Часть 1 - Один из них.
"Вы, что, канальи, собираетесь жить вечно?"
(Фридрих Великий - обращаясь к своей армии)
Дождь не утихал. Его мерное шуршание убаюкивало, и спать хотелось безумно. Одежда промокла, но холода пока не ощущалось. Гнат знал, что стоит остановиться, и тело начнёт коченеть, а укрыться или согреться пока было негде. Силы убывали, и передвигаться надо было неспешно, по наитию, думая о чём-то другом. Тогда идти можно долго.
Лес оказался столь же бесконечным, как дождь. Облачность плотным покрывалом окутала землю, делая свет сумеречным и бесцветным. А впереди – ночь, и надо было что-то придумать. Он мечтал, чтобы появился хоть какой-то просвет или поляна. Но, кажется, начинало темнеть, а лес был всё такой же густой. Стволы поваленных деревьев и частый подлесок делали его порой непроходимым.
Продравшись сквозь низкие еловые ветки, наткнулся на, высоко вздыбившееся, вывернутое корневище. Глубоко под ним оказалась сухая ещё земля. Гнат решил забраться туда, предварительно подстелив тройку еловых ветвей, что погуще. Ещё одну – самую большую, поставил перед собой, отгородившись от мира. В глубине оказалась нора, из которой послышалось чьё-то ворчанье.
- Эй, блохастые, пустите погреться в ваш домок-теремок, - прохрипел он, не узнав своего голоса, и плотнее привалился спиной к сухой земле, стараясь не загораживать нору. Поджал ноги и стал проваливаться в сон, сознавая, что если это лисица, то в конце лета вполне может оказаться бешеной… А плащ-палатка с капюшоном была бы сейчас очень кстати, но её нет…
Открыл глаза оттого, что озяб и кусали блохи. Дождь ещё шуршал где-то в вышине и каплями падал перед ним на еловый затвор. Но всё это поглотила сгустившаяся тьма. Гнат с трудом перевалился на другой бок, пытаясь растереть затекшую ногу, и снова стал погружаться в тяжкий сон. И не было ни страха, ничего, кроме желания спать.
Когда проснулся в следующий раз, уже забрезжили рассветные сумерки. Рука наткнулась на что-то теплое и мягкое. Пронзил страх. Тут же собачья морда возникла перед ним. Когда испуг отступил, Гнат понял, что так долго смог проспать благодаря этому псу, неизвестно, как тут оказавшемуся. Может, умирать ушёл в лес, а тут он случился. Пёс привалился рядом, и так они проспали, согревая друг друга. После этой мысли Гнат ощутил собачий запах, улыбнулся и снова уснул.
Зарычал пёс, отгребая снаружи еловую ветку, и Гнат очнулся окончательно. Чётким абрисом вырисовывался он в утренней мгле – совершенно чёрный и гладкий, очень похожий на статуэтку Анубиса из Пушкинского музея.
Дождь прекратился, а ветер шумел в кронах деревьев. Первые жёлтые листья, кружась, падали перед укрытием. Человек стал выбираться, разминая затекшие конечности.
- Спасибо тебе, что согрел и не съел. Пойдёшь со мной?
Пёс, в облике которого чувствовались достоинство и сила, склонил голову набок и разглядывал человека. Гнат тоже посмотрел на себя и стал отряхивать одежду. Было почему-то стыдно за такой вид. Пёс вон стоит весь чистый, аккуратный, а он – человек – и в таком непотребстве! Приведя себя в относительный порядок, двинулся в путь.
Часы с компасом показывали, что он продвигается на юг. Но карты не было, и не было понятия о месте нахождения. Зато присутствовала уверенность, что надо идти и, что домой – нельзя. Банковская карта и телефон были сейчас не его союзниками.
Пёс стал углубляться в чащу, и Гнат поспешил за ним. Мир был погружён всё в те же безвременные сумерки, голова, кажется, тоже. Сбоку на ней саднила вздувшаяся шишка. Болела спина, по которой тоже досталось дубинкой.
