Прошло три года.... Сенины фотографии вошли в моду, его охотно покупали, выставляли и приглашали. Он обзавёлся машиной, квартирой в городе и съездил не один раз за границу. Пообтесался, обнаглел, заматерел. Но уже без Нюси, Катеньки и Кошки. Как-то так само собой случилось.... Он иногда скучал по ним, но новое окружение не давало на этом сосредоточиться, да и Сеня старался от себя прошлого дистанцироваться, а прошлое - это и были Нюся, Катенька и Кошка...(И давайте мы не будем его сильно за это осуждать: положа руку на сердце, чего ещё в похожей ситуации можно было ожидать от простого парня, который никогда в жизни не был по-настоящему сыт? )
Появилась у него и новая Муза - из их же, из местных, но почти на пятнадцать лет моложе, ”знатная шалава”, как однажды прямо сказала Сене его мама - к маме он тоже перестал ездить...
Однако, как бы мы ни пытались, никто не может остановить течение времени, и главные герои нашего рассказа понемногу привыкли и смирились с новой реальностью и каждый зашагал своей дорогой, не оглядываясь и не задавая ненужные вопросы ”что, если бы...” Правда, несмотря на то, что Сени больше рядом не было, Нюся жила одна, работала, воспитывала дочку, откладывала на её будущую учебу деньги, которые Кипелов щедро перечислял на содержание Катеньки, и с грустью думала, что однажды выдаст она свою кровинушку замуж и что тогда с ней, с Нюсей, будет? С Сеней они давно не виделись, хоть до нее и доходили слухи, что он бывает в родных местах, но не один, и всегда его наезды заканчиваются знатной попойкой, на радость местным алкашам и их преданным подругам. Иногда эти мероприятия заканчивались драками, но Сеню успевали вывести невредимым из всех переделок, т.к. Кипелов следил, что бы его подопечного, кроме шалавы, сопровождал ещё и крепкий ассистент. Многие сплетничали, что Сеня или, как его с недавних пор окрестили местные - Папарац, являлся не просто так, а чтобы Нюсе свою крутость показать, ведь это она его из дома выставила, когда, несмотря на появившиеся в семье деньги, невозможно стало терпеть его пьяные творческие выходки: то бабу в дом приведёт, то требует ”фотосессию” средь бела дня устроить, ибо кормильцу стало шибко невмоготу свою физиологическую нужду справить...
В один из регулярных наездов в родные края Сеня, видимо обнаглев окончательно, вступил без всякой причины сначала в словесную, а потом и рукопашную стычку с бывшим ухажёром своей нынешней сожительницы думая, что это как обычно сойдёт ему с рук. Наутро проспался, отмылся, и пошёл по околицам шататься, на свою беду один, без ассистента.
Нюся в тот день была на работе, а Катенька в школе - все, как всегда, только в середине урока в класс ворвался мальчишка-сосед с криком :”Там Катькиного Папу Рацу убили!!!!”- и побежал дальше народ собирать и дорогу показывать. За ним рванули все кто услышал новость, в последовательности, с которой эта новость распространялась по селу: сначала дети из школы, потом фельдшер и участковый, местный фермер, бывшие Сенины сослуживцы, и, наконец , задыхающаяся Нюся, которая ещё издалека увидела Катеньку, лежащую на земле рядом с отцом и совсем не по-детски голосящую: ”Папочка, не умирай!” Перепуганные дети стояли рядом, а подоспевший участковый уже посылал кого-то за машиной. Нюся бросилась к дочке, подняла, прижала к себе, что-то шептала, уговаривала, целовала испачканные землей и кровью волосы, с надеждой смотрела на суетящуюся вокруг Сени фельдшерицу и не могла, ну никак не могла взглянуть на изуродованное лицо своего все ещё мужа, ибо сама мысль о том, что вот это, валяющееся на истоптанной траве искалеченное человеческое тело принадлежит когда-то горячо любимому Сенечке, казалась настолько нелепой, что Нюсино сознание просто отказывалось во всем этом учавствовать. Нет, она не упала в обморок, не заплакала, не зашлась в истерике, нет - Нюся просто делала то, что надо было делать: успокаивала дочку, крикнула бабам, чтобы увели ребятню и наблюдала за участковым, который почему-то очень медленно ( так ей потом вспоминалось) подошёл к ней, что-то сказал, она не услышала что, и он почему-то встряхнул её и крикнул:”Он жив! Нюся, ты меня слышишь? Он живой! Беги в дом, соберись, в больницу поедем. ”
Потом все происходило быстро, незначительно: её усадили в чью-то машину, что-то ей говорили, куда-то везли, а ей хотелось только одного: быть рядом с Сеней, потому что виделось ей, что сначала лежащая на земле рядом с папой девочка удержала его уходящее дыхание, а теперь только она одна, Нюся, может спасти его жизнь.
