Черная Воронежская Губерния 18

Игорь Черных
Домовенок

   Я сидел у печки, мама пекла на Пасху куличи, пахло ванилью и сладким тестом, в печке гудели, горели дрова, трещали в огне, летели искры, и мама мне, любя, сказала: «Осторожно, мой избранный, мой любимый, моё дитя! Не мешайся! А пасхи завтра будем есть, сейчас будем красить куриные яйца!» Тогда красок не было, красили зелёнкой да хной.
— Мама, расскажи ещё что-нибудь страшное из своей
жизни, но только реальное!
— А-а, вот вспомнила, но это, сынок, не выдумка… Нюрка Кондрашёва из села Кирово мне рассказала. Вышла она замуж за жениха Барбаша — так звали по роду жениха. Переехала с Глуховки к нему домой. А дом у них на краю села, там раньше пруд был большой, потом его размыло, вся вода и  рыба убежали по весне с талой водой. Столько рыбы было, вёдрами собирали! А когда делали этот пруд, старый колдун-дед подошёл к колхозникам и сказал, сам до колена в шерстяных вязаных носках, в лаптях из лозы, в ватной фуфайке и с длинной бородой — он так ходил и зимой и летом! 95 лет этому колдуну было, он весной ходил в лес за берёзовым соком, за кленовым сладким соком, весной собирал мох, сушил вишнёвые ветки и заваривал из них себе чай, весной собирал мать-и-мачеху и жёлтые цветы, говорил, что это очень полезно для здоровья, летом — корень лопуха, зверобой, ромашку полевую, а  осенью  — хрен, шиповник, малину, дикие кислые яблоки. Я была у него — весь дом в траве, запах — даже голова кружится. Он давал снадобья, кости сломанные вправлял, раны заговаривал. Бабки с  Кирово рассказывали, что оживил на кладбище, уже в гробу, умершую девочку — сильный колдун был! Но умереть он не мог и ходил, весь осунувшись, и всем говорил: «Устал я жить! А небо меня не берёт…» Как можно устать жить? Живи себе да живи, детей у него не было, но девкам молодым, которые к нему ходили и не могли забеременеть, он говорил: «Приходите с ночёвкой!» А что он с ними делал, одни слухи ходили! — и мама махнула рукой. — Портил он их!
— Как портил, мама?
— Подрастёшь — узнаешь! Глаза у него были голубые-голубые! Волосы не то что седые, а белые-белые! Вот он и говорит рабочим, что делали запруду из земли, чтобы вода осталась здесь, и трубу положили, чтобы лишняя вода уходила по весне, он стоял и с кем-то разговаривал, сам с собой. Один колхозник, парень молодой, подошёл и  угостил деда сигаретой. «Да я не курю! И тебе не советую!» «А что, дед, бубнишь, что не так? Ты жизнь видел, подскажи!» — сказал с издёвкой молодой парень. Дед повернулся к Клишину Николаю и сказал: «Да, сынок, бесполезен ваш труд!»  — и  сплюнул на землю. «Как бесполезен?» «Да вот так!» — и дед в землю воткнул свою палку, да так глубоко, что парень удивился дивной стариковской силе! «Тащи!» — приказал дед Прохор. Николай взял, тянул-тянул, да не вытянул! Палка так и осталась в земле! «Здесь сотни покоятся убиенных душ!» — и дед показал
рукой на дно огромного оврага.  — Они взорвут ваш берег, и по весне вся вода уйдёт! Ох-ох, напрасный ваш труд!» Спокойно, одной рукой, вытащил свою палку и  пошёл спокойным шагом в свою колдовскую избушку, а Николай всем эту
историю рассказал. А  комсомольцы и  коммунисты-атеисты ни в Бога, ни в чёрта не верили, лишь посмеялись над дедом да над Николаем! А всё так и произошло, как и предсказывал дед!!! По весне много собралось воды, и где-то в час ночи, говорили соседи, завыли собаки, кошки попрятались под кровать, и был такой шум и гул, как будто паровоз ехал! А утром жители села Кирово увидели, что пруда не стало, стали собирать рыбу, оставшуюся на берегу, в свои вёдра! И больше не стали прудить пруд! Хотя здесь бьют родники, но люди воду здесь никогда не берут! Говорят, набираешь воду — она светлая, через минуту она чернеет, и сразу появляется в воде трупный запах! Да, сынок, сколько там людей похоронено, русских и татарских воинов, фашистов и мадьяр тоже туда скидывали! Говорят, тысячи там трупов!!! Поэтому и вода чёрная, и земля здесь испорченная!!!