Когда хотелось пить, Гнат тряс мокрые ветки деревьев себе на ладонь, и ему этого хватало. Иногда попадались грибы, но, всё больше, ядовитые. Он очень быстро и неожиданно для себя вспомнил из детства их приметы и запахи. Пёс остановился и тихо зарычал. Тут донеслось какое-то движение справа. Они застыли неподвижно, вслушиваясь.
И вдруг он увидел в нескольких метрах от себя тощую рябинку, на которой краснели малочисленные кисти. Ими-то и позавтракал, с удовольствием жуя сочные горьковатые ягоды. Пёс терпеливо ждал, отказавшись от предложенного угощения.
К ночи вышли на старую бетонку. Не было машин, запахов жилья и свалок, не было звуков, кроме шума ветра. Гнат быстро начал замерзать. День кончился как-то очень скоро, и вот уже темно. Собака потрусила влево, и он поплёлся за ней. Главное сейчас было не отстать. Иногда барбос забегал вперёд и тут же терялся из виду.
- Пёсик, подожди меня!.. – спотыкаясь и еле переставляя ноги, повторял Гнат.
Плиты бетонки горбатились своими краями. Ноги то и дело цеплялись за них, но это было всё же лучше, чем продираться через мокрый глухой лес. Стало уже совсем темно, только, забытая людьми, дорога чуть светлела.
Впереди облачность слегка отсвечивала бурым, что говорило об освещённости, где-то там, за невидимым горизонтом. Палка-выручалка сломалась. Пёс коротко взвизгнул. Они брели теперь совсем рядом, и Гнат иногда дотягивался до его холки.
Ветер расчистил небосвод, на котором теперь угадывались, быстро бегущие, облака, подсвеченные низкой луной. Впереди показался крохотный огонёк. До этого огонька они добирались бесконечно долго. Но вот уже донеслись голоса – не только мужские, но и женские. Стало спокойней на душе.
На этом пустынном заброшенном шоссе чудом сохранился навес автобусной остановки, еле видимый на фоне тёмного неба. Под навесом собралось несколько человек. Гнат поздоровался, ему ответили. Две женщины тихими бесцветными голосами переговаривались между собой, но он почему-то не понимал слов. Один мужчина курил и Гнат прерывисто вдохнул, подзабытый уже, терпкий запах.
- Где мы? - спросил он, клацая зубами. Но никто не ответил.
Одна из женщин подошла и, достав из-за пазухи что-то, протянула Гнату. Но, поняв, что он так замёрз, что не может даже развернуть свёрток, сама приладила на нём громадный полиэтиленовый пакет, пахнущий свалкой. Потом чем-то туго перемотала его поясницу, и он поблагодарил свою спасительницу. Как ни странно, через некоторое время ему стало теплее. Снова замутило и захотелось спать. Пёс сел ему на ногу, прижавшись спиной.
В это время на шоссе вдали запрыгали фары машины. Люди оживились, сбившись в кучу. Ветер крепчал. Вскоре подъехал автобус Пазик с номером 9, настолько старый, что было удивительно, что он ещё ездит. Все полезли в него. Гнат замешкался, раздумывая о маршруте, но со ступеньки его поторопили, сказав, что другого здесь не будет.
После этих слов пёс вспрыгнул первым. Гнату удалось сесть на проваленное сиденье, а барбос устроился у него в ногах. Свет в салоне погас, и автобус, переваливаясь с боку на бок, загромыхал по бетонке, выхватывая фарами из кромешной тьмы короткие отрезки дороги.
- Куда мы едем? – спросил он у соседа. Тот был уже в полудрёме, и, сквозь навалившийся сон, хрипло промолвил, что подальше отсюда.
На этом Гнат и заснул. Спали все пассажиры. Водитель, чтобы не задремать тоже, включил приёмник, транслирующий восточные мелодии. Кроме него их уже никто не слышал. Оглянувшись на салон, он покачал головой и запел что-то своё, потом потянулся за семечками, которые всегда были при нём и спасали в ночных рейсах от сна.
