(Начало: http://www.proza.ru/2019/11/16/1101)
— Звони еще. Там или нет никого, или дежурный дрыхнет, — сказал Влад другу.
— Слушай, а может, вход с другой стороны? — предположил Влас.
— С какой другой? Видишь надпись: «Морг больницы № 52». Если ты Василисины слова не перепутал, то нам сюда.
— Иду, иду, — раздался за дверью голос Архипыча.
— Порядок, — обрадовался Влад.
Дверь отворилась, и перед молодыми людьми вырос настоящий старичок-боровичок из русской сказки. Седые с оттенком желтого дыма пряди волос беспорядочно свисали с его головы и почти закрывали лицо. Он был невысоким, сухеньким, но крепким. Добрые голубые глаза светились улыбкой. Только цвет лица был каким-то неестественно смуглым. На старике красовался дырявый замасленный свитер и такие же, притом слишком короткие коричневые брюки. На ногах были огромные, явно не по размеру, ботинки горчичного цвета.
— Здравствуйте, дедушка. Мы к вам по очень важному делу, — объяснил Влас.
— Чаял я, что кто-то за ней приедет. Чаял… — обрадовался Архипыч.
— За кем, за ней? — спросил Влад.
— Ну, вы же за Василисой?
Лица молодых людей вытянулись от удивления.
— Что это я вас на пороге держу, люди добрые. Заходите, перво-наперво чайку попьем.
Архипыч провел обомлевших гостей внутрь помещения и усадил за стол, сооруженный из больших картонных коробок из-под медицинского оборудования. Достав самодельный кипятильник, скрученный из двух лезвий, старик поставил разогревать воду в стеклянной банке.
— Дедушка, а дедушка, а вы откуда про Василису и про нас знаете? — придя в себя, спросил Влас.
— А что я знаю? Ничего я и не знаю. Просто не хотел бы я вашу Василису Прекрасную этому чернокнижнику отдавать.
Влас метнул взгляд на друга:
— Какому чернокнижнику?
— Да был тут один сегодня, ни свет ни заря. Одно слово — чернокнижник! Ничего, ничего, ребятки, сейчас мы чайку попьем, потом Василисочку обрядим, да и заберете вы ее с Богом. Она ведь мученица.
— Откуда ты все знаешь, дед?! — сорвался Влад.
— Ой, мил-человек, — вздохнул Архипыч, — чего я знаю-то? Ничего не знаю. Просто лицо у ней, как у мученицы, как в Четьих минеях, беленькое… Ну вот и чаек поспел. Наливайте, миленькие, у меня и заварочка есть свежая, два дня назад сделал, настоялась, — радостно приговаривал дед, разливая кипяток по алюминиевым кружкам.
Друзья с недоверием покосились на треснутый фарфоровый чайник со старой заваркой.
— Ждал я вас, добрые люди, ждал. Вот послушайте старика, сделайте милость… У народа русского теперь последняя возможность открывается. Старцами было предсказано возрождение на Руси Православия, да на короткое время.
Похоже, время это короткое заканчивается.
— Как заканчивается? — встрепенулся Влас.
— А вот так. Когда безбожие рухнуло, сами знаете, почти десять лет страшная суматоха была. Особенно вначале. Все лопнуло, работу люди потеряли, магазины пустые, кругом обман, закон не действует. Как жить? Вот и потянулся народ в храмы, к Боженьке. Сотнями крестились, венчались, о Боге спрашивали, выхода искали, ответа. Молодые так те прямо крестились и в монастыри шли, а кто в семинарию, а кто и сразу в священство… А потом время прошло, отпустило, поуспокоился народ. Прилавки ломятся, да и деньжата стали водиться. Много чего интересного, кроме храма, есть посмотреть, и душа вроде бы не болит. Чего в церковь идти? А еще народ пугают попами на мерседесах. А чего пугаться-то. У нас так говорят: «Попов бояться, в храм не ходить». А люди всё одно боятся. Вот и стала дорожка в храм сужаться. Потому я и говорю, что сейчас дан последний шанс: или туды, или сюды, — дед показал пальцем вверх и вниз, — иначе будет попущено Богом такое… похлеще семнадцатого года.
— А что же делать нужно? — спросил Влад.
— Нужно?.. — старик задумался. — Нужно, милок, чтобы русский народ всецело ко Христу повернулся. А это значит не просто мимоходом свечку в церкви поставить, а всю жизнь свою, как горящую свечу, Богу преподнести.
— Так сейчас вроде к этому и идет. Кругом патриоты, монархисты разные, — полушутя-полусерьезно заметил Влад.
— Нет, милок, настоящих-то монархистов среди них нет, это в основном всё «русские иудеи».
— ?