— Мама, о колдуне расскажи дальше!
— Ну, как тебе сказать, сынок, у Нюрки с Барбашом не получалось дитя, потом она узнала, что на этом месте на краю деревни тоже стоял дом! Ну, этот колдун и говорит ей: «Бабка здесь одна жила, Лукова, дом во время войны странным образом сгорел, бабку переселили в  сарай к  соседям. Ну, колхоз своими силами построил на этом же месте новый дом. Утром она сказала мне, что домовой пришёл весь лохматый и  лёг сверху на бабку Лиду Лукову, и  испугалась она, и  пришла к деду, он дал ей заговор. Придя домой, бабка Лида прочитала заговор и  домовой ушёл!» Теперь в  этом доме, а  ребёнка нет, все бабы говорят: «Иди к деду, пока у него стоит, а помрёт — совсем останешься без ребёнка!» Вот она мне по секрету и сказала: «Боюсь я, Ульянка! Пойдём вместе!» «Да пошли, — сказала я, — у меня детей куча, а тебе ребёнок нужен!» Пошли мы в воскресенье к деду, сало ему принесли, зелени, яиц. Он принял нас, забрал еду, сказал — проходите! Ох, батюшки, там весь дом в траве, пучки туго связаны, и на потолке, и на рамах, места нет! Он посмотрел на меня и сказал: «Что, сопроводить пришла?» Хотя я ему ничего не говорила! Ведьмак всё чуял, всё видел! А Нюрке сказал: «Проходи
в комнату!» — и задёрнул штору. Я сидела минут десять, она вышла, а он ей говорит: «Никому не говори, а то выкидыш будет!» Я  у  неё стала спрашивать, что да как, а  она ни в  какую: «Рожу, потом расскажу!» Через неделю Нюрка забеременела. Она потом рассказывала: «И тут ночью что-то тяжёлое село на грудь, я проснулась, Барбаша не было дома, он работал в колхозе… Смотрю — человек, но только маленький да лохматый! Я испугалась, окаменела, даже от испуга описалась
прямо в  кровать. Я  молчу, а  он человеческим голосом говорит: «Ты беременна, и у тебя будет мальчик!» Когда муж был в ночную, он приходил, этот домовой, и лежал рядом! А когда мне уже нужно было рожать, он пришёл за день до родов! Но пришёл не один! А пришёл с маленьким малышом-калачиком! Со своим домовёнком! И сказал, смотря в мои глаза, ну как человек, только голос у него писклявый, детский, как грудного ребёнка: «Я ухожу, а он, — показал пальцем на маленького домовёнка,  — он остаётся с  тобой!» А  я,  Ульянка, что ему могла сказать? Да и привыкла уже к этой нечисти! К его жёсткой шерсти, как когтями гладит мою грудь… А когда я родила и  приехала с  сыном Николаем в  дом, тут веселье, стол накрыт, самогонка рекой льётся! Я, уставшая да пьяная, легла спать, забыла про домового, слышу, в корыте только Колька заплакал. Я к нему — а его качает маленький домовёнок. Он
повернулся ко мне и тихо сказал: «Я пришёл!» «К худу или к добру?» — я сказала, язык пересох, прежде всего, за своего ребёнка! «К добру! К добру! К добру!» Тогда домовёнок сказал: «Через три года у тебя будет второй сын». И я, правда, родила мальчика Валерия! А потом она мне рассказала, как дед, когда мы были вместе, сказал: «Приходи ко мне одна,только в  чистом во всём, хорошо помойся, не крестись и  не читай молитву. Захвати с собой чистые две простыни и никому, ради ребёнка, не говори!»  «Да что было?»  — всё с  нетерпением спрашивала я  у  Нюрки.  «Оприходовал меня он, Ульянка! Я, честно подумать, думала, что на мне крепкий мужик, а не дедок!!! А что мне оставалось терять? Но надежда теплилась, и он мне ещё сказал: «У вас живёт домовой — ты его не бойся, он мой слуга! Беречь тебя и твою семью будет!» Дед же своей смертью не мог умереть — повесился у себя на верёвке в сенцах! Ведьмаки и колдуны не могут умереть сами!!! Ну что, страшно?
