Алон. Книга 1. Часть 3

Латышев Владимир
Часть 3. Пространство любви

 Жизнь Центра возвращалась к привычному ритму. В разговорах всё реже упоминались прошедшие недавно события, а на пробковом стенде в фойе Центра всё чаще появлялись новые концептуальные схемы и тексты, красочные изображения сложных пространственных структур и других архитектурных находок. Неисчерпаемые творческие силы проектировщиков безжалостно взламывали стереотипы и привычные представления о формах построек и их элементов. А авторы каждого нового откровения, призванного сотрясти профессиональный мир, нередко прямо здесь же, у стенда вступали в бой с оппонентами.
 Между тем прохладные дни сменялись всё более холодными и длинными ночами пришедшей в поселок осени. Солнце ещё радовало вспыхивающими фейерверками желтой и красной листвы, но лучи его уже остывали, лаская людей теплыми прощальными прикосновениями.
 Иван в тренировочном костюме и с мрачным выражением лица сидел в гости-ной, которая за прошедший месяц совсем не изменилась. Разве что появились книги, которые он перевозил постепенно из своего осиротевшего подземелья. Несмотря на хорошую современную отделку и удобную мебель, новое жилье оставалось явно холостяцким, - красивым, но практически таким же холодным, как камень пещеры, в ко-торой он провел несколько последних лет. Впрочем, тогда он вовсе не замечал отсутствия уюта и особой человеческой теплоты, о которых думал теперь. Качество интерьера определяли для него корешки книг с именами важных и интересных собеседников, много лет щедро наполнявших его жизнь смыслом, и к которым он постоянно возвращался с нескончаемыми проблемами. И вот теперь у него остался, кажется, лишь один вопрос, ответ на который, впрочем, бесполезно было искать в философских или психологических текстах.
Неужели он не сможет больше вернуться к своему одиночеству, насыщенному напряженным общением с воображаемыми оппонентами, поскольку мысли настойчиво возвращают его к Марине? Да и хочет ли он снова погрузиться в этот мир, согреваемый лишь его собственными не слишком теплыми эмоциями? Последнее время Иван часто размышлял об этом, а где-то в глубине его стройного сознания, под мощным слоем убеждений и принципов уже родилась и теперь спокойно ожидала своего выхода бесспорная истина, состоявшая в том, что вариантов будущего без Марины у него нет.
Гостиная была не просто холодной, но пустой, почти мертвой, поскольку в ней не было ни одного предмета, связанного с Ней, ни одного даже слабого признака Её существования. Оглядевшись вокруг, Иван вдруг остро почувствовал, что именно там, за этими стенами остался обнаженный и беззащитный смысл его жизни; что именно они, - эти красивые и ставшие вдруг ненавистными обои, которыми кто-то оклеил окружающий мир, - разделяют их. Стало вдруг тяжело дышать и ноги сами вынесли его на террасу. Лёгкий и красивый осенний пейзаж, наполненный мягким светом, вид дорожки, свободно бегущей к улице, - подействовали успокаивающе, эмоциональная вспышка угасала, освобождая место обычной логике. Выстроившиеся в затылок мысли зашагали, не оглядываясь, к единственно правильному выводу – нужно немедленно увидеть Марину. Или... нет, другого варианта не было. А может он не приходил в голову, поскольку просто был не нужен.
Было рано, и до начала рабочего дня, вернее, до встречи с ней, оставалось ещё не менее получаса. Дойдя до кафе в двух шагах от Центра и взяв горячую чашку ароматного черного напитка, Иван устроился у окна, ожидая, что по улице вот-вот потянутся шумные и веселые в любое время дня коллеги.
Когда слева из-за деревьев появилась очередная дружная группа, которую за-мыкала Марина в легком пальто лазурного цвета, Иван энергично поднялся, но тут же снова сел и взял недопитую чашку.
- «Совсем с ума схожу. Нельзя так».
Выпив кофе и вежливо поблагодарив как всегда улыбчивую и доброжелательную хозяйку заведения, Иван вышел на улицу и влившись в поток пешеходов, ровным шагом направился к Центру, стараясь настроиться на рабочий лад. Была пятница, а это значит, что сегодня состоится наконец, откладывавшийся уже несколько раз семинар о пространстве жилища. Андрей считал тему чрезвычайно важной для проекта. И вот теперь она же, эта архитектурная тема, оказалась вдруг жизненно важной для самого Ивана. Подумав снова о своей гостиной, в которой было все, кроме главного для него, особого человеческого содержания, Иван вдруг понял, что шторы на окнах его дома должны быть василькового цвета! И везде, везде её фотографии! Хотя нет, не везде. Её лицо должно быть только в особом, закрытом от чужих взглядов месте.
Перед мысленным взором Ивана возникали и исчезали элементы интерьеров, которые он пытался наделять столь важным для него смыслом, но дальше первых и совершенно очевидных решений с её васильковым цветом и фотографиями дело не шло. Нужно было думать, и не на ходу.
«А ведь это и есть настоящая работа архитектора или дизайнера, - размышлял Иван, - та самая сложная творческая работа, о которой столько говорил Андрей. На первый взгляд, я лучше любого постороннего человека, пусть даже самого гениального проектировщика, знаю чего именно мне не хватает в гостиной и вообще в доме. И в то же время мое представление о том, каким должно быть наше особое пространство, это отнюдь не знание. Скорее это острое и волнующее предчувствие архитектурного чуда, состояние, когда легче определить чего ты не хочешь, чем то, что должно быть рядом. Как же сформулировать задачу другому человеку, если я сам не знаю, каким именно должно быть помещение по размерам, по форме, по характеру и содержанию его оформления и предметного наполнения?»
Может быть впервые за много лет Иван почувствовал себя растерянным, перед проблемой, за которую он, кажется, с радостью и даже азартом взялся бы ещё вчера. Ответ, как всегда, нашелся быстро. Иван даже улыбнулся простой и очевидной мысли. Проблема, которая смутила его, это даже не проблема, а творческая архитектурная за-дача, которую должен и может решить, не он, а архитектор-профессионал. Сам же он призван не просто понять способ её решения, каковым конечно является творчество, но помочь сформулировать цели и задачи. И только когда эта работа будет завершена, т.е. когда ясно будет, чего, какого эффекта должен достичь проектировщик, можно переходить к собственно архитектурному вопросу «как, какими средствами это делать?».
- «Вы обязательно должны выступить сегодня!» – проговорил запыхавшийся Шурка, пробегая мимо Ивана и врезаясь в толпу коллег уже заполнивших фойе.
- «Где выступить? – крикнул ему вдогонку Иван, затем усмехнулся и покачал головой. Было понятно, что Шурка уже далеко, где-то там у лестницы, где еще мель-кала удаляясь Варенькина яркая красно-белая шапочка.
- «На семинаре, конечно. Привет, Иван! – положил ему руку на плечо Андрей, - Вы же не против, я думаю. Тем более, что тема сегодня самая интересная – семейное жилище».
- «Приветствую! Рад видеть! Конечно я буду участвовать и выступлю,.. наверное. Я сегодня уже задумался с утра о предстоящем в лаборатории разговоре. Очень здесь все для меня, как теперь выясняется, непросто. Легко рассуждать, как говориться, «на тему», а вот увидеть и сформулировать настоящую проблему, вернее проблемы, которых здесь немало, - это требует весьма серьёзных усилий. С налёта может и не получиться.
Скажите лучше, как Женя себя чувствует? Последние дни я её не вижу в Центре».
- «Да, все в порядке, спасибо Иван! Просто она эту неделю дома работает. Кстати, Женя увлеклась возрастными пространствами и теперь читает с вашей подачи Выготского, Эльконина Д. Б. и других советских психологов. Требует, чтобы я нашел «Загадку человеческого Я» Феликса Михайлова, а я с задачей никак не справлюсь. В библиотеке все разобрано, только один экземпляр в читальном зале, а в нашем книжном магазине, конечно, и не было. Надеюсь, может Кирилл из Питера привезет, если найдет».
- «Почему же мне не сказали? Завтра я свою принесу, либо сегодня вечером можете по пути забрать. Книга у меня уже здесь, в коттедже».
Лаборатория была почти в полном составе. Народ готовился к семинару, которого с нетерпением ожидали уже давно. Настя с Ликой о чем-то активно перешептывались за большим макетным столом, склонившись друг к другу и почти касаясь го-ловами. Лика при этом временами поглядывала на лист бумаги с каким-то текстом, а Настя бросала быстрые взгляды то на Платона, поглощенного изучением  какой-то большой старой книги, то на вошедших Андрея и Ивана. Рослые и крепкие мужчины громко поздоровались с коллегами, обратив на себя не только женские, но и мужские взгляды. Не поднял головы, пожалуй, только Железный Роман, сидевший среди при-боров и железок, как всегда молчаливо поглощенный восстановлением и приведением в порядок всего нарушенного и поврежденного. Глядя на него, Андрей вдруг поду-мал, что Роман с паяльником и отверткой вполне мог бы послужить символом «Лабы», выражая её устойчивость и надежность.
В зале кого-то не хватало и Андрей не сразу сообразил, что отсутствует сам ответственный за семинар. Но не успел он так подумать, как дверь распахнулась.
- «Я здесь, - радостно сообщил Шурка, вбегая в лабораторию, - был у художников. Они тоже готовы».
- «Знаем мы, где ты был, - лукаво отреагировала Настя, любуясь живописной рыжей шевелюрой, - ты у нас молодец, никого не забыл, всех повидал».
 - «Шура! А где материалы к семинару, которые вы с Платоном готовили?»
- «Ваша копия на столе, а остальным всем раздал, как положено!» - обиженным голосом отчитался Шурка перед руководителем, бросив взгляд на Ивана, который уже просматривал свой экземпляр составленного и размноженного накануне документа.
Все были в сборе и Андрей предложил перейти в зал. Однако в коридоре его вдруг окликнули. Подошедший мужчина в сером костюме и оригинальных коричневых штиблетах представился работником уголовного розыска. Блондин среднего ро-ста и плотного телосложения, с жестким ёжиком на голове и густыми бровями над слегка вздернутым носом, вежливо, но строго поинтересовался, могут ли они побеседовать несколько минут. Андрей предложил гостю зайти в освободившуюся лабораторию и открыл перед ним дверь. В большом зале Лабы уже почти никого не было, кроме Железного Романа, задержавшегося у своего любимого рабочего стола с какими-то проводами в руках, и Ивана, направлявшегося к выходу с сосредоточенным видом. Едва не столкнувшись с гостем, он начал говорить слова извинения, но вдруг прервал себя, обрадованно глядя тому в лицо.
- «Сергей? – воскликнул Иван, - Ты то как здесь оказался? Что привело именитого столичного сыщика в нашу глушь?»
- «Привет, Ваня! Просто по тебе я соскучился, - негромко ответил сыщик, крепко обнимая друга, - а тут вдруг информация по моему делу, где ты не только главный свидетель, но и активный участник задержания! Вот я и решил лично встретиться».
- «Ну, ты наговоришь!, - улыбнулся Иван, не отпуская руки гостя, - А этого уголовника Аркадия ещё учитель мой раскусил. Он и предостерег меня от него. Иначе может и не обратил бы внимания. Но ты главное скажи - надолго ли прибыл?»
- «Не знаю ещё. Пробуду пока не справлюсь с делами. Думаю, дня два-три, как минимум».
- «А когда ты прилетел и где вещи? Имей в виду, что благодаря Андрею у меня здесь теперь личный дворец в двух шагах, так что он в твоем распоряжении».
- «Спасибо, Ваня! Ты, к счастью, не меняешься, не считая, конечно, роскошной седины. А за приглашение, спасибо. И знаешь, я, пожалуй, его приму. Очень уж хочется с тобой пообщаться».
- «Ну, так вот тебе запасной ключ и как добраться, - Иван быстро написал несколько слов и нарисовал схему на обрывке бумаги, - располагайся, отдыхай, в холодильнике найдешь что перекусить, и занимайся делами. У нас с Андреем сейчас семинар, а как только закончим, я буду в твоем распоряжении. Или у тебя какие-нибудь особые планы,  срочные дела?»
- «Да нет, все терпит. Вот только пару вопросов Андрею Степановичу задам и не буду больше вам мешать».
Разговор действительно продлился не долго, и несколько минут спустя Андрей тихо вошел в зал, где уже началась работа. Внимательно осматриваясь в поисках свободного места, он вдруг увидел свою Женю, сидевшую вместе с Мариной в двух шагах от стола ведущего. Многочисленные оттенки жемчужно-серого с едва заметным изумрудным всплеском, так шедшие Жене, прекрасно сочетались с лазурно-васильковой гаммой костюма Марины, и Андрей невольно залюбовался подругами.
Ответив удивленно-радостной гримасой на лукавую улыбку почувствовавшей его взгляд и оглянувшейся жены, Андрей поискал глазами Ивана, и обнаружил его неподалеку от входа, рядом с Железным Романом. Свободных мест не было и за стулом пришлось сходить в лабораторию.
Шурка произнес вступительные слова и работа началась. Первым, неожиданно для всех, к трибуне вышел Железный Роман. Ссутулившись и глядя в окно, он говорил о том, что рассмотрение семейного жилища следует начать с его рождения, происходящего там и тогда, где и когда возникает настоящая семья; что только так может быть выявлена единая логика того и другого. Мысль была не новой, поскольку аналогичные призывы уже звучали на самом первом семинаре на эту тему. Но далее Роман обострил ситуацию, предложив исключить из рассмотрения варианты, когда вместо семьи перед нами любая форма легального сожительства, и когда семейные отношения развиваются в условно пригодных для жизни людей местах, несмотря на утверждение, что «с милым рай и в шалаше».
Не дожидаясь реакции присутствующих, Роман, с чувством исполненного до конца долга, и даже расправив плечи, направился к своему месту, чтобы затаиться и надолго затихнуть там, наблюдая с непроницаемым видом за происходящим.
Между тем, в ответ прозвучали несколько шуток быстрых на язык соседей-художников и последовавшие затем слова одобрения. Предложение было поддержано и выступить на тему рождения семейного жилища по логике становления семьи было предложено семейным членам творческого коллектива. А поскольку таковых среди присутствующих на этот момент было всего двое, - Андрей и Женя, - то взгляды присутствующих естественно обратились на них.
Андрей, не привыкший перекладывать ответственность на чужие плечи, уже начал собираться с мыслями и готовился встать, когда быстрая и решительная Женя направилась к трибуне. Отбросив привычным движением белокурую прядь и чуть приподняв подбородок, она начала громким уверенным голосом:
- «Я совершенно согласна с Романом, - сходу заявила Женя, кивнув в его сторону, - да и всем присутствующим, думаю, понятно, что создание семьи не только не сводится к получению брачного свидетельства, но и вообще не слишком связано с этим актом. Но не все,.. далеко не все, к сожалению, понимают, что семья начинается не с общей постели, а с общих убеждений и жизненных ценностей, с общих представлений о будущем, идти в которое возможно лишь вместе».
Женя на мгновение замолкла, наморщив лоб и глядя перед собой, как бы заново переживая сказанное, затем решительно продолжила:
- «Семья, она как единый организм, который формируется только если муж и жена действительно близки, понимают и чувствуют друг друга настолько, что можно говорить об общей душе такого человеческого союза. Телесным же воплощением этого феномена становится рождающийся ребенок. Конечно, он не должен и не может стать простым повторением родителей, он неизбежно будет по человечески уникальным. Но родившись и проведя детство в созданном специально для него мире, вылепленном из духовных ценностей родителей, он получит особый культурный фундамент - психологическую опору на всю жизнь.
И ещё. Ребёнок может стать разрешением противоречия между супругами, которые, независимо от степени близости, остаются разными, уникальными людьми, каждый со своими увлечениями и предпочтениями. Это возможно даже тогда, когда противоречие кажется непреодолимым, как в случае с религиозными, например, убеждениями».
- «Смелое утверждение, - прозвучал голос Платона, - и похоже, действительно верное. Но как же все это выглядит через понятную архитектору и дизайнеру призму пространства? Наверное, главный предмет, о пространстве которого стоит поговорить прежде всего, это тот самый духовный феномен, возникающий во взаимоотношениях супругов и закладывающий основу сознания ребёнка?».
- «Ты, конечно, прав, Платон. Именно к этому я и вела» - подтвердила Женя, с интересом глядя на коллегу.
- «Но как уловить и удержать архитектурными или иными средствами этот замечательный, но ещё не видимый профессиональным взглядом проектировщика продукт их духовной близости? Или спрошу по другому – пространство чего конкретно необходимо воплотить в проекте, а затем и в реальном жилище?»
Платон замолчал, ожидая реакции остальных участников семинара. А желающих высказаться было уже много, и вскоре Шурка был вынужден даже призвать публику к порядку. Последовали многочисленные высказывания, разгорались споры и в итоге пришлось раньше времени объявить перерыв, чтобы немного разрядить быстро накалившуюся обстановку.
В столовой, где собрались в перерыве почти все участники семинара, разговоры продолжились, снова начались споры, постепенно разгораясь с новой силой. Когда в обеденный зал уверенной походкой вошел Леший, сольный номер на фоне умеренного галдежа коллег исполнял график Серега. Привычное для него провокационное заявление состояло на сей раз в том, что традиционные различия между родителями во многих западных странах уходят сегодня в прошлое вместе с понятиями материнства и отцовства; что природные предпосылки человеческой любви утрачивают смысл в условиях крепнущей половой распущенности. А она, на его взгляд, сродни финансовой деятельности современных банков, которая все больше походит на искусно замаскированное безжалостное и совершенно безнравственное ростовщичество.
- «А ну ка, поподробнее о финансовой деятельности и, в частности, о выплате заработной платы сотрудникам Центра, - прогудел знакомый бас Лешего, - может нам следует разорвать отношения с финансирующей нас организацией по моральным соображениям?
Всем доброго дня и приятного аппетита!» - громко добавил директор.
Все дружно ответили на приветствие, а наступившую на мгновение тишину на-рушил голос Марины, призвавшей Серегу ответить на вопрос про зарплату, а затем её негромкий но звонкий и заразительный смех. Леший, стоявший рядом с Кириллом, весело улыбался, оглядывая при этом зал в поисках свободного столика. Такового не было и оба направились к столу, за которым сидели Андрей с Иваном.
Обед немного затянулся из-за разговоров, мешавших пережевыванию пирожков и прочих кулинарных откровений местного повара, обычных для пятницы. Но в конце концов уютный обеденный зал опустел, проводив гостей звоном посуды, а шумные сотрудники, приутихшие после плотного обеда, вернулись к прерванному занятию. Семинар продолжился и спустя еще пару часов были сформулированы основные выводы. Помещение, которое предлагалось в итоге включить в структуру семейного жилища, как архитектурно-художественное воплощение двух форм культу-ры, субъектами которых являются супруги, решено было назвать «пространством любви».
Были коллективно определены основные требования к этому особому пространству, касающиеся его размеров и места в доме. Несмотря на это, все понимали, что «пространство любви» это загадка, над решением которой ещё предстоит немало потрудиться, и что вопрос Платона пока тоже остается без ответа.
Когда заряд коллективного творчества начал иссякать, а некоторые из присутствующих уже поглядывали на двери, слова попросил Иван, задумчиво и отрешенно рассматривавший до того свои руки. Могло даже показаться, что он, вопреки обыкновению, вовсе не слушал последние выступления, погрузившись в собственные мысли. И в этом была бы доля истины, поскольку размышления Ивана, хоть и касались темы семинара, все же были слишком личными.
- «Я совсем не уверен, что мои соображения по поводу этого удивительного пространства не покажутся кому-нибудь из присутствующих, а может и всем вам банальными, но я не хочу нарушать собственного правила и потому выскажусь, рискуя к тому же повторить некоторые вещи, уже сказанные ранее.
Во-первых, мне уже приходилось видеть такое пространство и, пожалуй, даже не раз. И всегда это было жилище очень хороших, на мой взгляд, семей. Во-вторых, я думаю, шансов увидеть нечто подобное становится в последнее время всё меньше, что связано с деградацией всего института семьи - процессом, на мой взгляд, ката-строфическим, который не удается пока не только остановить, но даже замедлить. Впрочем, я не уверен, что кто-то в стране этим специально занимается. К счастью, всё это касается преимущественно крупнейших и крупных городов и лишь в малой степе-ни может быть отнесено к провинции.
Немалую роль в деградации и семьи и жилища играет утрата последним образовательной функции. И это именно сейчас, когда способность поменять профессию становится чуть ли не единственным условием выживания для многих людей; и когда стремительно растет потребность в людях творческих, способных качественно совершенствовать содержание нашей жизни!
Речь, конечно, не только и даже не столько об изобретателях новых роботов, сколько о людях, способных достучаться с помощью мудрого слова, до сознания и души другого человека, пробудив в нем как творческое начало, так и настоящую веру в себя, не требующую меркантильной подливки. Сергей, кстати, совершенно верно по сути высказался сегодня в столовой, но об этом как-нибудь позже.
Я не знаю, как рассуждает архитектор, проектируя, например, коттедж, - это хорошо известно почти каждому из вас. Но я уверен, что создаваемое жизненное пространство всегда должно формироваться как образовательное, т.е. транслирующее человеческий образ жизни. И началом этого пространства его основой может и должно служить «пространство любви» - искра, из которой суждено разгореться каждому новому очагу фамильной культуры.
Иван, замолк, оглядывая зал. На мгновение взгляд его задержался на васильковом костюме Марины, так и не поднявшись до уровня её глаз, затем соскользнул ку-да-то в сторону, в бесконечность, быстро ставшую неинтересной.
- «Самое сильное впечатление произвело на меня когда-то жилище одной знакомой семьи в Челябинске. Супруг - музыкант, скрипач, человек темпераментный и шумный, с веселым характером. Супруга, на первый взгляд, полная ему противоположность: сдержанная и изящная, как её замечательные акварели, раскрывающие лирическую натуру художницы.
В их городской квартире я побывал лишь однажды, лет тринадцать или четырнадцать назад, но в память навсегда врезалась, поразившая меня тогда  маленькая гостиная. И не просто комната с её необычным художественным оформлением и разны-ми, почти неразличимыми теперь в воспоминании предметами. Поразило всё в целом, включая и звуки музыки и богатую цветовую гамму, удивительно гармонировавшую с цветом глаз хозяйки, тихо читавшей свои стихи. Многое из того, что окружало меня и теперь забылось, не было мне понятно и тогда. Какие-то старые вещи музейного вида, черная африканская скульптура где-то в углу, тамтам и пианино с потрескавшимся, местами стёртым лаком, старая гипсовая голова Антиноя. Все это удивительным образом сочеталось с другими, в том числе совсем современными вещами. И была ещё одна особенность, едва ли случайная в этом пространстве – здесь как бы сталкивались или, вернее, встречались два начала. Одно более устойчивое и ясное, с отчетливыми и местами строгими линиями. Другое – лёгкое и пластичное, словно цветной дымкой окутывающее помещение, проникающее, кажется, во все поры и в само ваше сознание. И все это вместе с тихими звуками скрипки».
Иван замолк, видимо немного смутившись. Затем, будто вспомнив что-то новое, снова заговорил.
- «Помню, пили что-то ароматное и ребята рассказывали о своей жизни в те годы, что мы не виделись. Иногда они касались тех или иных предметов обстановки, и тогда их смыслы открывались мне, а сами предметы оживали, дополняя все более ясную общую картину.
Сейчас я уже понимаю, что это был не просто удачно сформированный интерьер, а насыщенное смыслом пространство отношений этих людей, их особый и при этом общий духовный мир, воплощенный во множестве различных форм, цветов и звуков. Но если бы мне предложили сегодня сформировать мое собственное пространство, опираясь на их опыт, я мало что, а скорее, вовсе ничего не сумел бы сделать. Может потому, что они люди искусства, а может...»
Иван не закончил мысль, добавив вместо этого после паузы, что супруги в описанный момент ждали ребёнка, и может быть именно это обстоятельство сыграло особую роль, послужило основой творческого вдохновения для создания описанного феномена. Поговорив на эту тему, он окончательно умолк, и в зале тоже было тихо. И лишь спустя несколько минут неразборчивый шепот сменился обычным гомоном. 
Рассуждения Ивана как всегда растревожили аудиторию. Правда, на сей раз не неожиданными логическими выводами, а живой картиной.
Между тем день заканчивался. Андрей, внимательно слушавший Ивана, поднялся и обратившись к аудитории предложил провести внутренний конкурс на создание концепции жилища молодой семьи с теоретическим обоснованием, разработкой архитектурной модели жилого дома и интерьера «пространства любви». Предложение понравилось, а предварительный вариант программы конкурса он взялся подготовить сам. На том семинар и завершился. Лица расходившихся сотрудников были вопреки обыкновению в основном сосредоточены и серьёзны, а разговоры негромкие и спокойные. Иван, постояв немного у окна, направился к Андрею и стоявшим рядом с ним Женей и Мариной.
- «Ну почему вы не художник, Иван? Мне кажется вам бы цены не было в этом качестве!» - заявила Марина, глядя на него сияющими васильковыми глазами.
- «Да он, по-моему, и в своем качестве вполне себе ничего, - хмыкнул Андрей, почти демонстративно оглядев стройную фигуру Ивана, - и цены ему, с такой-то головой, похоже уже и так нет!»
И обратившись к Марине, добавил: «А ты в конкурсе поучаствуешь или будешь ждать развязки?»
Коварный вопрос и лукавая улыбка Андрея слегка смутили Марину, которая зарделась, так и не успев ответить. Ситуацию разрядила чуткая Женя, обняв подругу и увлекая за собой к выходу. Иван, молча наблюдавший короткую, но наполненную очевидным для всех смыслом сцену, вздохнул с видимым облегчением. Затем, по-смотрев в глаза Андрею и, как бы приняв непростое решение, сказал, невольно перейдя на «ты»:
- «Мне нужен твой совет, Андрей».
Несмотря на твердый тон и спокойный взгляд Ивана, Андрей почувствовал напряжение, охватившее друга, неловкость, которую тот пытался скрыть и ещё какие-то чувства, среди которых было главное, побудившее его обратиться за советом.
- «Конечно. Думаю, я понимаю, о чем ты».
Иван напряженно ждал продолжения, пристально глядя в глаза Андрея.
- «Ты ведь про Марину?» – взорвал Андрей психологическую бомбу. Искусно сооружавшиеся заграждения, за которыми хранилась сердечная тайна, рухнули, рас-сыпавшись на множество блестящих и совсем легких осколков.
- «Ну, да..., - не уверенно и как-то обреченно согласился Иван, смущенно улыбаясь, - не знаю я, как быть. Может мне уехать, ты как думаешь?»
Андрей некоторое время внимательно и напряженно смотрел на Ивана. Затем, быстро оглядев опустевший зал, резко спросил:
- «А Марину, что, здесь бросишь? Или ей тоже посоветуешь куда-нибудь уехать?»
- «Ты действительно уверен? – совсем уже не твёрдым, а каким-то усталым голосом спросил Иван, - все-таки разница у нас...»
- «Какая разница? – перебил его Андрей, - двенадцать лет это отличная разница. Вы же взрослые люди! И вообще, Иван, кончай изводить девушку, ведь уже всё всем понятно. Действуй! А если помощь нужна, говори. Мы с Женей в твоем полном распоряжении» - добавил он с одобряющей улыбкой.