У одного из пассажиров зазвонил телефон. Водитель заглушил двигатель подошёл к нему, стараясь разбудить и, когда тот продрал глаза, вытащил у него из-за пазухи телефон со словами: «выкидывай или выходи!»
- Прости, друг, подобрал на свалке и даже зарядил, чтобы позвонить, да забыл вот, - и, открыв окошко, вытащил аккумулятор и забросил всё подальше в лес, после чего, снова заснул. Автобус поехал дальше.
Очнулся Гнат, когда их транспорт встал в каком-то населённом пункте. Был серый осенний день, отравленный мерзким запахом. Народ зашевелился. Водитель – уже немолодой южанин, забравшись в салон, на ломаном русском объяснил, что в этом посёлке они простоят до вечера.
Сказал, что на почте можно обналичить деньги с карточек, если у кого есть. Дальше такой возможности не будет. Показав на храм вдали, объявил, что там можно взять одежду, переодеться. Там же, рядом есть магазин и столовая. На прощание напомнил всем, чтобы никаких телефонов! А в семь вечера быть тут и приготовить по тысяче рублей на проезд.
После этого пассажиры стали вылезать из машины, стаскивая с себя пакеты и плащи, спасавшие их от холода, благо, автобус предусмотрительно остановился возле мусорного контейнера.
Протянув в окошко услужливому работнику свою банковскую карточку, Гнат получил последние тридцать тысяч с неё, заплатив три из них за обналичку. Человек заверил, что «не один собак не узнает, где обналичен деньга». На это Игнатий улыбнулся, сокрушённо подумав про себя: «дожились!»
А ещё, что очень было важно, на почте удалось купить пару карт и выяснить своё местонахождение. Он поблагодарил и побрёл с барбосом к храму, в приделе которого, действительно, была аккуратно сложена стопками одежда.
Выбрав теплую куртку с капюшоном и кроссовки, он вышел на улицу. Зайти в храм в таком виде не смог. Сложив одежду в подвернувшуюся картонку и наказав барбосу: «Посторожи! Скоро я тебя покормлю», отправился в магазин за средствами гигиены, бельём и едой для собаки.
Народу было мало, и беглец быстро купил в этом сельпо всё, что хотел. Благо, магазин торговал всем: от скобяных изделий и мыла до тряпок и бакалеи. Вскоре они отошли подальше от случайных глаз и, пока пёс с жадностью уплетал свой завтрак и обед, Гнат, напившись воды и умывшись, тщательно тёр себя влажными салфетками.
А закончив обтирание, разделся догола и надел всё сухое и чистое. Причесавшись, с наслаждением протер остатками салфеток ступни и, натянув купленные тёплые носки, влез в обретённые поношенные кроссовки. Тело быстро согревалось. Пёс оценивающе оглядел своего хозяина, так душисто пахнущего.
- Ну, вот, теперь можно и в столовую заглянуть! – сказал и подмигнул барбосу, на что, тот, впервые за время их знакомства, весело завилял хвостом.
Наконец, Гнат с удовольствием съел полную порцию наваристого супа и часть увесистой котлеты с картошкой пюре. На часах был полдень. Докупив там же десяток варёных яиц, он вышел на улицу, неся в руках миску с половинной порцией крестьянского супа, приправленного котлеткой.
Пёс, завидя его, поднялся от коробки с тряпьём, обнюхал пакет с провизией и принялся хлебать суп. Когда миска была тщательно вылизана, Гнат обтёр её и вернул на кухню.
Потом он докупил в палатке хлеба и пару бутылей воды, после чего, они устроились под сосной на краю посёлка, и весёлый костерок заплясал на сложенных шалашиком сучьях. Наглядевшись на огонь и подсчитав финансы, беглец стал сжигать своё тряпьё. Оно чадило, и человек с собакой отошли подальше. Они общались.
- Меня зовут Игнатий Митрофанович, - представился человек. На что, пёс мотнул головой и посмотрел в глаза. – Как же мне к тебе обращаться? – при этих словах пёс остановился. – Давай, ты будешь Нуби? Когда я тебя увидел впервые, ты показался похожим на статуэтку Анубиса – покровителя мёртвых. А я, действительно, всё равно, что мёртв.
