Глава 8
----------------------------------------------
Трудно дышать. Нос сплюснут и прижат к чему-то эластичному, но не ворсистому. Не холодному.
Глаза не фокусируются. Совсем никак.
Рот вывернут. Тоже прижат.
Руки онемели до такой степени, что я их не чувствую.
Пытаюсь вдохнуть воздух ртом. И тут же в него залетает какая-то дрянь.
Блин, где же я? И что со мной?
Вся передняя часть тела ощущает давление. Словно... Словно я лежу! Ничком. Уткнувшись всей мордой в пол. А пол... А пол в этом проклятом месте везде упругий! Везде теплый.
Так. Лежу, значит? Значит, валяюсь? Ладно. Пусть. Но тогда в любом случае придется как-то перевернуться. Чтобы не задохнуться. Х-ха – собственными соплями, слюнями или еще чем похуже, черт бы все это побрал.
Рук не чувствую совсем. Даже дернуть не могу, не то что опереться на них. Остаются только плечи. Ладно.
Эхх. Ухх. Ф-фыыыы! Ффы, ффы. Ффыыыы!
Оп! Вот черт.
Точно. В блевотине. Опять весь запоганился, как и в прошлый раз.
Хорошее спиртное. Просто замечательное. Не то, что у нас. Но за одним вычетом – я надираюсь им до такой степени, что не чувствую предела. Не подает оно знак - типа, остановись, притормози, милый. Пьется до того легко, что предел этот самый ставит уже только сам организм – типа перебор. Излишек. Надо обратно.
М-да... Прям свинья, ей богу.
Блин, как руки все заломило, все в иголках болючих. Острых. Тьфу. Видимо, долго лежал так. Неудобно. Как свалился мордой вперед, так и привет.
Хороший здесь пол. Дружелюбный такой. В другом месте давно бы с переломанным носом и выбитыми зубами разгуливал. А тут – ничего. Нормально так.
Белье – в корзину. Сам – в душ. А погань эту автомат уберет.
Сейчас только приду немного в себя, и можно будет попробовать встать. На четвереньки, хотя бы. А там чего ж? Пара шагов до доставки.
Прямо перед моим взором появляется стакан с мутноватой жидкостью. С пузырьками внутри.
Поднимаю глаза к потолку и стараюсь придать взгляду максимальную суровость. Однако комбайн никак не комментирует происходящее.
Ладно. Только как бы мне ненароком не опрокинуть стакан-то этот. Из-за текущей, так сказать, несогласованности движений. Лучше бы он его убрал.
- Убери, - еле ворочаю я языком.
- Добро пожаловать, - начинает он свою тягомотину. – В наш уютный уголо...
- Заткнись! – уже более внятно произношу я. – Заткнись и убери.
- Убрать? – преувеличенно изумляется он. – Что убрать?
- Вот это, - киваю я на стакан. Ну или мне кажется, что киваю.
- Уже, - сладенько выпевает он. – Уже, милостивый государь. Все убрано, почищено. Как в аптеке.
Скашиваю глаза и убеждаюсь, что стакан подле моей правой руки не делся никуда.
- Ты издеваешься, что ли?
- Не понял вопроса, - немедленно сообщает автомат. – Сегодня в нашем меню...
- Убери, я тебе сказал!!
- Так убрано ведь уже все. Могу предложить вам...
Блевотину, что ли, он имеет в виду?
А и правда. А и ладушки. Все чисто и ухожено. И именно там, где я, так сказать, почивал. Мордой в пол.
Издевается, образина. Никак иначе. Ладно.
- Стакан, говорю, убери.
- Никак нельзя. Вам нужно привести себя в порядок.
- В порядок приводить себя я буду в своей комнате, если на то пошло. А это – убери.
- Вам обязательно нужно нейтрализовать яд, - настойчиво рекомендует невидимый собеседник. – Иначе организм может не справиться. Адекватно не справиться, я имею в виду.
- А вот это не твое дело.
- Ну, как же не мое? Очень даже мое. Ведь вы находитесь на вверенной мне территории. И я обязан заботиться о клиентах.
- Лучше бы ты давеча заботился. Когда я просил подать мне бутылку.
Да-а, тот еще поход за ней у меня получился. На карачках. А потом, срываясь – вверх. И пить пришлось прямо у стойки – обратно-то с бутылкой не допер бы. И опять же прямо оттуда, видимо, я и рухнул. Здорово.
- В баре производится самообслуживание, - тем временем долдонит этот осел. – Этот участок вне зоны моего действия.
