Ночь – время иллюзий: в темноте наполненной неясными тенями, неверным светом звезд, самые безумные мысли просачиваются сквозь ткань реальности, и если ты в них поверишь они обретут форму и твердость. Ночь – это время боя с самим собой, со своими иллюзорными страхами. Если поддашься, они придут, захватят, заставят плясать под свою дудку. А если выстоишь, тогда сможешь играть мелодию своей судьбы сам, без оглядки чужое мнение.
– Уже совсем неплохо! – сказал Кай. «Неплохо» – это его лучшая похвала, и Сашка в душе возликовала, но приготовилась выслушать и едкие комментарии, без которых Кай никогда не обходился. Однако, наставник был сегодня сумрачен и рассеян. Он завернулся в свой плащ, словно его знобило, и задумчиво смотрел в зеркало. Зеркало, как всегда, отражало что угодно, только не мир вокруг. Сейчас в нем в плотной завирюхе снега едва заметной изломанной линей проступали острые клыки Гарханских гор.
Кай молчал, зарывшись подбородком, в меховой воротник плаща, Саша до ряби в глазах глядела на вертящиеся снежинки. В этом танце можно рассмотреть что угодно. Снежинки вдруг превратились в узор магической преграды в Павильоне поединков. Саша остро ощутила то чувство беспомощности и одиночества, которое накрыло ее во время поединка с Рахведом.
Сашка оторвалась от зеркала, Кай смотрел на нее внимательно и вопросительно вскинул подбородок. Сашка изучила его достаточно, чтобы знать, что это жест приглашал к серьезным разговорам без всегдашних колкостей.
– Я боюсь, – честно призналась Саша.
– Это нормально. Ты не безмозглый червяк. Но именно поэтому, ты должна четко объяснить, чего боишься. Страх можно победить, только разобравшись в нем. Иногда страх простой и глупый, можно представить худший вариант развития дела и пожать плечами: «Ну, и дальше-то что?» Обычно, страх более серьезный враг, коварный, и пожатием плечей с ним не справится. Но все равно надо его себе хорошо представить, во всей красе. Так чего боишься ты?
– В Павильоне поединков есть магическая преграда. Она защитная, но она не дает мне пользоваться моей магией. Магия Ордена другая, а моя там не работает.
– То, чем пользуются рыцари суть разрушение, грубая ломка. То, чему учу тебя – созидательно и гибко. Магию рыцари берут извне. А ты… Нет, на пальцах это не объяснить.
Он поднялся и поковылял к зеркалу:
– Возьми меня за руку, – попросил он, перед тем как переступить порог, – и представь меня там.
Саша удивилась, но просьбу выполнила.
И вот они стояли посреди той самой болотистой местности, светляки кружили над ними, Кай сжимал ее руку до боли. А потом отпустил, удивленно повертел ладонью перед носом, пошевелил пальцами. Он присел, сорвал веточку вереска под ногами, растер ее в пальцах. Какое-то очень странное выражение было у него на лице. Но Кай встал, отряхнул ладони и решительно направился к кромлеху на вершине холма.
Довольно быстро они оказались посреди заросшей вереском и мхом площадки, которую окружали высокие, плохо обтесанные столпы. Черные, маслянистые на сколах: вулканическое стекло, обсидиан.
– Прислушайся, – посоветовал Кай.
Вот только прислушиваться было не к чему – полная тишина. Ветра не было, воздух был тягуч и неподвижен. Ни запахов, ни движений, свет тусклый и ниоткуда. Саша ощущала себя мухой, залипшей в янтаре. Сашка задыхалась, словно тонула.
– Потанцуй со мной, прекрасная донна, – Кай церемонно поклонился, но не дожидаясь разрешения взял Сашу за руку. Он был великолепным партнером, легкий неспешный танец разорвал густоту воздуха, позволил дышать. Кай вел ее все быстрей, казалось ноги отрываются от земли.
– Дальше сама, Сашшша!
С каждым ее вздохом что-то менялось в мире: поднялся ветер, терпко запахли сломанные веточки вереска, в туманной мгле над головой проступили звезды и острый полумесяц… Она танцевала, а ветер подпевал, прислушиваясь к каждому ее шагу, вдоху. Она плела мелодию на струнах мира. И это было красиво, хоть и немного страшно.
Когда она устала, а поляна между столпами наполнилась жизнью, Кай сказал:
– Ты не берешь это из открывшейся двери. Ты и есть дверь, и магия идет из тебя в мир. Поэтому, ты и не можешь ударить боевым заклинание рыцарей, ты только можешь поменять себя и мир вокруг.
