Прихожу в школу. Закрыто. Шарамыг не запускают. Шарамыги – это мы, ученики ШРМ, вечерней школы рабочей молодёжи. У нормальной, у дневной школы вечер танцев. Мне вдруг захотелось хотя бы на один вечер побыть нормальным учеником, но это невозможно, нам в зал нельзя. Чужие мы! Обидно. Рабочий класс и вдруг чужие.
Обошли всю школу, задняя дверь тоже закрыта. С тоской смотрим через окно на сцену. На столе патефон стоит, пластинка крутится, вальс! И всё это не для нас.
От заднего крыльца через школьный сад к клубу ведёт тропинка. По ней мы ночью после занятий в клуб ходим. Доходишь до высокого глухого забора, в нём дыра, пролезаешь через эту дыру и вот уже стоишь прям перед клубом. Выставляешь окно, лезешь в клуб и скорей за биллиард. Обратно тем же путём. Домой в три ночи уходили.
Пошли в клуб, в клубе – никого. Темно. А в школе свет и музыка. Но в школу нам нельзя. Ах так! Ну тогда фиг вам, а не вечер. Идём обратно. Вася Дюкарев нашёл кусок проволоки, согнул из него крюк и забросил на провода. Заискрило, один провод перегорел, концы упали на землю, Ваську чуть по голове не задело. Могло бы убить.
Свет в школе потух, музыка замолчала и вдруг тихо так стало. Не успели мы с перепугу перевести дух как слышим рёв. По голосу похоже, что физик наш кричит. Виктор Павлович. Ни разу не слышал, как он кричит. Смотрим, точно, Виктор Павлович на нас летит с огромным дрыном. Все поняли, что надо бежать. Удивляюсь до сих пор, как мы смогли всей толпой быстренько, без всяких задержек проскочить один за другим через ту дыру в заборе.
Товарищеский суд прошёл в клубе. Двое из нас взяли всю вину за содеянное на себя: Васька и Саня Рожков. Им присудили пятнадцать суток. Эти сутки ребята не отсиживали, а отрабатывали в сельсовете. Иду утром на работу, а они уже там дрова колют. Все чурки на мелкие поленья перекололи.