Родные просят присылать хоть смайлики, чтобы знать, что я жив ещё. Есть ли смайлик, выражающий крах человека, который почему-то существует физически, будучи разрушенным морально. Крах человека, прожившего долгую и честную жизнь, полную работы и любви, совершенствованию себя… м-да!
Я никогда не делал того, что может навредить этому миру и человеку. Это являлось важнейшим принципом во всём. Была, барбос, надежда и вера в целесообразность существования, в человеческий разум, эволюционное восхождение. А теперь я пришёл к выводу, что всё было тщетно. Ты меня понимаешь?
- Ооу! – неожиданно завыл Нубис.
- Народ привык тут жить с кукишем в кармане. А те, кто приходили к власти, теряли всё человеческое, растаскивая страну по своим норкам. Кажется, в сущности, все мы - люди с рабской психологией! Одни – узурпаторы, другие – почему-то с этим согласившиеся.
Похоже, одних от других отделяет только степень возможностей. Увы, технический прогресс явно опередил духовное развитие. Мне очень жаль!
Теперь я, старый дурень, вижу, что у моих детей и внуков отняли чистый воздух, чистую воду, право на свободу бытия… Любое недовольство – уже противозаконно. А всё – с нашего позволения.
Как же мне, Нубис, хочется повыть с тобой за компанию! Ты чуешь этот смрад разложения? Тупицы и лентяи, не способные навести порядок в сфере жизнедеятельности.
Недавно участвовал в статистическом опросе. Тут, Нубис, большинство не знает собственной истории, не ведают о достижениях мировой науки и медицины, не слышали, что американцы уже шесть, а не одну экспедицию высаживали на Луне. Зато все любят порассуждать о политике, даже те, кто имеют сортир во дворе и живут в крайней бедности. Особенно, старшее поколение, которым ловко манипулируют.
При этих словах, пёс издал короткий звук и лизнул ему руку. Слёзы выступили на глазах Гната. Тряпьё к тому времени догорело и он, собрав ещё сучьев, присел у костерка. Барбос всё принюхивался к заветному пакету. На что человек сказал: «Обсгоди чуток, это от нас не убежит».
Сучья потрескивали, огонь грел лицо и руки, тёплая куртка с капюшоном не давала шансов ветру. Уставившись в одну точку, Гнат просидел не один час. Пёс дремал. Наконец он, потрепав его красивую остроухую голову, проговорил: «Спасибо, что дал высказаться, что слушал».
Дорога к храму была совсем не долгой, и к половине пятого они стояли возле него. По пути он ещё раз подкормил и напоил барбоса, любуясь его статью. На паперти приказал Нубису ждать и, перекрестившись, скрылся за дверью церкви Николая Чудотворца.
Народу ещё не было, кроме женщины у свечного ящика. В полумраке возле икон светились елейники, пахло ладаном. Гнат купил три свечи и зажег их в подсвечниках. От иконостаса, строгий взгляд Спасителя сопровождал его, так было с раннего детства.
«Во имя Ота, и Сына, и Святаго Духа. Аминь», - послышалось от алтаря.
Вышел батюшка, совсем ещё молодой человек, наверно ровесник его сына, и спросил, не хочет ли он исповедоваться?
- Не могу, - выдавил из себя Гнат. Их глаза встретились. – Мне ещё многое предстоит осознать, а пока, что ж Богу жаловаться? Он и так всё видит. Спасибо вам за то, что помогаете людям, за одежду спасибо. Хочу побыть немного здесь.
- Вы крещёный? – спросил батюшка.
- И крещёный, и воцерковлённый.
- Располагайтесь вон там, - он указал на затемнённый угол храма в женской половине.
Никогда ещё слова молитв так не доходили до Игнатия. Ему казалось, что служба велась именно для него, что здесь он мысленно общается с Всевышним. После молитвы Господней, которую он прочёл вслух, Гнат воздел глаза кверху и увидел камеру, расположенную прямо над ним и направленную в ту сторону, где он хотел остановиться прежде.
