескивало и шуршало, плескало и пылило мельчайшими водяными каплями.
Мы шли туда, где не было ни огней, ни людей, ни грохота и звона музыки – только первозданное волнение солёных вод, тихий плеск которых околдовывал и дарил ощущение блаженства. Туда, где высоченные пальмы распластали лапы и словно опахалами качали ими над белоснежным песком.
Дул лёгкий бриз, принося с собой благоухание незнакомых цветов: то пряные, то густо-сладкие, то непохожие на что-либо знакомое ранее запахи. Мокрый песок под ногами издавал странные шелестящие звуки, заглушаемые ворчанием прибоя, который торопился слизать следы наших босых ног. Сердце трепыхалось под рёбрами в ожидании чего-то неведомого и волнующего.
- Ты должна беспрекословно подчиняться мне. В этом своя особенная прелесть, ты увидишь. Я твой повелитель, твой господин… Я приказываю, ты исполняешь… Я знаю, ты хочешь этого, я вижу… Ты жаждешь повиноваться… Женщина всегда повиновалась мужчине – тому, кто сильнее. Так устроила природа…. Так было всегда… Это будет наша восхитительная игра… Игра на грани… Иди сюда…
_________________________________________________________
Я потянул её за собой и кивком приказал идти вперёд. И она пошла: лёгкая, грациозная, прекрасная в нежной юности своей. И ветер развевал лёгкую коротенькую юбочку, и она плескалась вокруг стройных ножек её, дразня. Меня сводят с ума такие юбочки: лёгкие, игривые, коротенькие, едва прикрывающие попку, разлетающиеся от движения и дуновения ветра. Их нужно уметь носить. Многие девушки в таких юбочках выглядят вульгарно. Но не она. Она носит их так непринуждённо, так естественно, что никому и в голову не придёт осудить её за столь провокационный наряд. И выглядит при этом не дешёвкой, а милым ангелом. Ангелом с улыбкой демона, с улыбкой, сводящей с ума и вызывающей неукротимое желание обладать эти ангелом… Моя маленькая девочка…
___________________________________________________________
Он притянул меня к себе. Тонкий аромат с обволакивающими чувственными нотами моря и хвои смешивался с чистым волнующим запахом его тела, возбуждая очарованием юности и мальчишеской дерзости.
- Иди ко мне…
Он обхватил мою голову руками, спрятав пальцы в ворохе шелковистых кудрей на затылке. Чёрные блестящие глаза его смотрели, не мигая, в мои, широко распахнутые от волнения. Я не знала, что ждёт меня, но я ждала этого неведомого… Ждала и жаждала, и томная нега медленно растекалась во мне… Пальцы его нежно ласкали шею мою под волосами… ушки… ключицы… Пухлые губы его едва тронула нежная улыбка… Он легко коснулся ими моих губ, скользнул по подбородку… ключицам…
- Оооххх…
Прерывистый негромкий стон вырвался из груди моей… Я обхватила руками шею его и хотела поцеловать, но он отстранился. Руки его медленно ползли по спине моей. Ниже… Ещё ниже…. Я трепетала от предвкушения … Кожа горела от смелых ласк, будто не было той тонкой преграды из шёлковой ткани. А руки тем временем скользнули под топик и нашли застёжку кружевного белья. Крючки сдались без боя, сразу. Я ожидала нежных прикосновений его ладоней к груди своей, но пальцы едва задели напряжённые соски, освобождая округлости из ажурного плена. Он спустил с плеч моих узкие бретели.
- У девушек ловко получается снимать эту красоту не снимая платья. Подними руки.
Я повиновалась. Чёрное кружево выскользнуло из-под топа. Он несколько секунд подержал его в ладонях, словно раздумывая, куда положить и … опустил в набежавшую волну. А та подхватила, завернула в ажурную пену и унесла в море.
И снова руки его блуждали по телу моему, сводя с ума нежными и пылкими, жадными и страстными прикосновениями. Забрались под юбку и замерли. И замерла я…
Сердце бешено колотилось и жар дикого желания горячил кровь. И его мягкие губы слились с моими в долгом и нежном поцелуе. И тихий стон прошелестел над морем и затих, унесённый ветром. А руки его ласкали бёдра мои, стремясь всё выше и выше, и замерли, подобравшись к трусикам.
Кружилась голова, и не хватало воздуха, и только дикое желание слиться воедино с любимым пульсировало где-то глубоко внутри, и стучала в висках кровь…
Сильные пальцы скользнули под тонкую резинку и потянули кружево вниз. Медленно… Очень медленно… Невыносимо медленно. Я крутанула бёдрами, чтобы быстрее освободиться от этой ненужной сейчас детали туалета, но неожиданный шлепок по попке остановил. Удар был не очень болезненным, но довольно чувствительным, и вопреки ожиданию, желание отдаться мужчине, его чувственной любви и смелым ласкам, не угасло, а разгорелось сильнее.
- Не двигайся, – приказал он.
И я повиновалась. Повиновалась ему – моему мужчине. Я хотела этого и ждала. Он спустил мои трусики чуть ниже попы, и снова обхватил ладонями голову мою и принялся неистово целовать лицо моё и шею, и грудь. И я отвечала ему, задыхаясь от вожделения. Я умирала в его руках и возрождалась вновь, чтобы отдаться той упоительной симфонии жаркой чувственности, плотской любви, древней, как сам мир.
Внезапно он отпустил меня, и я застыла, удивлённая. Мне хотелось продолжения этих неистовых ласк, этого безумия страстей, а он, словно разочарованный чем-то, не замечал моего замешательства. С минуту смотрел мне в глаза, потом развернулся и пошёл к морю.
Как так?! Обещал мне волшебные сказки, а сам… Я потянулась к трусикам, намереваясь вернуть их на место.
- Я не разрешаю тебе надевать их. Стой и жди меня. Просто стой и жди. Прислушайся к своим ощущениям. Тебе ведь нравится так стоять, я прав? Ты ведь хочешь этого, так ведь? Это сладкое унижение, рождённое страхом быть застигнутой врасплох случайным прохожим, оно возбуждает тебя. Верно? Ты ведь хочешь этого? Не слышу ответа!
Хочу ли я? Хочу? Да! Хочу...
И я стояла и ждала,и сердце замирало от ужаса, что вот-вот кто-то забредёт в этот уголок пляжа и увидит меня со спущенными трусиками, и сладко ныло внизу живота. А ветер резвился, забираясь под юбку, щекоча распалённую желанием плоть и разжигая огонь сладострастия ещё сильнее. И бежали мгновения, исчезая за поворотом вечности. А он смотрел в даль моря, и, казалось, забыл обо мне.И снова чувственный глубокий стон прошелестел над морем...
Он услышал его. Повернулся и приказал:
- Сними их совсем. Быстро.
Новая волна вожделения опалила, остро запульсировало в самом низу живота.
- Быстрее, я жду! – он не двинулся с места и наблюдал за тем, как я избавлялась от крохотного кусочка кружева.
- Дай мне, - и протянул раскрытую ладонь.
Чёрный комочек упал на неё. И исчез в чернильных волнах.
Я удивлённо распахнула глаза.
- Зачем они тебе? Без них намного приятнее, ведь так? Тебе нравятся эти ощущения – ласки ветра на коже. Я знаю… Я вижу… Твои глаза блестят, и похотливый огонь горит в них. Они не нужны тебе… Сегодня не нужны… Будь свободна. Тело жаждет свободы, я прав? Не молчи, отвечай!
- Да… Ты прав…
Он прав… Тысячу раз прав!