— Мама, а это правда?
— Правда, сынок! — и мать перекрестилась на образ. — Зачем мне, деревенской женщине, такой грех брать, врать сыну?
— А у нас может жить домовёнок?
— Может, и живёт, но я никого не видела.
   Я хотел маме сказать, что видел, но промолчал! Я уже становился взрослым! Скоро в школу!
   И вот первый класс, принимают нас в октябрята, значок
на груди — Ульянов В., молодой, и взвейся — горит костёр:
«Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры — дети рабочих!» В старой школе, где был буфет, мы завтракали и обедали. Когда я становится на середину зала старого дома, я чувствовал нечто! Они там, внизу, звали меня! Я их точно видел: молодая женщина, вся в крови, два мальчика и девушка в крови — наверное, изнасилована, и старый в сюртуке барин, а может, купец! И это происходило каждый учебный день! Я не хотел говорить матери, ведь я был уже взрослый, но я хотел для
себя понять, почему здесь, в школе, где учатся дети, мне видятся привидения из преисподней?
   Я не выдержал и рассказал. И вот что я услышал:
— Да, сынок, твои видения  — не мираж. До революции в этом кирпичном доме жил купец. Говорят, добрый. Бедным на Пасху, на Великий Праздник, деньги давал, крестьянам, многодетным селянам помогал. Одним словом, как говорила моя мама, был хороший, работящий и справедливый
купец. Была у него молодая жена-красавица, тоже из купеческого рода, сама из Воронежа, старшая дочь, красавица и умница, и два сына!
   Пришла революция и  до наших мест, запылали барские и купеческие дома, дворянские и графские усадьбы!
   Нагрянули с  Алексеевки хохляцкие коммунисты, купца Ивана Фёдоровича избили до полусмерти, разграбили дом, забрали две повозки ситца, золото, серебряные иконы.
   Пришли к власти нелюди, уголовники и убийцы, изнасиловали жену Анну и старшую дочку, мать умоляла коммуняк не трогать девочку, ей только пятнадцать лет!
   А  девочка была красавица  — кровь с  молоком. А  потом всех расстреляли из револьверов, а в доме в середине зала был колодец, говорят, глубокий. Скажешь в  него «А-а-а-а!» — и эхо звучало несколько секунд! А вода была — как слеза —
холодная да вкусная. Ну, эти красные хохлы-изверги кинули трупы в колодец!
   А кухарка чудом спаслась, спряталась в кладовке, и её никто не нашёл! Вышла она из кладовки и слышит стон: «Маня, Маня, помоги!»
   Подошла Манька к старому колодцу, увидела, что на камне вокруг него кровь, зажала она руками рот, чтобы не крикнуть, подошла и видит, что девочка Екатерина из последних
сил держится за выступ каменный, а вода-то холодная, ледяная! Манька быстро привязала к цепи простынь, чтобы девочка могла привязаться, и вытащила её, крутя деревянный барабан, накручивая цепь.
   Спрятала она Катюшу, лечила бедное дитя, потом у  неё был выкидыш, да слава Богу, что так, — от этих паразитов рожать ребёнка и всю жизнь потом вспоминать, как они убили твою семью и искалечили тебя!