С другой стороны такой камеры не было. Он мысленно пожал руку батюшке и, подойдя к свечному ящику, оставил пятьсот рублей, поблагодарив женщину за одежду. Она протянула ему иконку «Нерушимая стена», сказав, что это ему поможет, а молитовка написана на обороте.
На улице Игнатия обдало холодным ветром. Нуби обрадованно бросился навстречу, и они пошли в сторону автобуса. По пути он размышлял о прошедшем дне, о том, куда сможет добраться незамеченным, вспоминал странные голоса, сопровождавшие его тревожный сон в автобусе.
Домой, наверняка, уже нагрянули. Возможно, и дверь взломали, поскольку там никого не было. Ведь на митинге, конечно же несанкционированном, почему-то работали телевизионщики. Трудно было бы получить разрешение на недовольство у тех, против чьей деятельности ты выступаешь.
На стоянке, под фонарём уже поджидали трое, но водителя ещё не было. Только сейчас Гната удивило, что за весь день он не встретил никого из пассажиров этого странного рейса. Все трое были подшофе и, нарочито жестикулируя, что-то обсуждали, иногда смеясь.
Подойдя, Гнат поприветствовал их. Ему нехотя ответили, странно разглядывая. Потом спросили вызывающе, где это он приодеться успел?
- Так ведь водитель вроде всё объяснил, - хмуро пророкотал Гнат. Пёс в это время настороженно сделал стойку, и ему пришлось придержать его за холку. Когда-то в молодости у него была собака, и он знал, как эти братья меньшие реагируют на пьяные голоса.
- Нашёл, кому верить, высказался один. Нас вот приютила одна сердобольная старушка. Накормила, напоила, ещё и с собой дала. Не хочешь? – и они засмеялись.
- Не могу, - слукавил Гнат, - у меня язва.
- Язвенники у нас долго не живут, - констатировал другой, цыкнув сквозь зубы. – Да и вообще теперь все мы не жильцы. Видал, что по телеку показывали?
- Нет, мужики, уже год не смотрю. Врачи не велят. А, что там?
- Коль врачи не велят, видать, правда – язвенник. А там показали разгон протестующих в Боровске. Вроде красивый город, церковный такой. Да вот, затеяли на его окраине свалку мусора – крупнейшую в Европе. Эка гордость! Народ-то и вышел… А их начали хватать и дубинками по башке. Кого в автозаки потолкали, кто разбежался. Теперь поди ищут. Говорят, что и до родственников доберутся.
- Да, что вы? – притворно изумился Гнат. – Это ж город моего детства! Там были пионерские лагеря, да здравницы. Хотя, дело не в Боровске. Планета – живой организм и наш общий дом. Другого пока не нашли. А мы ведём себя, словно блохи на теле собаки. Грызём её нещадно, а ведь она может заболеть, может и не выжить.
Отдельно Боровск мне очень жалко! Это был городок художников, деятелей науки и множества церквей. Там известный Свято-Пафнутьев монастырь, где старец… а ещё источники! А какая рыба в Протве была?! Мальчишками мы там удили, да купались. И грибов-ягод в бору полным-полно!
- Было, да сплыло! – констатировал один из собеседников. – Источники-то теперь будут отравлены, грибы станут ядовитыми, а река твоя почернеет, и рыба сдохнет. Я видел такие речки рядом со свалками – они черны, как смоль. Народ нанюхается вони, да тоже вымирать начнёт.
- Ах, ядрёна вошь! – вырвалось у третьего, который до сих пор молчал, и он заплакал пьяными слезами, утирая крючковатым пальцем глаза и сжимая свою шапчонку. – Словно блохи, нЕлюди…
Послышались возбуждённые голоса. Это подходили остальные. Они тоже оказались пьяненькими. Одна из женщин истерично хохотала.