________________________________________________________
Ей нравится! Очень нравится наша игра! Это только начало, только начало упоительных ласк, дерзких опьяняющих фантазий. Я не хочу её пугать. Пусть всё придёт постепенно. Я вижу, как трепещет она, ожидая продолжения. Она не знает, что будет дальше, и это ожидание волнует больше привычных забав.
- Моя маленькая сучка! Иди сюда.
Она остановилась передо мной, прекрасная в нежной покорности. Чуть подрагивают губы, и вздрагивают крылья точёного носа… Дыхание прерывается, я вижу, что она жаждет продолжения, как жажду его и я.Боже, как я хочу её!
- Разденься. Сними с себя всё. Ну!?
Она замерла в нерешительности:
- Но ведь кто- то может пройти мимо и увидеть.
- Ты не слышишь меня? Сними все!Я так хочу. Хочу видеть тебя голой. Ну же!
Она всё так же смотрела на меня, не решаясь обнажиться.
- Ты не слушаешь меня! А непослушных девочек наказывают.
Я подошёл почти вплотную к ней, резко потянул вниз топ, обнажив нежную грудь.
- Руки за голову!
Она затрепетала и застонала.
Боже, она сводит меня с ума! Я мучительно хочу её...
_________________________________________________________
Не знаю почему, но эти приказы сводят меня с ума, заводят снова и снова, доводят до исступления. Огненный шар внутри естества моего стремительно разрастался, упруго пульсировал, готовый вот-вот взорваться ядерным взрывом упоительного, до боли, блаженства… Голос его, уверенный и властный,вытаскивает из меня что-то могучее, дикое, древнее, заставляет подчиняться беспрекословно, и осознание его силы делает меня покорной. И мне нравится это… Мне это безумно нравится...
Я стояла с обнажённой грудью, убрав руки за голову, и ждала. Ждала тех жалящих ударов,что были вчера, ждала, когда нежные пальцы его с силой сомкнутся на напряжённых сосках… Ждала этой сладкой пытки…
Он медленно поднял подол юбки сзади… И...? Что он задумал? Бежали секунды, и напряжение нарастало. Что дальше? Ничего? И тут...
Жгучие шлепки по попе посыпались один за другим с неравными интервалами. Один… Второй… Третий… И каждый удар взрывался во мне пронзительным всплеском вожделения. Четвёртый, пятый...
Он остановился. Всё? Я разочарованно посмотрела на него. Но он всё ещё держал задранный подол, и я не решалась опустить руки и вернуть на место топ. И снова удар, сильнее предыдущих, от которого я задохнулась, а затем вскрикнула от боли… И ещё один… Сильнее… И ещё… Я извивалась, стонала, задыхалась от боли и сладострастия, а ладонь его продолжала жалить мою плоть.
- Как же ты сводишь меня с ума, моя маленькая сучка…
И голос его стал глуше, и руки его принялись дерзко ласкать меня, и обжигать поцелуи, и мы слились в единое целое, и волна необузданной страсти захлестнула, и то, что росло и пульсировало внутри меня, взорвалось и огненным вихрем растеклось по телу, и оно содрогнулось в сладких конвульсиях и жалобный крик пронзил пространство...
- Моя маленькая сучка…
Он шумно дышал, и продолжал стискивать меня в объятиях.
- Как же я люблю тебя...
Время исчезло, как исчезла сама вселенная. Были только я и он.Мы зашли по пояс в воду, опустошённые и усталые, и море цвета чернил плескалось и пенилось, и миллионы звёзд танцевали над нами… И тонкая ткань облепила тело моё, обрисовывая изгибы… И поцелуи были долгими и вкусными…
И мокрые мы повернули туда, где ослепляла радужными огнями дискотека и гремела музыка. И пока шли, я упивалась новыми, неведанными ранее ощущениями свободы и раскрепощённости.
- Это было фантастично, - он смотрел на тело моё, облепленое тонким мокрым шёлком, бесстыдно выставляющим то, что должно быть скрыто от посторонних глаз: и плавные очертания бёдер, и манящую ложбинку ниже спины, и призывно выступающие соски. - Это было божественно. Ты довольна, мой ангел?
- Да, это было волшебно,спасибо тебе.
Он вёл меня к танцующим.
- Разве мы не домой? - удивилась я.
- Нет. Я хочу, чтобы ты танцевала.
- Но…
- Танцуй! Ведь только я и ты знаем, что под одеждой твоей нет белья. Юбка почти просохла и не так провокационно выдаёт твои прелести. Да и в этом мигающем огнями полумраке вряд ли кто что разглядит.Это наша тайна. Это заводит, правда? Я вижу, как снова глаза твои затуманились желанием. Я хочу, чтобы ты танцевала. Танцуй!
Далёкий рокот нарушил первозданную тишину. Что это? Катер? Это и есть сюрприз? Как же я люблю его - моего нежного мужа, сильного мужа, страстного мужа! Интересно, что он мне приготовил? Прогулку по морю? Вдвоём... Открытое море... солнце... и мы в изумрудно-лазурной воде...
А рокот всё ближе, и вот уже небольшой катерок закачался на волнах недалеко от берега.
Но где же он, мой муж?
Двое незнакомых парней по колено в воде брели ко мне. Что им здесь нужно?
- Это частная территория, - выкрикнула я по-английски, но парни не обратили на слова ни малейшего внимания и продолжали движение.
Алый купальник, целомудренно укрывающий меня от нескромных взглядов чужаков, казался мне теперь фривольными лоскутками провокационного наряда обитательницы борделя.
Не успела отреагировать, как руки мои связали за спиной, глаза укрыла непроницаемая чёрная кожаная повязка, рот заткнул кляп. Я могла только ощущать. И я чувствовала дыхание чужаков, настоянное на табаке, роме и ментоле, чувствовала звериный запах их подмышек - запах сильных самцов, готовых подчинить себе самку... И от чужого запаха этого, от прикосновений чужих влажных ладоней к лицу моему и телу, мутило.
Кто-то подхватил меня на руки и понёс, осторожно усадил в катер. Взревел мотор, и посудина помчала неведомо куда. И летел навстречу ветер, окропляя лицо моё водяной пылью, и развевались на ветру рассыпавшиеся пряди, иотчаянно билось сердце от страха перед неведомым.
Мы плыли с полчаса, не больше. Внезапно мотор заглох, и катер закачался посреди моря под тихий плеск волн. Пронзительно вскрикнула птица, и тревога и страх, переполняемые меня, стали невыносимыми. Мои похитители молчали, словно чего-то ждали. Но чего?
Мой юный муж... Сейчас он ищет меня на берегу, в соседней пальмовой рощице, куда мы с ним часто ходим гулять, но я далеко... Неведомо где... Почему ты не явился на берег раньше?
- Воаt! - негромко произнёс один их парней.
Чу! Слабый плеск воды! Кто-то на вёслах приближается к нам. Ближе... Ещё ближе... Вот лодка стукнулась о борт катера, и меня, словно вещь, аккуратно опустили в неё. Я оступилась и чуть не упала, но сильная рука в тонкой кожаной перчатке, удержала и помогла сесть.
Сквозь повязку не проникало ни капли света, и слух мой, обоняние обострились. Остро и сильно пахло незнакомым мужским парфюмом. Что-то пряное, восточное, волнующее едва уловимо пробивалось сквозь другое - с цитрусовыми аккордами, смягченными древесными нотками. Мох и амбра, пачули и ветивер...