Ее память пропустила восемь часов операции; потом уже ей сказали, что на их счастье в больницу как раз приняли на работу нового хирурга, иначе бы пришлось искать, где оперировать, и Сеня мог не дождаться помощи. Может Нюся в это время спала, а может спала её память, но она точно не помнит, где она ждала, сидела или стояла, ела ли, разговаривала ли с кем-то, был ли вообще этот кто-то рядом, а если и был, то кто? Потом уже после операции, когда врач вышел и сказал, что есть надежда, она обнаружила возле себя Катеньку и с ней (подумать только!) Кошку в большой хозяйственной сумке. Их привёз Толик - их и передачу, которую собрали всем миром, как будто Сеня мог сразу после операционной есть. Кто-то даже всунул бутылку самогона, которую тут же передали санитарке, чтобы сама разобралась, себе оставить или кого подмазать надо...
Катенька, а в большей степени Кошка, вернули Нюсю к жизни: ”Кто в доме на хозяйстве остался?”. Толик заверил, что его дети с Надюшкой справляются с обоими домами, да и он возвращается, ребёнка с Кошкой забирает, а Нюся может спокойно оставаться - на работе уже с отпуском договорились.
Сеня был тяжелый, без сознания, новый хирург Алексей Дмитриевич и Главврач ( уже давно на пенсии, да кто работать будет?) Самуил Маркович по очереди его наблюдали и настолько привыкли к Нюсиному присутствию, что почти её не замечали. Да и она старалась никому не мешать, лишь бы не лишили возможности за Сеней ухаживатель. Ванька Кипелов пару раз попробовал сунуться, да Нюся потребовала никого к больному не подпускать, но в душе была ему благодарна, что подсуетился, и к Сене привезли всех возможных ”светил”, которых только в области отыскать смогли. Прогнозы были противоречивы, Нюся подозревала, что они зависели от количества полученных денег, не верила никому и по ночам украдкой плакала; особенно плохо было после подслушанного разговора медсестёр:
- Чего они с этим Папарацам носятся? Не жилец ведь.
- Да пока бабло будет, будут носиться, а потом, кроме нашего Марковича, всем станет не до него, а у Марковича средств в больнице не хватит такого тяжелого выходить...
Спать Нюся в ту ночь не могла, под утро отправила ночную сестру отдохнуть:
- Иди, иди, если что - позову...