- А если вне зоны, так чего ж ты сейчас-то меня обслуживаешь?
- Не понял. Как именно со стороны бара я вас обслуживаю?
- А вот эта мудятина, - показываю я подбородком. – Не обслуживание?
- Вы имеете в виду антидот?
- Ну да, - усмехаюсь я. – Вон та мутная мудятина.
- Антидот находится вне зоны обслуживания бара. Это не алкоголь.
Господи, с таким апломбом вещает. Прямо, как настоящий. Умора с ним, честное слово. Если пораскинуть мозгами, то в столовую я прихожу не только чтобы надираться. Но и чтобы общаться с этим дуралеем. Если бы не он, совсем кисло бы мне тут пришлось.
М-да, может, я и правда алкаш? Вернее, был алкашом, и от алкоголизма этого, например, помер. Точнее – вот-вот должен был помереть. Ведь если так пить хотя бы полгода – ну, каждый день вот так – то явно или печень откажет. Или сердце. Или черт знает что еще. Неважно, в общем. Главное – что откажет. Алкоголь, причем такой крепкий, это ведь и правда яд.
Интересно, а почему меня не тянет на вино? И раньше не тянуло или только сейчас?
Я с сомнением оглядываю бар.
Вон та череда бутылок точно с вином. Но – не тянет.
Странно. Хотя чего ж странного-то, если подумать? Это ж сколько вина надо вылакать, чтобы вот так мозги отрубить? И за какое – опять же – время?
Не-ет, коньячок – наше все. Правда, то, что я пью, крепче и вкуснее. И ароматнее. Ну и так далее, в конце концов. Не в этом дело. А дело в том, что задачу свою оно выполняет со стопроцентной гарантией, одновременно давая клиенту обалденные вкусовые ощущения.
Клиенту – ха-ха. Еще недельку-другую с болваном этим пообщаюсь, вообще буду разговаривать, как он.
М-дя. Пора, пожалуй, сваливать отсюда. Помыться, постираться. А то воняю так, что самого воротит. Того и гляди до второй порции блевотины дойдет.
Пробую подняться, цепляясь за выступы стойки. Получается неплохо. Замечательно даже. И ноги не дрожат.
Похоже, долго я тут валялся, не иначе. Часов пять-шесть.
Еще что мне нравится в местном пойле – голова от него не болит. Так, слегка подкруживается. Но не болит. И повторно блевать бы не тянуло, если бы не запах от свитера и штанов.
Шаги мои неуверенны, но неуклонны. Ну вот и коридор.
- Благодарим вас за посещение нашего заведения, - несется вслед. – Ждем вас снова и не преминем напомнить, что сегодня у нас в меню фирменное блюдо – жареные вокопаги с кисточками палары.
Ого! Произошла смена суток? До моего отруба было что-то вроде голенагов каких-то, что ли. В собственном, блин, соку.
- Слушай, друг, - поворачиваю я голову. – А вчера что было? Голенаги?
- Сегодня у нас в меню жаре...
- Да слышу я, слышу. Не глухой. А вот вчера что у вас было? В фирменном этом твоем меню.
- Не понимаю вопроса. Нет информации.
Ну, конечно, куда уж ему понять. Ведь он ничего не сохраняет в памяти. Или же мне говорит, что не сохраняет. Короче, давно бы пора уже понять, что подобные вопросы ему задавать бессмысленно. А я все задаю и задаю. Иногда – на автомате. Но иногда – чтобы попытаться подловить.
Хотя подловить машину – гиблое дело. Она же действует по заданной программе, это же не человек. С другой стороны, кто поручится, что программа эта составлена идеально? Что в ней учтены все-все факторы, условия и ветвления? Судя по опыту общения с ним – я бы не поручился. Сколько раз уже было, что я ставил его в ступор. Но, правда, пока без видимых последствий.
Вообще иногда можно решить, что он просто дурит меня. Ведь неоднократно казалось, что этот болван элементарно издевается, подхихикивая в свой железный кулачок. И припрятывая информацию и выводы в соответствующий загашник. Или даже не припрятывая, а передавая кому следует.
Хотя кто этот «кто-то» - большой вопрос. Вопросище даже.
Так, все с себя содрать. Вонючее, пропитанное дрянью. И сразу под душ. Горячий-горячий. Уф-ф. Хорошо.
Растереться. Ноги в тапочки. Надеть чистое, едва уловимо пахнущее ветром. И в комнату.