Снова заплескалось море под вёслами, и лодка легко побежала по зеленовато-лазурным волнам, пронизанным жидкой золотой пылью солнечных лучей. Я не видела этого глазами, но видела мысленным взором. Море сейчас, в это время дня, именно такое, золотисто-зеленое, как хризолит. Тот, что вёз меня куда-то, а он был один, так как не чувствовалось никакого другого движения, кроме его, не проронил ни слова. И первозданная тишина умиротворяла и примиряла меня с действительностью. Не сопротивляйся, не возбуждай гнева и ярости того, с кем ты сейчас делишь лодку. Прими как данность происходящее, смирись. Усыпи его бдительность. Действовать будешь потом, когда поймёшь, где ты и с кем, и что тебя ожидает...
Лодка мягко ткнулась в песчаный берег. Я чуть качнулась вперёд, и снова сильная рука в тонкой перчатке поддержала меня, а затем обе руки осторожно подхватили и поставили у берега, по щиколотку в воде. Рука чуть подтолкнула в спину, приказывая двигаться вперёд, и я пошла, неуверенно переступая. Мягкий, словно мука, песок налип на подошвы стоп, отчего стало неприятно. Изредка под ногой попадались мелкие камушки, которых по мере продвижения становилось всё больше и больше. И вот нога коснулась холодного гладкого камня. Рука в перчатке, едва касаясь, направляла мой ход. Ласкающее солнечное тепло, превратившееся в зной, сменилось освежающей прохладой. Тишина безлюдного морского пляжа стала гулким звуком мерно падающих с невообразимой высоты в неведомую купель капель: плюм... плюм... плюм... И шорох наших со спутником шагов стал едва уловимо множиться. Пещера?
Он придержал меня за локоть, молча приказав остановиться. Я повиновалась. Верёвка, опутывающая мои запястья, соскользнула, и я мгновенно потянулась к кожаной повязке на глазах. Но властные мужские пальцы сильно стиснули руки мои, и я ощутила холодное прикосновение металла к коже. Что-то негромко щёлкнуло, и наручники сомкнулись.
Незнакомец молча колдовал надо мной, и вот уже скованные стальными браслетами руки мои оказались привязанными к чему-то вверху. Пальцы, обтянутые кожей перчаток, едва коснулись лица моего, убирая в сторону растрепавшиеся пряди, расстегнули ремешок кляпа и отбросили его в сторону. Он глухо стукнулся о камень, и эхо повторило этот стук.
И вслед за этим я уловила тихий шорох удаляющихся шагов.
- Постойте! Отпустите меня! - в ужасе выкрикнула я, но никто не ответил мне, и шаги затихли вдали.
Время тянулось бесконечно. Мерно падающие капли, странные шорохи где-то высоко-высоко под потолком, лёгкое касание слабого ветерка. Я начала дрожать. То ли от прохлады, то ли от страха перед неведомым. Напрягала слух, но кроме капели не слышала ничего. Зачем я здесь?
И снова шаги. Осторожные, едва уловимые. Всё ближе и ближе. Наконец-то! Надеюсь, сейчас всё прояснится.
Вот он остановиля передо мной, явно рассматривая. Стало неуютно: купальник, хоть и целомудренный, не закрывал всего тела, предоставляя чужим взорам любоваться мною. Волнующий аромат незнакомого парфюма дразнил. Я напряглась, ожидая... Я и сама не знаю, чего ждала...
- Кто вы? Зачем привезли меня сюда?
Нет ответа. Только слабый шорох... Рука в перчатке едва коснулась щеки моей, медленно, очень медленно поползла вниз и замерла над сферою груди, словно в раздумье. И вот уже снова заскользила, огибая округлость, миновала подмышку и потянулась выше, до скованных сталью кистей. Затем то же самое проделала и вторая рука, так же затянутая в тонкую гладкую и прохладную кожу. И вот они обе медленно спустились к груди моей, миновали её, не задевая, и застыли на бёдрах, едва сдвинув верхний край трусиков.
И снова тишина. Он отошёл, какое -то время стоял в отдалении и вернулся. Снова руки его заблуждали по телу моему, избегая самого сокровенного, блуждали долго и сладко, пробуждая во мне желание, которое я пыталась погасить, но тщетно...Руки кружили по животу моему, забегали на плечи и спину, слетали по ней к упругой попке и пленительным бёдрам, снова путешествовали по животу... И вдруг метнулись выше, пальцы подцепили нижний край алых треугольничков на груди моей и властно обнажили её.
Я вздрогнула. Прохладное веяние воздуха скользнуло по напряжённым соскам, возбуждая ещё сильнее. Я не предполагала, что это так сладко - быть во власти незнакомца, стоять перед ним полуобнажённой и ждать... ждать его прикосновений.
Но их не было. Минуты бежали, а он лишь стоял передо мной, я это чувствовала, и смотрел. Минута, три, пять... Только капли воды методично падали в чашу, невидимую мне: плюм... плюм... плюм...
Наконец затянутые в перчатки руки легко коснулись сосков, словно щекоча их, отпрянули на мгновение и снова легли на грудь, осторожно стискивая упругие сферы, пропуская напряжённые соски между пальцами и ритмично сжимая: то легко, едва щекоча самые кончики, то с силой, дразня и распаляя страсть мою...
Я задыхалась от вожделения, но умом понимала, что это неправильно... Так нельзя! У меня есть муж! Я клялась ему в любви и верности перед людьми и Богом! Но тело не вняло доводам разума - оно жило собственной жизнью - жизнью тонких ощущений. И жаждало этих касаний, как одинокий странник в пустыне алчет воды...
И снова убежали руки, прекратили свою колдовскую пляску на теле моём, это головокружительное вальсирование, сводящее с ума. Только плюмканье капель и волнующий аромат парфюма доносились до меня. Звякнуло тонко и жалобно стекло, что-то коротко плеснуло и стихло. Прошла минута, прежде чем я ощутила приближение его лица к моему. Тепло, исходящее от незнакомца, будоражило, согревало остывшую в прохладе грота кожу мою. Всё естество моё дрожало в ожидании...
Мягкие губы, пухлые, пахнущие фруктами и дорогим вином, коснулись моих. Сначала едва-едва, потом смелее, ещё смелее... Влажный и упругий язык скользнул меж ними змеем-искусителем, сплёлся с моим, затрепетал... И ни единого прикосновения рук... Только сводящие с ума губы и язык, властвовшие над моими ощущениями. Что-то знакомое на миг мелькнуло, но тут же исчезло... И узнавания не случилось. Он? Мой муж? Нет... Он целует нежно, немного требовательно. Эти же поцелуи властные, жадные и нежные одновременно, и каждый из них заставляет тело пылать от восторга сильнее, чем когда бы то ни было...
Не выпуская из упоительного плена губы мои, незнакомец провёл рукою по спине, вдоль позвоночника - от затылка до трепещущих бёдер. Вниз... вверх... снова вниз... И вот язык его заскользил на шее моей, на ключицах, на груди вокруг сосков, мучительно ожидающих влажного прикосновения его. И он коснулся, затрепетал на них, затанцевал в чувственном ритме. И губы то вбирали их в себя, то отпускали, и ощущение холода сменилось ощущением влажного тепла, разжигающего пламень страсти...
Так нельзя... нельзя... у меня есть муж... нежный, любимый муж, мой повелитель, мой... Но тело жаждало этого сумасшествия, что предлагали мне затянутые в перчатки пальцы, и пахнущие вином губы, и дразнящий язык... И не было сил противиться наваждению... И не было желания противиться...