   Потом, говорят, что за ней с самого Петербурга приезжали, и она, когда уезжала, прокляла этот дом. Убиенных из колодца тоже достали и похоронили здесь же, недалеко от дома.
   Потом, когда сделали школу, на месте кладбища коммуняки сделали стадион, сравняли трактором все кресты и могилы!
   А тут война, сынок, немцы пришли, сделали в  школе штаб, брали мёртвую воду из колодца, пили и готовили, и все на следующий день, кто пил воду из колодца, заболели малярией, спасти их не удалось, они, все десять немецких офицеров, умерли! Русскую прислугу и  польских поваров немцы тоже расстреляли — думали, что они действовали по заданию красных!
   Потом наше наступление, освободили д. Глуховку, оружия здесь был целый склад. Говорят, что мёртвых немцев тоже кидали в этот колодец и оружие, и просто засыпали этот колодец! Кто знал, что здесь будет школа?
   Только это наш секрет, ты никому не говори! А если видишь там призраков, ты же особенный, учись не обращать на них внимания, ведь их видишь только ты, другие тебя не поймут.
   Так и было. Я учился вместе с призраками!
   Они сидели за моим столом, за моей партой, я,  правда, иногда с ними говорил. Однажды Клишина Нина Андреевна влупила мне по спине школьной линейкой: «Что ты постоянно бубнишь? Ты что, больной?» Я испугался и ответил: «Нет, не больной, просто я пишу и слова говорю вслух!» Я не стал говорить правду, что они стоят и около школьной доски. Тогда бы точно никто не понял. А вы поймёте?
 
***
Старый дом, в квартире
Кто-то ходит.
Я чувствую ее прикосновенье.
Проснулся я во тьме.
О, Боже,
Я вижу даму в черном платье
И отражение ее в окне.
Дама выжила нас с квартиры,
Купили новую,
в новостройке мы теперь живем.
Так, покупая старые квартиры,
Не знаем мы,
Что до нас творилось там!
Кто погиб, себя убив,
И дух теперь нам мстит,
Живым,
За свою погибель!!!
Игорь Черных
Освящайте место, где живёте!!!
И узнавайте, что было в квартирах до вас!
Они рядом!

***
Хотела любимого приворожить,
К себе милого навек!!!
Пошла к колдунье я, турчанке…
Девственница, не ходит
С детских лет…
После аварии погибли
Её родители!
А ей пришло видение во сне!
Теперь она всех видит —
Мёртвых и живых…
С улыбкой встретила
На крыльце меня,
Открыла книгу Чёрной Магии…
Пошла я за живой землёй,
Где свежевырыта могила
На кладбище!!!
Вверх я подняла глаза
И надписи увидела:
«Кладбище “Вера, Надежда, Любовь”».
Взяла я землю
Трясущейся рукой
Из свежевырытой могилы!
Села быстрей на Беговой в метро,
Напротив сразу появилась
Женщина с полыми глазницами!
Забегали её чёрные глаза,
Ищут, я понимала, они меня!!!
Читаю я молитву «Отче наш!»
А она нагло улыбается!!!
Я вспомнила молитву про соль…
Опять меня ведьма потеряла…
Я на Полежаевской выбежала
С трудом,
Бегу с тяжёлыми ногами я домой,
Звоню турчанке, телефон она
Не берёт…
Звоню ведьме-цыганке
Из театра «Ромэн»,
Что стоит на пр. Ленинградском!
Она мне говорит:
«Зачем ты разбудила спящих мёртвых?!
Беги быстрей на кладбище
И землю высыпай…»
Опять одна поехала я на могилу!
И землю высыпала обратно
С тревогой я в могилу!!!
Уснула дома!
Но брат погибший,
Во сне оживший вновь,
Ночью ко мне пришел, и мы вдвоем
До утра летали.
Потом исчез в пещере он в земле,
А мне сказал:
«Сюда тебе еще рано!!!
Сто лет живи моя сестренка!!!»
Игорь Черных
Со слов гадалки Аллы Тушинской