Опять картинка поменялась. Надо отдать должное изобретателям – ни одного одинакового рисунка за все то время, как я здесь торчу.
Ясно, что если бы это было реальное окно, то изображение в нем повторялось бы через определенные промежутки. Но ведь этого нет и в помине. Значит, картинка. Ладно.
Оглядываю помещение.
Все одно и то же. Замкнутая конурка без выхода. Почти кокон для этой... Личинки, что ли. Каждый день одно и то же. Одно и то же. Особенно добивает, что деться некуда. И продолжаться это будет, пока не подохну.
А кожа все такая же белая и гладкая. А на лице – никаких мешков или морщин. Несмотря на попойки.
Плюхаюсь в кресло и некоторое время пялюсь в потолок.
Какое-то совершенно животное у меня тут существование. Без какого-либо смысла. Просто замкнутая отработка пищевой цепочки. Только что без совокуплений и производства себе подобных.
А просто отработка пищевой цепочки – это грустно. Я бы даже сказал – крайне грустно. Ни для чего. Кой, к черту, разум. Знай себе жру да сру. Жру да сру. Надираюсь вот еще чуть не каждый день.
Наверное, если бы тут появился хотя бы монстр, страшилище какое-нибудь, обрадовался бы ему, как брату родному. Все развлечение.
Хотя нет. Вру. Не обрадовался бы. Зверь напал бы, изуродовал. В конце концов, сожрал. А это все больно неимоверно. Ну и зачем мне это?
Боли я боюсь. Да и кто не боится-то? Боятся все. А кто говорит, что нет – тот болван, бравирующий перед кем-то. Ха, или мазохист. Другого-то не дано.
Вот если бы ничего никогда не болело, тогда бы да – он тебя жрет, а ты знай лупишь его чем попало. Лупишь и лупишь. Копыта пока не откинешь. Ну а откинешь, так тоже не больно.
Интересно, зачем нам дали боль? Без нее-то гораздо лучше было бы. Да. Вот, например, рак тебя разъедает, или просто болезнь, травма там. Какая, к черту, польза-то от этой боли? Сколько случаев, когда люди не выдерживали мук и сами себя приканчивали. А так – жили бы, пока болезнь не пришибла бы.
Вот и я вышел бы спокойненько против этого чудища и не страшился бы ничего. Смерть? Ну и смерть, чего ж? Думаю, через пару лет я ей буду только рад. Что тут делать-то?
Знай жри да сри. А это, надо сказать, как-то сильно унизительно. Блин, да даже и не унизительно, а как-то... Как-то совсем отстойно. Будто и не способен-то я ни на что больше. Кроме дурацкой этой цепочки.
М-да-а... А чего бы я хотел-то? Чем вот такая-то жизнь отличается от жизни среди людей? Здесь хотя бы грызться за выживание не надо. Все тебе пожалуйста. А там помимо пищевой цепочки приходилось бы как-то выживать. На жрачку зарабатывать, на крышу над головой.
В чем вообще смысл человеческой жизни, если на то пошло?
Разглядываю потолок без единого изъяна. Потом стену напротив. Картинку мне не видно, она за спиной.
А, выходит, и нету у нее смысла. И зря я тут всяко инсинуирую насчет конкретно себя. Мне просто одиноко. Просто непонятно и скучно. Ничего сверх. Что тут мне все до предела бессмысленно, что там – у них.
Все одно и то же – жрать да срать, жрать да срать. В качестве бонуса – размножаться. И лезть, лезть наверх. Давя, насилуя, убивая. Ха-ха, еще совокупляясь налево-направо. Залезть так выше всех, оглядеться победно. И окочуриться.
Вот умора. Зачем ты жил, человек? Для чего?
Чтобы давить? Чтобы залезть?
Но зачем?
Наверное, чтобы почувствовать, что ты круче всех. Что ты самый-самый. И что? Что дальше-то? Все та же смерть, небытие. Что у победителя. Что у того, кого оставили позади.
Если задуматься, то оправдание существованию может дать только талант. Или исключительный ум. Когда создаешь нечто совершенное. Или то, что дает толчок вперед всему виду.
Но с другой стороны, эти выдающиеся люди ничем не отличаются от остальных. Такие же скоты и ублюдки. Только с искрой божьей. Которая, на самом деле, ни на йоту не приближает их к богу. Животными были, животными и помрем. Грязными, убогими, самовлюбленными. И попирающими всё и вся, что слабее нас.
Я потираю ладони, которые внезапно становятся ледяными. Оглядываюсь по сторонам.