* * *
Беседуя вечером с Сергеем, неожиданно приехавшим в поселок, Иван был временами рассеян, иногда невпопад улыбался и когда, наконец, проницательный друг прямо спросил, что с ним происходит, признался, что собирается покончить с холостой жизнью. Несколько рюмок коньяка, последовавших за признанием, закрепили уверенность в том, что решение правильное и своевременное. Спать друзья легли лишь под утро.
Следующий день был свободным и, как часто бывало по субботам, Андрей с Женей с утра отправились на прогулку по любимому лесному маршруту. Широкая и хорошо утоптанная тропинка вела на подъем. Уклон был едва заметным, но спустя минут двадцать сквозь заросли бересклета стала видна темная, красно-коричневая крыша их любимого Центра. Вокруг разлеглась затейливыми пятнами веселая разно-цветная мозаика из современных коттеджей. Отдыхая после подъёма, супруги любо-вались своим взрослеющим архитектурным детищем, вид которого, вызывал, как всегда, смешанные чувства. Но пустившись по традиции в обсуждение спорных элементов застройки, они быстро исчерпали запас профессиональной энергии и полностью отдались очарованию осеннего леса. Трели и другие затейливые звуки, издаваемые пернатыми жителями, пока не покинувшими местного леса, дополняли драгоценными вкраплениями звонкую тишину всё ещё пышной и красочной природы.
- «Еще буквально несколько дней и станет совсем холодно, зима-то вот она - поежившись сказала Женя и спрятала нос в вязанный шарфик, - а мне в этом году так тепла хочется!
- «Ну давай слетаем на недельку на юг» - предложил Андрей, который к жаре как и к холоду относился примерно одинаково.
- «Фантазёр ты мой, - сказала Женя, поглядев нежно на мужа и прижавшись к его плечу, - но кто же меня теперь отпустит?! Наш ангел-хранитель сегодня с утра уже звонила из клиники, потребовала как всегда записать ценные указания и сказала, что завтра с утра забежит с какими-то витаминами. Замечательный она человек, словно гость из далекого-далекого, сказочного прошлого. Или, наоборот, из будущего».
Назад спускались совсем медленно, растягивая удовольствие от встречи с лесным чудом, жадно глотая пьянящий прохладный воздух, прозрачный и одновременный наполненный дрожащими оттенками изумрудного и золотого. Возникшее чувство легкости сохранялось пока не спеша они шли по улице, застроенной, как и все жилые улицы в поселке, коттеджами и двухквартирными домиками. Пройдя два не-больших квартала, вышли к общественному центру. В симпатичном и весьма популярном кафе на углу ещё никого не было. Жители поселка, несмотря на то, что уже шел одиннадцатый час, видимо ещё отсыпались и не спешили взбадривать себя кофейными напитками. Женя и Андрей устроились у окна, наблюдая как постепенно оживает население соседних домов.
Вот из ворот большого двухэтажного особняка с красивой деревянной мансардой вышел крупный мужчина в спортивном костюме с черным пластиковым мусорным пакетом и направился к специальной площадке, где оставил свой груз и прикрыв глаза ладонью засмотрелся на горы, туда, где вершины серебрились в свете солнечных лучей, пробившихся сквозь высокие и светлые облака. К нему не торопясь при-близился большой светло-песочного цвета лабрадор, вышедший из той же калитки. Он лениво потерся о ногу хозяина, поглядел на него, затем тоже уставился вверх, на горы.
- «Выразительная пара, - сказала Женя, продолжая наблюдать за хозяином и его собакой, - что они там, интересно, вместе разглядывают?»
Андрей посмотрел наверх, куда обращены были взгляды хозяина и его пса, но не увидел ничего примечательного. Обернувшись к Жене, которая внимательно смотрела уже в другую сторону, Андрей поинтересовался, что теперь её заинтересовало.
- «Ты посмотри! – Женя схватила его за руку, разворачивая в сторону их коттеджей, - вон тот тип следит за ними! Делает вид, что гуляет, а сам с них глаз не спускает. Я сразу его заметила, - на улице-то больше вообще никого не видно».
- «Ну и что? – спросил Андрей, - может ему собака нравится или горами тоже любуется. Красиво ведь!»
- «Нет, Андрей, он следит. Как только этот с мусором вышел, он сразу замер. Знаешь, как пес охотничий стойку делает на дичь? И ещё, тот, что с собакой, местный житель, я его не раз видела, а тот, который следит за ним, он чужой. Здесь так не одеваются и обувь у него какая-то не местная, хоть отсюда и плохо видно».
- «А ведь ты, пожалуй, права, - задумчиво согласился Андрей, пытаясь вспомнить, где он видел похожие штиблеты, - только мы все равно не узнаем, что это все значит. Пойдем лучше домой потихоньку».
Женя ещё раз глянула в окно и вышла из-за столика. Андрей, расплатившись у стойки, взял её под руку и стал рассказывать какую-то шутку или анекдот. Женя сначала улыбалась, а затем, уже выйдя на улицу, расхохоталась во весь голос. И то ли очень тихо было этим утром в поселке, то ли голос у Жени был сегодня особенно звонким, но другая пара, прогуливавшаяся неспеша на другом конце улицы, оглянулась и вдруг замахала им руками, что-то весело крича.
- «Боже мой! Да это же Маринка с Иваном!» - радостно объявила Женя, неизвестно как сумев распознать на таком расстоянии то ли яркое, узнаваемое пальто подруги, то ли серебристо белую прическу Ивана, то ли само это сочетание. Тем временем пара быстро приближалась и Андрей вскоре смог разглядеть и румянец на щеках девушки и даже счастливую улыбку на фоне смущенной, но тоже радостной физиономии её кавалера.
* * *

Следователь по особо важным делам Сергей Строгов уже целый час сидел у окна освещенной лучами утреннего солнца гостиной пустого коттеджа, не спуская глаз с большого кирпичного особняка с мансардой. Когда из калитки вышел человек в спортивном костюме c черным мусорным пакетом, он с облегчением вздохнул и, поднявшись, тоже вышел на улицу. С видом человека, совершающего обычный утренний моцион, он шел по улице, изредка  поглядывая по сторонам. Временами Сергей останавливался, внимательно рассматривая птиц в ажурных по осеннему кронах деревьев. Он не прятался, поскольку человек, за которым он наблюдал, не мог знать его лица. Ему было известно, что человек с собакой ждет сигнала; он знал и дальнейшие его планы, которым собирался решительно помешать.
Остальных участников операции, которую долго и тщательно готовили в центре, следователь не видел и это было правильно. Всему и всем свое время. А вот эта пара, вышедшая из кафе, здесь точно не вовремя. Когда молодая женщина громко рассмеялась, Сергей снова бросил взгляд в сторону кафе и теперь узнал Андрея, а секунду спустя разглядел и приближающегося Ивана. Это было совершенно некстати и быстро свернув на дорожку, ведущую к какому-то дому, раздосадованный следователь постарался укрыться за высоким кустарником. Глянув вверх, куда так внимательно смотрел его подопечный, он мысленно чертыхнулся. Затем, посмотрев на часы, тихо произнес: «Есть сигнал. Начинаем». Услышав в наушнике ответ и удовлетворен-но кивнув, Сергей, не оборачиваясь в сторону кафе, откуда доносились веселые женские голоса, пошел по направлению к мусорной площадке.
Чуть раньше человек с собакой быстро направился в сторону дома и вскоре скрылся во дворе. Калитка захлопнулась. Пройдя мимо мусорной площадки, Сергей не задерживаясь добрался до тропы, по которой незадолго до того прошли Андрей с Женей, и стал подниматься вверх, то появляясь, то исчезая за деревьями и кустарником. Исчезнув в очередной раз, он долго не появлялся и только минут десять спустя его коренастая фигура снова замаячила в конце улицы. На сей раз Сергей шел быстро, не глядя по сторонам и дойдя до кирпичного особняка, проскользнул в приоткрывшуюся перед ним калитку.
Внимательному наблюдателю, - если таковой был где-то поблизости, - вряд ли удалось связать между собой эти мелкие события, и тем более, понять смысл происходящего. Между тем, в тишине сонного в утренние часы поселка разыгралась финальная сцена длинной криминальной истории с острым детективным сюжетом.

Вечером этого же субботнего дня в доме Ивана шла подготовка к встрече гостей. Непосвященный зритель, понаблюдав за хозяином дома и его жизнерадостной помощницей, наверняка решил бы, что это счастливая семейная пара, увлеченная приятными предпраздничными хлопотами. Необычным было разве что очень уж яр-кое сияние счастливых улыбок на  лицах. Часы на стене столовой пробили шесть ча-сов.
- «Ты про мясо не забыл? - раздался голос Марины, - Разве оно ещё не готово?»
- «Уже иду, - ответил Иван, заканчивая двигать мебель в гостиной, - Сергей у мангала, так что не волнуйся. А ребята не звонили? – Что-то они опаздывают».
- «Это необоснованная клевета! - донесся со двора голос Андрея, - Мы тут, не жалея, можно сказать, чистой рубахи, спасаем стэйки, а нас обвиняют в безответственности. Лично я буду немедленно жаловаться, в письменном виде. В смысле, сразу после ужина».
- «А куда жаловаться? – со смехом спросила Женя, стоявшая уже в дверном проеме в обнимку с Мариной, - В ООН?»
 - «Этот вопрос я продумаю дополнительно, а вот мясо минут через пять будет готово» - с уверенностью шеф-повара заявил Андрей.
Уютно расположившись у спокойно горящего камина, компания отдала должное главному событию дня, которое счастливые влюбленные не стали скрывать от друзей.
- «Знаете, ребята, я много специально читал, думал и даже писал в свое время о таких понятиях, как любовь, счастье. Но оказывается, до недавнего времени я видел лишь слабый отблеск того удивительного чуда, которое скрыто за этими обычными, кажется, словами. И только теперь я понимаю, что по-настоящему объяснить другому человеку что это за чувство можно лишь одним способом – полюбив его. И только испытав это чувство, ты сам будешь по-настоящему счастлив».
Иван бережно обнял Марину за плечи и та прижалась к нему, закрыв на мгновение глаза.
Когда все дружеские чувства были выражены и слова, соответствующие произошедшей помолвке, сказаны, Иван обратился к Сергею с просьбой прояснить по возможности произошедшие утром события. Тот покрутил в руках бокал с рубино-вым напитком, полюбовался им на просвет, и проговорил:
- «Теперь это больше не секрет, хотя содержание моего рассказа прошу пока не предавать гласности. Пусть это сделает соответствующая служба. И о том, как Женя расшифровала меня с первого взгляда, тоже пожалуйста не рассказывайте, а то ведь уволят за несоответствие», - с улыбкой добавил Сергей, и глядя на пляшущие по плотным березовым чуркам языки пламени, тихо и задумчиво начал свой рассказ.
- «Вы вряд ли можете себе представить сколько лет насчитывает и сколько самых невероятных событий связывает история, которая закончилась почти на ваших глазах».

* * *
Пасмурным и ветреным осенним днем 1919 года молодой научный сотрудник Российской академии истории материальной культуры в Петрограде спешил домой на Фонтанку, где снимал комнату на втором этаже когда-то богатого жилого дома. Моросил холодный мелкий дождь. В кармане его длинного серого пальто, истертого и совсем не гревшего своего молодого хозяина, лежало целое состояние. В застиранный шейный платок были завернуты похищенные на раскопках скифского кургана золотые украшения, включая прекрасный гребень с камнями. Сегодня же вечером драгоценностям суждено было отправиться за границу, в какую-нибудь из частных коллекций, хозяев которых на этой стороне никто не знал. Канал, по которому в Европу утекали из страны уникальные археологические находки, существовал уже давно и был, судя по всему, совершенно надежен. Может схема оказалась уж очень удачной, а может соответствующим органам, занятым борьбой на идеологическом фронте, было просто не до осторожных археологов-контрабандистов.
Аркадий Басовский в свои тридцать два года имел хорошее историческое образование и считал себя представителем научной интеллигенции Петербурга, которого революция лишила всего, кроме чести и достоинства. Так, по крайней мере, он заявил однажды в кругу людей, сохранивших деловые отношения с прежних времен. Аркадий был молод по сравнению с товарищами. Но этот высокий жилистый человек с выцветшими волосами и такими же блеклыми глазами, едва различимого серо-голубого оттенка,  обладал деловой хваткой, которой мог бы позавидовать любой из опытных членов сообщества. Возможно, талант он унаследовал от деда, владевшего в благословенное время многими предприятиями и многочисленными акциями, стоимость которых относилась к числу закрытых сведений. До революции старик не до-жил и ушел тихо, в кругу семьи, с надеждой если не на сына, увлеченного больше историческими науками, чем делами торговыми, то на внука.
Жестокая и бессмысленная волна революционного передела разнесла в щепки вековые устои привычного жизненного устройства. Под обломками разрушенной культуры были похоронены права собственности не только на доходные дома, но и на прекрасную городскую квартиру Басовских. Почти одновременно ушли из жизни родители, а единственная сестра пропала без вести при неясных обстоятельствах. Аркадий попробовал навести справки, но столкнувшись с безразличием ответственных работников, оставил попытки и погрузился в дела, приносившие не только профессиональное удовлетворение, но и немалый доход.
Вечером, устроившись в старом ободранном кресле с рюмкой французского коньяка, Аркадий открыл чемоданчик с искусно устроенным двойным дном и стал не-спеша перекладывать пачки валюты, заполнившей всё отделение.
- «Всё, хватит, - решил Аркадий, - нужно перебираться в приличные условия. Диссертация готова и сразу после защиты можно будет переезжать. Свадьбу устраивать не будем, потом погуляем, в Париже».
Откинув голову он задумался, погрузившись в нежные волны воображаемого солнечного благополучия.