– Слишком сложно!
– Я и не надеялся, что ты поймешь это с первого раза, но задумаешься. Возьми любой камешек у подножия камней, какой тебе нравится.
Саша подняла небольшой осколок обсидиана, с острыми краями, похожий на язык пламени.
– Пойдем назад, Ветер.
– Домой? – переспросила Саша.
– Мой дом здесь, – вздохнул Кай, – а мы пойдем… обратно.
***
Саша отбегала свое рано поутру с Бораном. А потом, явившись на занятие к Маргоду, попросила:
– Прикрой меня.
– В смысле, не понял! – удивился стратег.
– Ну, надо мне кой-куда сходить.
– Кой-куда? Хотелось бы поточней! – потребовал Маргод.
– Алишка обещала меня к швее сводить, но Тареду я ничего не сказала. Если ничего не выйдет, то он расстроится еще больше. Он и так с нами обоими не разговаривает, и, если наша задумка не удастся… В общем, нам с Алишкой надо либо показать результат, либо даже не тревожить ему душу. Понимаешь?
– Я плохо разбираюсь в вашей женской логике. Но почему-то мне кажется, что лучше действительно предоставить Тареду результат. Успешный.
– Вот! Ты как всегда прав! – Подольстилась Сашка. – Все понимаешь с полуслова.
Мужчины и женщины падки на лесть. Только, как говорит Кай, женщины подозрительны и все равно ищут подвох, а мужчины принимают за чистую монету. Поэтому не прошло и получаса, как Сашка с Маргодом вышли за ворота замка, «направляясь в королевскую библиотеку, взглянуть на редкие гравюры времен первой оркской войны».
А вот когда, сдав Сашку на руки Алишке, Маргод со счастливой улыбкой, собираясь провести день в свое удовольствие, кинул Алишке:
– Ты сегодня особенно обворожительна, госпожа Алисия.
Алишка ответила ему улыбкой, но как только они отошли подальше:
– Интересно, что ему надо – скидка? Или Тареду настучит?
Сашка махнула рукой:
– Да ничего ему не надо. Просто – нормальный парень.
–Ты еще глупа, девочка. Всем что-то от тебя надо. Как бы хорошо они к тебе не относились.
– Да? А тебе, например, что надо?
– Не прикидывайся дурочкой! Со мной это не пройдет. Сама знаешь – помириться с Таредом.
– А Тареду?
– Что бы он там себе не думал, ты – его новая великая цель. И ему очень хочется, чтобы ты ей соответствовала. Возможно, он этого даже не осознает, но ему это надо. Вот, мы и постараемся, как можем, ему это дать.
– Зачем? Если, как ты говоришь, самое главное удовлетворить свои, а не чужие желания.
– Сложный вопрос. Желания желаниями. Но есть что-то, что всегда выше этого. То, что заставляет нас поступаться своими желаниями в угоду этому.
– Этому?
– Любовь, дружба… как ни назови.
– Тогда, – твердо сказала Саша, – Маргод поступился в угоду дружбе, не желая огорчать друга в случае неудачи. И пошел удовлетворять свои… другие желания.
Алишка хмыкнула.
– А Таред уступил свое место наставника, что для него было важно, и был готов отправить меня домой, чтобы мне не угрожала опасность. Хотя это означает его отставку.
– Тебе очень надо новое платье? – внезапно, без всякой видимой связи с предыдущим разговором, спросила Алишка.
– Да вовсе нет! – Ответила обескураженная Сашка. – Прекрасно обхожусь без него!
– Я тоже. И все же мы с тобой идем к тетушке Бэате, потому что мы уступаем. И в этой уступке наша общая сила.
– Я запуталась, – честно сказала Сашка.
– Подрастешь – плутать перестанешь. А пока… сейчас еще с семейством Бэаты познакомишься, вообще голова кругом пойдет.
Домик на восточной окраине города был похож на пряничный, из сказок. И жило в нем семейство мышек, одна на другую очень похожих – острые носики, серые волосы, маленькие ручки, в которых споро двигались иголки, ножницы. Старая мышка, средняя мышка, молоденькая мышка. Имена у них были вычурные: бабушка Бэатрисса, мама Изабелла, дочка Гертруда. Но они ими клиентов не утруждали. Были и такие клиенты, которые ко всему семейству обращались «Эй! Поживей!». Швеи обидчивыми не были, просто в выставленном счету прибавлялись лишние цифры – за обслуживание. Счета обычно были большими. Потому, что пошив платья может быть работой ремесленника, а может – предметом искусства. Очень дорогим.