Все та же комната. Минимум мебели. Бежевые тона.
Но в ней словно похолодало градусов на пять, не меньше. Бр-р.
- Сделать теплее, - приказываю я. – И это... Стакан апельсинового сока.
Сбоев в автоматике нет, и я вновь расслабленно откидываюсь на спинку кресла.
Неплохо бы поесть, в желудке бурчит. Но сейчас, именно сейчас, от самой мысли о еде просто воротит.
Пищевая цепочка намертво застряла в мозгах. Господи, до чего отвратительно быть только скотиной. Свиньей, не имеющей никаких занятий, кроме жратвы.
Хорошо бы получать энергию каким-то иным образом. Без этого дурацкого круговорота. Или... Или бы уж вообще не быть, если уж на то пошло. Ничего не изменится – не вздрогнет пространство, не изогнется время.
Вопрос в том, откуда я тут взялся и зачем?
В обычной жизни подобный счетец можно от души предложить родителям. Но здесь-то кому?
Я снова оглядываюсь.
Пусть, пусть я не робот, не андроид, не клон, а человек, выдернутый из обычной, нормальной жизни. Все это – пусть. Но ведь кто-то это сделал. И для чего-то. Но для чего?
Схватить мерзавца за грудки и выплюнуть в лицо гадкие слова. Пусть возвращает. Пусть. Ведь здесь-то счет можно предъявить только ему. И только после возвращения – родителям.
Странные существа – люди. Плодятся, совершенно не думая, зачем. Даже не задаваясь таким вопросом. Как самовоспроизводящиеся механизмы, ей богу. Как тот же кухонный комбайн, если уж на то пошло.
Ну, не в смысле, что он тоже плодится. А в том – что заложили программу, и они как идиоты слепо ей следуют. Без разговоров, без понимания.
Хорошо – без еды и воды нельзя. Без тепла и крыши над головой – тоже. Это больно. Но без размножения-то ведь – элементарно можно прожить. Не мучительно, не больно.
Однако нет! Программа заложена – вперед!
Ужас...
Интересно, кем я был в той, обычной жизни? Чем занимался? Были ли у меня братья-сестры? Что мне нравилось, а что я ненавидел?
Рассматриваю собственную руку. Пальцы – длинные, сильные. Коротко стриженные ногти. Едва заметно синеющие вены.
И вдруг до меня доходит, что вопросом, например, о жене и детях я почему-то не задаюсь в принципе. Чувствую, как брови мои ползут вверх.
Да, странно, если честно. Судя по телу, возраст у меня вполне детородный. Причем, не раннедетородный, а такой... Ну, вполне. Тридцати-то мне, пожалуй, еще и нет. Но ведь и явно – не двадцать.
Нету, что ли, у меня никого? Ну, в смысле – не было?
Ни детей, ни жены. Ни возлюбленной даже?
Странно. Не педик же я в конце-то концов. Хотя... Ну и педик бы – все равно ведь ни о ком таком даже мысли ведь нет.
Может, все-таки и не человек я вовсе? А андроид?
Вон, ногти не растут. Щетина – тоже. Волос опять же нигде, кроме определенных мест, нету.
Во всем остальном, вроде бы, человек. Есть мне надо. Пить. Спать. В туалет ходить. Мыться.
Голова вон часто болит так, что глаза на уши лезут.
У роботов же такого не бывает. Не может быть. Можно запрограммировать все, что угодно, но не головную же боль, возникающую не понять, отчего.
Или, все-таки, можно? Хм-м, а что? Задать рандомный принцип, и ага.
Черт! Они меня тут все с ума сведут, честное слово. Лечь поспать, что ли?
Да вот нет, неохота. Выспался, видимо, пока в отрубе валялся.
Были бы часы – можно было бы свериться со временем. И если, допустим, сейчас ночь – по часам – то с чистой совестью залез бы в постель. А там – привычка есть привычка – глядишь, и заснул бы. А раз вот часов нет, то и заставить себя невозможно – вдруг сейчас полдень, например. Или утро.
Надо же – все думаю и думаю. Скоро опухну от этого думания. Но заняться-то все равно ведь нечем. Что еще мне остается?
В обычной жизни у человека нет времени, чтобы вот так размышлять о том, о сем. Если, конечно, ты не имеешь от рождения приличного дохода, который позволяет тебе не заботиться о выживании прямо с малых лет.
И все-то ты в какой-то сутолоке, мельтешении. Без конца занят какой-то бессмысленной суетней. Бессмысленной, естественно, с точки зрения вечного.