А спустя год и три месяца в семье успешного ученого-археолога Басовского родился сын Семен. В московском особняке, в первом Зачатьевском переулке, куда переехал старший научный сотрудник, после хорошего ремонта вполне можно было жить.
Аркадий сменил одежду на более соответствующую академическому ученому и его чуть располневшая фигура больше не вызывала мыслей о тяжелой доле самоотверженного исследователя-патриота.
Владелец большой четырехкомнатной квартиры на втором этаже когда-то весьма богатого особняка был чрезвычайно аккуратен и скромен, он много работал, часто выезжая в экспедиции в самые далекие уголки страны. Профессиональные публикации Басовского периодически выходили в специальных изданиях, укрепляя его репутацию и авторитет советского ученого.
О другой деятельности Басовского, невидимой для коллег и неведомой для специалистов с маузерами, не знала даже мать юного Семена. В скромном кабинете, заполненном книгами, картами и многочисленными фотографиями археологических на-ходок, Аркадий проводил большую часть свободного времени. Считалось, что глава семейства занят важными научными делами и мешать ему категорически не следовало. Сыну было хорошо известно соответствующее правило поведения, но интерес к миру археологических открытий и удивительных находок, рассказы о которых он неоднократно слышал в гостиной, был слишком велик. А когда Семену исполнилось шестнадцать, он уже не сомневался в двойной жизни отца и страстно стремился про-никнуть в его тайну.
Никто не удивился, когда Басовский-младший поступил в Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ), связав свою жизнь с кафедрой археологии, руководимой профессором А.В. Арциховским.
В бывшем особняке Орловых-Мещерских, построенном в конце XVIII в. архитектором М.Ф. Казаковым, прошли веселые студенческие годы Семена. Здесь коснулись будущего археолога теплые лучи признания, здесь же испытал он и первое горькое разочарование в людях, когда горячо любимая сокурсница легко забыла о нем, сбежав из института и из Москвы с богатым баварским немцем.
Закончив институт с отличием и блестящими рекомендациями, Семен Аркадьевич, следуя советам отца и его коллег, собрался строить научную карьеру. Но жизнь подготовила ему иное испытание, - началась Отечественная война, и молодой ученый вместе с двумя друзьями явился в военкомат. Там выяснилось, что как ученые все они призыву не подлежат, а должны оформить бронь и идти работать.
Последующие события в стране, залитой горем и яростью, выбросили семью Басовских на Урал. Здесь сын, уже знавший к тому времени, как, по мнению отца, следует строить жизнь человеку его профессии и возможностей, расстался с родителями, перебравшись в Челябинск.
Шли годы, война закончилась и страна быстро возвращалась к мирной жизни. Оживали научные учреждения и среди них музеи, археологические отделы и институты. Вернулся в строй заметно повзрослевший и существенно изменивший взгляды на жизнь Семен Басовский, включившийся в работу одной из экспедиций на Южном Урале, руководимой К.В. Сальниковым. Молодой ученый, измученный как и вся страна голодом и разрухой, сумел не только вписаться в новый коллектив, но и восстановил некоторые старые отцовские связи в столице. В результате его усилий вскоре ожила и созданная отцом неубиваемая схема. Пробная попытка с несколькими золотыми предметами из средневекового захоронения кочевников закончилась успешно и на запад снова потекли тонким ручейком неучтенные ценности. Жизнь Семена Аркадьевича налаживалась и приложив небольшие усилия вскоре он вернулся в Москву, где его ожидало чудо. Особняк в Зачатьевском, хоть и разграбленный мародерами, был свободен и вполне пригоден для жилья. Затратив незначительные средства, Басовский вернулся в квартиру на втором этаже с надежными документами от государства.
Семен Аркадьевич был не только способным археологом, но и хорошим сыном и потому, устроив свою жизнь в столице, он вызвал из Свердловска родителей, о местонахождении которых был хорошо осведомлен. Не знал он лишь о том, что отец был уже тяжело и неизлечимо болен. Через несколько месяцев желчного старика с быстро развивавшейся деменцией, не стало. Мать долго оплакивала отца, часто рассказывая о его работе в экспедициях, и однажды вдруг заявила о том, что где-то в доме он перед отъездом спрятал важные документы, которые велел достать только в случае его смерти. Но вот где они находились, она никак не могла вспомнить, пока однажды вдруг не заголосила:
- «Семушка! Вспомнила! Слава тебе господи! Вспомнила все же…»
Подбежав к большому камину, она указала пальцем внутрь топки.
- «Здесь, слева, в восьмом, кажется, ряду камень с кольцом. Можно вынуть. Внутри ящик или шкатулка».
Испачкав дорогой пиджак, Семен черными от сажи руками аккуратно извлек из тайника большую керамическую шкатулку с изящным бело-голубым орнаментом. Привыкшее к неожиданным находкам сердце археолога, на сей раз неритмично бухало в груди, выдавая нервное возбуждение его хозяина. Подняв крышку, Семен увидел коричневый кожаный чехол, плотно перевязанный тесьмой. Под ним, на бордовом бархате, покрывавшем изнутри шкатулку, призывно поблескивали прозрачные ка-мешки, большую часть которых трудно было с чем-нибудь спутать. Благодаря предусмотрительному папаше, в руках Семена оказались превосходные бриллианты и таинственная схема, разобраться с которой сразу не удалось. Ясно было лишь, что отец хранил как особую ценность изображение сети пещер вблизи одной из неолитических стоянок на Южном Урале, хорошо знакомых Семену. Были на схеме и какие-то обозначения-пиктограммы и ничего не говорившие ему надписи. Какие-либо понятные подсказки или дополнительные указания на плотном, аккуратно оформленном листе отсутствовали.
Прошли годы спокойной и сытой жизни. Старушка-мать была рада невестке, - тихой деревенской девушке, имевшей восьмилетнее образование, покладистый характер и замечательную фигуру. Когда в семье родился сын, названный в честь деда Аркадием, в доме в Зачатьевском наконец стало шумно, а позже и весело. Мальчик рос здоровым и сообразительным, радуя взрослых своими успехами во всяком деле, требующем внимания и усидчивости. Со временем серьёзность юного Аркаши начала даже беспокоить его мать, имевшую свои простые представления о правильном детстве – румяном и беззаботном.
Когда пришло время поступать в вуз, оказалось, что археологическая династия не собирается увядать. Спустя положенное время Аркадий Семенович Басовский стал археологом в третьем поколении. Столичный диплом, безупречные манеры и очевидное материальное благополучие сделали свое дело в поиске места в жизни. После двух с небольшим лет, проведенных в экспедициях, Аркадий Басовский  получил не-большую должность в министерстве.
Если Семён Аркадьевич, ставший с возрастом грузным малоподвижным человеком, предпочитал всем видам активности большое удобное кресло, то Аркадий по энергичности и предприимчивости пошел в деда и даже внешне был весьма похож на него – такой же жилистый, светловолосый с такими же водянистыми, будто выцветшими глазами. Но в отличие от деда, молодой Аркадий сформировался человеком жестким и даже жестоким. Что именно или кто так существенно повлиял на молодого Басовского, осталось неизвестно, но эти качества в сочетании с жадностью и ненасытностью определили его судьбу. А заодно и судьбу многих людей, оказавшихся так или иначе зависимыми от него.
Сменив отца в возникшей ещё на заре советской власти системе, а именно так выглядел теперь механизм хищения исторических ценностей, объединявший много людей разных уровней и возможностей, Аркадий быстро сосредоточил в своих цепких руках все его приводные ремни. Однако он не стал сразу разгонять его, отбирая львиную долю прибыли, а полностью перестроил, избавившись от слабых звеньев. Несколько несчастных случаев, произошедших в разное время, никто не смог связать между собой и тем более с деятельностью уважаемого сотрудника министерства. В результате, возглавляемая Басовским организация стала не только более надежной, но и более продуктивной, - доходы хозяина теперь выросли во много раз.
Может быть материальное благополучие Басовских привлекло чье-то беспокойное внимание, а может на неисповедимом путях расследований кто-то из работников МУРа столкнулся с едва различимым, но все же существующим следом подпольной деятельности. Трудно сказать теперь, чем именно был вызван интерес органов к династии Басовских, но сначала, буквально по капле, а затем все активнее, начала вырисовываться картина многолетней преступной деятельности прекрасно организованного сообщества. Дело было поставлено так, что даже разоблачение одного звена не ставило под удар всю организацию, а её мозговой центр был практически никому из рядовых членов сообщества не известен.
За несколько лет до строительства академического поселка, Басовский вдруг зачастил на местные, в основном уже исследованные и описанные объекты. При этом он много ездил по окрестностям, якобы с целью археологической разведки, что не вполне соответствовало ни его должностным обязанностям, ни сложившимся к тому времени жизненным традициям. Именно тогда судьба свела его и с местным шаманом, которого он долго расспрашивал как о местных обрядах, так и о находках, используемых в ритуальных действиях. Проницательному старику очень не понравился московский гость, и тот понял, что ему лучше держаться подальше. Больше, вплоть до вынужденного визита в Центр в составе министерской комиссии, Басовский открыто в Челябинской области не появлялся. Но это не значит, что он забыл о своих вопросах, которые были отнюдь не случайными.
В отличие от отца, Аркадий серьёзно взялся за схему деда и кое-что сумел понять  ещё сидя в Москве, но гораздо больше в ходе поездок по окрестностям, много-численных разговоров с местными жителями и многократных посещений древних пещер. Он давно и много знал про жезл, которым владел шаман, хотя сам и не видел его. И наверное попытался бы похитить удивительный предмет руками своих вооруженных помощников, если бы не информация о второй, неотъемлемой половине это-го таинственного богатства, почерпнутая из послания деда. На схеме пещеры было уверенно обозначено место, где находился камень, изображенный с отверстием в центре, в которое следовало вставить жезл и что-то на нем повернуть. И после этого не-что будет открыто. Это нечто было обозначено на схеме какими-то знаками, прочесть или понять которые ему так и не удалось. Но это было не так важно, считал Аркадий. Главным было найти место с камнем и совершить действие с жезлом. Какое именно, наверняка можно будет понять на месте.
Как любое свое дело, Аркадий тщательно планировал операцию. Больше всего его беспокоили люди, которым предстояло реализовать продуманный во всех деталях план. Полной уверенности в каждом из участников не было и он несколько раз откладывал начало операции, которая должна была пройти тихо и завершится его появлением в зале с камнем. Самого зала, как и жезла, Аркадий не видел, но Хант, местный житель, давно вовлеченный в деятельность организации, по полученным ориентирам из карты Басовского-старшего сумел найти зал с камнем и даже описал его более или менее удовлетворительно.
Когда операция сорвалась и началась шумная разборка, Аркадий уже покидал опасное место на автомобиле. Вблизи выхода из пещеры, остался надежный человек, который следил за происходящим в этот и все последующие дни. Аркадий был в кур-се событий, но имелись детали, которых он знать не мог. Так, не знал Аркадий о том, что и за ним давно внимательно наблюдали, не мог знать он и о том, что часть сведений, полученных им от надежного человека была подготовлена в Москве на Лубянке.
Между тем, не ведавший ещё провалов Басовский, решил не сдаваться и довести дело с жезлом до конца. Он привлек новых, более надежных исполнителей, и раз-работал план, который должен был привести его к успеху. Полагая, что никто в округе не знает его в лицо, даже старого шамана уже нет, Аркадий приехал в составе министерской комиссии и постарался на месте сориентироваться и навести некоторые справки. Полученная информация добавила ему уверенности в успехе и он передал команду о сроках готовности операции. Когда все шаги были еще раз продуманы и согласованы между участниками, господин А.С. Басовский… оказался арестован, а работа комиссии к ужасу её председателя немедленно завершена. В то же время сиг-нал о начале операции был уже подан и принят исполнителями, даже если лабрадор и не разобрался до конца в поведении своего хозяина. Спустя несколько минут шефа местного подразделения преступной организации встретил Сергей и аккуратно, как он сам выразился, передал своим сотрудникам, неожиданно появившимся на тропе, и тут же беззвучно исчезнувшим вместе с испуганным завхозом районного краеведческого музея. Так же аккуратно был задержан в собственном дворе, успевший только удивиться, хозяин лабрадора. Еще двоих участников операции Басовского, - боевиков, собиравшихся похитить посох Алона, - встретили в пещере двое приезжих и несколько местных оперативников. Когда же неудачливые похитители бросились наутек, пытаясь укрыться в темноте подземелья, перед ними возникли настолько недоброжелательные черные кошки, что лихие люди предпочли их клыкам наручники и в итоге вышли из подземелья почти не пострадавшими.

* * *

Ванхо в красивом пуховике, джинсах и кроссовках подаренных Алоном, замет-но возмужавший за последние месяцы, смотрел своими широко раскрытыми и кажет-ся навсегда удивленными глазами на отъезжавший УАЗик с приезжими оперативниками и арестованными бандитами, которые так упорно лезли в их пещеры. Алон прошлый раз уже объяснял ему, что это несчастные люди, лишенные культуры и готовые всё продавать, чтобы получать много денег. Ванхо же не понимал, зачем людям так много денег и как можно торговать святынями. И ещё он завидовал оперативникам, которые завтра уже будут в далекой Москве, где есть удивительный Университет, и где каждый человек может выучиться и стать таким же умным как Алон. В глубине души, Ванхо сомневался, что это вообще возможно, но ему ужасно хотелось попробовать.
Он вернулся в дом шамана, который в последнее время стал его домом. Здесь было хорошо и красиво. Но сюда никто в последние месяцы не приходил, кроме редких соседей, которым нужны были лечебные травы, да черных кошек, которых теперь стало много, целых пять. Кошки появлялись в основном днем, ели и укладывались спать рядом с его кроватью. Они вытягивались на полу, и Ванхо приходилось осторожно перебираться через все мохнатое семейство, стараясь не наступить случайно на хвост или лапу. А вечером кошки всегда уходили в пещеру, но наверное были недалеко, потому что однажды, когда Алон позвал их они прибежали совсем быстро.
Раньше, в большой комнате, где на полу лежал большой ковер и красивые лоскутные подушки, часто собирались люди, которые заполняли все свободное пространство и подолгу слушали Алона. Здесь он раньше совершал какие-то священные действия, смысл которых не был понятен Ванхо, но которые почему-то были очень важны для гостей. Теперь в комнате всегда тихо, потому что Алон приходит редко, в основном, чтобы проверить как идет его подготовка к экзаменам. А Ванхо очень старается.

* * *
На следующий день Сергей Строгов тепло попрощался с Иваном и новыми друзьями и усевшись в невесть откуда возникший перед входом в Центр большой внедорожник умчался по каким-то новым делам по Челябинской дороге. Впрочем, куда именно он поехал было неизвестно, как и то, куда исчезли его помощники вместе с г-ном Басовским и другими арестованными по его делу. Ходили слухи, что их увезли на военном вертолете, но обсуждались и другие версии.
Затянувшаяся и обросшая невероятными слухами и домыслами криминальная история наконец завершилась и правда о преступной деятельности Басовских вскоре стала известна всей стране из официальных источников. Интерес хорошо осведомленных работников местного рынка вновь вернулся к уникальному жезлу, но обсуждение велось уже без прежнего энтузиазма.
Главным событием в жизни Лабы, да и всего Центра, осыпанного этой осенью милостями министерства так же щедро, как и ранним уральским снегом, оказалось тщательно, но безуспешно скрывавшееся от всех бракосочетание Ивана и Марины. Когда тихим субботним утром счастливые они входили в здание администрации, где располагался работавший в это время ЗАГС, на улице не было никого, кроме редких прохожих, непонятно куда и зачем спешивших по легкому белоснежному покрывалу, оставляя редкие цепочки следов.  Но когда спустя полчаса законные супруги вышли на крыльцо, их встретили десятка два радостно улыбающихся физиономий под звуки свадебного марша, с грохотом выкатившиеся из открытого салона большого белого автомобиля, специально оборудованного для свадебных мероприятий.   
Слабо сопротивлявшихся молодоженов угостили и обрызгали шампанским, затем усадили под утихающие звуки марша в машину и отправили в короткое путешествие по окрестностям, которое завершилось у порога Центра.
Стол был накрыт в празднично оформленной столовой и время за поздравления-ми и пожеланиями, как и положено, пролетело легко и незаметно. Разошлись когда начало темнеть. Попрощавшись и поблагодарив всех, Иван с Мариной ушли послед-ними, счастливые и немного оглушённые мощной волной эмоций. Ещё долго потом бродили они по улицам под бездонным черным небом, любуясь далекими снежинками звезд и постепенно успокаиваясь, и только окончательно замерзнув, побежали домой.
Быстро разгоревшийся камин обдал теплом, окутав волшебным одеялом, сотканным из уюта и покоя. Столпившиеся вокруг тени, колышущиеся в такт с языками пламени, отгородили возникший уголок счастья от всего остального мира, далекого и неважного сейчас.  «Пространство любви!» – вспыхнула в голове Ивана мысль и тут же погасла, утонув в васильковой глубине любимых глаз.


* * *
Шурка не любил и практически никогда не пил спиртного. Даже шампанское, которое накануне щедро лилось в Центре во здравие и всяческое благополучие новой семейной пары, всегда казалось ему не таким вкусным как хороший лимонад. И это-го, как выразился Платон, детского заблуждения, он предпочитал придерживаться, несмотря на постоянные шутки коллег. Сегодняшнее же состояние стало для Шурки ещё одним ярким и убедительным доказательством того, что добровольно лишать себя ясного сознания глупо и вредно. И дело было не только в том, что с утра немного болела голова, но в том, что он никак не мог вспомнить, как ни старался, когда и как потерял из виду Вареньку и как оказался дома.
Судя по тому, что солнце было уже высоко, воскресный день проходил впустую. Снег, шедший всю ночь, превратил пейзаж за окном в сказочную новогоднюю декорацию, увидев которую Шурка быстро подошёл к широкому окну гостиной. При-жав лоб к холодному стеклу и совсем обалдев от красоты того, что ещё вчера было обычным двором, он окончательно пришел в себя.
Быстро приняв душ, Шурка принялся готовить завтрак, когда шумно открылась входная дверь и спустя несколько секунд в столовую вошел румяный и улыбающийся Платон в распахнутом зеленом пуховике и вязаной шапочке.
- «Привет, Александр! Как спалось после бурного застолья? Голова не болит?» - выпалил он бодрым голосом.
- «Да нет, всё отлично. Я тебя будить собирался, а ты… собственно, откуда?» - Шурка снова сталь рыться в своем сознании, и наконец, из какого-то темного закутка выплыла неясная картина прощанья у калитки. Смеющиеся лица Платона, Насти и ещё чьи-то быстро удалялись, растворяясь в темноте не то ночи, не то Шуркиного сознания.
- «Вы что, гуляли всю ночь?!»
Платон глянул быстро на Шурку то ли с удивлением, то ли просто с любопытством и подтвердил:
- «Ну, конечно! А что же ещё!
Девчонки, кстати, предлагают на лыжах покататься, хотя я не уверен, что снега уже достаточно. Ты как, пойдёшь?»
- «Да нет, я…я должен Варю повидать, - твердо закончил Шурка, наливая чай в чашку, - тебе налить?»
Платон кивнул и, скинув куртку, уселся за стол. 
После завтрака Шурка почувствовал себя значительно лучше. Вернее даже настолько уверенно, что выйдя на балкон он решительно набрал номер Вареньки. Повторяющиеся гудки вызова были громкими и тревожными, но ответа он так и не дождался. Снова вызов и снова без ответа.
«Все, пока! Привет Насте!» - крикнул пришедший в обычное для себя состояние движения Шурка и натягивая на всклокоченные рыжие локоны лыжную шапочку выскочил на улицу.
Можно было бы предположить, что Варенька совершенно случайно вышла из дома в это же самое время и случайно пошла по улице, по которой навстречу ей быстро шагал Шурка. Но вот не встретиться на узком тротуаре, случайно разминувшись, они уже не могли. И просто стоять, глядя друг на друга после долгой и совершенно бессмысленной разлуки, длившейся почти всю предыдущую жизнь и эту ночь, они тоже не могли. Кто первым сделал шаг к другому и что говорили друг другу этим прекрасным зимним утром Шурка с Варенькой неизвестно. Как и должно быть.

