Не спрашивайте меня: ”Почему ”Кошка”?
Потому что Терпеливая? Мудрая? Живучая?
На самом деле я не знаю почему.
Так просто померещилось, прозвучало, произнеслось, написалось...
Сеня был обычным провинциальным парнем: простым, бесхитростным, прямолинейным, пьющим. И жизнь его медленно катилась также прямолинейно и бесхитростно в компании жены Нюси, дочки Катеньки и Кошки. Просто Кошки - ну кто в деревне даёт приблудным кошкам имена? А приблудилась она к дому давно, Сеня поначалу ей вовсе был не рад, но как было не приютить, если Катенька, увидевши во дворе котёнка, вцепилась в него ручонками так, что захоти Сеня его утопить, пришлось бы топить вместе с ребёнком. Так и появилась животина в доме... Было у них и хозяйство: и огород, и курочки, пара индюков и свинка. В общем - все как у людей.
Да и с работой повезло, оба были устроены: Нюся числилась в бухгалтерии при правлении, а Сеня работал механиком, слыл рукастым и обязательным и, невзирая на пьянство ( не то что бы беспробудное, но регулярное), числился в передовиках, да и начальство им дорожило: ну где ещё сегодня найдёшь в селе молодого, здорового мужика, пусть и пьющего, но исполнительного.
В целом семья жила хоть и бедно, но, как говорят, с достоинством: всего им в этой жизни хватало, в чем нуждались, на то потихоньку зарабатывали, а на что заработать не могли, то это и не надо было.
Так бы и жили они до самой старости: без особых радостей, но и без горестей, тихо и неприметно, да жизнь распорядилась по-другому....
Было у Сени одно душевное волнение: когда-то увёл он свою Нюсю у друга и соседа Толика. И хотя тот уже давно женился, и дети его вместе с Катенькой в школу ходят, но боится наш Сеня, что однажды опять сойдутся Толик и Нюся, и останется он на старости лет один одинёшенек. Именно по этой причине дико ревновал он свою жену и переодически гонял криком по дому, но, правда, пальцем никогда не трогал. Она его слабости хорошо знала, сильно на пьяные скандалы внимание не обращала и обычно получала от мужа все, что семье и ей было нужно. В какой-то момент Нюся стала убеждать Сеню, что, мол, ребёнок растёт, надо свозить девочку за пределы Малой Родины, чтобы в будущем не попрекала, что чего-то в жизни недодали - Дитя-то единственное, надо баловать, по возможности. Возможности были очень ограниченные, наскребли только на горящую поездку в Турцию на неделю.
Для этой поездки Нюся, при поддержке Толиковой жены Надюшки, выменяла породистого индюка на подержанный, но очень неплохой фотоаппарат, вспомнив, что Сеня в детстве любил возиться с фотографией - глядишь, и удастся отвлечь мужа от бутылки, уж очень боялась, что, неровен час, беда с ним по пьяни случится.
В Турции им не понравилось: они нигде никогда прежде не бывали, потому чувствовали себя не в своей тарелке и очень стеснялись. Но никому об этом не говорили - стыдно было признаться в своей деревенскости, да и в глазах дочки не хотели терять авторитет.
Вернувшись домой, собрали гостей, чтобы похвастаться поездкой, показать заморские фотографии, и конечно, чтобы Катенька в турецком ширпотребе на зависть подружкам покрасовалась. Фотографии вывели на экран телевизора так, чтобы всем пришедшим было видно. Их, пришедших, как и фотографий, было много; за разговорами да под хорошую закуску время тянулось незаметно, и Сеня так увлёкся, что стал демонстрировать самые сокровенные снимки (сделанные, между нами говоря, втайне от жены в моменты легкого подпития). А там... там Нюся на фоне закатов-рассветов и диковинной заморской растительности, да на песке, да в волнах, да не всегда целиком одетая. Нет, нет, не раздетая, упаси меня Боже, напраслину на женщину возводить, но не до конца прикрытая, выходящая, так сказать, за рамки деревенского целомудрия. То есть для Турции это было нормой, но Сенины зрители были далеки от понятий Турецкой курортной нравственности, да и тело почти сорокалетней Нюси, хотя и являлось единственным объектом сексуальных фантазий мужа, но было далеко от эталонов красоты мыльных опер и отечественных сериалов.