Ну и не остается у тебя времени, чтобы остановиться, задуматься. И это, наверное, хорошо – в целом для вида. Ведь у тех, кто начинает задумываться, неизбежно возникает осознание собственной никчемности и ничтожества. А раз от твоего присутствия или отсутствия не меняется ничего, то зачем вообще тут быть?
И, главное, это утверждение верно для девяноста девяти процентов человечества. Но если все девяносто девять процентов немедленно повесятся, то что останется от вида?
С другой стороны, ну вот живут они все. Радуются, печалятся, грызут друг другу глотку. И если все – ни для чего, то зачем такой вид вообще нужен?
Пойти, что ли, опять надраться?
От всех этих мыслей только на душе погано. Совсем без просвета.
Пойду, выберу снова пару бутылок с той коричне...
Ф-фу, черт побери!
Ф-ф-фу!
И ведь не ел ничего, стакан сока выпил. Тьфу, как вывернуло!
Тщательно мою лицо, с отвращением рассматривая остатки собственной зеленоватой бурды, которая уходит с водой.
Правда, что ли, этот болван говорил, что отравление достигло какой-то там критической точки? И организм ничего не принимает, так как за этим пределом маячат необратимые последствия.
Хороший, кстати, способ откинуть копыта. Вот сейчас передохну и...
Да чтоб тебя, своло... Сволочь поганая!!!
Надо же, как ноги дрожат. Словно изнутри всего выпотрошили. Как бы мне прямо тут не рухнуть. Аж плывет все перед глазами.
По стеночке, по стеночке. Вот так. Вот так.
Господи, до чего муторно. До чего паршиво. Кажется, что сейчас сдохнешь. Но ведь не сдохнешь ничерта. Не допустят. Нужен я им для чего-то. Живехонький живой нужен.
Блин. Видимо, и правда допился, раз они так лупят при одном намерении... Так, осторожненько. Спокойненько. Предмет намерения лучше обойти стороной.
Удобно в кресле, хорошо. Замечательно даже.
Правда, пованивает. В смысле – от меня. Трудно, знаете ли, быть аккуратным, когда настолько резко и интенсивно выворачивает наизнанку.
Надо бы содрать все это, бросить в корзину и надеть чистое. Но нет сил. Не знаю, как и дополз-то из туалета.
Ф-фу, если и дальше так будет продолжаться, то коньячка местного мне больше не видать. Полная трезвость, и за вычетом сна – прорва времени, которое девать некуда.
Без конца размышлять о судьбах бытия – это ведь свихнуться можно. Хорошо, если свихнешься в том смысле, что тебе чудиться что-нибудь начнет – люди там всякие, голоса, звуки. Это-то нормально, жить явно интереснее станет. А вдруг просто замкнет на чем-нибудь?
Ах, чтоб вас всех!
До чего удобно вот так откинуть голову. Положить ее на мягкий валик. Закрыть глаза.
Господи, и чего они от меня добиваются? Зачем я им нужен?
А если – ничего. А если – низачем. Если все это – просто реакция автоматики, запрограммированной на определенный ответ при определенных действиях живого организма, находящегося в границах ее ответственности?
Заснуть бы, блин. Поспать. И время бы убилось хоть сколько-то. И физически бы, наверняка, лучше стало. А то так хреново, что вообще.
Ни придушить себя. Ни напиться. Знай, как дурак, таскайся по всем этим бесконечным коридорам, где тебя все равно никуда не пускают.
Для разнообразия можно в столовую смотаться, с комбайном кухонным поболтать. О том, понимаешь ли, о сем. Как заядлым кумушкам-домохозяйкам, ха-ха.
Правда, есть еще та комната со сплошным окном. Только что в ней делать-то? Придти, посидеть. Попялиться.
Были бы хоть деревья с той стороны. Или небо. Стало бы вполне себе интересно – почти как кино. Ветер мотал бы ветками, гнул стволы. Гонял облака. А так... Не понять что за стеклом.
Словно просто картинка, как у меня вон.
Или там все-таки небо? Где-нибудь за полярным кругом. В вечной ночи.
М-да, может быть, может быть. Только ведь и за полярным-то кругом бывают облака. Ладно, согласен – с деревьями там проблема. Но не с облаками же!
А, к черту! Надо будет сходить, проверить. Все равно деваться больше некуда. Не разговаривать же все время с автоматом из столовой, в конце концов.
Взгляд мой падает на блокнот.