Он развязал тесёмки лифчика, и тот упал к ногам моим. Руки его опустились на бёдра мои, скользнули по упругой попке и пробежали по ногам, до лодыжек. И поднялись обратно, снова улёгшись на бёдра. Правая рука его легла на мой живот, задержалась на мгновение... Ладонь его сомкнулась, и указательный палец осторожно коснулся кожи моей под грудью... Замер на миг и медленно поскользил вниз... медленно.... очень медленно... Вот он коснулся трусиков, едва проник под верхний край их и чуть оттянул... и ещё чуть... И ещё, сильнее... Распалённой страстью кожи на гладком холмике коснулось прохладное веяние слабого ветерка.
Я замерла, и сладкая дрожь пробежала по телу моему, покрывая его мурашками... Замер и незнакомец. Я стояла беспомощная, практически обнажённая, под взглядом его, и жаркая волна необузданной страти накрыла меня с головой... Пылали щёки, дахание срывалось, а тело жаждало продолжения. Оно немо кричало, оно молило о продолжении чувственного танца, оно откровенно и сладострастно предлагало себя, отметая все доводы разума...
Падающие капли отсчитывали мгновения, а палец так и удерживал оттянутые трусики, заставляя меня сгорать от мучительного и остро-сладкого стыда и вожделения...
Но вот рука оставила трусики, легко касаясь, взбежала по животу и сильно смяла левую грудь, больно сжала розовую жемчужину соска, так что я протяжно застонала, и тут же на ней затрепетал влажный язык. Тягучая нега расплылась во мне, и я выгнулась навстречу его губам.
Вдруг он снова оставил меня, я услышала удаляющиеся шаги, и все естество моё возмутились этому: разгоряченная плоть требовала продолжения. Я застонала ещё протяжнее, ещё жалобнее, умоляя его тем самым вернуться и продолжить начатое волшебство.
И он вернулся, остановился передо мной, видимо, рассматривая. Я напряглась, не зная чего ожидать. И тут пронзительно свистнула плеть, ударив по коже перчаток. Я отпрянула, испугавшись удара. Но он снова хлестнул себя по ладони. Затем ещё раз. И ещё несколько раз. Я успокоилась, привыкнув к её свисту, расслабилась, и тут же множество тонких ремешков обожгло грудь мою... Удары следовали один за другим с неравными промежутками, заставляющими меня, затаив дыхание, замирать в ожидании боли. Острой, короткой, обжигающей боли. Тонкие полоски кожи резко жалили грудь и затем проползали по ней и соскальзывали, чтобы ужалить вновь.
И опять тело моё выгибалось навстречу многохвостной плети, и сладострастные крики слетали с губ моих перерастая в тягучие стоны. О, эта боль – распаляющая, будоражащая, рождающая восхитительные, доселе неведомые ощущения. Вжжииу… вжжииу….вжжииу…Соски горели и сладко ныли, а плеть вдруг остановила пляску, и я замерла. И замер он, мой неведомый и незнакомый искуситель. А затем нежные, неторопливые поцелуи покрыли лицо и шею, и влажный и тёплый язык дерзко дразнил, играя с пылающими покрасневшими сосками, упруго теребил маленькие вишенки на смуглых вершинках грудей. И медленно-медленно потекли поцелуи всё ниже и ниже. Задержались ненадолго возле пупка, скользнули у края алого лоскутка трусиков и замерли.
. И замерла я в ожидании пьянящего и дерзкого продолжения, и остатки благоразумия вместе с целомудрием низринулись в бездну вожделения.
Шаги его удалялись. Он ушёл, оставив меня недоумевать и негодовать, и сгорать от безумной, безудержной страсти. Ну же! Вернись! Приди ко мне! Ну же! Ну! И непроизвольный, глубокий и протяжный стон сорвался с губ моих, гулким эхом отразился от стен грота и взмыл к небесам.
И тишина, глубокая и первозданная, окутала мягким облаком, и в ней пульсировала пожирающая меня страсть.
Зашуршали едва слышно шаги. Он приблизился ко мне и замер, молча рассматривая. Он стоял чуть сбоку, я чувствовала его дыхание над правым плечом своим. И близость его будоражила. Возбуждал и чувственный коктейль ароматов, исходивших от него – запахи парфюма и вина.
Правая ладонь его легла на бедро моё чуть выше колена и принялась скользить ко внутренней поверхности его, нежно массируя и забираясь всё выше и выше.
Я затрепетала, задышала прерывисто и хрипло, ожидая самого нескромного и самого сладкого прикосновения. Но ладонь его, подобравшись к самому сокровенному, замерла в паре сантиметров, так и не коснувшись его. Я разочарованно застонала, и чуть слышная усмешка достигла слуха моего.
Пальцы его скользнули за верхний край трусиков, вновь сильно оттянули его и замерли, заставив меня задохнуться от невыносимой волны вожделения. Я чувствовала его взгляд на разгорячённой плоти своей и сгорала от стыда и страсти.
А он словно наслаждался этой властью надо мной, над моею беспомощностью и зависимостью от его прихоти, над стыдом моим и желанием моим.
Внезапно резким движением он стянул алый лоскуток трусиков с бёдер моих почти до колен и… Снова ушёл? Он снова ушёл, заставив меня стонать от этой сладкой пытки – стоять практически голой и покорно ждать его возвращения и продолжения…
Что-то колкое коснулось спины, побежало вдоль позвоночника вверх…вниз…Спустилось к ягодицам, протанцевало по ним, кружась, и вновь покатилось вверх. Болезненные уколы острых зубчиков вызывали странное чувство – хотелось, чтобы они сильнее вдавливались в кожу.
И он словно услышал меня! Давление иголок усилилось. Колкая вертушка добежала до плеча, перекатилась на грудь и на мгновение замерла, дразня. А через полминуты снова продолжила путешествие по телу моему: медленно прокатилась между грудей, обогнула впадинку пупка и стала спускаться ниже… ниже… ниже… И, дойдя до шелковистой ложбинки в нежной гладкой плоти моей, остановилась.
И дыхание моё прервалось, и замерла я, ожидая неизбежного движения – манящего и желанного. Но вопреки ожиданию, вертушка побежала снова вверх и принялась выписывать узоры на груди моей вокруг пылающих сосков, бесконечно набегая на них и вызывая пронзительно-сладкую боль.
И тут же вжихнула плеть, и заплясала по ягодицам моим, по бёдрам, по нежно-шелковистому холмику… Вжжжжих…..вжжжиииих…..ввввжжжжииих…..вжжжиххх….вввжжжиихх…
И крик мой, превратившийся в гулкое эхо, взмыл к небесам, и сокрушительная, тугая волна сладострастия ослепительной вспышкой взорвалась внутри меня и растеклась огненным потоком.
Он отбросил плеть и коснулся пульсирующей плоти моей, и пальцы его скользнули меж шелковистых складок ложбинки на гладком холмике, усиливая и продлевая безумное наслаждение. И губы его полонили мои, жадно и властно подчиняя воле своей.
Внезапно ласки его прекратились. Он вернул на место мой купальник, отвязал руки и есильным толчком в спину приказал идти вперёд.
И я пошла, и гулкое пространство грота сменилось простором морского пляжа. И снова я в качающейся на волнах лодке...
Вот и катер. Сильные руки подхватили, усадили в него, взревел мотор, и кораблик понёс меня... Куда? Куда везут теперь? Что ждёт меня дальше?
А чужие руки, руки пиратов, укравших меня, вынесли меня на берег, и катер умчал.
Я сидела на песке со связанными за спиной руками, с повязкой на глазах, когда услышала приближающиеся шаги и почувствовала дразнящий аромат восточного парфюма.
И снова волна безудержной страсти всколыхнулась во мне.