А еще серые мышки с восточной окраины умели делать шедевры. Своими умелыми ручками они могли без всякой магии сшить такую иллюзию, что мир соприкоснувшись с ней менялся бесповоротно. Но не для всех, а для тех редких счастливчиков, которые протиснувшись в узкую дверь пряничного домика, могли просто улыбнуться и пожелать:
– Доброго здоровьишка, тетушка Бэата. Чтоб тебе сто лет ручки не болели!
Старшая швея величественно кивнула головой.
– Здравствуй, сестрица Из. Как там, от Тилля вести есть?
Бледное лицо средней швеи расцвело улыбкой и красками:
– Намедни с «Зеленоглазой» матрос весточку принес.
– А ты как поживаешь, малышка Труди?
– А чо сразу «малышка»?! – обиделась девчонка Сашкиного возраста, наметывающая бесконечный подол пурпурного платья.
– Не обращай внимания, сестрица Алишка, возраст такой. Сегодня день противоречий, – махнула рукой Из.
– А чо?! Даже слова сказать нельзя?
Алишка вытянула из-за своей спины прячущуюся там Сашку и сказала:
– Задачка для вас, кудесниц. Надо, чтобы в нужный момент мужики рот поткрывали. Вдохнули, а выдохнуть забыли.
Швеи уставились на Сашку, первой, как всегда, отозвалась Труди:
– А…, – но бабушка рявкнула не хуже Тареда:
– Молчать!
Потом постучала в раздумье по столу наперстком:
– А девочка хорошенькая, только… – она подтолкнула ногой табуретку на середину комнаты и велела Сашке, – лезь повыше и сними это недоразумение, которое ты называешь курткой. Сейчас королевишной делать будем!
Она царственно кивнула головой, Из улыбнулась теплой улыбкой, а Труди подмигнула и сказала:
– А чо? Можем и королевишной.
Вопреки всему от кивков, улыбок и подмаргиваний Сашкино смущение пропало. Она сняла куртку и влезла на табуретку, даже повертелась немного.
– Только ты уверена, тетушка Алисия, чо ей платье надо?! – продолжая не глядя свою работу, поинтересовалась Труди.
– Правду говоришь. Ее воспитатель видит ее в платье. А я вот думаю, платье ей понадобится позже, а сейчас что-то вроде мужского костюма. Только женственного.
– Ну, чо… – протянула Труди, – задачу умеешь поставить: женственно-мужской.
– Не лезь впереди бабки в пекло! – Велела Бэата. – А костюм – это правильно.
– Вот тут, – рука Из обрисовала несуществующую Сашкину грудь, – сделаем попышней, чтобы создать видимость… А вырез неглубокий, но чтобы и без того длинную шею показать.
– Вот тут четыре выточки вместо двух, чтобы талию сделать, – Бэата поднялась и пошла вокруг Сашки, ища достоинства и недостатки.
– Плечи немножко приспустим, – задумчиво покрутила прядку у виска Из, – чтобы перепад талии и бедер стал видней.
– А тут бы немного сгладить, а то это… у нее немного великовато, – вежливо-уклончиво сказала Бэата, аккуратно указывая пальцем чуть ниже талии.
– Это называется жопа, – подсказала Труди.
– Думай, что говоришь! – рявкнула Бэата.
– А чо? Жопа она и есть жопа, – сообщила Труди, не отрывая взгляда от работы. – Мы ж не госпоже шихтмейстерше платье шьем, а она, выдра облезлая…
– Помолчи! – велела ей мать.
– Вполне даже выигрышная жопа, – сказала Алишка. – Не надо ее прятать. А вот ноги бы удлинить, может по бокам лампас какой вставить?
– Ой! Только вот не надо меня учить, как шить! – Возмутилась тетушка Бэата, – я ж тебя не учу твоему ремеслу. Хотя про мужиков тоже могла бы порассказать. Но это байки любителя, даже не подмастерья. А в каждом ремесле нужен мастер.
– Мам! Поосторожней! – Из кивнула на Труди, которая усердно наметывала шов.
– А чо? – поинтересовалась Труди, – как про узорный шов, так можно часами мне долдонить, а как про мужиков…
– Смотри на иголку Труди! Не надо никаких лампасов – чистая безвкусица. Талию завысим, штанину чуть клешем пустим, чтобы уравновесить ее «выигрышную».
– Вы ей какие штаны не пошейте, только вот сапоги у нее не пришей кобыле хвост.