Ага, вот еще тоже. Пописать можно чего-нибудь. Порисовать, опять же, ха-ха. Умора. Стукнуло же кому-то в мозги изобразить такую белочку. Долго думал, наверное – что и как.
Хотя, кому, к черту, тут могло что-то придти в мозги, кроме меня самого? Никого же тут нету. Никогошеньки. А автоматика эта дурацкая сама придумать ничего не в состоянии.
Тогда... Тогда что же получается – эту самую идиотскую белочку придумал я сам? Ах-ха-ха-ха-ха. Как раз в точку – допился, типа, до точки.
Тьфу! Надоело все к чертям собачьим.
«Жили-были» - вывожу я на первой странице – «старик со старухой». «У самого, понимаешь, синего моря».
Долго смотрю на собственные каракули. Да-а, почерк у меня ни к черту. Будь я психологом (или психиатром? хрен их всех разберет, если уж на то пошло), то наверное сумел бы извлечь какие-нибудь сведения о себе из этого самого почерка. А так… Что так напишу, что сяк – информации-то все едино ноль.
Чего ж бы это мне такое этакое написать-то? Чтобы и самому было интересно. Типа рука самостоятельно водит по бумаге, а я сам и не в курсе – здорово было бы.
Только так ведь не бывает. В руке ведь не заложено никакое воображение. Она просто фиксирует то, что приказывает мозг. А раз так, то и неинтересно вовсе. Раз так, то зачем вообще что-либо записывать?
Если уж что-то придумаю, то я и сам про это буду знать. Без всякого записывания. Да и придумать-то я ничего не придумаю. Ну, в смысле – путного. Роман, разве, какой приняться вспоминать?
Я долго и тщательно – усердно – копаюсь в памяти. Но все впустую. Вот вроде бы знаю, что вот такой-то – известный писатель, однако что конкретно он написал, я, получается, не в курсе. И, соответственно, и сюжетов-то никаких на ум мне не приходит.
Еще раз гляжу на этих «старика со старухой» и принимаюсь их рисовать. Сначала старика. Даже ловлю себя на том, что кончик языка высунул – так стараюсь.
Да только впустую все. Вместо рожи какая-то каляка-маляка выходит. Наверное, у детей в детском саду лучше получается.
М-да-а, белочка она и в Африке белочка. Видишь, какая – с шишкой в лапах, со взглядом тупо-мечтательным.
Тоска, честное слово.
Откладываю дурацкий блокнот в сторону и снова задумываюсь, чем бы заняться. А главное, чем вообще заниматься в ближайшие лет двадцать-тридцать.
Господи, ну сдохнуть ведь можно от скуки!
Старик немощный хотя бы в состоянии перебирать воспоминания, задерживаться то там, то здесь, окунаться в прошлое, высвечиваемое более ярким светом, чем его настоящее. Но я-то ведь и этого лишен.
Согласен, ничьих мерзких рож здесь не видно, и бороться за выживание мне не приходится. Меня никто не пихает, подножек не ставит, за спиной не подличает. Да, это все так. Но для чего все это нужно? Я ведь даже войти никуда не могу. Мечусь, как крыса, в стальном лабиринте, а сверху – наблюдают.
Я и в самом деле перевожу взгляд на потолок, словно надеюсь воочию узреть этих самых наблюдателей.
Потолок как потолок. Все такой же. Без изменений.
Надо же, насколько чисты мои мозги. Будто их специально промывали. Буквально не за что зацепиться.
Жить – незачем. Убить себя – не дают. Впечатлений – ноль. Развития – ноль.
Фу ты, черт побери, до чего погано. Наверное, если бы человечеству предоставили точно такие же возможности, как и мне, оное человечество неминуемо вымерло бы.
Грызться не надо. Лезть в первые ряды – тоже не надо. Все есть и так. И в любом количестве. Хочешь такой дом – пожалуйста, хочешь сякой – вот тебе. Жрачки любой – завались. Убить себя не дают. Другого – тоже. Наркотиков – ноль.
Скукота, верно? Правда, остаются еще совокупления... А вот если и их отобрать – ну сделать, например, вообще без ощущений, то... То тогда человечеству наступит уже окончательный крындец.
К радости творчества способны ведь немногие. Я вот, например, неспособен. А кроме этого у хомо сапиенса в подобных обстоятельствах не остается ничего другого.
Будь на моем месте талантливый человек, радовался бы, наверное. Никаких тебе препон, знай картины рисуй или романы пиши. Или альтернативную теорию относительности выдумывай.