— Да, милок, не удивляйся. Наш-то Царь, Господь Единодержавный, прежде чем царствовать во славе, должен был Свое Царство на Кресте утвердить! Пострадать Ему должно было и умереть за наши преступления, а потом уж и воскреснуть, и царствовать. Этого Царя избранный народ ждал. А на поверку вышло, что по правде ждали единицы из того народа. Остальные говорят, мол, наш настоящий царь с первой попытки справится! Нас спасет и над миром воцарится — всё за раз. По их разумению, страдающий Раб Спасителем и Царем никак быть не может. Противно им это, стыдно. Точь-в-точь повторилась сия древняя история при царе-батюшке Николае Александровиче, — дед перекрестился. — При страдальце нашем Николае Втором. Он ведь помазан был по образу Небесного Царя, вот и пострадал по образу Его. Окружили его «русские иудеи», генералы там всякие, «патриоты». Говорят, дескать, «Николай — человек слабой воли. Кровью матушку-Русь залить пожалел. А ну его! Долой!». А наш-то царь-батюшка, мученик Николай, грустно так на них посмотрел, на образ пречистый Спаса помолился, да и отрекся. Тут уж они взвились пуще прежнего, до сих пор успокоиться не могут: «Отрекся?! Как посмел? Пост свой оставил, державу бросил в трудную минуту. Предатель!» Точь-в-точь, как иудеи про Спасителя говорили: «Чего, мол, в руки врагам-римлянам дался, на крест полез, если Он Царь — пусть спасет Себя и нас!». А Царство Христово не от мира сего. Кто друг мира, тот не друг Христа. Так и наш последний царь-батюшка, той же светлой крестной дорожкой пошел, что и Христос. Отрекся он от власти мирской, от суетной земной власти. А кто его понял?.. Вот, ты говоришь, патриоты-монархисты. Не хотел бы я, милок, чтобы эти монархисты царя нам поставили. Они же ведь только о земном помышляют. Ты что думаешь, они, когда до власти дорвутся, про Царя Небесного вспомнят? Жди! Как же, нужен им Страдающий Спаситель, отверженный Царь, Любовь распятая. Им подавай парады, музыку, марш, балы, салюты, шампанское, ордена на лентах да барышень веселых. Страдающий Мессия для них чужой, потому и нарекутся они — «русские иудеи».
— Выходит, что же, не нужен России царь?
— Опять не так. Нужен-то нужен, да только не по образу и подобию горе-патриотов. Нам нужен отрок светлый, жалостливый, жертвенный, с образочком в руках, с красным яичком пасхальным. Одно сказать — православный царь, достойный Третьего Рима. Вот потому и говорю я, сейчас все решится. Если светлой дорожкой крестной не пойдут русские за Христом, хоть с царем, хоть без царя, то отменятся пророчества, падет наш Третий Рим, и будет воздвигнут новый Рим, Четвертый. Изберет Господь иную страну, иной народ, просветит и соделает народом-богоносцем. Хотя бы индусов. А чего? Их много и шибко они религиозные, хотя покамест не в ту сторону. Но, может, еще православное крещение примут, — Богу все возможно. И вот изберет Он себе новый народ и наречет его Четвертым Римом. Потому как без Православного Рима, без Рима Христова земля не может стоять, невозможно миру быть без народа-богоносца. А народ этот Божий какими чертами отличается? Жертвенностью, состраданием, неотмирностью.
— Как понимать неотмирностью? — спросил Влад.
— Значит — не от мира сего, то есть народ иной, народ-инок.
— Дедушка, а что попущено-то будет, если мы свой последний шанс не используем? Ты говоришь, будет похлеще семнадцатого года… — спросил Влас.
— Похлеще, милок, похлеще. Семнадцатый год это что? Это муки тела народного. А здесь уже будет смерть души. Полная слепота, необратимая. За наше безразличие к истине, к родному нашему Православию, уйдет Христос с русской земли. Горько Ему будет уходить, а уйдет. Он ведь ее, родимую, всю исходил, благословляя. Сколько раз Его этапом из конца в конец по русской земле гоняли. И Он терпел. А тут вот уйдет. Не живет Христос среди сытости и разврата, среди скотского самодовольства. Его путь крестный по другим местам пролегает, по другим путям-дорогам. Ей Богу, уйдет…
— А нам-то что тогда делать, дедушка? — глаза Власа расширились, как у ребенка.
— И мы, сыночек, уйдем. Так следочек в следочек за Ним и пойдем. Во внутреннее изгнание уйдем, в катакомбы сердца, в молитовку Иисусову. И наречется сие — Последний Великий Духовный Исход!
— Дедушка, а почему у вас лицо такое смуглое, как запеченное, и ресницы опалены, — поинтересовался Влас.
Архипыч почесал затылок:
— Оно-то, конечно, можно вам сказать, только не соблазнитесь ли?
— Давай, дед, говори, раз начал, — скомандовал Влад.
— А чего говорить? Нечего и говорить. Это я в аду был, вот и опалил маленько лицо адским пламенем. Господь меня сподобил наперед поглядеть, чтобы грешить неповадно было.
От такого ответа Влад чуть не поперхнулся чаем.
— Ой, милки, — тяжело выдохнул дед, — Ленина я там видел собственной персоной, да и многих еще… Целую религиозную конференцию.
— Как религиозную? — не понял Влас.
— А так. Всех людей видел, которые себя богами, или сверхчеловеками, или «просветленными» объявляли, или пророками, да религии разные человеческие понавыдумывали. Все они после смерти перед истинным Христом Богом предстали, а оправдаться-то нечем. Вот и заседают теперь в бездне адовой… Но что более всего меня поразило, увидел я там многих, кого не чаял увидеть, и, наоборот, не увидел тех, кого думал там встретить. Точно Бог людям сказал: «Ваши пути — не мои пути, и Мои пути — не ваши пути». У него Свой Промысл.
— Да что вы его слушаете, — раздался за спиной молодых людей резкий женский голос, — он же сумасшедший, у него и справка из дурдома есть.
Друзья обернулись и увидели стоящую в дверях женщину средних лет, весьма блеклого вида.
— О! — обрадовался Архипыч. — Это наш врач-патологоанатом, Елена Михайловна, пожаловала.
— Не пожаловала, а на работу пришла.
— Верно, верно вы все говорите, сударыня, истинно, я сумасшедший. И давно уже! Как в Боженьку уверовал, в Христа Распятого, так с ума и сошел. Не слушайте меня, милые, если врагами миру не хотите сделаться! А эти добрые люди, Елена Михайловна, за Василисой Зеленцовой приехали. Мы сейчас чаек допьем и аккурат покойницу в путь снарядим. Ладненько?
(Продолжение: http://www.proza.ru/2019/12/23/878)