– Да замолчи же! – взвились мать с бабкой.
– А чо? Неправду говорю?! – обиделась Труди.
– По обуви длину ровнять надо… – задумчиво сказала Из.
– А то! – победительно воскликнула Труди и откусила нитку.
– Снимайте мерки и начинайте – времени мало. А я пойду с Сашей к мэтру Дарвенлону.
– Ого! – восхитилась Труди, – Это вам не кот на скатерть начхал!
– Труди! – застонали все, но самая младшая швея подмигнула Сашке и сказала:
– А чо?! Дарвенлоновы сапоги это – ажурно! Только, тетушка Алисия, не уговорите. Старый гриб отошел от дел.
– Да ты чо?! – вскинула бровь Алишка. – Посмотрим, куда он там отошел.
***
Курбатая слобода, в отличии от остального города, где улицы извивались и плутали, как хорошо подвыпивший матрос, была построена «по уму» – геометрически идеальные параллельные и перпендикулярные улицы, тщательно мощеная мостовая, стоки для воды по бокам, буйные заросли герани на каждом подоконнике. Тут вроде и не воняло так, как везде в городе. Давным-давно, после войны с орками тогдашний король выделил союзникам земли в столице. По принципу: «На тебе боже, что нам не гоже» – в заболоченной местности между двумя заиленными притоками дельты. Люди в этом месте строиться не желали, а гномы отстроились. Только центральная улица стояла на твердом горбу водораздела, а остальное осушали, разобрав притоки на мелкие каналы, насыпали, латали плотинками и мостиками. На главной улице фасады узкие – земля в центре слободы баснословно дорога, а дальше, уходя бесконечными постройками, переходами, переправами в глубь отвоеванной болотистой земли, гномьи семейные владения занимали целые кварталы. Гномы жили огромными семьями, правда, каждый имел свою норку, куда ненадолго обидевшись, мог юркнуть. Но семья, сросшаяся корнями, это, то на чем держалась Курбатая слобода, на болотистой почве по-другому не устоять – провалишься.
«Двор Лисмы похоже недалеко, – решила Сашка, – где-то на параллельной улице. А миску я так и не вернула…», когда они с Алишкой, толкнув тяжелую резную дверь, зашли в один из домов. Помещение внутри напоминало какой-то дорогой офис – гладкие стены цвета слоновой кости, высокий потолок, величественная стойка, за которой не хватало смазливой секретарши, перед стойкой, мощные кожаные кресла и столик. Все очень просто, но дорого. Не то, чтобы Сашка часто бывала в офисах, но сериалы-то смотрела. Иногда, когда редкие подружки приглашали в гости.
– Подожди-ка меня здесь, лучше я начну разговор сама.
Сашка пожала плечами и плюхнулась в кресло, оказавшееся таким удобным.
Алишка же, побарабанив пальцами по внутренней двери, проскользнула дальше.
В этой комнате, все было обставлено также просто и дорого. За столом сидел седой гном и читал какие-то бумаги. На столе расположилась палевая крыса и умывалась. Кожаный ошейник крысы был украшен чернеными серебряными накладками, а уши – пушистыми кисточками. На редкость крупная, породистая самка. А самки – вожаки крысиных стай, значит, где-то, незаметные в своих убежищах, прятались и остальные, готовые по свисту хозяина и визгу вожака кинуться. Алишка остановилась на пороге выжидательно. Крыса бросила умываться и, шевеля усами, посмотрела на хозяина. Гном издал какой-то щелкающий звук, крыса, потеряв к Алишке интерес, продолжила свое занятие.
– Я рад тебя видеть, великолепная Алинька, – кряхтя вылез из-за стола гном и, подав Алишке руку, проводил ее к одному из кресел, бережно усадил, сам сел и воскликнул:
– Какое счастье лицезреть тебя, моя ненаглядная Алинька!
Алишка царственно кивнула головой.
– А чем я обязан такой радости? – Вкрадчиво поинтересовался гном и наклонился к Алишке.
– Соскучилась, дорогой мэтр Дарвенлон, – Алишка легким движением пересела на подлокотник гномьего кресла. Гном вскинул бровь и улыбнулся немного любезно, немного ехидно.
– Разве я не могу соскучится? – обиделась Алишка, сняла с него круглую черную шапочку и погладила по розовой лысине.
– Разве я посмею усомниться?! – воскликнул гном, и приложился к руке Алишки. – Ты соскучилась, моя радость. И я, как настоящий мужчина, не могу смотреть на это безразлично. Чем же мне развлечь тебя? Я ведь стар и немощен.