Хотя, есть ведь и у меня оправдания – окружающее не на сказку больше похоже-то, а на обычную тюрьму. Где даже гулять не разрешается.
Ну, тюрьма. Ладно. Пусть. Но и у заключенных тоже есть надежды. Если ты не на пожизненном, то можно мечтать о свободе. О том, что вот выйдешь же отсюда. Вдохнешь свежий ветер. Пойдешь по одной из дорог. А у меня? Что есть у меня?
Да ничего! Даже напиться – и того лишили.
Или не лишили? А лишь предостерегли? Может, и так, надо будет проверить завтра. Но дело-то не в этом.
Смотрю на свои руки. Такие белые, нежные. Явно никогда не знавшие физического труда.
Если меня посадили. Если это тюрьма. То за что? За какой такой проступок мне стерли память и дали пожизненное?
Или это тело совсем не человеческое? Ногти-то не растут. Какие были в первый день, такие и есть. Кожа на лице по-прежнему гладкая.
Так кто же я тогда? Кто??
Хотя нет, неважно это. Как и неважно, за что меня сюда засунули. Важно другое – как выбраться. Вот это – да, вот это имеет значение. А остальное – шелуха.
Постой, ну вот и выберусь я. А что дальше? Ну окажусь среди бескрайних снегов без шанса добраться до ближайшего жилья живым. Ведь не полярник же я в конце концов. Нет у меня навыков выживания в условиях крайнего севера.
Нет, хорошо, пусть нет. Но через годик, а гляди и того раньше, до того меня это место допечет, что рад буду хоть в снега и льды попасть. Главное – на волю, на простор.
Может быть, может быть. Вероятнее даже всего. Однако кто поручится, что снаружи – не город, полный людей? Ведь окон тут нет.
Хорошо, выйду. И вокруг – люди. А я без документов, без денег, потерявший память.
Стоп. Хочу ли я вновь оказаться среди людей?
Блин, нет, надо свитер в стирку. И немедленно! От запаха прямо мутит. К черту!
Вот свежий. Чистый. Пахнущий травами. Словно сушили – в сене. Какие к черту ароматизаторы? Нет!
Увидеть бы себя в зеркале. Хоть раз. Вглядеться в собственные глаза. Узнать, какой я.
Но это – праздное любопытство. Никчемное. Ни к чему, то есть. Ведь нет разницы, красив я или уродлив. Серые у меня глаза или карие.
Ресницы – вот они. Длинные. Явно густые. Нос... Прямой. Губы не узкие. Скулы выступают. Вроде.
Внешность нужна, когда нужно кого-то охмурить. Понравиться кому-то. А так... Ведь самому-то мне неважно, какой я. И если хочется увидеть, то только ради интереса.
Но интересно ведь, чего скрывать? Когда впечатлений никаких, то привязываешься к любой ерунде. Пустяку. Лишь бы занять себя чем-то.
Хорошо, что людей нету вокруг. Отвык уже. Привык, что никто не мешает. Не ждешь удара в спину. С другой стороны – чему мешать-то? Одурению?
И встретить тут хоть кого-то – было бы совсем нелишним. Можно было бы получить информацию, да и просто скооперироваться, чтобы выбраться отсюда. Две головы – лучше одной.
Для чего я здесь? В чем смысл? В чем чертов сраный смысл?
В чем смысл вообще любого? Не меня. Не здесь. Но в чем?
Провожу ладонью по шершавой стене, словно надеясь, что под ней проступит зеркальная поверхность.
Нет, так я просто чокнусь. Сойду с ума. Надо что-то делать. Чем-то заниматься. Но не торчать так сиднем, как я.
Вот так. Наружу! Вот!
Какие унылые – словно бесцветные – стены... Бесконечный тоннель. Что налево, что направо. Двери, двери, двери.
Нет. Кошмар. Только не туда. Ни за что.
Но куда?
Господи, за что мне это? Ну за что? Для чего? Зачем?
Какая дрянь эта жизнь, когда некуда деться. Когда смысла – ноль. Когда всё – в никуда. Дрянь, дрянь. Дерьмо.
И у любого дерьмо. Не только у меня. Не только здесь. И ничего – нет. Пустое все. Пустое. Бессмысленное.
Ну вырвусь я, и что? Все так же ни о чем. Ни для чего.
Ведь разницы нет, живет кто-то или нет. Вычеркни любого, ничего не изменится. Ничего. Ужас.
Если им надо, чтобы до меня доперло, насколько я никчемный, то вот - пожалуйста. Доперло. Дошло. Что дальше?