- «Это какой-то брачный вирус, - с улыбкой сказал Ивану Андрей, - а вы с Мариной пали его первой жертвой. Шурка с Варенькой вторые в очереди, а за ними похоже есть ещё кое-кто. А началось все, по-моему, с того самого рокового семинара, когда предметом дискуссии стало понятие любви и после которого, начиная с падения автобуса, случились все эти разные и по-своему замечательные события». 
Андрей откинулся на спинку деревянного кресла, - гордости Ивана, лично изготовившего этот шедевр из какого-то специального дерева, долго хранившегося у него в пещере. Раскрасневшийся после парной и очередного таёжного варианта горячего напитка, условно именуемого чаем, Андрей как всегда с интересом разглядывал бес-конечный пахучий гербарий на бревенчатой стене, пытаясь опознать хотя бы некоторые из растений, собранных в ближайших окрестностях.
- «Да, пожалуй в случившемся за последние месяцы трудно не заподозрить чей-то промысел. Но ты ведь знаешь, что если мы с Мариной и благодарны кому-то за то, что мы теперь вместе, то прежде всего и только вам с Женей».
- «Я думаю, этим вы обязаны прежде всего и только себе, даже если мы и суме-ли как-то быть вам полезны, - возразил Андрей, - так что брось выдумывать. А я бы, пожалуй, ещё погрелся. Как там, интересно, с температурой?»
Иван зашел в парную и тут же выглянув, с улыбкой поманил за собой Андрея. Минут через пятнадцать пышущее жаром друзья по очереди шумно окунулись в купель с ледяной водой и в состоянии полного блаженства вытянулись на деревянных скамьях.
- «Да, кстати, мы с Мариной хотим заняться интерьером, приспособить немного коттедж к нашим капризам и надеемся на вашу с Женей помощь, хотя и понимаем, конечно, что у Жени и без нас сейчас проблем хватает. Идеи разные у нас есть, но ведь Марина не архитектор, а ландшафтный дизайнер, а я и вовсе дилетант в вашем деле. Может, конечно, когда-нибудь и научусь чему-нибудь, но это вряд ли. Разве что сумею со временем отличать очень хорошее от совсем плохого».
- «Ну, конечно, поможем. Во всяком случае постараемся. Хотя и не известно, кто здесь кому окажется полезней, - добавил Андрей с серьёзным выражением лица, - нам, кстати, нужно ту же задачу решать, а может и более сложную с учетом семейного стажа и других известных обстоятельств. Главная проблема, насколько я понимаю, здесь не в том, чтобы добиться традиционного художественного эффекта, а в том, чтобы суметь поставить цель, сформулировать задачи и определить способ их решения. И может быть потом, когда путь будет однажды с успехом пройден, превратить разговоры в некую архитектурную или дизайнерскую методику. Но это потом, и я боюсь не скоро».
- «Знаешь, Андрей, - Иван легко перевернулся на живот и подпер голову жилистыми руками, - порой мне кажется, что я достаточно хорошо понимаю задачу и общий путь её решения. Муж и жена легко могут по отдельности сформировать свои личные пространства. Независимо от художественных или иных достоинств, помещение, которое я сам обставлю, благоустрою и украшу, будет легко узнаваться как моё. Для людей, которые знают меня и некоторые мои таёжные привычки, не составит проблемы распознать следы моего здесь пребывания. Ещё проще, наверняка, узнать комнату Марины с её аккуратностью и художественным талантом.
А затем – проблема! Как на их основе создать общее пространство, которое будет не суммой предметов и приемов с её и его стороны, подобранных в результате компромиссов, и не просто результатом сотворения художественного целого, выражающего не столько новую фамильную культуру, сколько мировоззрение привлеченного специалиста. Но нужно воплотить не его представление о нас, а наше собственное представление о себе, как о духовном целом».
Иван замолчал, явно размышляя, затем резко встал и плотно завернувшись в махровую простыню, подошел к окну. Андрей тоже поднялся и, не торопясь, включил электрический самовар. Затем, разлив пахучий чай по кружкам, он сел за стол и по-тянулся за медом. В этот момент, будто сбросив с себя напряжение, Иван уселся напротив, шумно подвинув стул. Затем хлопнув рукой по толстой, в четверть большо-го бревна, гладко обструганной столешнице, он несколько секунд смотрел на Андрея, вернее, сквозь него.
- «Ну, конечно! – сказал он, наконец, с видимым облегчением, - это же очевидно. «Пространство любви» это пространство маленького семейного «Мы», пространство семейного смысла, которое по сути своей повторяет «Место смысла», которое свело нас и над разгадкой тайны которого бьется сейчас Аллигатор со своими учениками-археологами.
Я сейчас понял, что главная проблема вовсе не в том, как сформировать художественное целое, которое объединит все лучшее из двух форм семейной культуры супругов. Основная проблема вообще не в архитектуре или дизайне. Процесс соединения двух внутренних миров двух разных людей это и есть процесс формирования семейного «Мы», развернутый во времени жизни поколения супругов. Это индивидуализация пары, не возникающая вдруг, а требующая времени. Не знаю, сколько нужно дней, месяцев, лет и сколько духовных усилий мужу и жене, чтобы суметь выделить, определить основные достоинства, которыми они хотели бы наделить своего ребенка. Думаю, что это работа, причем не простая. Может нужно рассказывать друг другу о будущем сыне или дочке, фантазируя и в то же время формируя его или её образ? – Да, наверное это хороший путь, хотя, конечно, не единственный. Но он во всяком случае позволит в конечном счете сформулировать и для себя и для архитек-тора или дизайнера основные пункты программы создания пространства, о котором мы говорим».
Слушая Ивана, Андрей кивал, узнавая периодически в его рассуждениях собственные мысли и соглашаясь с другом. Затем снова заговорил сам.
- «А ведь абсолютное большинство современных семейных пар не формируют сознательно ни этот духовный феномен, ни его пространственное воплощение. А значить, это самое семейное «Мы» не становится видимой, реальной основой совместной жизни, её опорой. Впрочем, дело-то не только и не столько в неумении выстроить пространство любви в жилище, сколько в том, что само духовное единство если и возникает, то остается слабым, а зачастую и недолгим, подобно тому взаимному влечению между ним и ею, которое было и осталось так и не реализованной природной предпосылкой настоящего человеческого чувства».
Иван внимательно слушал, как обычно не перебивая собеседника, а наоборот, всем своим видом подчеркивая заинтересованность. Но по блеску его глаз и плохо скрываемому возбуждению было ясно, что он, что называется «завелся».
- «Знаешь, какая мысль у меня возникла в связи с твоими рассуждениями. Духовный феномен, о котором мы говорим, можно и даже нужно понять, как формирующуюся душу ребенка. Будущего, физически еще не родившегося! Рождаясь первым, как представление о будущем любимом дитяти с особенностями, пережитыми и выстраданными будущими родителями, этот феномен становится особым семейным идеалом, ждущим воплощения. А воплощаться, развиваясь, как и все вокруг, он может сколько угодно раз в каждом из рождающихся продолжателях этой семейной культуры. Результат-то всякий раз будет уникальным! ».
- «Знаешь Иван, твоему воображению и творческому потенциалу можно позавидовать! Хотел снова пожалеть, что ты не архитектор, но, пожалуй, не буду. Обладая возможностью видеть нас и всю нашу архитектурную кухню со стороны, ты замечаешь часто то, что для нас, запертых внутри профессионального сознания, часто остается невидимым. То, что происходит сейчас, например, яркое тому свидетельство, и это очень важно. Так что думай и говори, а мы будем слушать тебя и тоже думать и говорить, только уже на своем художественном языке.
Что же касается вашего с Мариной пространства и нашей помощи, так я думаю, можете начинать,.. если уже можете. И как только ваш феномен начнет вырисовываться, давай отмашку, и мы вцепимся в него своей архитектурно-художественной хваткой.
И вот ещё, вдруг добавил Андрей. Архитектор или дизайнер, которому удастся постичь этот феномен, мог бы, мне кажется, разработать даже некий специальный фамильный стиль, как его художественно-пластическое воплощение. Это была бы такая основа, опираясь на которую всегда можно было бы сформировать любой интерьер жилой комнаты, квартиры или целого жилого дома для этой семьи».

Вернувшись после бани в дом, отдохнувшие, но слегка возбужденные разговором, друзья застали жен в гостиной у камина. Горели свечи, мало что добавляя к бес-покойному свету топки, но хорошо дополняя атмосферу уюта и какой-то таинственности. Тихо звучал голос Эллы Фитцджеральд, которая исполняла что-то из Гершвина. Андрей не смог определить, что именно, хотя и считал себя неплохим знатоком джаза и был обладателем хорошей коллекции джазовой классики. Затем зазвучала знаменитая Summertime, и все замерли на несколько минут, очарованные. Когда му-зыка умолкла, забрав с собой свечи, молча перебрались в столовую, где женщины за-ранее накрыли стол.
Здесь разговор сначала зашел об археологах, завершивших работу на «месте смысла». Марина рассказала о визите Равиля, который накануне вечером появился в Центре, веселый и переполненный энергией и идеями по поводу потрясающих находок этого лета. По его эмоциональным высказываниям все археологическое сообщество, забросив текущие малозначительные исследования, погрузилось в размышления о природе и сущности «места смысла», а также послания, заключенного в жезле Алона. Сообщил, кстати, что жезл сейчас исследуют в специально созданном центре Академии наук, и что получены первые потрясающие результаты.
- «А что, жезл действительно уже в Москве? – удивленно спросил Андрей, переводя взгляд с Марины на Ивана, - как это случилось, если не секрет?»
Иван улыбнулся и покачав головой объяснил, словно зачитав официальный отчет.
- «Жезл, ввиду его особой культурно-исторической и научной ценности находится в специальном хранилище. Организовано его изучение, исключающее как слу-чайное или намеренное повреждение, так и доступ к нему посторонних лиц. Не знаю подробностей, но могу сказать что объём научной и технической информации, полу-чаемой специалистами по мере расшифровки послания, постоянно растёт. По моим сведениям он огромен и уже используется в решении множества практических задач. А в мое распоряжение временно передана копия артефакта для совершения ритуальных действий. Все операции по замене на копию и перемещению жезла в Москву проделал, естественно, Сережа Строгов. Он за тем в том числе и приезжал. Естествен-но, информация об этом не подлежала и не подлежит разглашению, прежде всего, чтобы не беспокоить людей, для которых жезл это святыня предков. Весной обещали его вернуть. Только я в этом сильно сомневаюсь. Крепкий это орешек. Да и без исследования самих «мест смысла» с ним полностью не разобраться. Все это единое целое, а где находится его центр и что это такое, неизвестно. К тому же вещь это привлекательна для криминала и хранить её в пещере или в доме шамана, где замков отродясь не было, больше нельзя».
Иван задумался, нахмурив брови, и несколько минут сидел молча, глядя  в окно, где в свете фонаря роились, опускаясь вниз, крупные снежинки. Затем, взглянув на улыбающиеся лица, сидевших за столом, он тоже виновато улыбнулся.
- «Никак не привыкну к новому образу жизни, от которого когда-то тяжело и долго отвыкал. Вспомнил сейчас про своих друзей четвероногих. Скучаю я, да и боюсь за них. Ванхо, конечно, парень замечательный и способный, но в следующем году он уедет учиться, и звери останутся без присмотра. А без человека, они вряд ли здесь выживут».
- «С кошками надо что-то придумать. Это факт, - сказала Женя, - а как с людь-ми, которым нужен шаман?»
- «Хорошо это или плохо, но люди в нашем поселке все менее серьёзно относятся к традициям и обрядам. Лечатся в основном с помощью современной медицины, хотя и травы не забывают. Стариков, для которых шаман был субъектом особой духовной практики, осталось совсем мало. Так что скоро к духам и вовсе некому будет обращаться. Надеюсь, души человеческие все же не слишком пострадают».
Иван улыбался, но в глазах его можно было разглядеть печаль.
- «А ведь Алон в его душе так и живет, - подумал Андрей, - и это хорошо!»

* * *
Прошел месяц. Снежное одеяло, укрывшее окрестности поселка, стало плотным и толстым, а день совсем коротким. Сегодня, как и в предыдущие дни, погода стояла удивительно тихая, без холодных порывов ветра и несущей снежную пыль позёмки. 
Быстрая громкая трель зяблика прозвучала в утренней тишине тревожно и одиноко. Андрей повертел головой, в надежде увидеть заблудившегося певца, но окружающее монументальное полотно с укутанными снегом соснами было совершенно неподвижно и беззвучно. Постояв несколько секунд и полюбовавшись зимним лесом, он побежал дальше, в сторону поселка, и через несколько минут уже был дома. Душ, кофе, затем ещё одна чашка. Теперь всё, можно звонить.
- «Ну, что, Женечка, как ты? Отпускают? Как там наш Ванечка?»
- «Все хорошо. Поел и спит. А в двенадцать можешь нас забрать, мы домой очень хотим!»
- «Ещё целых два часа! А раньше не отпустят? В общем, я еду».
Андрей быстро оделся и, обернув букет целлофаном, вышел из дома. Выезд из гаража еще утром, до пробежки, он очистил от снега и сейчас машина легко выкатилась на дорогу. Наблюдая за тем как закрываются ворота, он увидел приближающуюся знакомую Ауди. Машина остановилась и из неё выскочили Иван с Мариной.
- «Привет, Андрей! Мы с тобой едем! Я только что с Женей говорила, она поручила мне привезти…». Иван смотрел на тараторившую Марину с такой теплотой, что Андрей невольно подумал, что их союз точно был неизбежен. Наверное, именно про такие союзы говорили прежде, что они заключались на небесах.
С покупками справились на удивление быстро и обе машины выехали на трассу. Зимняя дорога, рассекающая тайгу надвое, была ослепительной. Это относилось как к невероятной снежной белизне, так и к красоте первозданного, хрупкого пейзажа, которым природа явно рассчитывала поразить первых этим утром путников.
- «И каждый раз одно и то же! Зимняя дорога по едва запорошенному асфальту среди монументального, заснеженного соснового воинства, кажется ожившей сказкой, в которой нет ничего привычного; которую следует впитывать всем существом, насыщая себя первозданной энергией», - размышлял Андрей, с трудом удерживая внимание на управлении «Тойотой».
Ворвавшись с шумом в вестибюль клиники, где уже было несколько посетителей, наши друзья повертели на всякий случай головами, но виновницы события, естественно, не обнаружили. До указанного срока было ещё чуть меньше часа и Марина с Иваном уселись на диван, настроившись на долгое ожидание. Иван принялся что-то рассказывать, а Марина не отрываясь смотрела на мужа широко раскрытыми и чуть удивленными, как обычно, глазами. Речь шла о чем-то настолько интересном и даже захватывающем, что развернутый шоколадный батончик в её левой руке оставался нетронутым и кажется начал таять.
Андрей же, тем временем, связался с Женей, но поговорить толком не удалось, поскольку она уже была занята сборами.
- «Думаю, ещё минут пятнадцать, не больше!» - быстро проговорила Женя и отключилась.
Пол-часа спустя радостная компания с драгоценным голубым свертком расселась по машинам, А ещё минут через пятьдесят все уже были дома, где начался основной этап семейной жизни Барышевых.
В супружеской спальне, где сразу расположилась люлька Ванечки, возник тем самым новый смысловой центр, подчинив себе всё остальное пространство не только этой комнаты, но и всего коттеджа. Архитектурное сознание Андрея сразу убедилось в этом, как только в ответ на пронзительный крик Ивана-младшего ноги сами понесли его из столовой в противоположную часть дома. Отныне люлька стала такой же горячей точкой жилища, какой был костер в пещере доисторических предков.
С этого момента в доме начали появляться самые разные предметы, дополняющие его пространство смыслом, который можно было бы обозначить словом «сын». Малыш стал не просто ещё одним членом семьи, которому потребуется в недалеком будущем собственная жилая комната, для Жени и Андрея маленький Ванечка стал символом и реальным воплощением их союза. Питательную среду детского сознания: звучащий, видимый и осязаемый, наполненный эмоциями мир их живых отношений, предстояло теперь закрепить в окружающих формах. И каждая такая форма, от простой игрушки до художественного полотна на стене или иного важного элемента ин-терьера, должна была нести строго определенный, выверенный смысл, обладать реальной духовной ценностью, поскольку ей предстояло стать большим или маленьким кирпичиком в строительстве нового, уникального мира – внутреннего мира их сына.
Обсуждая очередную вещь из окружения малыша, Женя с Андреем отдавали себе отчет в том, что Ванечка ещё не скоро обнаружит её в своем рождающемся космосе и тем более осмыслит по-своему, закрепив в сознании. Тем не менее, они не могли не думать о том, что завтра игрушечный меч может занять место в сознании ребенка в качестве орудия добра, а может и в качестве средства причинения боли другому, позволяющего подчинить его себе. На какое-то время каждая вещь, попадавшаяся теперь на глаза, становилась для них предметом размышлений о её воспитательной, формирующей способности.
Выступая перед коллегами на очередном семинаре, посвященном конкурсным проектам жилых домов, Андрей спокойно и уверенно говорил о том, как маленький мир малыша растет и усложняется, как создает он свое пространство, вовлекая в него все больше новых предметов. Об их форме, о цветах и других особенностях Андрей говорил с позиции как архитектора, так и родителя, опираясь при этом и на небольшой собственный опыт, и на знания, почерпнутые из книг Выготского, Эльконина и других психологов, которыми так увлеклась в последнее время Женя.
Когда прозвучал вопрос о «пространстве любви», Андрей сначала немного задумался, потом уверенно заговорил.
- «Как и содержание самого понятия «любовь», содержание и особенности организации этого пространства неповторимы. Вы снова спросите, что же именно нужно воплощать в художественной форме того или иного пространственного элемента интерьера? Думаю, это всегда будут ваше обращение к любимому человеку. Будь-то музыка или поэтические строки, портрет или пейзаж, может быть ваш поступок, а может образ близкого вам героя или просто друга. Говоря иными словами, пространство любви это воплощенный и воплощаемый в интерьере ваш непрекращающийся диалог с любимым человеком».
Лика, сидевшая прямо перед Андреем и сосредоточенно слушавшая его рассуждения с приоткрытым ртом, сжала губы, затем, подняв руку, громко спросила:
- «Но что же все-таки делать проектировщику, архитектору или дизайнеру?»
- «Если он не является стороной любовных отношений» - добавила Настя, си-девшая рядом с подругой.
- «Мне кажется, человеку, не готовому по-настоящему полюбить другого человека, вообще должно быть очень трудно в нашей профессии, - улыбнулся, глядя Насте в глаза, Андрей, - а что касается работы архитектора, так её много.
Существует безусловная человеческая основа этого чувства - нравственность и альтруизм в отношении к любимому человеку. А это понятия, наполненные общечеловеческим содержанием и определяющие требование гуманизма среды, её антропоморфности. Пространство, как и сами отношения между супругами, выстраивается на вполне определенной культурной основе. Для нас это, прежде всего, история культуры двух фамилий, предшествующая союзу, которая позволяет опереться на интересные, а может и героические факты и персоналии с обеих сторон. Очень интересно найти родовые гербы, другие символы и знаки, возможно цвета,  сохранившиеся реликвии, коллекции и пр. Все это молчаливые до поры до времени свидетели самых разных, зачастую невероятных событий, многие из которых достойны, а порой и требуют художественного воплощения.
Конечно, нелегко работать с разрозненными фактами истории рода, а в наше время они, как правило, именно так и выглядят, к сожалению. Здесь, видимо, нужен союз с историком-литератором, который может, опираясь на собранные факты родословных, написать что-то вроде фамильного эпоса. Затем нужен художник-график, который проиллюстрирует текст, завершив тем самым построение героической картины событий, предшествующих рождению нового члена семьи. А когда материал будет готов, не трудно разработать фамильный стиль, включая герб, логотипы и всяческие символические формы и знаки по заказу хозяев… И только потом, на полученной основе, можно браться за дизайн-проект интерьера жилища, прежде всего, пространства любви, которое далее будет постоянно совершенствоваться.
О размещении этого пространства в структуре жилища мы уже говорили, когда строили концепцию супружеского блока. Вот и всё, собственно, что я хотел сегодня рассказать. Добавлю лишь, что ко многим выводам, которые я сейчас озвучил, мы пришли вместе с Женей и что наша работа по осмысливанию процесса строительства пространства жилища продолжается. И ещё, как вы конечно знаете, наш постоянный консультант и удивительный эксперт по жизненным проблемам Иван, как взял нас всех на буксир, так и тянет вперед и вперед.
Теперь несколько слов о конкурсных проектах. Самое интересное во всех предложениях, это безусловно ядро жилища, его основа, получившая название «супружеский блок». Его и её личные пространства, условно названные кабинетом и будуаром и расположенные с противоположных сторон, фактически определяют собой два полюса «мужской» и «женский». Это отлично, но этот архитектурный ход не по-лучил дальнейшего развития в структуре представленных жилых домов. А дело в том, что содержательная основа нашей работы не включает, например, развитого представления о половом воспитании. Между тем, проблема очень острая и требует серьёзной проработки. Исторический, в том числе архитектурный опыт, кстати, содержит множество подходов и форм такого воспитания. Чего стоит хотя бы «бабий кут» в традиционной крестьянской избе, если с ним разобраться.
Ну, и самая важная сегодня проблема. Я имею в виду образовательную функцию, значение которой сохраняется на всех этапах жизни человека, а значит и на всех уровнях формирования жилища. В решении этой проблемы тоже есть чему поучиться у архитекторов даже относительно недалекого прошлого. Посмотрите, например, с этой точки зрения архитектуру русской усадьбы 18-19 веков и крестьянское жилище тоже не забудьте.
Еще в самом начале работы Центра мы допускали, что проблема жилища может оказаться много сложнее и потребует больше времени, чем планировалось. Практика подтвердила эти опасения. Естественно, мы не можем ни прервать, ни существенно ускорить поисковую часть работы. Но нам придется разделить силы и сформировать две группы, которые начнут готовить концептуальную основу для специального образовательного и градостроительного направления. В первом случае речь идет об общеобразовательной школе, во втором о градообразующей основе и концепции малого поселения нового типа.
Предложения по составу рабочих групп прошу подготовить ко вторнику. Настя, займись этим, пожалуйста. И свои соображения по градостроительному направлению тоже в краткой форме. По образовательному направлению…»
Андрей задумчиво осмотрел зал, но никто из присутствующих не готов был ответить на очевидный вопрос. Заниматься школой было очень интересно, но теперь требовалось не просто участие в боевых дискуссиях местного значения, которых состоялось уже немало вначале. Нужно было предлагать обоснованные решения сложных и не только архитектурных вопросов, двигаясь по пути совсем не характерном для современной проектной практики.
Как всегда в сложных ситуациях выступил Иван. Поднявшись и не торопясь поправив галстук, он посмотрел на Марину, которая кивнула ему весело улыбаясь.
- «Мы с Мариной и Ликой можем предварительные соображения сформулировать по школе, если нет возражений. Работу в этом направлении мы начали и, похоже, что-то интересное уже наметилось».
- «Ну, что же, отлично! Пусть так и  будет. Значит в будущий вторник собираемся двумя группами и смотрим соображения, предложения и планы действий. Договорились? Шура, по сегодняшней работе отчет тоже давай ко вторнику.
И всем думать, рисовать, готовиться по озвученным вопросам и выступать!»