Нюся за закусочно-посудной суетой не сразу заметила себя на экране телевизора в столь не гламурном виде, так что до того, как она ”это позорище” прекратила, некоторые слишком темпераментные дамы своих благоверных, от греха подальше, из их дома уволокли, приговаривая при этом, что ”не дело замужней бабе, что той кошке на солнцепёке, с раскиданными ногами и полуприкрытыми титьками в морской пене валяться; да и мужик хорош: свою хозяйку так позорить, папараций хренов”. В общем, не хорошо вышло, да что уже исправишь - как вышло, так вышло.
Нюся, конечно, всплакнула, обидевшись, не без того, но рассудила здраво: ”Помолотят языками да забудут”. Оно бы и забылось, да на её беду, среди гостей в тот злополучный вечер случайно затесался бывший Сенин собутыльник, а теперь директор областного концертного зала, некто господин Кипелов, который был на побывке у своей матери, скрываясь, я догадываюсь, от очередной обманутой любовницы. Кстати, одна из этих любовниц когда-то и пристроила его директором в районе, к телу, так сказать, поближе.
У директора, при всей его слабости к женскому полу, деловая хватка, помогавшая ему выжить при любой власти, присутствовала, и глаз на возможность извлечь выгоду из мало-мальского события был наметан. Он знал пару-тройку нужных людей в белокаменной и иногда очень удачно для своего кошелька спроваживал к ним местных звезд художественной самодеятельности - самородков, готовых, в буквальном смысле, на все ради сиюминутной славы. Одна только незадача: как только по-настоящему способная деваха, приехавши в Москву, побеждала в каком-либо конкурсе, она тут же выскакивала замуж или шла на содержание к стареющему символу денежного успеха, что в последнее время у провинциальных талантов стало цениться выше - всё-таки опыт приобщения к столичному гламуру подсказывал, что деньги сегодня важнее, чем статус замужней женщины....В общем, Ванька Кипелов, или как он сам себя переименовал - Ян Кипело’фф, регулярно оказывался на мели и посему постоянно находился в поиске денежного родника.
В тот самый вечер отчета семьи о поездке в Турцию, Кипелов был единственным человеком, кто очень серьёзно отнёсся к Сениному ”фотографическому непотребству” и даже задержался дольше всех, чтобы договориться с товарищем сходить на следующий день в баньку. А потом как-то так случилось, что он уговорил Сеню отдать ему отснятый материал, убедив его, что того ждёт большое будущее (и деньги) если он, Ян Кипело’фф, сумеет договориться устроить ему персональную выставку. Нет, вы не думайте слишком хорошо о Кипелове: пока он всего навсего хотел всунуть Сеню в свой квартальный отчёт о работе с самобытным народным искусством, а заодно и оправдаться за долгий прогул, который теперь, если повезёт, можно будет переквалифицировать в творческую командировку: мол, мотался по глубинке в поиске той самой самобытности.
Результатом всего выше произошедшего действительно явилась Сенина выставка в концертном зале, приуроченная к приезду Высоких гостей города, которые явились по случаю какого-то юбилея (думаю, им тоже надо было перед кем-то прикрывать своё безделье). Профессионально обработанные (тут Кипелов бюджетных денег не пожалел) фотографии произвели должное впечатление - всё-таки Сеня снимал любя и спьяну, так сказать на эмоциональном подъеме, и наверное действительно дремал в нем нераспознанный талант - ведь сколько их, этих загубленных дарований по свету шатается. И как вы, вероятно, догадались, Сеню ”заметили”.
Ванька в образе Яна понёсся к дружбанам в Москву за поддержкой, те быстро сообразили, что на Сене можно заработать и благословили задуманное, присоединившись к его раскрутке. Очень быстро наш герой забросил работу и стал заниматься в основном тем, что бродил по окрестностям, выискивая бомжей на помойках, рыбаков, баб в огородах, ребятишек на речке и снимал, снимал, снимал - Сеня интуитивно почувствовал, чего от него ждут, а Кипелов не скупился на выпивку и ввёл фотографа в штат концертного зала. Нюся занятие мужа не одобряла, но помалкивала: денег в доме стало чуть больше, и на том спасибо...
http://www.proza.ru/2019/12/21/442