- Дальше-то что? – шепотом спрашиваю я и прислушиваюсь, будто надеюсь получить ответ. – Дальше-то, сволочи, что?? – ору уже в полный голос.
Мне не страшно, нет. Хотя, наверное, должно бы быть страшно – такое огромное помещение. Как лабиринт. И все сплошь пустое. Не знаешь, чего ждать, кого бояться.
Но мне – все равно. Меня все это не удивляет. И вот это по-настоящему странно.
Либо мне тут хорошо все известно – просто я забыл. Либо я сам по себе таков – что мне – не страшно.
Но сам по себе – что это значит? Какова моя натура в этом случае?
Человек всегда боится незнакомого, неизвестного. Это его природа, то ли выработанная в процессе эволюции, то ли заложенная изначально. Почему же я – не боюсь?
Я испугаюсь, да. Но исключительно перед лицом реальной опасности. Вот если, например, откуда-то выскочит монстр. Или маньяк с ножом материализуется из воздуха. Да. Еще неприятно, если вот прямо сейчас на мое плечо ляжет чья-нибудь рука. Или лапа. Сзади. Оттуда, откуда не жду. И где, я видел секунду назад, никого не было.
Однако все это настоящие опасности, а не призрачные. И вот этого просто пустого помещения - пусть огромного и запутанного, словно явно построенного не людьми, или не людьми эксплуатируемого – я не страшусь точно. Мне все равно.
Более того, кажется, что если и выскочит кто-то, то это я первый скажу ему «Бу!».
Странно как-то. Странно, ей богу. Плевать я хотел на эту ерунду. Меня больше заботит другое – как выбраться. Или нет, не заботит?
Вроде думал ведь я об этом уже? Нет?
Вроде – да. Даже додумался, что и снаружи легче не станет. Точно! Еще решил, что либо погибну, либо уже не смогу жить среди людей.
Да господи, а раньше-то я разве жил среди них? Ведь какое-то не такое у меня тело. Не такое – явно. Не бывает у людей таких тел. Чтобы ногти не росли. И волосы.
Ведь я взрослый мужчина. Не сопляк. Да если и сопляк бы, то почему ногти не растут?
Робот. Наверное, робот. Или – например – не человек.
Ну а раз так, то и не мог я раньше жить среди людей. Ну никак. Не обычной, не полноценной жизнью.
Блин, ну а кто сказал, что я жил там полноценно? Может, и был как раз в качестве слуги. Или игрушки. Или еще кого.
Сплошные загадки и непонятности. А главное, не видно способа разрешить их хоть как-то. Если только вновь не попытаться что-нибудь узнать у автомата из столовой.
Попытаться-то можно, попытка – она, знаете ли, не пытка, однако судя по предыдущим разговорам – все это впустую. У него либо нет информации, либо он ее скрывает. По каким причинам – тоже бог его знает.
Но не сидеть же в этой клетушке вечно. Пусть за ее стенами уныло, зато куча пространства. Н-ну, вернее, не куча, это я вру. Однако есть, куда двигаться, не то что здесь.
Как в клетке, ей богу. Вот если рассудить здраво – как в клетке. Какое-то помещение без единого выхода, да еще хрен знает где. И я тут совсем один без какого-либо занятия.
А чего, господи, я тяну? Стою, как дурак, перед дверью, но открывать ее не спешу.
Чего, говоришь, тяну? Да до ужаса ведь неохота в этот дурацкий коридор, до того он беспросветный какой-то. Клетушка моя хотя бы переборками ограничена. Картинка вон висит. А там – бесконечная кишка. Без конца, без начала.
Тьфу ты, блин. Оказаться бы сейчас на солнечной поляне. Среди цветов и трав. А вверху – голубое небо с ажурными облаками. А вверху – солнце. Не жаркое, не палящее, а просто греющее. Ласковое такое. И еще бабочки чтобы. Такие – цветные. Всякие разные.
Да-а, торчу в этом каменном мешке. Скоро на стены полезу. Ладно. Пора решаться.
Смешно, честное слово. На что решаться-то? Будто на подвиг какой. Тьфу. Этак дальше пойдет, так под кроватью начну прятаться.
Нет, надо идти. Завернуть к балбесу. А потом – в то помещение со здоровым окном. Снова попытаться что-нибудь сделать. Да и вообще – этажей этих тут немерено, за всю жизнь все не осмотришь.
Чувствую, как на лице стынет гримаса отвращения, однако пересиливаю себя и открываю дверь.