Выходные дни были заполнены разными домашними делами, так или иначе связанными с новым этапом в жизни Андрея и Жени. Причиной и одновременно целью их хлопот и стараний был, конечно, Ванечка. Как положено он набирал вес и силу, голос его становился всё требовательней и громче. Особенно убедительно он звучал ночью, когда сон только успел принять уставших родителей в свои сладостные объятья и пытался изо всех сил удержать свои сползающие с кровати добычи. Ещё толком не проснувшись, Женя уже держала на руках сына, который, впрочем, быстро успокаивался, ожидая когда его перепеленают или совершат другие, обычные манипуляции. Что именно требовалось в каждом случае, Женя определяла безошибочно Проделав все необходимое, она брала притихшего ребенка на руки и нежно прижав к груди что-то рассказывала ему спокойным тихим голосом. Затем передавала сына отцу. Андрей какое-то время носил укачивая малыша на руках, затем осторожно укладывал его в люльку и сам медленно возвращался в кровать. Наслаждаясь тишиной, совсем не нарушенной ровным дыханием Жени, и продолжая непроизвольно ловить все звуки, доносящиеся со стороны люльки, Андрей тонул в инобытии сна, погружаясь в очередную невероятную реальность.

 - «Нет, вы нам объясните, на что вы тратите государственные деньги! - требовал, обращаясь к Андрею, сидевший за столом крупный и вальяжный человек без лица, - За какие ценности вы боретесь и какая в итоге будет получена прибыль! И кончайте эти ваши разговоры про нравственность. Мы тут тоже с дипломами и тоже за нравственность и за Россию молимся. Только мы при этом деньги делаем. Для государственной казны. Вот и отчитайтесь!» Человек без лица поднялся с победным видом и повернувшись спиной пошел прочь. Вслед за ним стали уходить другие люди, от которых зависела жизнь лаборатории, и растерянный Андрей пытался обратиться к кому-нибудь из них, но никак не мог поймать хоть один косой взгляд, которыми те обменивались, быстро удаляясь и растворяясь в сыром холодном тумане.
- «Андрей! – вдруг услышал он спокойный и какой-то теплый голос, и ощущение беспомощности, возникшее под действием то ли тумана, то ли странного поведения комиссии, сразу исчезло, - Андрей! – голос как теплое одеяло окутывал и убаюкивал. И вдруг, враз проснувшись, Андрей открыл глаза.
- «Андрей, ты всё проспишь, - мягкий голос Жени звучал негромко и бережно, возвращая его к действительности, - звонил Иван, просил тебя подойти в Центр к десяти. Если я правильно поняла, вас обоих хочет видеть Леший в связи с приездом ка-кого-то типа из Академии наук».
Наскоро приведя себя в порядок и собравшись, Андрей отправился в Центр. На улице было снежно и холодно. Поземка тщательно вылизывала поверхность тротуара под ногами, делая её ещё более скользкой, а ветер толкал в спину, то ли подгоняя, то ли пытаясь сбить с ног.
- «Интересно, - подумал Андрей, - как в такую погоду можно добраться до поселка? Что-то Женя не так поняла, наверное. Да и зачем эта странная проверка имен-но сейчас, в конце года?». Никаких объяснений в голову не приходило, как и тогда, когда Леший предупреждал их с Иваном заранее.
Стряхнув с себя снег и оставив в гардеробе пуховик, Андрей глянул на часы, показывавшие девять сорок, и по привычке подошел к стенду со свежими архитектурными и дизайнерскими идеями и концепциями сотрудников Центра. В верхнем правом углу пробкового поля расположились аккуратно приколотые листы формата А3, которые привлекли внимание Андрея.
Первый лист был посвящен структуре образовательного учреждения, построенной на основе возрастной стратификации. Были выделены основные этапы и ритуальные пространства, связанные с переходами на следующие возрастные ступени. Выразительными пиктограммами были обозначены четыре основные группы участников образовательного процесса: первая изображала маленьких сверстников, вместе движущихся в одном направлении; вторая старших и идущих следом младших и третья маленького и большого человека, векторы развития которых направлены навстречу друг другу и последняя, четвертая, разнополый и разновозрастный, как было написано, многофункциональный коллектив. Ещё были какие-то элементы схемы с мелко написанными пояснениями, чтение которых Андрей отложил на потом.
Ниже, на втором листе красовалась выразительная структурная схема комплекса, объединяющего образовательные объекты разных ступеней: от яслей до какого-то, видимо высшего образовательного звена, включённого в сложную, но не расшифрованную на схеме структуру. Все они были последовательно расположены по оси взросления и обособлены друг от друга.
Третий и последний лист был посвящен поселению, основу планировочной структуры которого составлял культурно-образовательный центр. В этом и была главная принципиальная особенность поселения, создаваемого, как было написано, на базе производства Человека. Культурно-образовательный комплекс на схеме был объявлен основным градообразующим фактором. Особенно интересным здесь был собственно общественный центр, но разбираться со схемой уже не было времени и Андрей с сожалением оторвал взгляд от последнего листа.
- «Ну, как тебе наши картинки? – прозвучал за спиной голос Ивана, - есть мысль?»
- «Да у тебя по другому и не бывает, - с удовольствием констатировал Андрей, пожимая другу руку, - хорошие схемы, выразительные и понятные. Марина рисовала?»
- «Они вместе с Ликой весь день вчера старались. Умницы девчонки! Я в основном смотрел и слушал как они генерировали новое образовательное пространство».      
- «Скажи ещё, что ты вообще в работе не участвовал и идеи здесь не твои!»
- «А ведь ты действительно не прав. Конечно, и я участвовал, и многие мысли давно зрели в лаборатории, но девочки сами кучу замечательных вещей придумали».
- «Ну, что же, отлично! А что за паника сегодня? Чего Леший от нас вдруг захотел?»
- «Ты знаешь, Андрей, во-первых, не вдруг, учитывая его настойчивые напоминания про идеологию. Во-вторых, речь явно идет не о банальной комиссии, а о чем-то совсем другом. Леший позвонил мне ни свет, ни заря и сначала снова стал шутить про идеологию, а потом пригласил к себе для разговора с важным человеком из центра. Так и сказал, отказавшись что-либо уточнять. Попросил позвать тебя и неожиданно добавил, что готовиться ни к чему не нужно и документы никакие не нужны. Велел заходить в кабинет без предупреждения. Опоздания в пределах пятнадцати минут объявил допустимыми.
И что ты обо всем этом думаешь?»
- «Да кто его поймет, нашего Лешего! Вероятно что-то полезное, но к чему интрига?»
В светлой и просторной приемной было пусто: ни секретаря, ни посетителей. Из-за закрытой двери доносился директорский смех. Андрей взялся за изящно изогну-тую бронзовую ручку, но дверь в этот момент распахнулась, выпустив из кабинета раскрасневшуюся Юнну Марковну.
- «Доброе утро! Заходите, - весело приказала она, - вас уже ждут».
Андрей с Иваном осторожно вошли в директорский кабинет, заинтригованные и совершенно не понимающие, чего ожидать.
Зрелище, на первый взгляд, не было оригинальным. Леший, стоя на любимом месте у окна и по обыкновению энергично жестикулируя, что-то рассказывал гостю, сидевшему за столом. Это был крупный мужчина в хорошем темно-сером костюме, лица которого вошедшие не могли видеть.
- «Ну, наконец-то! Проходите и знакомьтесь». Сказав это и протянув руку в сторону гостя, Леший замер. Гость обернулся и легко встал. Широкая улыбка и знакомый бас повергли наших друзей если не в шок, то в состояние полной растерянности. На них с улыбкой смотрел Леший номер два, хотя теперь было неизвестно, кто из них какой номер!
- «Плешин Василий Иванович, старший брат вашего директора, - прогудел двойник, представляясь, - вот, приехал к вам за помощью».
- «Ну да, старше на одну минуту, - подтвердил Леший и представив Андрея и Ивана, продолжил, - садитесь, мужики. Разговор у нас не короткий будет и решение предстоит принять не простое. Вам кофе, чай?, - спросил он вновь прибывших, а затем крикнул через приоткрытую дверь, - Юнна Марковна, ещё два кофе, пожалуй-ста!».
Гость Лешего, он же его брат-близнец, приехавший из Москвы два дня назад, оказался в прошлом учителем физики, затем получил диплом психолога, а теперь стал серьёзным управленцем, занятым инновационными проектами в области общего образования. В последнее время в сфере его ответственности оказались проекты, находящиеся под пристальным вниманием аппарата президента страны. Анализ многочисленных инициатив, который он провел с помощью специалистов, разных как по опыту и профессии, так и по принципиальным взглядам на проблему, показал, что ситуация здесь выглядит не слишком перспективно, несмотря на финансирование. Существовало и росло серьёзное расхождение во взглядах на цели и задачи самого образования как между авторами и инициаторами различных проектов, так и в среде мудрых экспертов. И дело было вовсе не в методиках обучения, хотя и здесь согласия не было, а в представлениях о самом способе и смысле развития учащихся в современных условиях.
Мощная сила, опирающаяся на зарубежный опыт, при поддержке большинства отечественных носителей «экономического сознания», борется за цифровизацию и множество ультрасовременных способов вбивания информации в детские головы. Основная проблема в их понимании, это финансирование. Их оппоненты, плохо разбирающиеся в современной рыночной экономике и гаджетах, настаивают на том, что вся эта цифровизация, вместе с дистанционными формами обучения, ЕГЭ и т.п. – не стоят одного хорошего учителя. Живое общение с педагогом – носителем человеческой культуры, есть безальтернативная основа школьного образования. Только связанные с живым общением формы образовательной деятельности, в которые активно вовлекаются и педагоги, и разновозрастные учащиеся, способны спасти нашу школу и уберечь детей от нравственной и интеллектуальной деградации. Основа школы это не техника и финансы и не администрация, хотя все это нужно, но разновозрастный коллектив учителей.
Сам Василий Иванович считает, что противоречие между сторонниками разных подходов к образованию, вряд ли может быть разрешено в текущем диалоге не слышащих друг друга управленцев. Тем более, что основание разногласий лежит значительно глубже.
- «И вот не просто глубже, - гудел двойник Лешего, - но в той области, где все сегодня вовсе не так ясно, как кому-то кажется или как хотелось бы. Я имею в виду, конечно, общественные ценности и все те культурные ориентиры и опоры, без которых невозможно строительство ни полноценной личности гражданина, ни самой школы.
Есть сегодня суррогаты таких ценностей, - прежде всего «прибыль» и все то, что ей способствует, превращая человека в устройство по её производству. Но ведь историческое время царствования капитала, его превосходства над человеком, похоже, подошло к концу».
Гость замолчал, размышляя, затем пригладив пятерней и без того хорошо лежащие жесткие короткие волосы, каким-то почти веселым тоном продолжил:
- «Ещё вот людям религиозным и искренне верующим тоже просто, тем более, что изучать богословие больше не обязательно и ломать голову над «онтологическим аргументом» тоже ни к чему. Жизненный ориентир задан образом всевышнего и ни к чему иному стремиться не обязательно. Главное не сомневаться.
А я как вспомню историю с человеком эпохи Возрождения, так вот сразу и впадаю в ересь, поскольку в образе творца начинаю различать черты Леонардо».
Василий Иванович усмехнулся и замолчал, но тишина кабинета оставалась до краев наполненной низкими и эмоционально напряженными вибрациями его голоса. Несколько минут все размышляли над сказанным. Затем снова заговорил Иван.
- «Главную проблему образования, о которой идет речь, все же пытаются решать. Но мне кажется, что попытки соединить потребительскую мораль с христианской нравственностью, которую мы сейчас наблюдаем, можно сравнить с попыткой практически решить основной вопрос философии. Хорошо бы было, если бы на эту политику нашелся свой Спиноза. Может тогда стало бы понятно, что душу из тела вышибить можно, а вот вернуть назад уже нельзя, ибо единственным результатом остается труп.
Это я, в том числе, про религиозное образование в условиях рыночных отношений у нас в стране».
Василий Иванович слушал Ивана с интересом и видимым напряжением, стараясь не потерять мысль. Иван же говорил спокойно, временами умолкая и задумчиво глядя перед собой, затем вновь оживая и продолжая рассуждение.
- «Нельзя, конечно, отказываться от всей совокупности современных технических средств и научных инструментов, позволяющих повысить эффективность учебного процесса, подобно тому, как нельзя лишать человека нормальной полноценной пищи. Но важно учитывать, что в определенном смысле весь поток научной информации, обрушившийся сейчас на головы учащихся это тоже всего лишь пища, которую надо научиться переваривать. Конечно, это требует и заслуживает усилий, но нужно же понимать главное -  никакая пища, включая информацию, не научает человека быть человеком!
Робот, как высшее воплощение научного знания, может не только заменить «человека-исполнителя команд», - он для того и создан, - но в состоянии даже изготовить другую машину. Думаю, недалеко то время, когда он будет не просто обрабатывать научную информацию в невообразимых для нашего сознания объемах и с невероятной скоростью, но и воплощать в физических материалах все, что позволяет накопленный научный потенциал, включая себя самого. И именно это сегодня пугает многих людей, публично рассуждающих об искусственном интеллекте, способном превзойти человеческие возможности.
Я бы, конечно, мог просто сказать, что это чепуха, на которую не стоит обращать внимания. Но здесь высвечивается проблема, которую уже нельзя игнорировать. А дело, на мой взгляд, в том, что постоянное выхолащивание непосредственного, свободного человеческого общения, прежде всего, в сфере образования, уже приводит к разрушению образа жизни детей и молодежи. Гипнотизирующее воздействие науки с её феерическими достижениями создает видимость её достаточности в формировании сознания подрастающего поколения. И этой иллюзии поддаются сегодня не только малообразованные и неискушенные люди, но даже те, кто по всем признакам, включая высокие должности и общественное положение, должен демонстрировать мудрость и культуру. – здесь Иван тяжело вздохнул и безнадежно махнув рукой, продолжил - В результате, забитые наукой люди живут в иллюзии творческой свободы и при этом конечно боятся роботов, которые начинают их обгонять. Реально обгонять во многих отношениях!»
- «И правильно делают, роботы» - буркнул Леший, с интересом наблюдая за реакцией брата на рассуждения Ивана. При всей видимой легкости отношения директора к происходящему, в его поведении все же чувствовалось напряжение. Реакция умного и опытного брата его явно беспокоила.
Иван слегка кивнул и добавил «Не роботы превращаются в людей, ещё более совершенных, чем мы, а люди, в которых вколачивают всё больше знаний, сами при-обретают качества роботов, взамен истинно человеческих способностей, которые теряют! Все эти молодые и талантливые роботостроители, к сожалению, тоже всего лишь исполнители, хоть и нового, более высокого уровня. И их соревнование с роботами будет, видимо, не долгим, - вытеснят их машины, но это будет поражение не Человека, а специалиста в области робототехники!
Порывшись в своей записной книжке в истертом кожаном переплете, он отыскал и с чувством зачитал выписку из «Записок из подполья» Достоевского: «дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти». И вот ещё: «Господи боже, да какое мне дело до законов природы и арифметики, когда мне почему-нибудь эти законы и дважды два – четыре не нравятся? Разумеется, я не пробью такой стены лбом, если и в самом деле сил не будет пробить, но я и не примирюсь с ней по-тому только, что у меня каменная стена и у меня сил не хватило". А что бы, интересно, написал Федор Михайлович сегодня?»
Андрей, который до сих пор в основном поддерживал позицию Ивана, просто кивая и вставляя периодические реплики, решил теперь перехватить инициативу. Он повел речь об общественных ценностях в античной Греции, о пайдейе и о воспитании стражей в «Государстве» Платона. Иван и московский гость живо поддерживали беседу. Когда с греками в основном разобрались, Андрей открыл новую тему.
- «Знаете, о чем я сейчас подумал. Борьба религиозных аскетов с проявлениями тварной природы человека в ожидании божественной благодати была проиграна в эпоху Возрождения. Осознание того, что греховная «плоть» не менее важная сторона человека, чем его душа, сопровождалось тогда не столько потерей духовной чистоты и веры, сколько обретением человеком внутренней целостности и вспышкой той творческой свободы, которая воплотилась в бессмертных творениях Леонардо, Рафаэля и других великих мастеров.
Как назревало это кардинальное, революционное изменение в европейском со-знании можно проследить даже по текстам мыслителей того времени. Вот, например, Пико делла Мирандола в «Речи о достоинстве человека», ссылаясь на свидетельства Моисея и Тимея, подчеркивает как принципиально важные такие слова всевышнего Отца, Бога-творца, сказанные Адаму:
 «Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные».
Я только вчера вечером читал «Речь..» и эти слова запомнились…
Понятно, почему, устремляясь на разных этапах развития то к высокой христианской духовности, как в эпоху средневековья, а то к утилитарно-телесной стороне жизни, как в эпоху капитализма, и декларируя приверженность новому идеалу, европейское общество активно отвергало противоположную сторону. Но сегодня! – воскликнул Андрей, глядя прямо в заинтересованные и лучащиеся какой-то веселой энергией глаза гостя, - Когда, кажется, любой образованный человек в состоянии понять, что разрыв между «душой и телом» в масштабах культуры губителен как для отдельного человека, так и для целого народа, идея целостного творческого человека, вопреки логике всей совокупности нужных обстоятельств, никак не может занять положенное место на пьедестале общественного идеала. Или я не прав, и все это совсем не так очевидно?».
- «Вот-вот, Андрей Степанович, - энергично подтвердил гость, - это вы исключительно точно подметили. Не просто «не очевидно», но лежит где-то далеко за пре-делом видимого и значимого, если хотите, за гранью очевидного. Ребенок, умеющий хорошо считать и решать задачи, например, всегда считался большинством родителей умным, а то и талантливым. А если при этом он не любил литературу, не интересовался искусством и избегал общения со сверстниками, это относили к странностям, свойственным людям одаренным. Подобный образ жизни ребенка даже поощрялся, но дальнейшая судьба его мало кого кроме родителей интересовала. А уж если сегодняшний учащийся на ты со школьной математикой, увлекается информационными технологиями и роботостроением, то на прочих смертных он уже смотрит с легким сожалением. Не лучше ситуация с будущими художниками или юными служителями Мельпомены. Так называемая профессиональная ориентация, особенно на ранних стадиях обучения, оборачивается тем, что человек вступает во взрослую жизнь с несформированными, и уже потому уродливыми представлениями о мире и неполно-ценной жизненной позицией. А значит его человеческий потенциал несравненно ниже, чем мог бы быть. Идея престижа и будущего материального достатка ребенка, вытесняет из сознания родителей все прочие соображения, а система образования, не имеющая ни главного ориентира развития, ни опоры в виде системы общественных ценностей, ничего не может противопоставить такой позиции, чтобы защитить ребенка от идеологии продажности, утверждаемой на каждом шагу через лживую рекламу и прочие медиа средства».