Тут и водитель подоспел. Глянув на всю компанию, покачал головой, забормотав что-то по-своему. Потом собрал со всех по условленной тысяче и открыл автобус.
В это время подбежал последний пассажир и, заплатив за проезд, юркнул внутрь. Им оказался молодой ещё человек, в спортивной одежде и с рюкзачком. Он был трезв. Похоже, что здесь у него обитали родные, либо знакомые. Окинув неприятным взглядом салон, он сел рядом с Гнатом, спросив, не тяпнет ли собачка?
- Не тяпнет, - коротко ответил Гнат, и пошёл к водителю, узнать о маршруте. Потом предложил парню сесть к окну, а сам с собакой устроился с краю.
- Чой-то развеселились так? – спросил парень, когда Гнат сел.
- Если оплакивать себя нет уже сил, появляется смех, который сродни ярости.
- Откель и куда? – снова спросил парень.
- Как все – по своим делам.
- А ты, старик, неразговорчив!..
Их глаза встретились. Гнат понял, что парня этого утром не было. Он не стал ничего отвечать. Деланно поёжившись, зевнул и пробормотал: «Замёрз я что-то, не заболеть бы! Пёсик, грей меня.» Потом натянул капюшон и сделал вид, что засыпает.
А мысль уже анализировала все варианты. От напряжения снова замутило. «Наверно сотрясение», - подумал Гнат. Он попытался дремать, оставляя часть себя на страже. Когда-то в молодости научился этому в армии. Вдруг он чётко услышал вибрацию телефона у парня в кармане и укрепился в своём предчувствии.
Дорога в этот раз была совсем уж тряская. Все части обшарпанного салона бренчали, как балалайка, и Гнату становилось всё хуже. В полглаза заметил, что их автобус свернул на просёлок. Не прошло и получаса, как он забуксовал. Мужчинам пришлось вылезти и враскачку вытолкнуть транспорт из глубокой колеи.
- Долго ещё по просёлку ехать? – уточнил Гнат у водителя.
- Столько же! – ответил тот.
Гнат подумал, что за это время они ещё, как минимум, пару раз будут его вытаскивать. А сейчас надо сесть не рядом с парнем. В общей суете это получилось. Он сидел теперь сзади, а тот парень оказался сразу за водителем. Его соседка, проснувшись, спросила: «Как там, на улице?»
- Свежеповато!.. – ответил Гнат, передёрнувшись от холода - к утру наверно будет заморозок.
В дороге он незаметно рассовал по карманам своей широкой куртки провизию. Сильный ветер разогнал последние облака, и над миром воссияла почти полная луна. Когда во второй раз они вытолкнули машину из ямы, Гнат тихо скомандовал: «Нуби, за мной!». Мужчины как раз писали за автобусом, и тот спортсмен – тоже. Не издав ни звука, пёс тихо трусил за хозяином по перелеску. Вскоре послышались зовущие голоса.
Кто-то шумно продирался им вслед. Гнат, взяв пса за холку, быстро свернул в кустарник и, прижавшись к земле, обхватил собаку. Луч фонаря обшаривал пространство в той стороне, где они только что были. Пёс нервно порыкивал, но Гнат шепнул ему в ухо: «Тсс! Молчи!» И Нубис затих.
- Ушёл, гад! - говорил парень кому-то по телефону. Потом уже тише. - Да точно, это был тот самый мужик, что по телевизору… Тут вообще тёмная компания собралась. Едут на Алёхино. Ждите там! – он ещё порыскал по редколесью и направился к автобусу. Вскоре тот затарахтел в ночи, увозя своих пассажиров – может всех, а может и нет.
Судя по тому, что телефон здесь работал, Гнат понял, что рядом где-то есть жильё, а значит, и дороги, которые куда-нибудь ведут. Нащупав в нагрудном кармане прямоугольник иконки, проговорил мысленно: «Помоги! Огради меня от всякого зла и тяжких обстояний». Ещё некоторое время они лежали в холодной опавшей листве, не шевелясь – человек и собака – беглецы волею судьбы.