Сама навела порядок, где смогла, в соседние палаты заглянула, не нужно ли чего, прибрала за Сеней и присела рядом в надежде уловить хоть некий намёк на улучшение и поделиться новостями прошедшего вечера и наступающего дня, как делала каждое утро перед процедурами и обходом:
- Вот и утро, Сенечка, ночь хорошо прошла, сёстры говорили, я сама слышала, что тебе ещё чуть-чуть потерпеть, и ты на поправку пойдёшь. А я думаю, что ты уже на поправку идёшь, - я же лучше тебя знаю: помнишь, ты ногу сломал в молодости, доктор говорил месяца два ходить не сможешь, а ты уже через месяц на ноги стал... А ещё они говорили, что лучше тебя фотографа не найдёшь, что ты талант, знаменитость, одна даже сказала, что хочет заказать тебя на свадьбу дочери, а Толик, он тоже тут был, обозвал её деревней, мол наш Семён Владимирович ( это он тебя так) до съёмок свадеб не опускается. Но я не очень понимаю, что в этом плохого, по правде говоря, лучше бы ты свадьбы снимал, глядишь, сейчас здоров был бы. А Толик вообще оказался молодцом: пока тебя дома нет, он нам очень помогает: и по хозяйству, и в больницу мотается, - считай, все время рядом. И насчёт тех фотографий, с которых все началось, из Турции, он мне объяснил. Сказал, что это ты во мне красоту, грацию кошки увидел, и захотел с миром поделиться, соединив меня с природой, вот так прямо и сказал, уж не знаю, где он это выкопал, скорее всего, где-то услышал, про тебя много пишут и говорят... Ещё добавил, что меня вообще можно и в стиле ”ню” снимать, я потом узнала, что это такое, долго смеялась, и запретила ему про стиль ”ню” при мне говорить...
- Б....
Нюся не сразу обратила внимание на странный звук, исходящий от Сени, она даже не сразу поняла, что звук как-то с ним связан, а когда поняла, поддалась к нему, вскрикнула:
- Что?!!!! Что, Сеня, Сенечка, что?
- Б..Б****ь, - прохрипел Сеня
- Что??? ...Ой... Родненький ... очнулся... Скорей, скорей, кто-нибудь, он очнулся, - закричала что есть силы Нюся, выскочила из палаты, бросилась навстречу идущим с обходом докторам - Скорее, Алексей Дмитрич, миленький, скорее, Сеня очнулся, он Б****ь сказал!!!
Все замерли, посмотрели с удивлением на Нюсю, доктор обернулся на Главврача, сказал что-то непонятно-вопросительно. Медсестра шепотом перевела :”Бред?”
- Да что же Вы так, как же бред, если он меня так назвал, он к Толику, соседу ревнует? - возмущённо вскричала Нюся, - да идёмте же скорее, Вы ему там нужны, скорее, Самуил Макарович, да что ж Вы-то молчите, какой же бред, - причитала Нюся, входя в палату за врачами.
Нюсю из палаты выставили , долго совещались, послали ещё за кем-то, потом медсестры туда-сюда забегали, вызвали Нюсю в ординаторскую и попросили подробно передать события утра. Рассказывать было особо нечего, в свои монологи у Сениной кровати она не хотела никого посвящать, но на все вопросы ответила подробно, и в самом конце, то ли от смущения, то ли от обиды, подняла глаза на хирурга и твёрдо сказала:
- Я его жена, доктор, и могу разобраться, когда мой человек бредит, а когда он со мной нормально разговаривает. Сеня очнулся, как это подтвердить - уж Ваша забота. Разрешите мне теперь к мужу вернуться, если больше вопросов нет, я ему рядом нужна.
- Иди, иди, Нюся,- сказал Главврач, - ты на нас не обижайся, уж очень неожиданно все, и Алексей наш, Дмитриевич, не думал тебя расстраивать, ты же сама видела, сколько он ночей из-за твоего Сени не спал.
- Да он из-за всех не спит, - примирительно пробормотала Нюся и вышла.
Потом Алексей Дмитриевич ещё вернулся в больницу на ночное дежурство и пару раз заглядывал к Сене, по-прежнему не особо обращая внимания на Нюсю. Та его тоже сторонилась, чувствуя неловкость за свою утреннюю резкость, ей, правда, показалось, что он порывался пару раз заговорить, но его отвлекли.
Продолжение http://www.proza.ru/2019/12/27/1507