- «Чего стоят только детские конкурсы певцов, - добавил Леший, - эти феерические ристалища, где на радость шоуменов сталкиваются слабенькие и ранимые детские психики, и где победитель тонет в лучах славы, а проигравшие остаются там, внизу; где и те и другие получают психологические травмы, сопряженные как правило с нравственными потерями.
Знаете, что мне сейчас пришло в голову. Доказывать что-то людям, которые либо не могут понять, либо не хотят слышать, то, что отлично от их собственных убеждений, бесполезно. Нужно предложить хорошо обоснованный проект и добиться его широкого обсуждения. Мы, конечно, что-то похожее и пытаемся изготовить, но здесь речь идет не о детально проработанном архитектурно-строительном решении, вычищенном и выглаженном под требования и пожелания разных начальников и инстанций, а о концепции, в которой открытым текстом и без маскировки изложены все принципиальные положения. Да! Я думаю, нужна одна единственная концепция поселения, но охватывающая все основные аспекты проблемы Человека. Причем не очередная Утопия, но решение конкретных, жизненно важных и правильно поставленных проблем!»
Василий Иванович пристально и сосредоточенно посмотрел на брата, затем обвел взглядом присутствующих и поднявшись медленно подошёл к окну. Набиравший силу ветер швырял в стекло хлопья снега, ещё беззлобно и скорее игриво, но было уже ясно, чего ожидать в ближайшие часы. Стояла долгая сибирская зима, холодная и снежная.
Видимо, приняв для себя какое-то решение, Василий Иванович вернулся за стол и совсем серьёзно заговорил, глядя на большую пепельницу с директорского сто-ла в виде забавного сидящего медвежонка с большой лоханкой в лапах.
- «Думаю, мы все здесь понимаем, что пока речь шла об архитектурно-строительных и дизайнерских чертежах и рисунках, по которым можно строить прочные и красивые дома, кварталы и целые поселения, вы оставались в сфере скорее эстетических, чем общественно-политических оценок. Но теперь мы собираемся не просто выйти за профессиональные рамки, которые в вашем случае и без того были серьёзно раздвинуты задачами эксперимента, но переступить черту, за которой наступает совершенно иной уровень ответственности».
Василий Иванович сделал паузу, которой воспользовался Андрей, вспомнивший разговор с директором перед приходом в лабораторию Ивана. Тогда тоже звуча-ли предостережения.
- «Действительно, мы здесь все всё понимаем. И именно поэтому для меня совершенно очевидно, что мы должны и будем говорить и делать то, что нужно сегодня для спасения культуры нашего народа. И это не просто высокие слова, но боль, с ко-торой, как я думаю, мы все живем. Главное, что не только каждый из нас не одинок, но у нас есть единомышленники и союзники, готовые идти вместе с нами. И мы сделаем проект, - твердо сказал Андрей. - Это будет модель «горячей точки» антропоген-ной цивилизации, пространство производства Человека – полноценного субъекта культуры, а не суеверного программиста…» - здесь Андрей остановился, так и не за-вершив, из гуманных видимо соображений, определение нового героя нашего времени.
- «Честно говоря, я не сомневался, что вы примите подобное решение и теперь рад, поскольку сам на вашем месте поступил бы также, – тихо заговорил Василий Иванович, - в то же время, слушая ваши сегодняшние рассуждения, я пытался понять, к чему мы все можем завтра прийти, следуя в проекте логике, которой вы похоже уже подчинили собственные жизни.
Наверное, я лучше вас представляю себе все те силы, которые ни при каких обстоятельствах не будут вашими, вернее, нашими союзниками. И борьба с ними не будет простой, поскольку у них есть деньги, а значит власть. Но хочу верить, что опираясь на культуру, на людей ещё не продавших свои души, - а таких миллионы в Рос-сии, - мы все же пробьём брешь в их обороне».
Лицо московского гостя выглядело устало, но ставшие резкими черты выдавали  суровый характер сильного и мудрого человека.
«В Москве не все люди похожи на Буцаева-Бульдо и есть немало мыслящих и порядочных людей, которые нас поддержат. В нужное время я их подключу. И ещё, эта работа должна быть сделана во-первых, быстро и, во-вторых, без нарушения основных рабочих планов Центра. Деятельность вашей организации уже вызывает тревогу определенных людей, и связано это не столько даже с содержанием ваших отчетов, сколько с царящей здесь атмосферой.
Впрочем, вам не следует об этом особо беспокоиться, заботу о вашем статусе я теперь взял на себя. Но здесь, в этом гостеприимном месте, я сейчас, кстати, неофициально, просто приехал брата проведать».
Василий Иванович вдруг улыбнулся, задорно хохотнул и сменив тему вместе с выражением лица, потребовал подробного рассказа о таинственном «месте смысла» и посохе Алона, о котором теперь столько слухов.
Иван с некоторым удивлением посмотрел на Лешего и уже собрался спросить, почему он сам не рассказал брату о местных достопримечательностях, но в последний момент передумал и начал с далеких событий, предшествовавших странному ЧП с автобусом.
К середине дня беседа закончилась. Иван с Андреем попрощались с гостем, условившись встретиться через два дня, перед отъездом Василия Ивановича.
Андрей вышел из здания Центра и сразу окунулся в круговорот снежной мишуры. Было не холодно и прятаться за воротник и кашне приходилось лишь от назойливых снежинок. Сугробы были ещё не очень большими, но они на глазах округлялись и росли, грозя совсем заполнить улицы и дворы. Напуганные непогодой, автомашины забились в гаражи и под навесы, а запорошенные  дороги выглядели заброшенными и забытыми…
- «Завтра с утра, если погода успокоится, буду кидать снег, - с удовольствием подумал Андрей, - иначе не выехать».
В доме было тепло и уютно. Из-за закрытой двери спальни едва доносились тихие звуки счастья. Андрей осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. Ванечка стоял в манежике, держась за Женину руку и весело повизгивал. Потянувшись за погремушкой, он шлепнулся на мягкую подстилку и тут же, кряхтя, снова потянулся к руке матери. В этот момент в поле зрения его попал Андрей. Ванечка на мгновение замер, затем обрадованно пискнул и протянул к отцу руки. Женя подняла сына и оба они оказались в сильных мужских объятьях.

Когда вечером малыш наконец уснул, Женя опустила голову на подушку, ожидая, что и её сон тут же унесёт прочь из этой реальности. Однако мысль, тревожившая её все последние дни, снова вернулась, прогнав подступавшее забытье.
- «Андрюша, - осторожно позвала мужа Женя, - ты уже спишь?» Голос её был тихим и немного жалобным и наверное именно эта нотка заставила Андрея вернутся к реальности и встревожено посмотреть на жену.
- «Что-то случилось, милая? Ты плохо себя чувствуешь?»
- «Нет, нет! – успокоила его Женя, - я просто хотела рассказать тебе, что уже несколько дней пытаюсь сделать то, что по нашему с тобой убеждению, так важно для нашего сыночка. Я пытаюсь понять, чем наполнено наше пространство любви. Ведь оно же есть, правда? »
- «Ну, конечно! Оно заполнено тобой!»
- «Нет, это не правильно. – Возразила Женя -  Это же пространство двоих, ты сам знаешь!»
- «Да, но все хорошее, что я вижу, это ты, твои глаза, твои руки. Я здесь, в лучшем случае, рама к твоему портрету!»
- «Андрюш, ну я же серьёзно!» - с ненастоящей обидой прошептала Женя, устраиваясь на равномерно колышущейся широкой груди мужа, и сладко заснула.
Ночь оказалась удивительно тихой и спокойной. Даже маленький Ванечка почти не просыпался, и Жене удалось выспаться, что было редкой удачей в последнее время. Погода к утру тоже угомонилась, смахнув с неба облака и обнажив торжественный и неподвижный небосвод.
* * *