– Не прибедняйся, мэтр!
– Тогда давай я не буду прибедняться, хотя это и претит мой натуре, – усмехнулся гном, – а ты не будешь водить козу по центральной улице и прямо скажешь, что хочешь. Хотя это и не в твоей натуре, хитрейшая Алинька.
– Что вот так, просто, без предварительных переговоров и торгов?! Не похоже на тебя, –перебирая пальцами седой пушок на голове гнома, удивилась Алишка.
– Говорю ж, стар стал. Так проси, незабудка моя, что надо.
– Сапоги, – сказала Алишка.
– Я удалился от дел, – величественно сказал Дарвенлон, – кажется, я об этом уже упоминал, моя несравненная Алинька.
– Ну, не от всех дел ты удалился. Намедни, видела тебя у Рыжей Мальфы, ножку ты ей очень профессионально щупал, обещал туфельки, которым позавидует королевская дочка, – Алишка скользнула рукой по шее Дарвенлона и слегка сжала ее ногтями.
– Так то ж не для работы, а для охмурения, – развел руками гном.
– Но туфли-то ей сошьешь, – ревниво сказала Алишка.
– Тебе я не одну пару стачал, – махнул рукой Дарвенлон.
– Те я уже сносила, а ты нашел молоденькую и кобелируешь вокруг, раздавая обещания.
– Ой, ты ревнуешь, непревзойденная Алинька! Я, конечно, понимаю, что ты ревнуешь рыженькую к моим туфлям. Но все равно как приятно! Когда я был молод, мне очень нужна была работа, да и женщины тоже. Но тогда взаимностью мне отвечала только работа, она любила меня до синих бесей в глазах, но и взамен не поскупилась – дала мне почет, деньги и свободу. Свободу выбирать – работать или нет.
– То есть для меня ты тачать не будешь?! – оскорбилась Алишка.
– Деточка, для тебя все и всегда, но почему именно сапоги? Хочешь небо в алмазах? А работают пусть молодые. Почему не спросишь Явренлона?
– Потому, что ты сам как-то сказал, что борода еще не делает козла жрецом.
– Вдвойне приятно, что ты ценишь не только мою обувь, но и наставления. Я скажу жрецу Грамхлону, что не все женщины одинаковы. А то он любит говорить, что беда с женщинами в том, что уши не слышат, что говорит язык.
– Так из уважения к моему вниманию к твоей мудрости, не стачаешь ли ты сапоги? – вкрадчиво спросила Алишка и снова погладила гномью лысину.
– Уважение к твоей красоте и мудрости, моя прекрасная Алинька, не измеряется сапогами.
Алишка встала с подлокотника и направилась к двери, но сделав несколько шагов, обернулась, скрестила руки на груди и сказала:
– Имей совесть, мэтр Дарвенлон, разве можно столько упрашивать, даже королевская дочка столько не ломается.
– Совесть у меня есть, но с собой я ее не ношу, ценная вещь, боюсь ограбят или потеряю.
– Йонсон! Мне нужны твои сапоги! – топнула ногой Алишка.
– Какая же ты настырная, Алинька! И так великолепна в своем негодовании. Они тебе недешево обойдутся.
– Не дороже тех денег, что они стоят.
– Умеешь взять измором и лестью. Я помню мерки, драгоценная Алинька.
– Ха, мерки будут другими. Саша, ты где? Заходи, мэтр Дарвенлон согласился.
Сашка нехотя выбралась из уютного кресла и вошла в комнату.
– Жизнь полна сюрпризов. Некоторые из них бывают приятными, – усмехнулся гном в усы, разглядывая Сашку.
– А я вам миску так и не принесла…
–Вы что знакомы?! – удивилась Алишка.
– Это наша маленькая-большая тайна, – гном подмигнул Сашке. – А про миску я тебе сказал, что вернешь, когда будет нужда. Повод найдется, девочка. Я сапогами за Матушку не рассчитываюсь. Это подарок для хорошего человека.
– Подарок? – вкрадчиво поинтересовалась Алишка.
– Недаром ли говорят, что выгодное предложение и глухой услышит? – рассмеялся Дарвенлон, – нет ли в тебе гномьей крови, непревзойденная Алинька? За работу не возьму, только за материал. Но на него уж не поскупись. Этой девочке нужна настоящая вещь. Матушка, сказала, она далеко пойдет…
– В твоих сапогах, заметь, Йонсон! – даже в несколько запутанной ситуации Алишка предпочитала оставить последнее слово за собой.