Он разрезал путы, освобождая мои руки. Я потрясла ими, восстанавливая кровообращение, а он тем временем снял с глаз моих непроницаемую кожаную повязку.
- Ты?! – удивлённо вскрикнула я.
- Я, - улыбнулся он. – Тебе понравился сюрприз?
И руки мои обвили шею его, и уста наши слились в глубоком поцелуе, и переплелись тела наши, рождая волнующие ощущения, и было всё, как было давным-давно, много-много-много тысячелетий назад в неведомом нам мире… И была беснующаяся страсть, и пульсировала в нас, взметаясь гигантской волной и взрываясь ядерной вспышкой наслаждения.
Она сгорала от страсти и возрождалась из пепла, как сказочная птица Феникс, и я сходил с ума от её невероятной чувственности, покорности, и порочной дерзости. И возрождался вместе с нею и вместе с нею снова сгорал. О, как она прекрасна! Как совершенно тело её, словно выточенное из тёплого алебастра и позолоченное барбадосским солнцем! Её совершенной формы высокая грудь с маленькими перламутрово-розовыми сосками, нежная и упругая! Её плоский смуглый животик с рельефными линиями… Пленительные изгибы бёдер и тонкая талия… И попка…. Восхитительная попка сердечком, с шелковистой кожей и … Как она прекрасна, моя маленькая порочная девочка! Она искушает снова и снова! Её глаза! Продолговатые, чуть раскосые… и томный взгляд, сулящий вечное блаженство …
Я пью её, как лёгкое вино с нотками фруктов и цветов, и она пьянит, словно тёмный ямайский ром, выдержанный с добавлением отборных пряностей. Она хмельной бурлящий напиток и сладкий нектар тропических цветов… Я пьянею от запаха её кожи: острая нотка апельсина, смягчённая тонким шлейфом аромата нежного цветка, будит во мне дерзкие фантазии… Моя маленькая девочка… моя целомудренная блудница… моя порочная богиня…
Два дня я не прикасался к ней, испытывая её терпение. Она томной кошкой льнула ко мне, но кроме лёгких дразнящих поцелуев я не позволял ничего… И как сверкали глаза её от нетерпения, от страсти и разочарования… Я играл с нею, как пресыщенный патриций с маленькой рабыней… Подожди… Не спеши… Всё ещё будет… У нас в запасе восхитительный медовый месяц и целая жизнь… Медовый месяц на Барбадосе, в этом чувственном краю, под золотистым солнцем, где шумно дышит усталое старое море и лениво плещутся о берег волны…
- Надень это на прогулку, - протянул он мне алый короткий сарафанчик на узких бретелях. - И не забывай: ты моя рабыня, я господин твой. Ты должна повиноваться мне беспрекословно, раз согласилась на эту игру. Тебе ведь нравится она, я вижу!
Он привёз меня в отель Бриджтауна и провёл в снятый заранее роскошный номер с видом на океан:
- Подожди здесь, я скоро вернусь.
И он ушёл, а я осталась ждать. Ждать чего-то волшебного, прекрасного и чувственного… Что приготовил он на этот раз?
Я обошла двухкомнатный номер, постояла на балконе, любуясь бескрайним океаном – перламутрово- голубым у кромки берега, зеленовато-золотистым чуть дальше и густо-лазурным вдали. Медленно протянулись два часа, два томительных часа ожидания неведомого, но изысканного наслаждения.
Он открыл дверь и позвал меня. Сейчас начнётся сказка! Сердце забилось часто-часто, предвкушая странную, манящую, чувственную прелесть игры. Но ничего не произошло. Мы покинули номер и вошли в лифт. Разочарование отразилось на лице моём, и он усмехнулся уголками губ.
Лифт едва заметно дрогнул и плавно покатил вниз.
- Сними трусики! Быстро! – приказал он.
- Но…
Он не ответил, только властно взглянул мне в глаза. И я повиновалась. Я хотела чувствовать его власть надо мною, быть покорной рабыней его, беспрекословно подчиняться любому, даже самому дерзкому приказу.
- Положи сюда.
Белое кружево выскользнуло из руки моей и опустилось на маленький пуф в углу. Лифт остановился, распахнулись двери.
- Выходи!
Мы вышли на залитую солнцем улицу и пошли к набережной. Щёки мои пылали: прогуливаться ясным днём в коротеньком сарафане, под которым нет белья, это не то же самое, что танцевать в ночи. Шаловливый ветерок играл краями юбки, норовя подбросить их повыше, и страх от осознания того, что в любой момент кто-то сможет увидеть мои тайные местечки, рождал медово-тягучее томление внизу живота.
Наконец он подозвал такси, и мы вернулись на виллу. Я, разочарованная, надела купальник и пошла к бассейну. Вода охладит жар желания, станет легче. И я плавала, плавала, а он сидел в шезлонге, неторопливо потягивая лёгкий безалкогольный коктейль, и не сводил с меня глаз.
В ворота позвонил курьер: привёз массу свёртков. Муж расплатился за доставку, подхватил пакеты и понёс в дом.
- Что в них, - спросила я.
- Увидишь.
И ни слова больше.
Надвигался час сиесты. Я приняла душ, облачилась в новенький кружевной комплект из голубого кружева и шёлка, что так красиво оттеняет смуглую кожу мою, и отправилась в спальню. А он остался у бассейна.
Я не заметила, как уснула, и, видимо, проспала долго, так как за окнами уже стемнело, и в спальне горел слабый ночник.
Я не открывала глаз, но чувствовала присутствие мужа, сидящего на краю постели. Вот он склонился надо мной, и губы его, мягкие и пухлые, коснулись моих:
- Просыпайся, - шепнул он. – У меня для тебя подарок.
Я обвила руками шею его и поцеловала в ответ:
- Люблю тебя…
Он улыбнулся и положил ладонь мне на плечо, потянул лямку бюстгальтера. Она соскользнула с плеча, а ладонь его скользнула в чашу тонкого кружева и легко сжала грудь, обнажая её. Большой палец вскользь коснулся верхушки соска, дразня и распаляя страсть мою. Господин мой нежно целовал вокруг соска и шептал:
- Твои нежные грудки… они идеальны и сводят с ума… я постоянно хочу любоваться ими, ласкать их, сжимать до боли, до сладострастной боли, до стона, срывающегося с уст твоих…
Он обнажил вторую и обхватил сосок губами, втягивая его в себя, пощекотал языком и прикусил, вызвав несильную, но возбуждающую боль.
- Ты готова повиноваться мне во всём? Что бы ни приказал тебе сделать…
- Да, мой господин, - шепнула я.
- Громче!
- Да, мой господин! Я твоя игрушка, твоя рабыня и приму любое твоё пожелание…
Он улыбнулся, встал с кровати и что-то взял с тумбочки. Звякнула цепочка.
Я лежала на спине и с любопытством смотрела на него, ожидая чего-то нового, неведомого, но восхитительного.
- Тебе понравится, я знаю, - он снова сел на ложе, и рука его сжала грудь мою, пальцы стиснули сосок, и холод металла коснулся розовой жемчужины. – Встань!
Я приподнялась на локте.
- Я велел тебе встать! Встань передо мной!
Я повиновалась, соскользнув с кровати.
- На колени! Быстро!
Его приказы возбуждали сильнее ванильных ласк, и томная нега медленно растеклась внутри естества моего. Я опустилась на ковёр, предвкушая неземное блаженство.
- Руки за голову! Вот так, хорошо. Умница! Послушная моя девочка…
Он коснулся груди моей, нежно массируя, потом руки его скользнули за спину, нащупали застёжку лифчика и, поколдовав над ней несколько секунд, отбросили шёлк и кружево в сторону.