Иван по многолетней уже привычке встал рано, когда на часах ещё не было пяти. Спортивный костюм, шапочка и кроссовки одним своим видом повышали тонус и улучшали настроение. Тихо, чтобы не разбудить Марину, он вышел из дому и замер. Но не потому, что застрял в глубоком сугробе, этого он ожидал, а потому, что ещё почти черное и одновременно бесконечно прозрачное небо полное звезд, кажется, опустилось на землю и теперь наполнило все вокруг. Серебрящаяся черная бесконечность выглядывала даже из окон и клубилась по закоулкам. Это была очаровательная сказка, которой можно было не просто любоваться, её можно было вдыхать всей грудью и всем сердцем, глотать, ощущая первобытную чистоту и свежесть.
Почувствовав заползающий под одежду холод, Иван стряхнул с себя оцепенение и попрыгав на месте, чтобы согреться, энергично побежал к калитке, а затем по улице в сторону рынка. Обычный маршрут Ивана вел к дому, где теперь жил юный Ванхо и где утром, в теплой прихожей, его всегда поджидало хвостатое семейство. Если в обычное время Иван не появлялся, кошки возвращались в комнату молодого хозяина. А после того, как тот просыпался и кормил их, все семейство дружно отправлялось в пещеру на весь день, а иногда и на ночь. Наверное, кошки грустили без своего хозяина, но ничем не выдавали своих чувств, кроме неизменно совершавшего-ся обряда ожидания.
Иван то и дело увязал в глубоком снегу и добравшись до рынка, остановился передохнуть. Бежать дальше по таким сугробам не имело смысла и он потрусил назад, размышляя о вчерашней встрече и о принятых на себя обязательствах. До сих пор они с Андреем, да и все остальные сотрудники Центра размышляли и спорили о многих острых проблемах жизни общества, не оглядываясь и не задумываясь о результатах столкновений с теми, кто не разделял ни их взглядов на сегодняшнюю жизнь, ни их представлений о будущем, к которому были устремлены их усилия. Приезд последней комиссии лишь слегка нарушил привычным порядок жизни, не став серьёзным испытанием. Разговор же с братом директора и опасения, которые тот не скрывал, заставили ещё раз задуматься о решении открыто выступить со своей концепцией и моделью. Социокультурная конструкция, которая давно вызревала в сознании многих мыслящих ребят, и постоянно обсуждалась с разных сторон в коллективе,  вполне могла стать инструментом, а вернее даже оружием в борьбе с сильным противником. Нет, не с научными и творческими оппонентами, а с людьми, как правило благополучными и этим благополучием не желающими рисковать. С большой степе-нью вероятности можно предполагать, что это государственные функционеры, для которых понятие «экономика страны» и представления о её сложившихся в стране формах были тесно связаны как с западным, прежде всего американским образцом, так и с представлением о личном жизненном успехе. Любые попытки что-либо качественно изменить в существующей ситуации вызывали не просто настороженную, но по существу враждебную реакцию с их стороны. Особенно если речь шла об изменениях фундаментальных, касающихся основ государственного устройства. Сохранялись, судя по всему, и другие силы. Это были люди из числа тех, кто в эпоху перестройки активно и весьма профессионально занимался разрушением системы образования и других механизмов воспроизводства культуры общества, на уничтожение которого и были направлены их усилия.
Вернувшись домой и убедившись, что Марину будить ещё рано, Иван предался любимому зимнему занятию с широкой лопатой. Сугробы перед входом в дом быстро отступали, а настроение Ивана становилось все более боевым. Намахавшись от души, он с удовольствие шел к дому по чистой дорожке, размышляя о своей жизни, которая так резко изменилась за последнее время и похоже не намерена была останавливаться. Концепция и модель «горячей точки» обещала стать определенным итогом всех его многолетних усилий, направленных на постижение природы человека. Возможные неприятности, будучи осмысленными и принятыми к сведению, уже не особо его не тревожили; Беспокоили скорее наименее искушенные, молодые участники мозгового штурма, на судьбах которых могли отразиться планируемые действия.
- «Иван! - голос Марины, неожиданно прозвучавший из открывшейся двери, заставил его вздрогнуть, - тебе Кирилл звонил, спрашивал, когда ты появишься. Говорит, вы договаривались что-то обсудить».
Иван забежал в дом, быстро захлопнув за собой наружную дверь, и сбросив запорошенную снегом куртку, обнял жену, кутавшуюся в красивый длинный халат, на-поминающий кимоно.
- «Спасибо, милая! Я действительно запамятовал о встрече с Кириллом, но в Лабу собирался прийти сегодня пораньше, так что мы в любом случае бы увиделись. Он у нас готовится быть «адвокатом дьявола» в работе над концепцией. А какие у тебя сегодня планы?»
- «Тоже собиралась пораньше сегодня выйти, до Барышевых добежать. Мы с Женей собирались с утра опять о семантике поговорить, - не всё пока получается. Потом в мастерскую, конечно, порисовать нужно кое что из плановых работ. Последнее время немного выбилась из графика».
Минут двадцать спустя, Марина уже спешила к Жене, а Иван шел в сторону Центра, размышляя о роли Кирилла, которого он знал далеко не так хорошо, как Андрея. Впечатление о его серьёзном и рассудительном заме сложилось в основном во время их первого знакомства и было очень хорошим. Но Честно говоря, он никак не мог представить Кирилла в роли оппонента с его геологическим и инженерно-строи-тельным образованием и обширными знаниями в области современной экономики. Правда, Андрей уверял, что с Кириллом все не так просто, и что он не только умен, но и неплохо образован в гуманитарной области.
- «Ну что ж, посмотрим, - размышлял Иван уже поднимаясь по лестнице, - и дай бог, чтобы Андрей был прав, поскольку человек, знающий и понимающий «экономических людей» и при этом мыслящий, - сейчас очень кстати».
 Лаба была почти в полном составе. Иван с удивлением глянул на часы и убедившись, что до начала рабочего дня еще есть время и что он не опоздал, направился к столу Андрея. Кирилл стоял сложив руки на груди и спокойным голосом объяснял шефу, почему не согласен с его утверждением. Речь, конечно, шла об экономике…
- «Нет, Андрей, я вовсе не утверждаю, что рыночные, экономические отношения и ценности будут всегда играть ту же роль, что и сегодня. Но нужно понимать, что просто игнорировать экономические реалии даже в проекте сегодня нельзя. Это все равно, что предложить верующему человеку развернуться и вместо храма пойти в цирк. Нужно не просто время и аргументы, нужна альтернатива всему сложившемуся механизму общественного устройства. Я понимаю, что вам не нравится, когда элементарными условиями жизни, необходимыми каждому гражданину, распоряжается не государство, для того и созданное, а торговцы, извлекающие прибыль и из человеческих нужд, из страданий, и даже из самой смерти. Поверь, мне это тоже совсем не по душе. Но что вы можете предложить взамен, если так нынче живет весь мир? Обо-рвать все торгово-экономические связи, оторваться от мировой финансовой системы, уничтожить свою и закрыть границы? А внутри страны что после этого будет? К натуральному хозяйству вернемся? А как землю делить? А кто не умеет или физически не в состоянии её обрабатывать, что с ними делать? И кто сможет управлять всем этим процессом? Кажется, я ни разу не слышал от вас рассуждений на эту тему.
Конечно, мы уже много чего можем производить сами. Но ведь далеко не все! И никакое государство в нашем мире не живет без обмена ресурсами и продуктами с другими. Глобализация это вещь необратимая и опирается она пока в основном на торговлю и деньги!».
Иван остановился неподалеку от беседующих, чтобы не прерывать монолог Кирилла, и с некоторым удивлением слушал его рассуждения. А встретившись взглядом с Андреем обменялся с ним едва заметными знаками одобрения.
 - «Добрый всем день! А правильно ли я понял, - спросил Иван, подойдя поближе и обращаясь к Кириллу, - что при известных обстоятельствах извлечение прибыли из страдания сограждан может быть неким образом оправдано? Иначе говоря, что существуют в обществе более значимые ценности, чем этот самый страдающий человек, который может пока потерпеть. Ну, если может, конечно».
- «Ну, вот, - воскликнул Андрей, - не успел появиться, как сразу наехал на одинокого, но гордого защитника капиталистических ценностей!»
- «Не правда ваша! Просто я интересуюсь, как человек любознательный и не утративший с возрастом способности удивляться. - Поддержал шутливый тон Андрея Иван. – Но раз вопрос не удачный, я его отменяю и буду сам искать ответ».
Не дожидаясь реакции Кирилла, Иван прошел к окну и уселся на любимое ме-сто, где вокруг него немедленно собралась кучка сотрудников. Вопросы этот раз касались в основном наскальных рисунков из «пещеры Алона», как её все теперь называли. Прекрасные снимки, которыми поделился с проектировщиками приезжавший не-давно Равиль, были уже во всех компьютерах, постоянно рассматривались и обсуждались, строились самые невероятные предположения относительно смыслов отдельных непонятных изображений. Иван, много времени посвятивший изучению языческих культур и, к тому же, изнутри знавший многие особенности и тонкости местного шаманизма, нередко находил простые объяснения замысловатым сюжетам и символам. Но при этом оставалось ещё много неясного и таинственного, подобно самому жезлу или порталу, что не давало покоя мыслящим и амбициозным исследователям. Они каждый раз с замиранием сердца слушали Ивана, рассказывавшего о каком-то новом для них ритуале или необъяснимом эффекте камлания, и каждый раз у слушателей оставалось ощущение того, что за привычным уже обликом их старшего коллеги скрывается обладатель удивительных знаний, представший когда-то перед ними в образе поющего Алона с волшебным посохом и жутковатым черным стражем.
- «Ну что, Иван, поработаем? – спросил Андрей, воспользовавшись паузой в обсуждении петроглифов. – Извините, ребята. Попробуйте теперь сами поразмышлять часок-другой. И не забывайте про графику!»
Иван поднялся и присоединился к Андрею с Кириллом, которые направлялись к выходу из Лабы.
Кабинет Андрея, был едва ли не самым малопосещаемым помещением Центра. Во всяком случае, хозяин заходил сюда лишь эпизодически и не чаще одного-двух раз в месяц по каким-нибудь особым поводам вроде нынешнего. Предстоявший раз-говор, по понятным причинам, не предназначался для всех ушей.
Андрей с Кириллом устроились на удобном кожаном диване, а Иван сел в кресло напротив и сразу заговорил, как бы продолжая приглашение Кирилла к диалогу на тему человеческих ценностей в современных условиях.
- «Мне понравились рассуждения Кирилла, вполне логичные и зрелые, и я думаю, хотим мы или нет, а принимать в расчет реалии, о которых он говорит, придется. Но как только мы отложим на потом проблему человека-творца в угоду «экономическому человеку», мы свой бой проиграем, даже не начав.
Я понимаю, что слово «экономика» теперь подобно священной корове, которой все поклоняются. Но правильно ли, что наши руководители все время говорят о необходимости строить и укреплять экономику и практически не вспоминают о необходимости строить общество? Мне кажется, такая позиция и соответствующая ей политика возможны лишь в двух случаях. Во-первых, если природа общества людей не понятна тем, кто пытается им руководить, и к самому этому обществу относятся как к данности, которая есть и будет, подобно земле под ногами или небу над головой. Во-вторых, если общество разрушается сознательно. Это страшно, но если уничтожается уже достигнутая на историческом пути высшая общественная ценность либо она подменяется, что не намного лучше, каким-либо анахронизмом, к другому выводу труд-но прийти. А разрушение существующего механизма трансляции способа жизни общества, сущности его культуры, - это уже варварство в особой извращенной форме. Честно говоря, когда авторы и вдохновители этих перемен пытаются объяснять разрушение системы образования трудностями перехода к замечательным западным моделям, хочется на мгновение забыть о своей человеческой природе, предполагающей любовь к ближнему».
Кирилл, слушавший Ивана опустив голову, вдруг резко повернулся к нему и заговорил:
- «Послушайте, забота о культуре и беспокойство о состоянии сферы образования вполне понятны. Но почему вы считаете, что её деградация является следствием заботы руководства страны о развитии экономики? Что плохого и что опасного для общества в том, что государство станет экономически крепким или в том, что будут созданы значительные финансовые резервы? Может быть именно этот ресурс позволит решить многие из тех проблем, что вы называете…»
Иван слушал Кирилла с едва заметной и совсем не веселой улыбкой, и когда тот умолк, вопросительно поглядывая то на него, то на Андрея в ожидании их реакции, снова заговорил:
- «Спасибо, Кирилл, за хороший вопрос. Он как раз из числа тех, которые требуют наиболее серьёзных ответов. И на которые, пожалуй, наиболее трудно сегодня ответить убедительно и понятно. Я говорю «сегодня», но уверен, что завтра будет ещё трудней, поскольку деньги, прибыль - все больше подчиняют себе сознание людей в нашей стране. Кажется, единственный действенный инструмент управления в государстве это теперь рубль или доллар. Человек без капитала, не планирующий вкладывать средства, покупать недвижимость и т.д. - уже давно вообще не существует для банков и большинства других государственных и частных структур. И то, что именно среди этих людей и можно отыскать тех, что составляют истинное богатство России, это теперь не важно. Впрочем, всё это уже не раз было сказано, но остаётся не более значимыми для власти, чем лай собак для идущего, как известно, каравана.
У этой, безнадежной на первый взгляд, ситуации есть несколько причин. Во-первых, осуждение потребительской морали и власти денег действительно выглядят не убедительно, поскольку именно на этом основании веками существует капитализм с его передовой наукой и завидным товарным изобилием. Во-вторых, наши выстраданные человеческие ценности, позволявшие успешно противостоять царству господствующей прибыли, оказались погребенными под обломками социализма, которые, зачастую вместе с могильными плитами собственных предков мы продолжаем сегодня топтать ногами.
Стыд и совесть, порядочность и честность, бескорыстие и любовь – всё это фактически отвергнуто расчетливо формируемым новым общественным сознанием. Расчет и выгода, эгоизм и всеобщая продажность на всех уровнях карьерного роста и во всех сферах жизни насаждаются с помощью специальных средств и методик.
И знаете, что самое смешное? - Иван горько улыбнулся, глядя на Кирилла, - Если усилия по строительству в России капитализма в его нынешнем виде окажутся успешными, мы окажемся в худшем из возможных исторически положений.
Социализм был антиподом капитализма и каждая из этих формаций опиралась на одну из двух абстракций человека. Теперь обе формации исторически исчерпаны и время независимого капиталистического Я, противостоящего столь же независимому социалистическому Мы, прошло. Хорошо же будет выглядеть наша страна с безнадежно устаревшим капиталистическим укладом и гражданами с потребительской моралью, да ещё и совмещающими её со средневековой религиозностью! Вылезти из такой ямы будет ещё труднее!
Следующий шаг человечества в будущее может быть связан лишь с возвратом целостности человека! Возврат человеку-творцу, всесторонне развитой личности статуса высшей ценности и цели развития общества. Это путь страны лидера современного мира, на который указывает как уже пройденный исторический путь, так и мудрость человечества, заключенная в многочисленных текстах.
Конечно же, это не вопрос внутренней или внешней политики, идеологии или экономики. Это вопрос способа жизни, относящийся в равной мере ко всем её сферам. И главная проблема – способ производства свободного человека, для которого творчество составляет основное содержание жизни».
 Эмоциональный напор, с которым Иван обрушился на собеседников, явно смутил Кирилла, но не лишил его готовности отстаивать свою позицию.
- «Так наша задача в изменении способа жизни российского общества и построении новой стратегии его развития? Но для осуществления такой программы сегодня мало, я думаю, даже президентских полномочий».
Андрей продолжал молча наблюдать за Кириллом и Иваном, который будто не уловив иронии в высказывании оппонента, уже совсем спокойно продолжил:
- «Да нет, Кирилл, для таких перемен нужна вовсе не государственная власть и не сила. Эти инструменты здесь не работают. Власть Понтия Пилата и сила центуриона пятого македонского легиона Марка Крысобоя ничто против любви Иешуа Га-Ноцри. Любовь, Кирилл, заложена в каждом из людей, ибо каждый, кому посчастливилось стать человеком, получил свою, пусть даже малую толику этого всепобеждающего чувства. И даже если бескорыстная потребность в другом человеке, в людях так глубоко скрыта, что и сам хозяин её сейчас не осознает, до неё все же можно достучаться. И главное - это очень просто! Нужно всего лишь полюбить его.
А любовь к людям, живущая в каждом члене сообщества, это и есть сущность того самого замечательного «Мы», которое так беспокоило наших далеких предков».
Иван задумчиво поднялся с кресла и неспеша подошел к окну.
- «Мне кажется, - снова раздался его тихий голос, - что если бы люди понимали, что они творят, разрушая сегодня тысячелетиями складывавшиеся механизмы сохранения и передачи способа жизни, то их бы охватил ужас».
После небольшой паузы, он вдруг извинился перед коллегами и сославшись на срочное дело, ушел. Андрей, хорошо знавший друга, понял, что тому просто нужно срочно побыть одному, чтобы обдумать пришедшую идею. Сосредоточившись, он продолжил разговор, перейдя к рассуждениям о горячей точке развития, которой должно стать проектируемое поселение. Он говорил о необходимости постепенно выращивать новую социокультурную структуру и её архитектурно-пространственное воплощение. Пояснял, что жизнь поселения будет подчинена «производству» человека, что неавтоматизированных производственных функций, останется не так много и они будут выполняться представителями младших возрастных групп на определенных этапах взросления. Это будет одна из естественных форм их социализации. Все это потребует не просто новых архитектурно-пространственных решений, но новой типологии объектов и совершенно иных подходов к формированию среды.
Скептически, как всегда, настроенный Кирилл выразился в том духе, что все это красиво, но сильно напоминает утопию и стал интересоваться экономической составляющей проекта. Неожиданно для него Андрей изложил четкое представление о том, как можно и нужно положить меру экономическим отношениям, вытесняя их постепенно из семейной жизни и образования и реабилитируя культурные ценности и нормы человеческого общежития. По мнению Андрея, условия жизни, связанные с внутрисемейными отношениями, с обеспечением людей полноценным питанием и питьем, сохранением и восстановлением здоровья и образованием граждан – должны быть постепенно выведены из сферы рыночных отношений и перейти в сферу безусловной ответственность государства. В ведении же предпринимателей всех мастей должны остаться предметы и услуги, связанные с роскошью и развлечениями, всем тем, что не является жизненно необходимым и важным для каждого человека и для страны в целом. При этом, сфера предоставляемых гражданину безвозмездно необходимых продуктов и услуг должна постепенно расширяться, по мере формирования антропоморфной жизненной среды.
Кирилл продолжал внимательно слушать, однако, его скепсис по-прежнему читался во взглядах, которые он периодически бросал на говорившего Андрея. Когда тот закончил рассуждения о сокращении сферы рыночных отношений и подавлении властной функции денег, Кирилл вдруг перевел разговор на проблему занятости людей, остающихся без работы вследствие автоматизации и роботизации производства.
- «Ты действительно уверен, что сотни миллионов людей, - а их действительно столько, - вместо того, чтобы стоять у станка или сборочного конвейера, начнут сочинять элегии или изобретать вечный двигатель? Если допустить на мгновение, что так и случится, то как это повлияет на жизнь человечества? Ты не думаешь, что не скоординированное и принципиально непредсказуемое индивидуальное творчество, независимо от его эффективности, вместо светлого «царства свободы», о котором мечтал Маркс, приведет нас к хаосу и деградации?»
- «Знаешь, Кирилл, картина, которую ты здесь рисуешь, действительно печальна. Только ведь это продукт твоего собственного творчества!»
- «Почему моего? Это именно то, что я постоянно слышу от вас относительно будущей свободной личности!»
В этот момент дверь кабинета открылась, впустив внутрь осыпанную снегом, улыбающуюся фигуру Ивана. Стряхнув быстро тающие снежинки, он уселся на прежнее место, всем своим видом демонстрируя готовность слушать. В то же время, человек, знающий Ивана, не мог не заметить внутреннего подъёма, кипящей в нем энергии, которую он умел контролировать, но которая рвалась наружу, чтобы выплеснуться на окружающих  потоком слов и положительных эмоций.   
- «Я буквально несколько слов. Знаете, что я сейчас увидел, выйдя на секунду наружу? – Совершенно чистый, стерильной белизны снег скрыл все мелкие недостатки поселковой среды, оставив лишь чистые формы, наполненные человеческим смыслом. Исчезли все огрехи строителей и дорожников, все многочисленные и порой неизбежные мелочи, которые не только портят общее впечатление об окружающем мире, но и вообще могут помешать увидеть в нем главное и прекрасное. Я долго стоял раскрыв рот и не чувствуя холода, пока не понял, чего мне не хватало в этой изумительной картине и что мешало вернуться в тепло. Нужен был другой человек, готовый и способный разделить мой восторг. Хотя бы понимающим взглядом, пусть даже без слов, а только улыбкой, говорящей о том, что его внутренний мир в это мгновение, так же как и мой, тоже укрыт этим девственно чистым покрывалом, под которым видна лишь наша общая суть человеческая.
Ну вот, я вам помешал, и похоже в самый неподходящий момент. Извините, друзья, но мне подумалось, что в этой моей откровенности есть некий смысл, важный для нашего разговора о творчестве. Всё, умолкаю».
Продолжив прерванный разговор, Андрей заговорил о социализации взрослеющего человека, о ступенях мастерства и формировании «Мы» - того единого общественного организма, в котором невозможен пугающий Кирилла хаос в силу единства устремлений членов сообщества. Рассуждение Андрея о социальной отвественности взрослеющих групп населения в жизни общества и прежде всего об их обязательном посильном участии и в сфере обслуживания, и в экспериментальном производстве и т.п.
Затем речь снова зашла о последствиях роботизации производства, и здесь в разговор вновь вмешался Иван. Он напомнил Кириллу сначала об упомянутом Андреем разделении труда между возрастными группами, о разных уровнях мастерства и соответствующих формах участия в общем деле и, наконец, об «управлении делом, а не людьми» и перешел к главному.
- «В будущем, которое ещё нужно построить, в любом деле, в решении любой проблемы, требующем коллективных усилий, всегда будет лидер, берущий на себя управление процессом и будут те, кто в этом процессе участвует. Но это не исполнители чужой воли, а тоже лидеры, только каждый в своём аспекте общего дела либо в рамках своей, пусть даже совсем маленькой, задачи. Как именно будет строится взаимодействие в таких коллективах всегда будет зависеть от логики самого дела. Будут, естественно, разные по масштабам задачи и иерархия систем управления. Но независимо от уровня и сложности организации, функции каждого участника будут требовать принятия решений и творческого напряжения.
  Но я ещё раз хочу подчеркнуть, что переход в масштабах всего общества от рабочего места у станка к позиции свободного специалиста, о котором я рассказывал, это процесс, требующий времени. Сначала человек полностью освободится от необходимости затрачивать усилия на повторяющиеся действия; затем станет ненужным подчинение технологическому ритму, заданному временными параметрами рабочего дня. Далее освобождение от внешней необходимости произойдет в сфере интеллектуальной деятельности. Сегодня, кстати, человек-компьютер представляется многим людям чуть ли не венцом интеллектуального развития, но завтра он точно станет не нужен, поскольку сами компьютеры или, если угодно, роботы его легко заменят. Так, примерно».
Улыбающийся чему-то Иван замолчал, а Кирилл сосредоточенно размышлявший над услышанным, вопросительно произнес, глядя перед собой:
- «И как долго все это может продлиться? Первый этап, если я не ошибаюсь, потребовал от человечества около сотни тысяч лет. Теперь, конечно, все быстрее происходит, но может мы все же торопимся с образовательным проектом, рассчитанным на подготовку людей к жизни в условиях, которые наступят через десятки, а то и сотни лет?»
- «Нет, дорогой! Мы не собираемся готовить людей к жизни в «царстве свободы», наша задача подготовить людей, которые смогут и это царство построить и себя для него тоже! Каждый взрослеющий человек должен пройти путь от целесообразного физического труда до таких форм духовного творчества, до которых ему удастся возвысится. Так что преодолевать необходимость вкалывать физически придется всем и пройти через работу санитара, например, нужно будет каждому будущему эскулапу.
А у меня новость, - похоже, не выдержал Иван, - вернее новая идея. Она пришла мне в голову, когда я с открытым ртом и без шапки любовался видом поселка, усыпанного снегом.
Помните мои рассказы про центральный камень места смысла, которое вы нашли на поляне в лесу и того, которое в пещере? Да вы и сами видели, как он реагирует на присутствующих людей. Всегда по-разному: то устраивает демонстрацию картины древнего ритуала с этим потрясающим «Мы», то вдруг превращается в мертвый камень. Я сам, а до меня учитель и его предшественники, используя жезл, множество раз наблюдали эти таинственные явления, и хотя основной смысл ритуала был в общем понятен, не вполне ясным оставалось назначение этой затеи и совсем таинственной выглядела реакция всего устройства, - не знаю, как ещё назвать то, о чем мы сей-час рассуждаем, - на разных людей, на разные ситуации с их участием.
Я очень боюсь, а ещё больше не хочу, ошибиться, но думаю, что ключ к этой многовековой тайне у меня теперь в руках, вернее в голове. Все события этого года, начиная с вашего визита на ту замечательную поляну, приближали меня к разгадке… Но не буду сейчас об этом.
Ребята, Андрей, Кирилл, я очень прошу вас о двух вещах. Во-первых, не спрашивайте меня пока о «ключе». Во-вторых, помогите устроить прямо сегодня визит в пещеру в том составе, который я сам, с вашего позволения, определю.
И ещё, я конечно не знаю, получится ли то, что я давно мечтал увидеть, но про-шу не судить меня слишком строго, если я все же ошибся… Но это вряд ли!» – весело добавил Андрей, глядя на друзей и с нетерпением ожидая ответа.
Радостное сияние, которое излучали глаза Ивана, могло бы наверняка осветить и не такое помещение, как маленький кабинет Андрея. А за окном завершились остатки снежного кружения, обнажив яркое зимнее солнце и погода перешла к гордой демонстрации результата ночных усилий. Все сверкало и светилось ослепительной праздничной чистотой и свежестью, и эту изумительную картину не могло нарушить даже возмутительно оранжевое снегоуборочное животное, с довольным урчанием ползущее по улице.
- «Ну что ж, - сказал, поднявшись с дивана Кирилл, - вперед?»
Все трое вышли из кабинета и направились к лаборатории. Перед дверью Иван остановился и тихо проговорил:
- «Нужны: Шурка, Платон, Варенька, Настя с Ликой. Андрей, вы с Женей и мы с Мариной. Думаю, этой команды будет достаточно. Не знаю, как быть с моим юным тезкой, но очень бы нужно найти решение».
А примерно через час две машины до смерти заинтригованных сотрудников Лабы отъехали от коттеджа Барышевых в направлении дома шамана. Ехать по расчищенной свободной дороге было одно удовольствие, о чем убедительно свидетельствовала счастливая физиономия Ванечки с соской во рту, глядевшего в окно широко открытыми и совершенно голубыми глазами.
Несколько минут спустя, машины припарковались рядом с улыбающимся из под мохнатой шапки Ванхо, который за несколько минут до их прибытия уже вышел на крыльцо в ожидании гостей. Телефоном он не пользовался, да Иван и не пытался ему звонить. Ванхо просто всегда знал о визите Алона.
Ванечку удобно устроили в теплой комнате под присмотром внимательного молодого хозяина, который без мохнатой шапки и тулупа выглядел неожиданно современно. Новый серый с серебристой отделкой спортивный костюм красиво облегал его стройную крепкую фигуру, а аккуратная короткая стрижка закрепляла приятное впечатление о молодом человеке, вступающем в новую современную жизнь. Остальная команда во главе с Иваном, вооружившись фонарями, отправилась в пещеру.
Пройдя по знакомому и удивительно теплому в эту морозную погоду подземному коридору метров сто, все остановились, прислушиваясь. Звук, привлекший внимание шедшего впереди Ивана явно издавали не люди.
- «Ирдик, Илика!» – позвал Иван, и несколько секунд спустя две тени бросились к нему, чуть не свалив с ног. Иван радостно смеясь трепал и поглаживал загривки черных как смоль зверей, которые издавали на выдохе звуки, похожие на мурлыканье домашних кошек. А в нескольких метрах в глубине пещеры вспыхивали временами три пары глаз котят, почти уже догнавших по размерам своих родителей и сейчас опасавшихся незнакомых людей. Когда, спустя несколько минут знакомство со всем четвероногим семейством состоялось, экспедиция отправилась дальше, к месту смысла, которое так поразило её участников однажды.
Лика с Настей, в красивых лыжных костюмах, тихо переговаривались между собой, пытаясь понять, по какому признаку подбирался состав группы. Варенька, в пушистом зеленом берете с большим белым помпоном и длинным пушистым шарфом, сгорая от любопытства, постоянно пыталась обогнать длинноногого Шурку, который с готовностью подхватывал свою споткнувшуюся в очередной раз драгоценную попутчицу.
Наконец каменные стены раздвинулись и лучи десятка сильных фонарей осветили зал с высоким, почти правильной сферической формы сводом. В центре стоял знакомый камень, на верхней поверхности которого сейчас не было никаких выступов и неровностей.
- «Постойте, пожалуйста, здесь – попросил хрипловатым от нервного возбуждения голосом Иван, - я сейчас вернусь». И тут же исчез, направившись куда-то в темноте вместе со своей кошачьей свитой. Ждали его молча, лишь лучи фонарей иногда беззвучно скользили по поверхности древних каменных стен, высвечивая то изображения зверей и людей, то какие-то загадочные знаки, которыми изобиловала пещера. Тихо журчала, стекая в провал, вода, действуя успокаивающе на возбужденных гостей.
Иван появился так же беззвучно, как исчез. В руках он держал знакомый всем жезл, который при входе в зал начал слабо светиться.
- «Настоящий! А какой же в Москве?» - успел подумать Андрей.
- «Выключайте фонари!» - громко скомандовал Иван и поднял разгорающийся все ярче жезл. Стало почти светло и откуда-то из каменных недр побежали накатываясь на людей волны знакомых уже низких звуков. На этот раз они не были громки-ми и слов нельзя было различить, но воздействие было сильным, почти парализующим. Даже если бы кто-нибудь из присутствующих попытался в этот момент сдвинуться с места, это вряд ли бы удалось. Постепенно низкие волны стали отступать, пропуская вперед и ритмично дополняя мелодичное звучание неведомого инструмента, в которое гармонично влился голос Ивана. Пение сопровождалось свое-образным световым эффектом, вызванным переливами в яркости и цветовом оттенке излучения жезла, а также в усиливающемся свечении красной призмы, вновь появившейся на центральном камне.
Когда пение стихло и в окружающем пространстве остались лишь слабые вибрации, красная призма начала активнее разгораться. Излучаемый свет становился все сильнее, собираясь постепенно в широкий, почти белый пучок, направленный вверх. Затем невидимое устройство непостижимым образом вылепило из светового потока цилиндр шириной около двух метров, уходящий высоко, к самому своду. А вслед за тем, внутри светящейся формы появились две, всё более явные человеческие фигуры обычных размеров, стоящие на камне. Женщина и мужчина, держась за руки, смотрели друг на друга. Черты их, к сожалению, были неразличимы, как и прочие детали, теряющиеся в легком серебристом тумане, равномерно поднимающемся снизу.
- «Господи! Кто это?» – тихо воскликнула Варенька, в широко распахнутых глазах которой смешались любопытство и восторг.
- «Да вы с Шурой, конечно! Ты что же, не узнаешь?» - тихо, но в то же время с каким-то веселым задором, проговорил Иван.
- «Слышишь, он приглашает вас наверх подняться?»
- «Д-да-а-а!» - признался ошарашенный и совершенно растерявшийся Шурка.
- «Ну, так вперед! И ничего не бойтесь, здесь только добро… и любовь, - произнес Иван и, протянув Шурке жезл, добавил, - держи, он тебе там понадобится».
Затем, убедившись, что Шурка крепко сжал жезл в руке, Иван слегка подтолкнул обоих вперед. Молодой человек, с растрепанной как всегда и горящей сейчас в сильном потоке света рыжей шевелюрой, медленно шел, держа жезл перед собой на вытянутых руках, в то время как Варенька, ухватившись за его правую руку кажется готова была тащить Шурку за собой, торопя удивительные события.
А события действительно были удивительными и развивались почти стремительно. Как только пара осторожно приблизилась к центральному камню на три-четыре шага, ребята вдруг приостановились, будто прислушиваясь к чему-то, затем решительно двинулись вперед и не задерживаясь поднялись по крутым каменным ступенькам наверх. К этому моменту призрачные фигурки в световом цилиндре совсем растворились, уступая место настоящим Шурке и Вареньке. И как только они расположились в центре возле призмы, всем стало ясно, что именно их изображение только что украшало пьедестал.
Новые хозяева площадки, неотрывно глядя друг на друга, улыбались и кажется временами обменивались какими неслышными для окружающих словами. А спустя минуту, словно повинуясь чьей-то команде, Шурка вдруг вставил жезл в отверстие в красной призме и повернул на нем какое-то кольцо. Вокруг камня мгновенно появились и начали разгораться яркие световые круги. 
- «Войдите в круги парами!» - раздался вдруг громкий голос Шурки, знакомый и в то же время необычно спокойный и ровный, полный внутренней силы и уверенности. Первыми выполнили команду Иван с Мариной. Круг, в который они вошли, не-медленно вспыхнул и взметнувшись световым потоком вверх превратился в такой же световой цилиндр, как и на пьедестале. Андрей с Женей заняли соседний круг с тем же световым эффектом. В третий круг решительно вошли Настя с Ликой. Световое пятно, на которое они встали сразу побледнело и начало медленно смещаться в сторону, оставив постепенно Лику за границей светящейся площади. Попытка её вернуться в круг привела к тому, что свечение стало ещё слабее, а граница снова сместилась.
- «Он и она!» - снова раздался громкий и строгий голос.
В то же мгновение Роман решительно рванулся к Насте, оказавшись в едва видимом уже световом круге, который спустя секунду засветился ярче, а ещё через мгновение вспыхнул, взлетев огненным фейерверком к своду. Новый столп света охватил Настю и Платона, стоявших друг перед другом и державшихся теперь за руки. Как и предыдущие пары, они не отводили друг от друга взглядов и были практически неподвижны.
Кирилл, оставшийся с Ликой, подошёл к девушке и улыбнувшись протянул ей руку.
- «А ведь это ещё и судьба, - немного подумав и продолжая смотреть в глаза Лики, он добавил тихим голосом, - а я, прости, просто дурак!». Девушка покорно положила свою тонкую бледную в сияющих потоках света кисть в широкую и сильную мужскую ладонь. Вместе они медленно сделали несколько шагов, не отрывая глаз друг от друга, и оказались в последнем световом круге, который тут же ярко засветился и вспыхнул, завершив стройный ряд светящихся цилиндров.
Что случилось потом, не мог толком объяснить никто из участников удивительного события. Даже Иван, который сам нашел способ инициировать это сказочное действие, запустив неизвестные механизмы, и который безусловно понимал общий смысл этого потрясающего спектакля, даже он не мог объяснить того что произошло в пещере с людьми, заключенными в световые цилиндры. Как выяснилось позже, все испытали примерно одинаковый комплекс ощущений, который вызывал у каждого чувство удивительной легкости и радости от осознания духовной близости с партнером. Причем эта близость не просто ощущалась; это было похоже на реальное проникновение во внутренний мир другого, его неожиданно ясное понимание. Видимо, все произошло очень быстро, но чувство духовной близости не покидало каждую пару и после того, как все световые и звуковые эффекты исчезли. Особенно сильным был, видимо, эффект, испытанный Платоном и Настей. Девушка прятала лицо на груди мудрого Платона, нежно обнимающего её за плечи, и никак не могла унять слез.
Лицо стоявшей рядом Лики было немного испуганным и счастливым, а обе её руки лежали на груди у Кирилла
- «Боже мой! Что это было, и почему стало так… так просто и хорошо? – про-шептала Лика, - ты тоже это чувствуешь?»
- «Я теперь всегда буду чувствовать это счастье, потому что никогда и ни за что тебя не отпущу! Никуда!»
Похоже, Кирилл ещё что-то хотел сказать Лике прямо здесь и сейчас, но голос Шурки, ещё более изменившийся, чуть глуховатый и сопровождаемый мощной волной эмоций, снова проник в сознание всех присутствующих.
- «Вы люди… Вы победили… Вы способны любить, значит можете творить, можете создать настоящий разумный мир!»
Звуки стихли и одновременно угасло свечение. Все закончилось и пришлось снова зажечь фонари. Назад шли молча. Только Шурка однажды вдруг остановился и, обращаясь к Вареньке, тихим и немного даже жалобным голосом выдохнул: – «Но я же ничего не говорил! Честное слово!»
Когда остались последние метры до выхода из пещеры Женя уже бежала к сыну, одновременно вслушиваясь в тишину подземелья. Андрей не отставал от жены, стараясь придерживать её. И только когда их взору предстал Ванечка спокойно возившийся с какой-то игрушкой при активном участии Ванхо, нараставшее напряжение спало. Женя даже ухватилась за Андрея, потому что ноги вдруг стали слабыми, угрожая согнуться в коленках. Эмоциональных потрясений для одного дня, кажется, оказалось слишком много.
Появились остальные члены группы. Настя почти совсем успокоилась и выйдя на свет тут же отошла на шаг от Платона и отвернувшись, начала поправлять макияж. Быстро справившись с проблемой, она вернулась к своему спутнику и теперь что-то говорила, заглядывая ему в глаза. Если бы Лика не была так занята собственными от-ношениями с Кириллом, она безусловно была бы поражена изменением, произошедшим с её независимой и насмешливой подругой. Но поскольку перемены явно коснулись всех, то не только собственное, но и чужое поведение просто пока не подвергалось оценке. Все были переполнены впечатлениями и у каждого они были свои, хотя не будет ошибкой сказать, что своими они были у каждой пары.
Андрей позвонил кому-то из сотрудников Лабы и предупредил, что участники экспедиции в пещеру появятся в Центре завтра и тогда же поделятся со всеми новой информацией.
- «Теперь возвращаемся, общаемся, думаем и готовимся изложить свой взгляд на происшедшее. Спасибо всем, хотя, мне кажется, вернее будет сказать спасибо Ивану-Алону от нас всех за тот потрясающий подарок, который все мы сегодня получи-ли. Я думаю, оценить его по-настоящему нам ещё только предстоит».
Андрей предполагал, но, конечно, не мог знать точно, насколько верными оказались его слова.

