Это был не первый поход Мирзы-Азарара. В походы он вообще ходил регулярно, начиная с шестнадцати лет, а последние лет десять командовал войском самостоятельно. Он часто смотрел в глаза смерти, но ещё ни разу она не казалась ему столь неотвратимой. Причиной этого чувства были посланцы у его ног.
— Говорите.
Старший среди гонцов — обычный кочевник пустыни — вскинул сухое лицо. Раскосые глаза смотрели на мирзу со страхом. Остальные не рискнули поднять голов.
— Светлейший! Аяз-бек, передал, что несколько караванщиков видели волшебный ковёр и двух чародеев на нём,— быстро заговорил он.— Они летели на Запад, в сторону Кайсиба.
Мирза-Азарар уставился на руины Аль-Амаля, торчащие из песка словно обломки гнилых зубов. Хищный нос и густые брови придавали его лицу злое и хмурое выражение. Пальцы, лежащие на оголовье усыпанной золотом и самоцветами рукояти, нервно сжались.
— Продолжать поиски. Пусть роет землю. Пусть просеивает в пустыне песок!
— Но, светлейший,— застонал гонец утыкаясь лбом в песок под ногами военачальника.— Они летали по-воздуху словно птицы! От них не могло…
— Взять его! — рявкнул мирза,— отрезать уши и нос. А вы...— он обратился к вжавшимся в песок его спутникам.— Передайте Аяз-беку, что если к новой луне он не найдёт царевича и чародея, я сделаю с ним тоже, а потом посажу на кол!
— Они наверняка в Альмадине,— подал голос стоящий за его спиной эмир Кагхар аль Кайсиб.— Мы — здесь, а царевича и чародея сейчас с почётом принимают в моём дворце.
Один из гонцов приподнялся, глянул, как будто хотел что-то сказать, но не рискнул и замер в позе испуганного страуса. Азарар это заметил.
— Ты! Тебе есть, что сказать?
— Альмадин — разграблен, светлейший!
— Что?! — эмир аль Кайсиб опешил. Вытаращив глаза он несколько долгих секунд переваривал сказанное.— Что ты сказал, пёс?! Альмадин… мой Альмадин разграблен?! Кто посмел?!
— Воины перехватили и разбили шайку исайритов. Нескольких взяли в плен. Бек разрешил своим воинам позабавиться с неверными калёным железом, заодно спросить, где те взяли добычу — седельные сумки лопались от серебра и золотой утвари. Под пыткой один из них выкрикнул имя Чёрного Ястреба.
Эмир выругался, призывал кару Алуита на головы неверных. Азарар стоял, скрестив на груди руки и, склонив бритую голову, разглядывал собственные пальцы Овальный светлый сапфир в золотом перстне искрился, как капля росы.
— Как такое могло произойти?!
— Они ночью ворвались в город, сожгли храм, многих убили.
— Мои сады…— стенал Кагхар.— Мой дворец! Что с моим дворцом?!
— Чёрный Ястреб не тронул его.
Азарар не шевелился, но руки его дрогнули. Это можно было угадать по блеску сапфира на пальце. Он кинул на гонца внимательный взгляд из-под хмурых бровей.
— Они овладели городом, но не пытались овладеть казной?
— Нет, светлейший!
«Дерзкий разбойник получает во власть целый город, но уходит,— подумал Азарар. — Уходит, схватив первое, что попало!»
— Какое горе! — стенал обездоленный эмир.— Алуит, за что ты покарал меня?! Мой Альмадин… Вай-уляй!
«Ты, веришь? — продолжая размышления, спросил сам себя Азарар и сам же ответил.— Не верю! Разве, что…»
В голову его внезапно пришла догадка. Чёрный Ястреб знал когда нападать и ушёл, потому, что получил больше чем рассчитывал. Пленник царских кровей! Выкуп десятикратно превысит дань с любого города, а на род Саффир-Шаха падёт тень позора.
Азарар ощутил, как зашевелились волосы у него на плечах.
Это он отпустил царевича в самостоятельный рейд. Это с него спросит шах…
Стало трудно дышать. Горло сжалось, словно его уже душила шёлковая удавка. Мирза захрипел, ослабил узорчатый воротник. Медленно повернулся.
Он находился на городской площади, окруженной прокаленными солнцем руинами. Увидел торчащий из песка гнилой зуб разрушенного акведука; воинов, несущих стражу; сотни рабов, снующих, как муравьи, таскающих корзины полные песка и камней. Услышал рявканье трубы с вершины храмовой пирамиды.
У него под рукой великая сила, но потребуется, ни один день, чтобы стронуть её на поиски царевича. Потерю золота шах может и простит... но своего племянника — никогда!
Он покосился на эмира, маленького вощёного человечка, с круглым лицом-репкой, такого же цвета и завитой кольцами бородой. Сабля из булатной стали на поясе выглядела скорее как вынужденное дополнение, чем привычный атрибут. При всём глупом виде этот человек правитель обширного оазиса, четырех городов и не менее сотни кишлаков. Стоит ему послать стрелу и на его зов явится сотня вождей со своими воинами.
— Кагхар-ока, вы, кажется, взяли с собой клетку почтовых голубей? Отправьте весть своим бекам и пиррам, чтобы те немедленно шли со своими отрядами в Альмадин. Напишите наместникам Альямина и Кушанта, пусть заготавливают провиант...
— Поймаем разбойников и спустим с них шкуры! — оживился Кагхар.— Я возьму сотню своих всадников и к следующему месяцу, увидите, вернусь с головой Чёрного ястреба у седла! Я…
— Вы останетесь здесь,— жёстко осадил Азарар.
«Я ещё не столь отчаян, чтобы доверить судьбу в руки глупца!»
— Кто-то же должен охранять раскопки и следить за подвозом припасов? — добавил он мягче.— Именем шаханшаха, с разбойниками разберусь я. Мне потребуются всадники ваших табилов[1] и воины гарнизонов Альямина и Кушанта.
— Эй, там! — он обернулся к слугам.— Позовите мне того, кто сейчас командует сафуадами! Несите калям и чернила!
___________________________
[1] вассалы