- Ты намного красивее без белья. Оно лишь прячет безупречные формы твои, мешая наслаждаться гармоничной красотой тела. Особенно прекрасны бёдра твои… живот…. Грудь… она восхитительна и совершенна… без единого изъяна… Жаль, природа несправедлива к вам, и быстро портит такую красоту… Как бы я хотел видеть её такою бесконечно долго…
Он приподнял ладонь к лицу моему:
- Это украшение для неё… Думаю, оно будет смотреться великолепно. Я давно об этом мечтал…
Холодная сталь зажима коснулась соска, поблуждала по нему и резко сомкнулась.
Пронзительная боль взорвалась в кончике груди, опаляя её. Я содрогнулась, невольно застонав.
- Не шевелись… Сейчас боль утихнет и будет не столь обжигающей. Тебе понравится.
Он коснулся зажимом второй груди и замер, глядя на меня, словно чего-то выжидая. И вот сильные пальцы его оттянули нежный сосок, и розовая плоть оказалась во власти стали. И снова болезненный стон вырвался из уст моих. Я зажмурилась от острой боли, и брызнули из глаз слёзы.
- Мне нравится, когда ты плачешь. Ты такая беспомощная и трогательная! Меня это возбуждает…. Дразнит, манит твоя покорность, твоя беззащитность… Ты в моих руках и я буду обладать тобою, как захочу…
А слёзы бежали из глаз моих, и утихала боль… Она стала вполне терпимой, хоть и довольно ощутимой, не позволяющей забыть о себе.
Он тронул пальцем цепочку на зажимах, и она закачалась, теребя соски болезненно. Но от этих движений внизу живота рождалась и росла бурная волна вожделения. Подцепив указательным пальцем цепочку, он потянул её вверх, приказывая мне подняться, и так, за цепочку, повёл за собой, прочь из бунгало…
Мы шли по мозаичной дорожке, прихотливо петляющей сквозь буйство зелени, в глубину тропического сада. Там, скрытая от нескромных глаз пышной растительностью, пряталась небольшая лужайка.
Пели вечернюю песнь райские птицы, и тонкий аромат тропических цветов стал насыщенные и в то же время мягче, чем днём. Липкий зной уступил место относительной прохладе, и приятными были быстрые и лёгкие касания ночного ветерка ко влажной коже.
Тут и там по мере нашего движения загорались огни, освещая путь, и тут же гасли, как только мы отходили от них.
Лужайка была освещена множеством фонариков, и трепещущие огоньки многочисленных свечей, маленьких и больших, закрепленных в жирандолях и менорах, причудливо плясали, добавляя света.
Сладко и пьяняще пахли благовония, и кружилась голова от предвкушения дерзких ласк, и громко билось сердце моё.
Он отпустил тяжелую цепочку, и она закачалась, отзываясь болью в стиснутых сталью сосках, отчего я негромко и протяжно застонала. Он внимательно посмотрел на меня взором, полным вожделения, и перевёл взгляд на столик, где под покровом радужной ткани что-то ждало своего часа.
Сердце забилось ещё сильнее, от волнения пересохли губы, и я облизала их медленно и томно.
- Искусительница, - шепнул он, склонившись к моему уху и, лизнув, прикусил мочку. Неторопясь прошёл к столику и взял кожаную повязку.
- Я завяжу тебе глаза.
И тёплая полоска легла мне на лицо. Непроницаемой мрак окутал меня, и через мгновения все ощущения стали рельефнее: громче засвистели птицы, и сильнее затрещали плавящиеся свечи, и усилился шёпот ветра в листве, и прохладные дуновения его, лёгкие касания к моей влажной коже стали пронзительнее. И пряный аромат смол и масел сделался густым и тягучим, как янтарный мёд.
Он снова потянул цепочку, заставляя следовать за ним, и я пошла, осторожно ступая. И через десять шагов остановилась, послушная его воле. Закачалась на груди выпущенная из пальцев цепь, пробуждая несколько утихшую боль.
- Сядь! – он легко надавил ладонями мне на плечи, и я повиновалась, опустилась на кожаный табурет.
Несколько минут ничего не происходило. Я слышала, как он неторопливо перебирает что-то на столике, но по звукам не могла определить, что. И вот тёплая капля упала мне на плечо и медленно поползла на грудь. Она, щекоча, прокатилась по смуглой сфере и застыла на самом кончике. И ещё капля… и ещё… ещё… ещё… Чарующие, волшебные ароматы масел грейпфрута, бергамота, иланг-иланга, мускатного шалфея и сандала растворились во влажном воздухе тропической ночи, переплелись между собою, создавая неповторимую ароматическую композицию – дразнящую, чувственную, усиливающую желание близости с любимым.
Пальцы его принялись нежно скользить по плечам моим, шее, спускаясь по спине до поясницы, и взлетали обратно. Они то робко скользили вокруг возбуждённо вздымающейся груди, едва касаясь её, то стремительными, властными движениями стискивали упругие округлости, сминали их, гладили, пропуская под ладонями и между пальцев скованные сталью, болезненно и сладко ноющие соски. И жаркая него затопила всю меня, и я отдалась во власть нежных и сильных рук.
И вдруг он оставил меня, прекратил чувственные ласки и отошёл к столику. Я слышала, как скребнул ножками по мозаичной плитке лёгкий пластиковый стул. Побежали томительные минуты ожидания.
И вот он требовательно потянул цепочку вверх, заставляя меня встать, и снова нежные его пальцы пробежали по телу моему, будто заново изучая. И присоединились поцелуи: робкие, несмелые вначале, они становились всё смелее, всё требовательнее. И дразнил дерзкими вибрирующими касаниями упругий, влажный и тёплый язык его.
И дыхание моё замирало, чтобы не нарушить волшебного упоения этой дразнящей ласки.
Жадные ласки его набрели на шёлк и кружево – тонкие, почти неощутимые - и медленно, очень медленно потянули их вниз, освобождая из ажурного плена трепещущие бёдра мои. Вот крохотные трусики соскользнули с гладких ягодиц, проскользнули ещё чуть ниже и замерли.
Опустившись на колени, он целовал живот мой и бёдра, медленно приближаясь к нежному хомику. Поцелуи дразнили, распаляя плость, заставляя тело моё содрогаться от острого желания, пронизывающего насквозь всё естество моё, подбираясь вплотную ко влажной ложбинке, замирали сосвсем-совсем рядом с нею и убегали, не тронув её.
И дикая, неудержимая тугая и жаркая волна взорвалась внутри меня, опалила и растеклась по бёдрам моим, пульсируя остро, до боли, и невыносимо сладко..
И он слился со мною в единое целое, и общая пульсация в едином ритме унесла нас в безграничное космическое пространство наивысшего наслаждения… И пронзительный крик мой, превратившийся в сладострастный стон, слился с его торжествующим криком…
- Девочка моя… Моя маленькая порочная девочка… Тебе понравилось?
Он целовал меня нежно и трепетно.
- Да, - шепнула я, купаясь в волнах нежности.
- Тогда... продолжим...
Он снял повязку с глаз моих:
- Хочу, чтобы ты видела всё. Хочу видеть твои глаза, хочу видеть твой страх.
Он прошёл к столику и сдёрнул радужное покрывало: тонкие бамбуковые розги разной толщины лежали в рядок.
- Ты ведь хочешь попробовать это?