Центр продолжал работать в обычном режиме, но в жизни коллектива после известного события произошли изменения, особенно заметные для тех, кто не испытал на себе чудесного воздействия. Настя с Платоном и Лика с Кириллом стали совершенно неразлучны. Их отношения были удивительно ровными и какими-то, как выразилась однажды Юнна Марковна, глубокими. А Варенька с Шуркой просто готовились к свадьбе. Шумно и весело, как почти все, что они делали. Самым решительным шагом в этом направлении, как догадались сразу все коллеги, была стрижка рыжей шевелюры, преобразившая её хозяина настолько, что Варенька, кажется, даже испугалась содеянного.
На совещании, состоявшемся на следующий день после посещения пещеры и специально посвященном этому событию, разговор получился не совсем обычным. В том смысле, что вопросов выступающим почти не задавали, а споров не было вовсе. При этом всех участников события слушали не перебивая и очень внимательно.
Разговор шел в лаборатории, где можно было удобно разместиться не только на своем рабочем месте, но также на полу и на столах, что делало обстановку непринужденной. Первым заговорил Иван, сидевший как всегда на стуле у окна. Несмотря на то, что он давно стал членом коллектива, таким же, как все остальные сотрудником лаборатории, интерес  к его фигуре разгорелся с новой силой. В сознании многих ожил образ белого хозяина пещер, человека с волшебным посохом. Фигура его по-прежнему оставалась для них окутанной тайнами. Волшебное пение в ночи и жуткое рычание черного зверя были связаны в сознании с именем и образом Алона и все это не могло не влиять на восприятие сидевшего перед ними Ивана.
- «Перед тем как отправиться в пещеру я просил Андрея и Кирилла не спрашивать меня о ключе к оживающим картинам из прошлого, которые многие из вас виде-ли. Я боялся ошибиться, вернее очень хотел, чтобы мысль, пришедшая мне в голову относительно того что провоцировало появлявшиеся звуки и изображения оказалась верной. Хотя, честно говоря, у меня было мало сомнений. И наш поход в пещеру подтвердил эту простую мысль. Мне осталось лишь удивляться тому, что она не пришла в голову мне или кому-нибудь другому раньше.
Конечно, я говорю о том, что весь этот сложный механизм, неизвестно когда и кем созданный, был настроен на чувство любви, объединяющее пришедших к месту смысла людей. Но речь идет конечно не о симпатии или легкой влюбленности, возникающей и исчезающей порой между молодыми людьми. Мы здесь с вами достаточно много говорили о настоящем, глубоком человеческом чувстве и его значении. Я уверен, что именно такое чувство могло вызвать реакцию этого чудесного места.
Рассказы учителя и мои собственные наблюдения не оставляли сомнений в этом простом выводе. Наличие влюбленной пары всегда служило своего рада катализатором, вызывавшим виртуальную картину и звуки. Однако, это таинственное устройство было явно способно на большее, как и жезл с его сложной и по-прежнему непонятной системой управления. Размышляя об этом, я и понял вдруг, что понятие любовь не исчерпывается отношением между мужчиной и женщиной, но есть ещё не менее сильное чувство, связывающее родителей и детей, - это тоже любовь! А отношение к сообществу, к которому ты принадлежишь?
Вот я и решил, что нужно провести испытание устройства, предъявив ему все три формы этого чувства. Этим соображением объясняется как состав группы, которую конечно можно было и расширить, и это тот самый ключ, о котором я не сказал сразу. Что было потом поведают другие участники нашей экспедиции, а затем, я думаю, нам нужно будет обсудить её финал, потому что это, конечно, главное. Главное для всех, наряду с разными индивидуальными последствиями».
Иван лукаво улыбнулся, не глядя ни на кого, и сел. Бросив по привычке взгляд в окно, он зажмурился, ослепленный снежным сиянием поселка, залитого солнечным светом. Картина напомнила ту, с которой были связаны недавние удивительные переживания. Там, чистый всепроникающий свет, в котором осталось только лицо, а может быть даже только её глаза, обнажал и одновременно требовал принять открывшуюся настежь душу как абсолютную истину. И здесь было что-то похожее…
Вопреки обыкновению, никто не спешил делиться впечатлениями с коллегами. Самой решительной оказалась Марина. Она поднялась со стула, подошла к Ивану и, положив руку ему на плечо, тихо заговорила:
- «Это совсем не удивительно, что никто из тех, кто побывал в световом цилиндре, не спешит рассказывать об этом потрясающем эффекте, который вряд ли когда-нибудь ещё удастся пережить. Это очень личное, нечто такое, что входит в самую сокровенную часть души. Так во всяком случае случилось со мной, и содержание потока мыслей и чувств, который возник тогда в моем сознании, я не могу и не буду раскрывать. Да это и не важно для вас, поскольку касается лишь нас с Иваном.
Важно, и нужно сказать вслух, что этот поток, словно свет, вдруг проникший в моё сознание, был… бесконечно богатым и одновременно понятным образом человека, которого я люблю. Спустя всего лишь мгновение я уже знала.., нет я видела как мой собственный мир вдруг раскрылся, освободившись от каких-то границ, благодаря богатству, которое мне было в этот момент подарено. Нет, конечно, не устройством, скрытым в пещере, а человеком, который стоял рядом и смотрел мне в глаза. Устройство лишь позволило сделать это сразу, мгновенно, а не за долгие годы совместной жизни. И это было… счастьем, наверное».
Марина говорила легко, без тени смущения, переводя взгляд с одного лица на другое. Но это было не просто вдохновение увлеченной собственным рассказом девушки, но спокойная, твердая уверенность, раньше вовсе не присущая эмоциональной и легко ранимой Марине.
- «Конечно, я не знаю, что именно пережили остальные, но думаю, что что-то подобное. Хотя, это я так думаю, а как было на самом деле в каждом случае я, конечно, не могу сказать. Да! И еще одна деталь. Наверное она не существенная, но для меня важная – я больше не ем шоколадных батончиков. Не хочется, честное слово!» - добавила Марина с улыбкой.
- «А мне не хочется курить... совсем!» - поддержал Марину Кирилл.
На минуту тема нежелательных привычек, исчезнувших после визита в пещеру, вызвала живую реакцию присутствующих, но вскоре была исчерпана и угасла, уступив место главному разговору.
Андрей внимательно смотрел на Настю, ожидая, что именно она сейчас встряхнёт по обыкновению аудиторию, но та сидела спокойно улыбаясь и что-то периодически нашептывая Платону. Было похоже, что она вовсе не собиралась высказываться. Вместо неё, - и это тоже было почти сенсацией в маленьком коллективе Лабы, - слово взяла Лика. Обычно тихая и застенчивая, в скромном под стать характеру темном костюме цвета умбры, подруга Насти спокойным движением руки отвела с глаз краснокоричневые с теплым огоньком локоны и заговорила, глядя в окно:
- «Мы с Настей немного удивились тому, что оказались в группе. Конечно, нам было безумно интересно, но не понятно, почему выбрали именно нас, а не кого-нибудь из ребят, например.. Я очень растерялась и даже расстроилась, когда световой круг, в который вошла Настя, не пожелал меня принять. А вот когда я оказалась в цилиндре из холодного света вместе с Кириллом, у меня вначале случился психологический шок. Прошел он, правда, почти мгновенно, а то что его сменило я сейчас назвала бы… началом другой жизни. То, что я почувствовала, благодаря этому чудесному устройству, мне вряд ли удастся выразить словами. Да и само слово «почувствовала» здесь вряд ли годится. Можно почувствовать тепло или запах духов или ещё что-то существующее или происходящее вне или даже внутри твоего организма, а в этом случае нечто происходило с моим сознанием, с душой.... Я не знаю точно что тогда испытывал человек, стоявший рядом, но надеюсь, что его восприятие было близко моему».
Здесь Лика вдруг умолкла, не то смутившись, не то просто погрузившись в яркие и вновь поглотившие её воспоминания. Все молчали, ожидая продолжения, и она снова заговорила:
- «Марина очень похоже описала «эффект цилиндра», только мы с Кириллом были ещё менее готовы к тому, что с нами произойдет. Я и сейчас не очень верю, что всё это не сон. И ещё… у меня есть ощущение, что отношения внутри каждой пары, это не всё, на что кардинально повлиял цилиндр».
- «Наверное, наш с Ликой цилиндр был очень благожелательно настроен по отношению к Лабе и потому предусмотрел распространение того человеческого чувства, о которым мы сейчас говорим, на весь наш замечательный коллектив. Мне, во всяком случае, именно так кажется, вернее, я так чувствую».
Кирилл весело улыбался, глядя на коллег, но его очевидная и совсем не шутливая искренность придавала атмосфере вкус серьёзного и значительного события.
- «Спасибо, Кирилл! – раздался голос Ивана, - Очень важно, что ты об этом сказал».
Голос Платона в этот момент прозвучал негромко, но все сразу обернулись в его сторону, будто давно этого ожидали.
- «А знаете, главное чувство, которое меня теперь не покидает, это чувство благодарности к неизвестным создателям этого потрясающего устройства. Они, конечно, люди в самом высоком смысле этого слова. Кому-то могло показаться, что они руководствовались просто абстрактной симпатией к нам и были настолько добры, что оставили в подарок развивающую игру, возможно одноразовую. Я думаю, что сделать то, что они сделали было необходимо, а может и жизненно важно для них самих. Только вот для кого и почему? – Это вопрос, на который мы, вероятно, не скоро найдем ответ. Хотя, какие-то идеи можно попробовать проговорить».
- «Вот и отлично, Платон! И не попробовать, опасливо оглядываясь на классиков, а взяться за проблему основательно и смело. Ты ведь можешь! К тому же у тебя есть факты, какими не располагал ни один из великих, имена которых можно долго перечислять». Говоря это, Иван был совершенно серьёзен, и Платон даже не стал отшучиваться, а просто пожал плечами и опустил голову.
- «Андрей, а ты чем-нибудь поделишься? – спросил Иван, чувствуя, что Андрей собирается в этот раз отказаться от выступления по-существу, и опасаясь, что когда сохраняющееся психологическое напряжение начнет спадать, начнет угасать и творческий заряд участников события, их желание и способность постичь в полной мере произошедшее, а значит и воспользоваться исключительным даром, лежащим перед ними в едва приоткрытой упаковке.
- «Да, Иван, конечно. Признаюсь, я не сразу понял, в чем заключался твой ключ, и даже состав группы не подсказал мне правильного решения. Только придя к месту смысла, я обо всём догадался. Ключ - это реальная любовь в трех её ипостасях: любовь между мужчиной и женщиной, любовь родительская и любовь к сообществу, которому принадлежишь.
Ребята, мне кажется, хорошо описали действие, участниками которого нам посчастливилось стать. Единственное, наверное, что отличило ситуацию в нашем световом «стакане», это то, что у нас с Женей уже есть наше чудо, наш сын. И потому, конечно, главный подарок нам, - это чувство уверенности и ещё незнакомая прежде родительская сила, если можно так сказать, которая укрепила нас в наших надеждах на светлое будущее ребенка. Наверное, я мог бы долго описывать в деталях и анализировать свое состояние, произошедшие перемены в сознании, но я специально остановился на главном отличии».
Обращаясь к Ивану, Андрей добавил:
- «Ты ведь это хотел услышать?»
Иван молча кивнул, соглашаясь, и снова заговорил.   
- «Простите, что взял на себя роль, которую мне никто не поручал, и пытаюсь влиять на ход нашей беседы. Дело в том, что и само место смысла, и таинственный жезл долгое время были делом моей жизни, и именно поиски объяснения этим чудесам привели меня к вам. Событие, свидетелями и участниками которого мы с вами стали, это не просто ответ, который я искал, но и важнейший шаг в расшифровке языка, на котором уже много веков пытались заговорить с нами создатели этого безусловно сложнейшего комплекса. И ещё, я уверен, что наша последняя встреча вскрыла главное, ради чего было создано это устройство и что его задача теперь в основном выполнена. Это одна из двух причин, по которой я считаю необходимым подготовить ответ на тот дар который мы вчера получили. Даже если никто его уже не ждет.
Есть, кстати, ещё несколько мест смысла, кроме уже известных вам, и жезл не один, как вы уже наверное поняли, и есть портал. И возможно это тоже не все, не говоря уже о самом скрытом механизме, с видимой частью работы которого мы столкнулись. Но все это одно целое, и хоть я не знаю, что теперь произойдет с этой большой машиной, но подозреваю, что нам стоит поспешить.
Вы понимаете, что у меня нет доказательств, подкрепляющих это заявление. Но у меня нет и сомнений и в любом случае я должен попытаться поставить точку в этом затянувшемся диалоге. 
Вторая причина, для меня тоже очевидна, хотя я думаю, что многие из вас лучше меня понимают необходимость постижения способа человеческой жизни, для того, чтобы наш проект стал не просто реальностью, но настоящим инструментом возрождения культуры в стране, убедительным образом будущего. Да и все проблемы, с которыми мы сталкиваемся в своей нынешней работе, не решаются без понимания самой сущности человека, а значит и способа его жизни».
- «И ты хочешь сказать, - снова заговорил Андрей, - что создатели места смысла были озабочены сохранением человеческого способа жизни, наиболее ярким и бесспорным свидетельством чего является человеческая любовь, пронизывающая все сферы жизни любого здорового человеческого сообщества! И вчера они получили подтверждение!»
Радостная улыбка появилась на лице Ивана, который вдруг встал и подойдя к Андрею, с чувством пожал ему руку и произнес.
- «Конечно, ты все правильно сказал. Они создали деликатное устройство, которое предназначено для одной единственной цели – помочь людям уберечься от своей собственной животной природы, помочь преодолеть её, а может и пойти дальше…»
- «Знаешь, Иван, современные люди в большинстве своем вырастают из паркета и асфальта, меньшая часть зачастую появляются прямо из навоза и есть люди подобные тебе, которых единицы. Они вырастают из земли и распускаются цветами, источающими музыку и поэзию, мудрость и любовь. Они романтики, мечтающие о невозможном, но именно им принадлежит будущее!
Конечно, мы хотим того же, что и ты и готовы идти дальше по дороге, которую выбрали».

*     *     *
Эпилог

Текст, который получился в итоге коллективных усилий, напоминал то ли меморандум, то ли хартию. Он включал несколько пунктов и начинался следующими тремя положениями:
«Высшая форма отношения между людьми есть любовь.
Высшая ценность развивающегося человека есть общество, а высшая ценность развивающегося общества есть человеческая личность.
Содержанием и целью развития каждого человека и каждого человеческого сообщества является освоение, сохранение и совершенствование человеческого способа жизни, - сущности человеческой культуры».

Работу над посланием неизвестным создателям «мест смысла» закончили, когда поселок уже начал тонуть в ранних зимних сумерках. Не сговариваясь, все участники прошлого визита в пещеру, кроме Жени, оставшейся дома с ребенком, погрузились на машины и спустя не более получаса уже шли с фонарями по знакомому каменному коридору в сопровождении черных кошек.
В зале с ритуальным камнем ничего как будто не изменилось. Было так же темно и так же тихо журчала вода. Иван, как и тогда, исчез ненадолго и вернулся с жезлом, который слабо светился. В отличие от прошлого раза, яркость излучения не менялась в зависимости от близости к ритуальному центру. Когда же Иван повернул на нем какое-то кольцо, все вдруг вновь услышали голос Шурки, замершего рядом с открытым от удивления ртом.
- «Мы приветствуем вас, братья и сестры! Мы рады, что семья наша растет. Путь взросления, который вам предстоит, труден, но вы его пройдете. Мы получили ваше послание и готовим своё. Оставляем вам жезлы. Это наш дар. Мы ждем вас!
Свечение жезла погасло вместе со звуком, будто создатель всего этого чуда выключил где-то главный рубильник.
Иван некоторое время смотрел на жезл, держа его перед собой двумя руками, затем, будто вспомнив о его главном назначении, взял в правую руку и уверенно оперся на посох Алона.
- «Ну, что, пошли, что ли – обратился он к своим спутникам, - действие окончено и занавес опущен. Но скоро наш новый выход, к которому, впрочем, мы теперь почти готовы. Не так ли?» - весело добавил Иван и решительно зашагал по неровному каменному полу темной пещеры, выход из которой был совсем близко.