Тишина была абсолютная. Даже ветер, кажется, утих. И тут до человека донёсся звук поезда, прогудевшего где-то далеко. Чётко различался перестук колёсных пар, быстро летящего состава. По воспоминаниям из детства, такой звук доносился в ночи за четыре - пять километров. Гнат определил направление.
- Пошли, Нуби, нам надо успеть до рассвета!
Они выбрались на железную дорогу только к шести утра. Было ещё темно. Луна уже ушла за горизонт. К счастью, пустынная дорога, которую они обнаружили под луной, вывела их к станции. А там – и товарные составы.
На рассвете они уже ехали в южном направлении, в одном из товарных вагонов. Главное теперь было, не замерзнуть и не раскрыть своего присутствия. Времена меняются, а человек остаётся всё таким же. Бросив однажды всё, он уходит в никуда в поисках другой жизни, когда прежнюю изменить уже не удаётся.
Человек и собака съели по куску хлеба с яйцом, запили водой и, наконец, заснули, прижавшись друг к другу. До города Сочи они добирались разными способами почти неделю.
Гнат кашлял, и холодный пот пропитал его фланелевую рубашку. А ещё он так ослаб, что еле передвигал ноги. Водитель последней попутной машины показался ему очень странным. Даже, каким-то неземным. Но пёс к нему отнёсся весьма дружелюбно, и Гнат доверился, попросив довезти его до Больничной улицы.
В сочинской больнице у него был знакомый врач – друг из детства. К нему-то, к Петровичу, и спешил Игнатий. А когда добрался – худшие предположения оправдались. С запущенной пневмонией его положили в стационар. Анубиса Петрович взял к себе.
Иногда он подходил к постели приятеля, и они тихо разговаривали.
- Да... времена настали! - часто повторял Петрович на рассказы Игнатия. – У нас тут тоже неспокойно. Море так загадили, что инфекционная больница переполнена отдыхающими, а местные здесь больше не купаются. Так, что радоваться-то нечему!
Страшно ещё и то, что люди полярно разделились. В больнице тоже всякие работают. Не расслабляйся. Почему-то простые человеческие истины стали многим чужды, а бред собачий и лукавство почитаются за правду.
- Как там Нуби? – тихо спросил Гнат. Говорить ему стало трудно.
- Пёс у тебя – умница! Когда прихожу домой, он меня тщательно обнюхивает, а потом смотрит в глаза, словно спрашивая о тебе. И я рассказываю. Он уже освоился и спит сейчас в конуре старины Гектора. Похоже, понял, что его больше нет.
- А у меня есть шанс выкарабкаться?
- У тебя есть шанс выздороветь и отправиться со мной на рыбалку. Понял? Симпатичный смайлик я твоим отправил.
Гнат слегка кивнул и закрыл глаза. Всё время хотелось спать. Температура его тела была около 35. На границе сна ему привиделся смайлик с нимбом над головой.
- Что мы можем сделать, чтобы он не вошёл во вторые врата? – послышался женский голос. Он, как ни странно, звучал в голове Гната. И ему очень захотелось досмотреть этот сон. Там было что-то неуловимо-знакомое.
- А, что тут сделаешь? Он потерял слишком много энергии. А теперь уже энергетика Земли нестабильна. Давно пора было вытаскивать его с этой планеты. Но, ты же знаешь Эшта, он - упёртый парень. Хотя, теперь его трудно назвать парнем.
- Да… состарился он вместе с ними чрезвычайно, - задумчиво добавила женщина. - Но, что поделаешь? – такая миссия. Он стал одним из них. Напомни, когда он прошёл первые врата?
- Сорок пять земных лет назад, - ответил мужской голос. – Я как раз этим занимаюсь. Мы ввели его в игру в конце семидесятых, юношей старшеклассником. Это было в Ялте, где наша морская база. А Лин была наполовину местной и родилась на Земле. Познакомились они на Ай-Петри. Потом она уехала с родителями во Францию, и мы вели их по судьбе до новой встречи.
(Продолжение следует)
Москва, 2019
Фото из интернета