Взметнулись мохнатые бабочки-ресницы, глаза её распахнулись и сверкнули, словно искристые хризолиты, и первые отблески страха задрожали в них. Ноздри её затрепетали, она шумно задышала, и красиво заколыхалась высокая грудь её, освобождённая от тисков. Белоснежные зубы в волнении прикусили пухлую алую губу, и тут же острым змеиным движением кончика языка она облизала её. Глубоко вздохнула и прерывисто и едва слышно выдохнула.
- Это ротанговая трость – она крепкая и прочная. Одна-единственная трость может создать целую симфонию ощущений. Ты ведь очень хочешь это попробовать, я вижу! Вижу по твоему учащённому дыханию и по ярче заблестевшим глазам. Моя маленькая порочная девочка… Я стану наращивать силу воздействия очень постепенно, не бойся, малышка… Ни один последующий удар не будет сильнее, чем на треть… Ты согласна?
Зелёные глаза её смотрели в мои – не отрываясь, пристально… Страх и вожделение плясали в них, сливаясь в чувственном танце, и плясали отражённые огни свечей. Маленькая демоница… Она срывает во мне все стоп-краны, она манит к себе, как манит живительный источник иссохшего от жажды путника, она будит одну фантазию за другой, заставляя тело напрягаться от дикого желания обладать ею… Моя маленькая сучка!
- Ты согласна?
-Дааа, - чуть слышно выдохнула я и горячая волна желания заплескалась ниже живота моего. – Дааа…
То ли от насыщенного аромата масел, то ли от волнения немного кружилась голова, и всё чаще вздымалась грудь моя, и восхитительное ощущение ожидания неведомого и запретного, порочного и сладкого теснилось в ней, заставляя биться сердце часто-часто.
- Иди сюда, - приказал он, поманив пальцем, и я послушно двинулась следом.
Нежно щебетали райские птицы, устраиваясь на ночлег, и ночной бриз, устремившийся к океану, запутался в ветвях тропической зелени и теперь нашёптывал ей дивные сказки. Там, за зелёно-пёстрой стеной сада, серебрился белый-белый песок, и печально пел океан колыбельную песню волн.
Одинокая кокосовая пальма у края лужайки по неведомой прихоти Флоры когда-то давным-давно круто изогнула стройный ствол свой на высоте семидесяти сантиметров влево и тянулась почти параллельно земле живым мостиком, а метра через два, коснувшись земли, снова поднимала пушистую макушку к солнцу.
Он легко подхватил меня на руки и опустил на живое узкое ложе так, что самая высокая часть «мостика» оказалась под лопатками, отчего тело моё прогнулось, и выпятилась вверх грудь. Он вытянул за головою вдоль ствола руки мои.
- Не шевелись…
Лицо его склонилось над моим низко-низко. Чёрные глаза мерцали антрацитовым блеском, и хищно раздувались ноздри тонкого носа, и запах кожи его, казалось, проникал в каждую клеточку тела моего и будил неукротимое желание. И осторожные поцелуи покрыли лицо моё: лоб… глаза… виски… Губы его втянули мочку уха, слегка посасывая, а язык проскользил по краю раковины, по завиткам её, стараясь забраться внутрь. И вот уже губы спустились на шею и медленно блуждали по ней, перебегая на ключицы, в ложбинку между торчащих конусов груди, сбежали на живот… Они и влажный тёплый язык исследовали тело моё сантиметр за сантиметром, словно пробуя на вкус… И снова поцелуи неторопливо потекли вверх, лениво взбираясь на упругие холмики до самых перламутрово-розовых вершин. И губы, коснувшись сладких вершинок, замирали на миг и затем мягко обволакивали их. И медленно скользил по соскам искусный язык, и от влажного тепла губ, от влажного тепла языка сладко ныло в низу живота.
Он взял маленький и прозрачный стеклянный сосуд с узким горлышком, наполненный золотистой маслянистой жидкостью и занёс его надо мной. Янтарные некрупные капли тягуче отрывались от закруглённого тонкого носика сосуда и падали мне на грудь, на соски, стекая с призывно торчащих округлостей блестящими ручейками на шею, на живот, на подмышки.
Руки его мягко легли на мои ладони и принялись легко массировать их, топоглаживая, разминая, то надавливая. Медленно спустились к подмышкам, скользнули вдоль тела, по ногам до самых пальчиков: он обнимал каждый губами, щекотал и скользил языком между ними, заставляя меня дрожать от обуреваемой страсти. И снова руки и губы, и язык начали восхождение: вот круговыми касаниями миновали лодыжки, выписывая спирали, добрались до коленей, долго и нежно ласкали бёдра, едва задевая шелковистый холмик. И от этих прикосновений всё во мне на миг замирало, а затем горячее желание принималось пульсировать остро-остро. И прерывистые стоны срывались с уст моих, и уносились в вечность…
Кончики пальцев коснулись живота моего ниже пупка, выписывая замысловатые узоры, соскользнули с бёдер под ягодицы, нежно сминая их и пощипывая и уступая место губам и языку его. И тело моё выгнулось упругой дугой, и бёдра приподнялись навстречу дерзким ласкам. И когда восторг опьяняющей страсти готов был достигнуть пика, он внезапно отпрянул, дразня.
Она дышала прерывисто, и долгие тягучие стоны, сладострастные стоны её смешивались с песней океана и шопотом ветра.
Взгляд её затуманился, стал маслянистым, порочным взглядом похотливой демоницы, и сладострастная улыбка кривила пухлые мягкие губы её.
Разочарованный хриплый стон сменился порочным смехом, который быстро затих. Она увидела в руке моей ротанговую розгу и замерла.
Она моя, моя маленькая сучка, моя восхитительная рабыня… Рабыня страсти… Как же я хочу её!..
Я лежала, прогнувшись, на гладком стволе – обнажённая, разгорячённая его чувственными ласками и покорная воле его. Гладкий торс его покрыли мелкие капельки пота, и мне хотелось коснуться сильной груди его, рук, упругих квадратиков живота, обнажённых бёдер. Я потянула руку и провела указательным пальцем по животу его: от рельефных мышц на груди по ложбинке, тянущейся по центру живота до тёмной дорожки ниже пупка… и ещё ниже… Коснулась вздыбленной горячей плоти.
- Убери руку, - шумно задышав, приказал он. – Сейчас моё время.
И я застыла в ожидании.
Медленно, очень медленно кончиком розги слегка провёл по шее моей, так же неспешно описал круги вокруг груди, коснулся призывно торчащего соска, надавил на него, причиняя несильную боль и очень легко, почти незаметно, ударил. Острая жалящая боль куснула сосок и растеклась по груди, и я инстинктивно закрыла её ладонями и громко застонала. Брызнули слёзы, скатились крупными горошинками по вискам.
- Убери руки!
Я мотнула головой, отказываясь.
- Убери руки! – ещё строже приказал он. – Немедленно! Или ты хочешь, чтобы я наказал тебя?
Я повиновалась.
И розга переместилась к другой груди. Так же вдавила сосок и ужалила его. И снова метнулись ладони мои, прикрывая горящие соски, и снова брызнули слёзы, и крик боли пронзил пространство. Я села на узком ложе и подтянула колени, пряча нежную грудь.
- Руки! Я сказал – руки! Ты моя рабыня, моя покорная рабыня! Смотри мне в глаза! Ну!
Я снова вытянулась навзничь на узком ложе. Тонкая ротанговая трость плашмя легла на вершину левой груди и легко потеребила её, скользнула ко второй и проделала то же самое. Боль затухала, уступая место разгоравшейся страсти.
Он отложил розгу и нежно стиснул груди ладонями, и принялся поочерёдно втягивать соски в рот и ласкать их языком. А затем розга снова принялась кружить у оснований сфер, вписывая их в знак бесконечности, и изредка жаля. Миновала ложбинку между ними, живот и замерла на гладком холмике.
Я ожидала удара, но его не последовало, и вдруг осознала, что разочарованно выдохнула. Я хотела , чтобы он меня ударил и там… Но кончик розги легко пробежал по влажной ложбинке на нём, и последовал приказ:
- Повернись на живот!
И снова я повиновалась – ведь это так сладко: чувствовать себя игрушкой в его руках.
И всё началось сначала: капли тёплого масла, чувственный массаж и наконец короткие несильные, но жалящие, кусающие удары трости по ягодицам. Лёгкие похлопывания чередовались с прикосновениями сравнимыми с лёгкостью пушинки, даря ощущения, нежные, как крылья бабочки. И снова трость жалила , как пчела, и слёзы боли и наслаждения катились из глаз, приводя мужа в восторженный экстаз. Одинарные, двойные и быстрые множественные удары различной интенсивности подчиняли себе, заставляли неистовствовать от восторга.
Я прислушивалась к своим ощущениям: приятное глубокое расслабление тела в сочетании с раздирающим плоть вожделением сводило с ума! Удары по нижней части ягодиц стали интенсивнее, чаще и больнее, и сладко-болезненные вибрации волнами расходились по чреслам. Желание нарастало. Я задыхалась от страсти и слышала прерывистое дыхание мужа своего и его низкие рычащие вскрики. И сдерживать тугую волну желания уже не оставалось сил. И он почувствовал это, и тела наши слились, даря двоим мучительно-острое наслаждение…
И в изнеможении, опустошённая, я обмякла на пальмовом ложе, чувствуя спиною и горящими ягодицами крепкое и влажное тело его …
- Девочка моя любимая…
И мы дарили друг другу нежные ласки и нежные поцелуи благодарности…
Она проснулась рано. Она всегда просыпается раньше меня, моя девочка, моя сумасшедшая любовь, моя дьяволица, мой нежный ангел…
Я открыл дверь в ванную. Она только что вышла из душа и обнажённая стояла у высокого зеркала, закручивая в небрежный пучок мокрые волосы. Узкая гибкая спина с ложбинкой, бегущей к бёдрам… Атласная смуглая кожа в капельках воды. Она божественно прекрасна, моя девочка…
Вот одна капля дрогнула и медленно-медленно поползла вдоль ложбинки, оставляя на гладкой коже мокрую дорожку. Ниже…. ещё ниже…. ещё… Ненадолго задержалась на перегибистой, как у всех девочек-танцовщиц, пояснице и плавно выкатилась на крутую выпуклость восхитительной попки, застыв на ней чистой слезой ангела…
Кто смог бы удержать рвущийся наружу восторг, созерцая эту волшебную картину?! Не удержался и я… Ладони мои легли на её бёдра и легко сжали их. Я нагнулся и припал губами к манящей капле…
Она вздрогнула, а я принялся собирать прозрачные росинки, словно томимый жаждой шмель, собирающий росу с цветка. И она скользнула в моих руках, и прекрасный сомкнутый бутон, весь в дразнящих прозрачных каплях, явился мне… О, это дьявольское наслаждение – пить его нектар!
Взгляд его опаляющий задержался на моих бёдрах, а затее губы коснулись кожи чуть выше гладкого холмика, и нежные томные поцелуи поплыли выше и выше, не оставляя без внимания ничего, пока не встретились с моими губами.
Я обвила руками его шею и закрыла глаза, уносясь на волнах блаженства куда-то далеко-далеко, к неземным наслаждениям… И пальцы мои спрятались в густой шевелюре его затылка, а язык потянулся навстречу его и сплёлся с ним в чувственном танце. Мой мужчина… мой муж…
Я целовала лицо его и шею… крепкую грудь и красивый, в рельефных квадратиках, живот…
Как он прекрасен, мой муж, как совершенны тело его и лицо! Где найти слова, чтобы описать красоту его? Даже легендарный «Давид» Микеланджело в сравнении с мужем моим – жалкая поделка скульптора рядом с шедевром гениальнейшего ваятеля – природы…
Он шумно и прерывисто дышал, иногда хрипло постанывая, и тело его била мелкая чувственная дрожь испепеляющего желания, рождаемого губами моими…
Он опустился на кожаную банкетку, увлекая меня за собою. Выскочили некрепко посаженные шпильки, и мокрые вьющиеся пряди каскадом рассыпались по спине, соскользнули на грудь и тёмными змеями легли на его грудь.
- Зачем ты выпрямляешь локоны? - хрипло спросил он, запустив в них ладонь и отстраняя от лица моего. - У тебя красивые волосы. Мне нравятся эти густые крупные колечки. С кудрями ты ещё прекраснее, удивительнее… Они подчёркивают тонкую красоту твоего лица – прекрасного, как лицо богини. Обещай больше не делать этого. Хорошо?
- Хорошо…
Я села на бёдра его и склонилась над ним, даря колдовские ласки и чувствуя, как закипает кровь его, как воспламеняется она, бегущая по жилам, как туго пульсирует в торжествующей крепкой плоти его…
- Я покажу тебе кое-что новое, что тебе понравится. Это называется куньяза. Меня научила этому одна мулатка. Здесь, на Барбадосе, в один из наших с родителями приездов на отдых.
Ревность моя вскинула голову и опалила сердце моё, а он продолжал, словно не заметив:
- Это было давно… Четыре года назад. Я был тогда совсем мальчишкой… шестнадцатилетним мальчишкой. А она была старше на целых пять лет, и опытней на целую жизнь. Куньяза – сексуальная практика, древняя практика, распространённая в районе Великих озёр в Восточной Африке. Тебе понравится, я знаю… Иди сюда…
И летело время, и растворялось в нас двоих и исчезало в неизведанных глубинах Вселенной… И блаженно-сладостный стон мой, слившийся с торжествующим криком его, стал кульминацией мучительно-сладкого, чувственного восторга плоти…
Мы сели в лодку, маленькую, двухместную моторную лодку и отправились на прогулку. Я отвезу её на тот островок, где, скрытый густыми зарослями, ждёт пустынный грот.
- Мы с родителями обнаружили его случайно лет семь назад – маленький пустынный островок – когда совершали морскую прогулку. Местным он не интересен, а туристы предпочитают экзотику поближе и поудобнее. Да и лежит островок в стороне от прогулочных направлений, и за то время, что мы отдыхали здесь, никто ни разу не потревожил нас. Пикник на нём – незабываемое приключение.
Как-то раз, когда родители нежились под лучами солнца, я отправился исследовать этот клочок суши. И случайно нашёл грот. Его не видно ниоткуда, так как он надёжно укрыт густой зеленью. Но достаточно лишь отодвинуть ветку, и открывается неширокий коридор, ведущий в просторный зал с чистейшей купелью. Вода просачивается откуда-то из толщи скалы и по капле наполняет большую каменную чашу, выточенную водой в полу. С обратной стороны грота течёт ручей с пресной водой – такой ледяной, что ломит зубы, - и кристально –прозрачной. Удивительной формы колонны - выточенные ли ветром и временем, созданные ли сросшимся сталактитами и сталагмитами – поддерживают своды грота, а широкий плоский камень в центре похож на алтарь. Или на ложе…
Она слушала меня с ласковой улыбкой. Смотрела на безграничное лазурное море, на меня и улыбалась. И хризолитовые глаза её сияли любовью и нежностью, рождая в сердце моём ответную нежность.